Сгусток света… нет, молния ударила из пальцев моих рук. Удар пришелся прямиком по металлу. Во все стороны полетела обгоревшая, оплавившаяся от большого жара шрапнель. Повалил черный дым. Молния ударила в дальнюю стену. Осколки, никому не причинив вреда, посыпались на пол арены. В стене образовался дымящийся пролом четырех футов в диаметре. Я едва не угодила в Евангелину.
Рот ее от изумления приоткрылся. Уверена, что у меня вид был не менее дурацким, когда я пялилась на свои руки, не понимая, что, ради всего святого, происходит. Сверху около сотни наиболее влиятельных серебряных задавались тем же вопросом. Подняв голову, я увидела, что все глаза смотрят в мою сторону.
Даже король высунулся из своей ложи. Пламенеющая корона силуэтом вырисовывалась на фоне неба. Кол стоял рядом и смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
— Хранители!
Голос короля был остер как бритва. В нем звучала угроза. В ту же секунду красно-оранжевая форма хранителей замелькала почти в каждой ложе. Элитные стражники ожидали приказа.
Я хорошая воровка, поэтому точно знаю, когда пора уносить ноги. Пора.
Прежде чем король открыл рот, я метнулась мимо опешившей Евангелины и угодила ногами прямиком в опущенный люк в полу.
— Взять ее! — раздалось у меня за спиной.
Я приземлилась в полумраке подпольного помещения. Летающий металл во время выступления Евангелины пробил здешний потолок так, что я могла видеть то, что происходит в Спиральном саду. К моему ужасу, мне почудилось, что арену заливает кровь: хранители в форме посыпались сверху с лож. Все они бросились за мной.
Времени думать не было. Надо было бежать.
Из помещения вел темный пустой туннель. Коробки черных видеокамер наблюдали за тем, как я мчалась во всю прыть, сворачивая в другой коридор, а из него — еще в один. Я чувствовала их, чувствовала, что охотящиеся за мной хранители уже близко.
«Беги, — повторяла я про себя. — Беги. Беги. Беги».
Я должна найти дверь, окно, что-нибудь, лишь бы отсюда вырваться. Если я вырвусь из дворца, доберусь до рынка, то у меня может появиться шанс.
Первая лестница, на которую я наткнулась, вывела меня в длинный, увешанный зеркалами коридор. Но и тут оказались видеокамеры, притаившиеся в углах под потолком подобно гигантским черным жукам.
Пуля просвистела у меня над головой. Я пригнулась. Двое хранителей в «пылающей» одежде, выбив зеркало, выскочили в коридор и нацелили на меня свои винтовки.
«Они не лучше наших стражников, — мысленно заверила я себя. — Такие же неуклюжие и не знают тебя. Они понятия не имеют, на что ты способна».
Я сама не знаю, на что способна.
Хранители думали, что я побегу, поэтому я поступила вопреки их ожиданиям. Их винтовки — большие и смертоносные, но очень уж громоздкие. Прежде чем хранители изготовились к стрельбе, я, упав на колени, проехалась по гладкому, скользкому мраморному полу между двумя великанами. Один крикнул что-то мне вслед. От вибраций его голоса еще одно зеркало разлетелось, осыпав все вокруг осколками. Ко времени, когда увальни смогли остановиться и развернуться, я уже мчалась от них прочь.
Когда я добежала до окна, оказалось, что это и благословение, и проклятие для меня. Я резко остановилась перед огромным алмазным стеклом. Вдалеке простирался бескрайний лес, но, чтобы попасть туда, надо было пробиться сквозь непробиваемую преграду.
Итак, ручки, пора вам потрудиться!
Однако ничего, как и следовало ожидать, не произошло, когда мне это так сильно было нужно.
Волна жара настигла меня внезапно. Повернув голову, я увидела приближающуюся красно-оранжевую волну. Хранители меня обнаружили. Вот только волна была горячей, мерцающей и как будто твердой. Огонь. Огонь идет за мной.
Я нервно рассмеялась.
— Великолепно, — слабым голосом затравленной дичи произнесла я.
Развернувшись, я бросилась наутек, но натолкнулась на завесу из черной ткани. Сильные руки схватили меня и удержали, несмотря на все попытки вырваться. «Ударь его! Сожги его!» — звучали вопли в моей голове. Но ничего не случилось. Чудо на этот раз меня не спасло.
Жар поднимался, грозя выжечь воздух в моих легких. Сегодня я уже умудрилась выжить после столкновения с электрическим щитом. Будет глупо испытывать свою судьбу огнем.
Но, судя по всему, меня убьет дым. Черный… густой… удушливый… Взгляд затуманился, а веки отяжелели. До моего слуха долетали крики, топот ног, завывание пламени. Мир потемнел.
— Извини, — послышался голос Кола.
Мне показалось, что я вижу сон.
Глава 8
Я стояла на крыльце и наблюдала за тем, как мама прощается с моим братом Бри. Она плакала, крепко обнимая сына. Шейд и Трами стояли рядом, на подхвате, на случай, если ноги у нее откажут. Я знала, что им тоже хочется расплакаться, броситься обнимать старшего брата, но они сдерживались… ради мамы. Рядом со мной был папа, он ничего не говорил, а разглядывал легионера. Даже в доспехах из стальных пластин и пуленепробиваемой ткани тот казался карликом по сравнению с моим братом. Бри смог бы съесть его на завтрак, но не сделал этого. Он вообще не стал упираться, когда легионер, схватив за руку, потащил его от нас прочь. Тень последовала за ним, расправив свои темные крылья. Мир закружился, и я стала падать вниз.
Я приземлилась прямиком в грязь под нашим домом.
Прошел год. На этот раз мама вцепилась в Трами. Она молила легионера о снисхождении. Шейду пришлось оттянуть ее от брата. Откуда-то доносился плач Гизы. Трами был ее любимцем. Папа и я молчали, стараясь не расплакаться. Тень вернулась. На этот раз она облетела вокруг меня, заслонив собою солнце. Я зажмурилась, надеясь, что тень оставит меня в покое.
Когда я открыла глаза, то оказалась в крепких объятиях Шейда. Прижимаясь к его груди, я часто-часто моргала. Внезапно мое ухо было чем-то ужалено. Я дернула головой. На рубахе брата алело пятнышко крови. Теперь, когда Шейд оставил нам свой прощальный подарок, мне и Гизе вновь пришлось прокалывать уши. Я напортачила и на этот раз. Я вообще всегда портачу. Тень застыла передо мной. Я видела, что она рассержена.
Тень протащила меня мимо череды воспоминаний, все они представляли собой раны, до сих пор кровоточащие. Нет. Это просто кошмары, мои худшие ночные кошмары!
Новый мир возник передо мной. Мрачный пейзаж из пепла и огня. Чоук. Я никогда там не бывала, но слышала достаточно, чтобы понять: это Чоук. Равнина, изрытая воронками от тысяч упавших на нее бомб. В каждой воронке прятались солдаты в грязной форме. Из-за этого воронки со стороны казались кровоточащими ранами. Я плыла мимо солдат, всматриваясь в лица, ища братьев. Дым меня не тревожил. Я была неуязвима для летящих во все стороны осколков.
Первым показался Бри. Стоя в жидкой грязи, он сражался не на жизнь, а на смерть с облаченным в голубой мундир озерщиком. Я хотела ему помочь, но неведомая сила несла меня дальше. Трами склонился над раненым солдатом. Он старался остановить хлещущую из раны кровь. Мне никогда не забыть крики адской боли и страха. И, как в случае с Бри, я не смогла ему помочь.
Шейд был на передовой, впереди самых храбрых солдат. Он стоял на вершине холма, не боясь ни бомб, ни винтовок, ни озерщиков, поджидающих на другой стороне. Шейд даже взглянул в мою сторону и улыбнулся, а потом земля у него под ногами вздыбилась, взлетела в воздух и брат превратился в пепел и дым.
— Нет! — пронзительно крикнула я дыму, еще секунду назад бывшему моим братом.
Пепел обрел очертания тени. Тень окутала меня тьмой, пока волна воспоминаний вновь не нахлынула на меня. Приближающаяся отправка Килорна на войну. Рука Гизы. Папа, вернувшийся домой наполовину мертвым. Все завертелось у меня перед глазами, превратилось в яркий калейдоскоп. От этого глазам стало больно. Что-то не так. Воспоминания замелькали, стремясь к детству, словно я пересматривала собственную жизнь в обратном порядке. А потом перед моими глазами проплыли сцены, которые я просто не могла помнить: впервые я вижу новорожденную Гизу… Я учусь ходить… Мои маленькие братья передают меня из рук на руки, а мама на них покрикивает… Это просто невозможно.
— Невозможно, — вторила мне тень.
Голос прозвучал настолько громко и неприятно, что я испугалась, не треснет ли мой череп. Упав на колени, я ударилась обо что-то твердое… бетон.
А потом все исчезло: мои братья, мои родители, моя сестра, мои воспоминания, мои кошмары. Все исчезло… Бетонный пол и стальные прутья по сторонам. Клетка.
Я с трудом поднялась на ноги. Одной рукой я держалась за свою раскалывающуюся от боли голову. Постепенно окружающая обстановка приняла более четкие очертания. Палец указывал на меня, а его обладательница стояла по другую сторону от прутьев. На ее голове сверкала корона.
Я с трудом поднялась на ноги. Одной рукой я держалась за свою раскалывающуюся от боли голову. Постепенно окружающая обстановка приняла более четкие очертания. Палец указывал на меня, а его обладательница стояла по другую сторону от прутьев. На ее голове сверкала корона.
— Я бы поклонилась, но боюсь не устоять на ногах, — сказала я королеве Эларе и тотчас пожалела о своих словах.
Она из серебряных. Я не имею права заговаривать с ней первой. В ее власти заключить меня в темницу, морить голодом и наказать так, как она посчитает нужным, не только меня лично, но и всю нашу семью.
«Нет, — цепенея от ужаса, подумала я. — Она королева и может просто убить всех нас».
Но оскорбленной королева Элара не казалась. На ее губах играла самодовольная улыбка. На меня накатилась волна тошноты и слабости, так что мне пришлось упасть на колени и пригнуться к полу.
— Будем считать, что ты мне поклонилась, — мягким голосом произнесла она.
Королеву явно забавляло наблюдение за моими страданиями.
Поборов тошноту, я схватилась рукой за прутья решетки. Металл был холодным на ощупь.
— Что вы со мной сделали?
— Ничего особенного, — ответила королева, а потом, протянув руку, коснулась пальцем моего виска.
Боль от ее прикосновения утроилась. Ноги подкосились, и я, потеряв равновесие, ударилась о прутья решетки. Я едва не потеряла сознание, но все же не упала.
— Это для того, чтобы удержать тебя от разных глупостей.
Слезы начали жечь мне глаза, но я их отогнала.
— Чтобы я ходить не могла? — с трудом промолвила я.
Из-за боли я больше не думала о вежливости. По крайней мере я не осыпала королеву потоком отборной брани. Ради Бога, Мара Барроу, придержи свой язычок.
— Я имею в виду твои игры с электричеством, — гаркнула на меня королева.
Боль схлынула, и я смогла самостоятельно добраться до металлической скамьи и сесть. Прислонившись головой к холодному камню стены, я задумалась. Игры с электричеством.
Память возвращалась ко мне отдельными фрагментами запутанной головоломки. Евангелина… Электрический щит… Искры… Я… Невозможно.
— Ты не серебряная. Твои родители — красные. Ты сама — красная. У тебя красная кровь, — разглагольствовала королева, прохаживаясь вдоль прутьев решетки. — Ты чудо, Мара Барроу. Такой, как ты, вообще не должно быть на свете. Я не могу тебя понять, хотя все о тебе узнала.
— Вы? — визгливо вскрикнула я и вновь схватилась за раскалывающуюся от боли голову. — Это вы рылись в моих воспоминаниях… кошмарах?
— Страхи человека много о нем говорят, — сказала мне королева с таким видом, словно считала меня полной дурой. — Я должна была узнать, с чем мы имеем дело.
— Я не «что».
— Мы еще посмотрим, что ты из себя представляешь. В любом случае такая маленькая самоуверенная девчонка с молнией, как ты, должна зарубить себе на носу… — прижавшись лицом к стальным прутьям, прошипела королева Элара.
Внезапно мои ноги онемели, утратили чувствительность, будто я их отсидела, будто меня парализовало. Когда я осознала, что не в состоянии пошевелить даже пальцем, меня охватил страх. Таким же никчемным и бесполезным, должно быть, чувствует себя папа. Вот только ноги каким-то чудом подняли меня, и я зашагала к прутьям решетки. На воле королева стояла и моргала. Каждое движение ее век соответствовало моему шагу.
Она — шепчущая… Она со мной забавляется… Когда я подошла достаточно близко, королева обхватила мое лицо своими руками. Я закричала от многократно усилившейся головной боли. Сейчас я бы с радостью согласилась даже отправиться на войну.
— Ты учудила это перед сотнями серебряных… Людей, наделенных властью и влиянием, — зашипела она мне на ухо, обдавая лицо благоухающим дыханием. — Это единственная причина, по которой ты до сих пор жива.
Мои руки сжались в кулаки, и мне очень захотелось шарахнуть по королеве молнией, но не вышло. Элара знала, что я пытаюсь сделать, и рассмеялась мне в лицо. Звезды взорвались у меня перед глазами. Взгляд затуманился. Я только слышала, как шуршит, удаляясь, шелк ее платья. Способность видеть я обрела только затем, чтобы проводить глазами ее фигуру, сворачивающую за угол. В камере я осталась одна. Едва добралась до скамьи и растянулась на ней.
Полное изнеможение. Оно накатывалось на меня волнами, начав с мышц, а затем распространившись и по костям. Я всего лишь человек, а обыкновенные люди не выживают после таких потрясений. С изумлением я вдруг осознала, что на моей руке нет ленты-браслета. Ее сняли. Что все это может означать? Слезы жгли мне глаза, но я сдержалась и не расплакалась. У меня еще осталась гордость.
Я могу справиться со слезами, но не с вопросами, которые не давали мне покоя.
Что со мной будет?
Кто я такая?
Открыв глаза, я увидела стражника. Он стоял и смотрел на меня сквозь прутья решетки. Серебряные пуговицы на форме сверкали в слабом свете, но еще ярче сверкала его лысая голова.
— Вы должны сообщить моей семье, где я, — заявила я, приподнимаясь и садясь на скамье.
«По крайней мере я успела сказать, что люблю их», — подумалось мне.
— Ничего я делать не обязан. Мне приказали отвести вас наверх, — ответил стражник, но без раздражения.
Он был невозмутим, как колонна.
— Переодевайтесь.
Только сейчас я осознала, что на мне — все та же наполовину сгоревшая форменная одежда служанки. Стражник указал на аккуратно сложенную стопку одежды у прутьев решетки, а затем развернулся ко мне спиной, позволяя переодеться без нескромных взглядов.
Одежда была простенькой, но хорошего качества. Ткань оказалась мягче всего, во что я прежде одевалась. Белая рубаха с длинными рукавами и черные штаны, украшенные по бокам одной серебристой полосой. А еще мне достались высокие, до колен, начищенные до блеска сапоги. К чему такая роскошь, я не понимала. Кажется, мое непонимание становится прямо-таки возмутительным.
— Сделано, — проворчала я, с трудом натягивая второй сапог.
Когда я обулась, стражник развернулся. Звяканья ключей я не слышала. Впрочем, и замка нигде заметно не было. Я понятия не имела, как он собирается меня отсюда вытаскивать.
Но вместо того, чтобы открыть какую-нибудь потайную дверцу, стражник дернул рукой, и металлические прутья разошлись в стороны, выпуская меня. Этого следовало ожидать. Тюремщик…
— Магнетон, — взмахнув кистью руки, закончил за меня стражник. — Кстати, девчонка, которую вы едва не поджарили, — моя двоюродная сестра.
Я едва не закашлялась, не зная, что ответить.
— Извините.
Прозвучало это не особо искренне.
— Извиняетесь за то, что промахнулись? — произнес он с легким намеком на юмор. — Евангелина — та еще сучка.
— Семейная черта?
Мой язык произнес это быстрее, чем голова сообразила, что же я ляпнула.
Но вместо того, чтобы ударить меня за дерзость, стражник скривил губы в легкой усмешке.
— Думаю, со временем вы сами разберетесь, — без холодка в глазах заявил он. — Меня, кстати, зовут Лукас Самос. Следуйте за мной.
Само собой, выбора у меня не было.
Стражник вывел меня из камеры и сопроводил вверх по винтовой лестнице. Там меня ожидала дюжина стражников, а то и больше. Не произнеся ни слова, они окружили меня, выстроившись в аккуратное каре, затем двинулись, заставив меня идти вместе с ними. Лукас меня не покинул и теперь шел строевым шагом вместе с другими стражниками. Оружие свое они держали в руках, словно готовились с кем-то сражаться. Интуиция подсказывала, что эти люди собираются защищать отнюдь не меня… Скорее уж других от меня…
Когда наша процессия достигла самых красивых верхних уровней, стеклянные стены, как ни странно, почернели. Тонированное стекло. Я вспомнила, что Гиза рассказывала мне о Чертоге солнца. Алмазное стекло по желанию темнеет, когда хозяева хотят что-то скрыть от подданных. Очевидно, я являюсь тем, что показывать посторонним не стоит.
Я видела, что с окнами тоже что-то происходит, и к механике эти изменения не имеют ни малейшего отношения. Рыжеволосая стражница, появляясь в очередном коридоре, взмахом руки заставляла темнеть стекла окон, создавая в помещении полумрак. Казалось, что на стекла изнутри ложится тень.
— Она теневичка, умеет приглушать свет, — тихо произнес Лукас, заметив мое удивление.
Видеокамеры попадались и здесь. По коже у меня забегали мурашки. Я чувствовала, как в костях начинается электрический зуд. Раньше у меня всегда начинала болеть голова, но на этот раз обошлось. Электрический щит что-то во мне изменил… или, быть может, освободил частичку меня, до тех пор скованную и неосознанную. «Кто я такая?» — эхом раздалось в моей голове настойчивее, чем прежде.
Только минув бесчисленное множество дверей, я ощутила, что чувство давления от электричества угасло. Посторонние глаза меня здесь не увидят. В этом зале могло бы поместиться десять таких домов, в котором живет моя семья, включая сваи. Прямо напротив меня на троне из алмазного стекла, которому придали вид языков пламени, сидел король. Он уставился мне в глаза пронзительным, прожигающим насквозь взглядом. Окно за ним, пропускающее потоки яркого солнечного света, вмиг помрачнело до черноты. Не исключено, что это был последний солнечный свет в моей жизни.