Но дело не только в нехватке отечественного рабочего опыта. Многие производства запускались столь несинхронно, что немалая их часть поначалу работала впустую. Так, легендарная ДнепроГЭС в первые годы работы оказалась загружена лишь на седьмую долю проектной мощности: ещё только строились новейшие мощные заводы, для чьего энергоснабжения создана одна из лучших и совершеннейших гидроэлектростанций тогдашнего мира. Ярчайший пример ошибок централизованного планирования?
Строительство в те годы уже изрядно механизировано. Наиэффективнейшее оборудование – с электроприводом. Если бы ДнепроГЭС строили одновременно с заводами, потребляющими её энергию, само их строительство заняло бы куда больше времени, да и обошлось бы заметно дороже. Если смотреть с поста директора ГЭС – она и впрямь несколько лет работала неэффективно. Если же исследовать весь производственный комплекс, созданный у днепровских порогов – распределение сроков приходится признать оптимальным.
Аналогичный анализ других больших производственных комплексов показывает: значительная часть подобных рассогласований – кажущаяся, фактически же оптимизирующая какие-нибудь существенные аспекты строительства комплекса в целом. Советские планы составляли мастера.
И выполняли – тоже мастера. Многие годы я думал: единственная советская пятилетка, исполненная по всем ключевым показателям – восьмая (1966–70), косыгинская. Только недавно узнал: планы составлялись в двух вариантах – отправном и оптимальном. Отправные – рассчитанные на худший случай – выполнялись всегда, кроме разве что военных лет. А вот оптимальные – осуществимые только при наиблагоприятнейшем стечении обстоятельств – лишь указывали, что делать с результатами непредвиденного везения.
Вроде бы печальный опыт долгостроя первых двух пятилеток не помешал в третьей – начавшейся в 1938-м – также наплодить немало новостроечных площадок. Прежде всего – в новых промышленных районах: Урал, Сибирь, Средняя Азия… Тоже омертвление средств? Ан нет: в 1941-м именно на эти площадки эвакуировались – порою прямо из-под носа немцев – многие тысячи промышленных предприятий. И уже в начале 1942-го наше оборонное производство приблизилось к довоенному уровню, а к концу года – существенно превзошло и наши довоенные возможности, и промышленность Германии со всей подмятой под неё континентальной Европой.
План эвакуации был детально расписан загодя. Вопреки расхожим легендам Хрущёва, страна тщательно готовилась к битве с Объединённой Европой – ещё когда на роль объединителя претендовала не Германия, а традиционно конкурирующая с нами Великобритания. В конечном счёте – как и положено по военной (да и мирной) науке – верная стратегия СССР (и военная, и прежде всего экономическая) превозмогла все чудеса легендарной немецкой тактики.
Увы, после Иосифа Виссарионовича Джугашвили грамотные стратеги нашей страной не руководили (а многие – начиная с великого тактика Лейбы Давидовича Бронштейна – и ему в этом даре отказывают). Вспомним хотя бы развиваемую с 1974-го – с подачи идеологического отдела ЦК КПСС во главе с Михаилом Андреевичем Сусловым – закупку всего недостающего за рубежом на нефтедоллары вместо развития новых технологий. А раз уж на самом верху тонули в тактических мелочах – на низовых уровнях управления и подавно решали текущие задачи. В частности, обеспечивали высокий фонд зарплаты. Даже если конкретный долгострой (не говоря уж о положении отрасли в целом) никак не способствовал стратегическому продвижению.
В пьесе Шуни Исааковича Гельмана (отца модного либерального галериста) «Протокол одного заседания» бригада строителей отказывается от квартальной премии, убедившись: реальный трудовой энтузиазм группы никоим образом не способствовал успеху работы в целом, а перевыполнение плана обеспечено всего лишь его предварительной необоснованной корректировкой. Начальника планового отдела строительного треста – не вполне положительного персонажа (вполне отрицательные случаются только в романтике, но не в реализме) – по ходу пьесы упрекают за фразу «Я перед трестом отчитываюсь за каждый квартал в отдельности, а не за всю жизнь сразу». Нынче такое поведение – норма, общепринятая у эффективных менеджеров, и впрямь ежеквартально (в лучшем случае – как политики – раз в 2–4 года) отчитывающихся перед фактическими (и что ещё важнее, потенциальными) акционерами.
Уинстон Леонард Рэндолфович Спенсёр Чёрчилл сказал: политический деятель думает о следующих выборах, государственный – о следующих поколениях. Современный рынок ценных бумаг, рассчитанный в основном на массового инвестора, заведомо некомпетентного в бизнесе, чьи акции его интересуют (в том числе и представительная демократия, рассчитанная на столь же заведомо некомпетентного рядового гражданина, инвестирующего собственный голос даже не в сами государственные решения, а всего лишь в лиц, наделяемых правом соучастия в принятии решений), весьма способствует вытеснению государственных деятелей политическими. Хорошо ещё, что семейный бизнес (в том числе и наследственная монархия) не вполне исключает приход во власть честного, разумного и дальновидного руководителя.
Пленных не брать
[65]
Приказ «Пленных не брать!» неизменно рассматривается как свидетельство наивысшей возможной степени ожесточения командира – да и самих бойцов: далеко не всякому под силу обрушить удар на руки, поднятые в общепонятном жесте безнадёжной сдачи на милость победителя. Но военная теория осуждает сие крайнее деяние не столько за выход из рамок, сформированных за тысячелетия развития цивилизации (с тех самых пор, как производительность труда выросла настолько, что человек смог кормить не только себя самого, и стало выгодно не убивать поверженных врагов, а обращать их в рабство), сколько по простой прагматической причине. Боец, попавший в безвыходное положение, может (а в некоторых армиях при определённых обстоятельствах даже должен) сдаться – и тем самым облегчит задачу победителей. Если же он знает, что при любом своём поведении будет убит – он будет драться с мужеством отчаяния, до последней капли своей (а если очень повезёт – то чужой) крови.
Угроза «в случае сопротивления в плен брать не будем» иной раз сама по себе способна побудить противника к полному отказу от сопротивления. В романе «Эра милосердия» и фильме «Место встречи изменить нельзя» Глеб Егорович Жеглов именно таким способом принудил банду «Чёрная кошка» сдаться. Но коль скоро пугающие слова не подействовали в нужном нападающему направлении – он может быть уверен, что встретит сопротивление куда более ожесточённое, нежели если бы сам не пытался ожесточить своё войско.
Верная смерть иной раз грозит не только воинам, чей противник решил пленных не брать. Первый, документально известный афинский законодатель Драконт составил в 621-м году до нашей эры кодекс, предусматривающий за любое преступление одно и то же наказание – смерть. По античной легенде, Драконт объяснил: «Я счёл даже малое нарушение закона достойным столь строгой кары, а для большего нарушения не нашёл кары ещё строжайшей».
Результат превзошёл все ожидания – хотя был предсказуемо логичен. Дотоле мелкий воришка или уличный хулиган мог ожидать публичной порки, отсидки в тюрьме (даже лучшие камеры той эпохи пострашней любого нынешнего карцера) или в худшем случае чего-нибудь вроде доселе принятого мусульманским законодательством отсечения согрешившей руки. Теперь же – перед лицом неизбежной смерти – стало бессмысленно воздерживаться от деяний пострашнее, кои в старое время карались столь же сурово, как и по новому закону. Афины охватила невиданная дотоле волна насилия, разбоя, убийств.
Естественно, кодекс Драконта продержался недолго. Уже в 594-м году до нашей эры Солон отменил большинство его законов, сохранив смертную казнь лишь за убийство. Именно Солон – а не Драконт! – вошёл в классический перечень семерых греческих мудрецов, чьи изречения были записаны в Дельфийском храме Аполлона: от Солона там слова «Познай самого себя» (для справки – остальные изречения таковы: Биас – «Большинство людей дурные»; Хилон – «Будь предусмотрителен»; Клеовул – «Соблюдай во всём меру»; Периандр – «Всё обдумывай»; Питтак – «Замечай удобное время»; Фалес – «Поручительство приносит заботу»). От Драконта же осталось разве что расхожее выражение «драконовские законы».
Увы, человечество издревле освоило нехитрое искусство многократно наступать на одни и те же грабли. Бессмысленно жестокие законы издавались ещё много раз. Одна из эпох драконствования оставила в английском фольклоре поговорку: «Если тебя повесят за овцу – почему бы не украсть ещё и ягнёнка?» Впрочем, за кражу ягнёнка тогда тоже вешали.
Кстати о повешении. Под конец жизни, устав от непрестанной борьбы со всевозможными формами казнокрадства, Пётр I Алексеевич Романов решил издать указ простого содержания: кто украдёт достаточно для покупки верёвки – на этой верёвке и будет повешен. Генерал-прокурор (с 1722-го, когда сама эта должность недрёманого государева ока впервые возникла) граф Павел Иванович Ягужинский предупредил: в случае полного воплощения указа в жизнь император останется вовсе без подданных. Он, конечно, несколько преувеличил: скажем, среди крестьян мало кто располагал технической возможностью хищения государственного имущества. Но бывший денщик (Пётр многих своих ближайших сподвижников провёл через эту должность, где мог изучить их в мельчайших личных деталях) если даже не знал историю драконтова кодекса, то по крайней мере инстинктивно почувствовал неизбежное последствие избыточной свирепости. Вступи указ и впрямь в силу – выражение «не по чину берёшь» стало бы едва ли не самым расхожим: коли уж всё равно погибать – отчего бы не гульнуть предсмертно!
Кстати о повешении. Под конец жизни, устав от непрестанной борьбы со всевозможными формами казнокрадства, Пётр I Алексеевич Романов решил издать указ простого содержания: кто украдёт достаточно для покупки верёвки – на этой верёвке и будет повешен. Генерал-прокурор (с 1722-го, когда сама эта должность недрёманого государева ока впервые возникла) граф Павел Иванович Ягужинский предупредил: в случае полного воплощения указа в жизнь император останется вовсе без подданных. Он, конечно, несколько преувеличил: скажем, среди крестьян мало кто располагал технической возможностью хищения государственного имущества. Но бывший денщик (Пётр многих своих ближайших сподвижников провёл через эту должность, где мог изучить их в мельчайших личных деталях) если даже не знал историю драконтова кодекса, то по крайней мере инстинктивно почувствовал неизбежное последствие избыточной свирепости. Вступи указ и впрямь в силу – выражение «не по чину берёшь» стало бы едва ли не самым расхожим: коли уж всё равно погибать – отчего бы не гульнуть предсмертно!
После Петра Великого имперское уголовное законодательство претерпело немало изменений. В основном – в сторону смягчения. И не только вследствие общего совершенствования нравов. Слишком уж очевидны новым законодателям последствия положения, кратко и красочно описанного рязанским, а впоследствии тверским, вице-губернатором Михаилом Евграфовичем Салтыковым (более известным как писатель Н. Щедрин): «Свирепость законов российских умягчается единственно необязательностью соблюдения оных».
Советская эпоха ознаменовалась жутчайшим всплеском жестокости (не только со стороны большевиков – их конкуренты вроде анархистов и оппоненты вроде конституционных демократов и монархистов свирепствовали не меньше: Гражданская война была начата вовсе не большевиками – желающих пострелять в ближнего своего ради приведения его к единомыслию хватает под всеми флагами во всех народах во все эпохи). 1937-й год у всех на слуху только потому, что под нож мясорубки впервые попали многие из тех, кто в предыдущие два десятилетия старательно её раскручивал. Основная масса жертв большевизма – в том числе и жертв его юридического инструмента – случилась не после, а задолго до прославленной даты. Общеуголовное же законодательство и практика его применения как раз с того года начали изрядно смягчаться. Скажем, печально знаменитый «закон о трёх колосках» почти вышел из употребления. Ибо провоцировал крестьянина, с голодухи подобравшего эти самые колоски на колхозном поле, заодно и в общий амбар залезть.
Смертная казнь ныне понемногу выводится из употребления. Не в последнюю очередь потому, что преступнику, чьи деяния под неё подпадают, терять уже нечего, и он готов убивать всякого, кто попытается его задержать, кто в принципе может на него донести, кто может его опознать…
Нынешняя замена смертной казни – пожизненное заключение – также не имеет промежуточных степеней. И хроника спецтюрем для исполнения этого наказания (вроде печально знаменитого «Белого лебедя» изобилует жуткими кадрами: преступника водят по коридорам в уродливо неудобных позах, в них же удерживают во время обыска, даже обед в дверное окошечко передают лишь после того, как обитатель камеры отойдёт в дальний угол и станет враскоряку лицом к стене… Всё это – не дань жестокости тюремщиков, а необходимый элемент техники безопасности: пожизненнику терять нечего, а потому надо физически исключить всякую возможность его нападения на окружающих.
Возможностью казнить и миловать располагает не только государство. Нынче во многих коммерческих структурах возрождается практика, весьма популярная в XIX веке: штрафы за нарушения (от опоздания на работу до ошибки при раскладывании товара). Мало кто из управленцев задумывается, почему столь естественная – да ещё и весьма выгодная – мера наказания вышла из массового употребления. В лучшем случае вспоминают слышанные в советские времена рассказы о росте могучего влияния рабочего движения по мере формирования авангарда трудящихся – коммунистической партии. Между тем всё куда проще. Когда штрафы снижают реальную зарплату до уровня, не соответствующего психологически приемлемой норме, любой начнёт работать спустя рукава: ведь дальнейшее падение не приведёт к качественным изменениям благосостояния. А то и уволится с отчаяния: не пропадать же с голоду – лучше хоть на пособие по безработице сесть.
Наказание должно быть соразмерно вине, да ещё и стимулировать возврат к законопослушанию. И законодателю, и менеджеру верно дозировать тяжело. Но необходимо. А то и бизнес захиреет, и государство развалится.
Часть 3. Политические скелеты
Нефть – кровь политики
[66]
Мир стоит на трёх китах – веществе, энергии, информации. Из вещества он слагается, энергией движется, информацией направляется.
О роли вещества в нашей жизни много и ярко говорят противники экспорта сырья и купли-продажи земли. Впрочем, о распродаже народного добра кричат чаще всего из страха, что добро это попадёт в руки, способные использовать его эффективнее.
Ведь высокая цена информирует: кто-то может извлечь из товара наибольшую пользу. Для себя и тем самым для общества, частью которого является. Так что свободное движение денег – основного в хозяйстве носителя информации – нацелено на повышение эффективности. И общества, пытающиеся этому движению помешать, живут если и долго, то тоскливо: яркий пример – СССР при коммунистах. Не зря говорят: «Деньги – кровь экономики».
Но даже зная, куда двигаться, надо иметь для этого движения энергию. Далеко не все её источники одинаково удобны. В нынешней технике легче всего использовать ископаемые энергоносители. А всем находящимся в земле желают распоряжаться те, кто взял на себя тяжкий, но такой приятный труд – командовать землёю и всеми нами, на ней живущими. Так что нефть – кровь политики.
И льют её не только скважины Самотлора и Абу-Даби. Но и тела, которыми прикрываются хозяева – или желающие стать хозяевами – этих скважин…
Война – всегда дело грязное. И осуждённое всем цивилизованным обществом. Что, впрочем, не мешает воевать менее цивилизованным. Некоторые войны тянутся годами. Сомали – Эфиопия, например… Восемь лет Ирак воевал с Ираном, и никого это не волновало. Почему же нападение Ирака на Кувейт весь мир встретил в штыки?
Ирак и Иран, воюя, торговать нефтью не прекращали. Наоборот, продавали её так много, что изрядно сбили мировую цену. Ведь войне нужны техника, боеприпасы, продовольствие, лекарства – то есть большие деньги. Так что эта война энергоснабжению Европы и Америки не угрожала.
А вот захват Кувейта больших расходов от Ирака не требовал. Зато позволил непредсказуемо взбалмошному Саддаму Хусейну взять под контроль основной источник энергоснабжения Запада. Не только сам Кувейт. Выйдя к Персидскому заливу, Ирак угрожал всем танкерным перевозкам в этой мировой бензоколонке.
Конечно, Саддам вполне заслужил всего полученного во время «Бури в пустыне». И даже гораздо большего. Но он далеко не единственный правитель, с нетерпением ожидаемый в тюрьме. Просто посягнул на святое – нефть…
Экономику СССР формировали три основных комплекса – аграрно-промышленный, военно-промышленный и топливно-энергетический. Всё остальное только обслуживало их, не претендуя на самостоятельную важность. Собственно, АПК и ТЭК тоже лишь обслуживали ВПК, но были достаточно велики, чтобы с ними как-то считались.
АПК единство Союза безразлично – ни технология сельхозпроизводства, ни сбыт в советских условиях не зависят от масштаба рынка. ВПК – единая общесоюзная технологическая структура – нуждается в Союзе и без него задыхается. А вот ТЭК от нашего единства терпел громадные убытки. Ведь внутрисоюзная цена сырья (включая энергоносители) искусственно многократно занижалась – иначе неэффективность технологий АПК и ВПК привела бы к их полному разорению.
Но если товар на внутрисоюзном рынке гораздо дешевле, чем на мировом – выгодно его продавать прежде всего за границей. А для этого сократить рынок внутренний. И к распаду Союза в немалой степени причастны те, кто учитывал интересы сырьевиков – прежде всего нефтяников…
Впрочем, активничали на ниве разрыва страны нефтяники в первую очередь не богатых тюменских и бакинских промыслов, а бедных галицких. Прикарпатская нефть высокопарафинистая: перерабатывать её трудно, транспортировать почти невозможно. И истощены эти месторождения – уже к началу XX века.
Конечно, самой Галичине этой нефти хватило бы надолго. Но процветания, подобного арабским нефтяным эмиратам, не получалось. Чтобы богатеть, требовалось подчинить Галичине достаточно объёмистый рынок – и исключить попадание на этот рынок любой нефти, кроме галицкой. Поэтому Галичина всегда добивалась объединения с Украиной – и ухода Украины из остальной России. Когда кончилась ночь с 18-го на 22-е, именно галицкие депутаты предложили Верховному совету Украины объявить себя – а заодно и всю вверенную его попечению часть страны – независимыми. И именно Галичина сочинила для коммунистических пропагандистских служб Украины материалы, убедившие большинство народа проголосовать 1991.12.01 за национальное самоубийство, именуемое независимостью…