Однажды утром она, сломав сургучную печать на конверте, прочитала послание, в котором говорилось, что «президент, его супруга и семья» приглашаются на ассамблею и бал в честь дня рождения генерала Джорджа Вашингтона в концертном зале 22 февраля. Абигейл дождалась, когда Джон закончит работу за письменным столом, знакомясь с пространным документом казначейства, и вручила ему приглашение.
— Джон, разве правильно приглашать президента и его семью как частных граждан на публичный бал? Почему комитет не посетил тебя и не предложил стать официальным спонсором?
Джон провел пальцем по приглашению.
— Это не нарочно, моя дорогая. Большинство спонсоров — федералисты.
Он взял ручку и написал на приглашении: «Отклоняется».
Сообщение об отклонении приглашения было напечатано в «Авроре» в день бала. Хотя вице-президент Джефферсон также не явился на бал, отказ президента вызвал фурор в газетах. Джон твердо придерживался своей позиции.
Доктор Раш обязал Абигейл оставаться в своей комнате. Каждый полдень он присутствовал при чаепитии, был более чем когда-либо разговорчив, ибо Джон назначил его казначеем Монетного двора Соединенных Штатов. В часы вынужденного безделья Абигейл задумала перенести библиотеку Джона в Куинси из своей столовой в другое место. Она предложила Коттону Тафтсу снять стену между двумя маленькими комнатами и в расширенном таким образом помещении повесить книжные полки, а также пристроить к дому внешнюю лестницу, чтобы курьеры и посетители не бродили по дому.
Все это она держала в тайне от Джона.
Он был занят по горло. В промежутке между уведомлением палаты представителей о возмещении гражданам Соединенных Штатов потерь по договору Джея, направлением в сенат для ратификации договора с Тунисом, посылкой в Конгресс доклада комитета, отвечающего за строительство Вашингтон-Сити, он сумел отыскать более двух тысяч долларов для приобретения фермы, которую Ричард Кранч придерживал для него. Узнав, что Джон переслал наличные средства при посредничестве Коттона Тафтса, Абигейл писала Мэри:
«Хочу сказать тебе слово в порядке совета. То, что вы освободились от фермы, я надеюсь, принесет облегчение, а также выгоду для мистера Кранча, и деньги, вложенные в ценные бумаги, дадут больше дохода, чем земля… Я прошу, чтобы при жизни брата эта сумма не дробилась из-за желания помочь детям. Они молоды и могут легче переносить невзгоды и заботы, чем те, кому уже много лет».
Почти одновременно она узнала, что полковник Уильям возвратился домой к Нэб и пытается уладить со своими кредиторами вопрос о долгах. Вскоре пришло письмо Джона Куинси к государственному секретарю Пикерингу, сообщавшее, что он и его жена устроились в Берлине и не жалеют об утере поста в Лиссабоне.
Абигейл потребовала теплой воды для ванны, надела красивое шерстяное платье и спустилась вниз на обед с Джоном и близкими друзьями.
«Человек скроен из крепкого материала», — думала Абигейл, прислушиваясь к приятному шуму за столом.
Четвертого марта семья Адамс отпраздновала годовщину президентства Джона, В середине обеда Джону принесли первое из нескольких посланий от государственного секретаря. Шифрованные послания поступили от трех комиссаров в Париже. Джон становился все мрачнее, читая расшифрованные отчеты.
— Я не должна знать их содержание? — спокойно спросила Абигейл.
— Не смею сказать тебе. Отчеты видели лишь три секретаря и прокурор. Мой печальный долг в том, чтобы спросить этих четырех джентльменов, должен ли я рекомендовать Конгрессу объявить немедленную войну.
— Войну! Джон, неужели французы так досадили тебе, что ты можешь вопреки всем своим принципам объявить войну?
— Ты увидишь. Я не осмеливаюсь послать эти доклады в Конгресс, опасаясь за жизнь наших посланников. Я не знаю, покинули ли они Париж.
Абигейл открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же замолкла. Она молчала и в последующие дни, а Джон в это время писал резкое послание Конгрессу, от которого его отговаривали секретари. В конечном счете он направил в Конгресс вариант, подготовленный казначеем Уолкоттом, со своими исправлениями. Этот вариант предусматривал оборонительный план «защиты нашего мореходства и торговцев… защиты любой открытой части нашей территории… пополнения наших арсеналов, основания литейных мастерских и военного производства и обеспечения эффективных поступлений, необходимых для оплаты чрезвычайных расходов и пополнения недостающих запасов, нехватка которых может быть вызвана дестабилизацией нашей торговли».
Конгресс, не получивший шифрованных посланий, отказался действовать. Республиканцы в палате представителей потребовали и получили такие послания.
Наступил апрель. Молодое государство сумело наилучшим образом сохранить тайну. Взрыв чувств был тем более яростным, когда страна и Конгресс узнали содержание посланий, узнали, что французский министр иностранных дел Талейран сообщил американским комиссарам, что «Директория крайне огорчена некоторыми частями» речи президента Адамса на специальной сессии Конгресса. Для получения комиссарами аудиенции некоторые части речи должны быть изменены, но, что более важно, чтобы умаслить гордость Талейрана, следует в частном порядке выплатить ему наличными двести пятьдесят тысяч долларов. Соединенные Штаты обязаны также предоставить Франции заем почти в тринадцать миллионов долларов. Эти выплаты сделают возможными дружественные переговоры между конфликтующими странами.
Требование взятки и займа за счет общественных средств — что могло быть еще более сильным оскорблением суверенного государства? Шок был таким, что республиканцам пришлось, грубо говоря, заткнуться. Они надеялись поставить президента в трудное положение, но, когда сенат, в котором преобладали федералисты, настоял на публикации документов, по стране прокатилась волна антифранцузских настроений, она отшатнулась от республиканских лидеров и сплотилась вокруг своего президента.
Наконец-то Джон стал президентом всего народа.
При ослабленной оппозиции растерявшихся республиканцев законопроекты президента Адамса обсуждались и принимались Конгрессом через каждые несколько дней: о постройке двенадцати вооруженных судов; о дополнительных артиллерийских и инженерных полках; об учреждении военно-морского департамента; о возведении дополнительных укреплений; о закупках оружия и боеприпасов; о наборе временной армии; о разрешении военно-морскому флоту захватывать французские суда, вторгающиеся в территориальные воды Соединенных Штатов или задерживающие американские суда.
Скандальное требование взятки дошло до американской общественности как «дело Икс, Игрек, Зет» по той причине, что американские комиссары во Франции просили Джона Адамса не оглашать имена трех неофициальных посыльных Талейрана и он назвал их в своем докладе «Икс, Игрек и Зет».
— «Икс, Игрек, Зет», — прошептала Абигейл, — странный способ написания слова «война».
— Французы почти нанесли мне поражение на выборах девяносто шестого года, — пошутил Джон. — А теперь они превратили меня в глазах моего народа в героя. До этого я никогда не ходил в героях.
— Каково же ощущение?
— Весьма странное по плотности; что-то между бананом и скалой.
6По стране прокатилась такая волна патриотизма, какой не было со дней войны в Массачусетсе: со дней сражений у Конкорда, Лексингтона, Бридс-Хилла. Абигейл была в театре с Сэмюелом Отисом, когда толпа страстно реагировала на новый текст «Марша президента». Абигейл видела из окна второго этажа особняка, как более тысячи молодых людей в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет прошли парадом перед домом президента через десятитысячную толпу, заполнившую улицы.
Президент, одетый в мундир главнокомандующего, принял комитет участников парада в приемном зале; он выслушал волнующие свидетельства лояльности и преданности Союзу. Похожие митинги состоялись во многих городах, в них участвовали молодые люди, готовые сражаться, если Франция объявит войну. Франция стала самой мощной военной державой в Европе. Армия и военно-морской флот Соединенных Штатов все еще существовали лишь на страницах законопроектов Конгресса. Как могло государство с еще не сложившейся военной машиной воевать против победителя Австрии, Италии, Бельгии, Швейцарии и против гения генерала Бонапарта? Ответ звучал в патриотических песнях молодежи под окнами президента.
Правда, находились и стоявшие в стороне. Когда Джон призвал провести 9 мая национальный пост в знак «торжественной скромности, стойкости и молитвы», поступили анонимные письма с угрозами сжечь дотла Филадельфию. Всю ночь отряды легкой кавалерии патрулировали улицы города.
Газета «Бостон кроникл» обвинила президента и его сына в том, что, дескать, они выколотили за два года восемьдесят тысяч долларов из федерального правительства, утверждалось, будто Джон поручил Джону Куинси провести переговоры со Швецией о новом договоре исключительно для того, чтобы предоставить Джону Куинси деньги на новое оборудование и повысить его оклад.
Газета «Бостон кроникл» обвинила президента и его сына в том, что, дескать, они выколотили за два года восемьдесят тысяч долларов из федерального правительства, утверждалось, будто Джон поручил Джону Куинси провести переговоры со Швецией о новом договоре исключительно для того, чтобы предоставить Джону Куинси деньги на новое оборудование и повысить его оклад.
Не молчал и Бен Бах. Он называл президента «слепым, лысым, беззубым, брюзгливым Адамсом».
Волосы Джона на висках поседели. Он носил их длинными, что интересно контрастировало с его густыми, все еще темными бровями над большими уставшими, но по-прежнему внимательными глазами. На его лице почти не было морщин, его нос, рот и подбородок сохраняли прежние четкие очертания; но с возрастом он похудел и у него обозначился второй подбородок. Его фигура изменилась мало: он оставался коренастым, крепко сколоченным мужчиной, от которого исходила огромная внутренняя мощь и физическая сила, он принадлежал к типу не подвластных времени.
Когда спикер палаты представителей объявил, что внушительная непобедимая французская армия, готовившаяся вторгнуться в Англию, направляет свое острие против Америки, особняк президента стал нервным центром страны. Официальные лица правительства появлялись уже в шесть часов утра и продолжали приходить даже после полуночи. Кто работал с Джоном во время завтрака, обеда и чая, получали пищу и напитки. В какую бы комнату ни заходила Абигейл, она видела совещания озабоченных мужчин, собравшихся вокруг стола и изучавших груды бумаг.
Она поняла, почему Марте Вашингтон пришлось три раза заменять мебель за время ее пребывания в доме. Хотя каждый департамент имел свою собственную контору в городе, их руководители собирались теперь здесь. Лидеры сената и палаты представителей приезжали для консультаций до начала заседаний в десять часов и возвращались в четыре часа, чтобы доложить о положении дел с законопроектами, которые Джон считал безотлагательно нужными; они совместно искали пути возвращения из Парижа трех американских посланников, назначения командующих новой создаваемой армии. Генерал Вашингтон, естественно, был первым; шел спор, кто должен быть вторым: Александр Гамильтон, Генри Нокс, Чарлз Котсуорт Пинкни, один из трех комиссаров, связанных с «делом Икс, Игрек, Зет».
Абигейл заметила в одном из списков, составленных рукой Джона, имя полковника Уильяма Смита в качестве помощника генерала. Произошло это поздно ночью, и Джон потирал покрасневшие глаза. Он целыми днями не выходил из дома, даже на прогулку. Он упрямо твердил: «Он хорош для такого поста. Генерал Вашингтон уважает его».
В ту напряженную пору было ощущение некоей схожести с началом революции, когда тори осаждали патриотов. Ныне же тори были чужаками, французами или же профранцузами, направившими свои усилия на подрыв администрации Адамса. В их число входили газеты, возглавлявшиеся «Авророй» Баха и получившие кличку «Галльской фракции». Не было такого преступления, в каком они не обвиняли бы президента Адамса: его объявляли поджигателем войны, ему ставили в вину преступный непотизм, разграбление общественных фондов, создание армии для подавления народа и превращения Соединенных Штатов в монархию, в которой он сам станет королем Джоном I, а супруга — королевой Абигейл.
Члены семьи Адамс жили в отравленной атмосфере заговора и интриг, сопровождавшейся распространением подрывной литературы, проведением тайных собраний, укрывательством, по словам бывшего сенатора от Массачусетса Фишера Амеса, это было подобно тому, как действуют змеи зимой, чтобы заготовить яд.
— Я вроде Чарли, — признался Джон, — тонкокожий.
Если чужестранцы служили каналами, через которые по всей стране распространялся «поток якобинской грязи», то в доме президента не сомневались, кто подстрекал к гибельному заговору с целью разрушить Союз. Это были возглавлявшиеся Томасом Джефферсоном республиканцы. Они вновь восстали против всех мер, способствующих укреплению национальной безопасности; законопроекты по армии, военно-морскому флоту, фортификациям проходили лишь благодаря тому, что федералисты составляли большинство. Президент Адамс утверждал, что без таких мер Соединенные Штаты были бы беззащитны перед лицом вторгающейся французской армии. Стефан Хиггинсон от Массачусетса, исполнявший обязанности министра военно-морского флота, воскликнул:
— В Конгрессе существует злобный и коварный дух, выступающий против всего энергичного и достойного, его требуется подавить или изгнать!
Джон опасался, что многие республиканцы, питающие большую приверженность к Франции, чем к Америке, присоединятся к вторгающейся французской армии, подобно тому как во время борьбы за независимость тори сражались на стороне британцев против патриотов.
В жаркую душную ночь начала июня Джон и Абигейл прогуливались в предрассветном полумраке в заднем садике, шепотом обмениваясь сокровенными мыслями.
— Мы ничего не можем сделать с республиканцами, — сказал Джон, — они — законно избранные представители народа. Мы должны обойти их в идеях и забаллотировать. Но представитель Массачусетса Гаррисон Грей Отис и Роберт Гудлоу Харпер от Южной Каролины правы; мы можем предпринять кое-что в отношении французов и других чужеземцев, которые ведут деятельность по подрыву нашего правительства.
— Предложить им вернуться домой?
— Законопроекты, которые обсуждаются сейчас в Конгрессе и вне его, имеют четыре аспекта. Во-первых, затруднить длительное пребывание в стране, с тем чтобы чужеземцы не стали американскими гражданами. Во-вторых, обеспечить себе право преследовать, подвергать суду и высылать людей, активно ведущих подрывную деятельность. В-третьих, во время войны представить президенту право депортировать иностранных граждан вражеских стран. В-четвертых, предоставить президенту полномочия высылать любого чужеземца, которого он считает опасным для мира и безопасности страны.
— Можно ли добиться принятия такого постановления?
— Да. В Соединенных Штатах существует профранцузская и проанглийская партии; но, как информировал правительство в Париже один французский наблюдатель в Филадельфии, есть также партия, «состоящая из наиболее уважаемых людей. Эта партия, о существовании которой мы даже не подозревали, есть американская партия, любящая свою страну превыше всего, для которой предпочтение либо Франции, либо Англии — явление временное и малозначительное».
— Слава богу! Если французская Директория действительно верит этому, то никогда не будет и попытки вторгнуться в нашу страну. — Абигейл прижалась к Джону, в ночи повеяло первым холодком. — Джон, будет ли война? Не совершат ли наши бывшие союзники то, чего не смогли сделать британцы?
Кризисных ситуаций хватало; опасности для государства переплетались с их личными проблемами. Их давнишний друг в Бостоне доктор Томас Уэлш обанкротился. Семья Уэлш потеряла все до последнего пенса. Мэри Кранч написала в своем письме о ее бедственном положении. Перед выездом из страны Джон Куинси передал доктору Уэлшу свои сбережения с просьбой пустить их в дело. Бедный Джонни! Он жил бережливо, шел на жертвы, самоотверженно экономил; ныне же результаты сурового ведения им домашних дел испарились. К этому надо добавить заработанное в последнее время и потерянное Чарли… Джонни так старался набрать средства, чтобы, вернувшись домой, начать с нуля адвокатскую практику.
Абигейл положила на письменный стол рядом два письма. Первое — от Томми, вызывавшее сочувствие своим трогательным желанием вернуться домой. Не могла бы Абигейл найти ему замену для Берлина? Во втором письме сообщалось ей, что сын доктора Уэлша Томас вот-вот закончит учебу в Гарварде и должен немедленно отыскать работу. Она написала кузену Уильяму Смиту в Бостон и поинтересовалась его мнением относительно возможности направить молодого Уэлша в Берлин. Кузен Уильям одобрил такую мысль. Джон отдал соответствующие указания: Томас Уэлш должен поехать в Берлин, а Томас Адамс — вернуться в дом родителей в Филадельфии.
Рядом с ней будет в доме один из сыновей.
19 июня 1798 года после полудня в Филадельфию прибыл Джон Маршалл, выдающийся член тройки комиссаров, посланных во Францию. В соседней с Филадельфией деревне его встретил с отрядом кавалерии Пикеринг, и они в парадном строю прошествовали по городу мимо дома президента.
Американская общественность узнала, что Маршалл был подлинным героем «дела Икс, Игрек, Зет» во Франции. Именно Маршалл, обращавшийся с эмиссарами Талейрана с вежливостью, присущей жителям американских пограничных территорий, выступил против их поползновений с такой решительностью, что Директория начала осознавать бессмысленность шантажа и попыток спровоцировать Соединенные Штаты.