Теперь уже вместо голоса на экране появился сам ветеран-афганец. Он поправил рюкзак с рыболовными снастями и тяжело зашагал к вокзалу, прихрамывая на левую ногу.
– Вот такая история, – сказал Ростислав, отключив планшетник, и подлил себе водки. – Не хочешь выпить? А то я уже половину приговорил.
– Ты бы закусывал, – посоветовал Богдан. – Мужик прав. Но одной причины быть не может, их всегда несколько.
– Нет, причина одна. Все остальное следствие. Послушай еще одну версию.
Режиссер снова запустил видео. На этот раз в кадре оказался еще один ветеран-афганец, но действие происходило уже не в городе, а на даче. Небольшой деревянный домик, примерно такой, какой привиделся Князеву в мечтах. Хозяин сидел в пластиковом кресле на фоне стены, ноги ему укрывал плед.
– У него что-то с ногами? Ранение? – спросил Богдан.
– Ну, почему сразу ранение? – вздохнул Ростислав. – Это режиссерский ход такой, для разнообразия. Одного по пояс снимешь, второго – только голову. Сидящих комментаторов я уже уйму наснимал. Для того чтобы зритель их не путал, я ему ноги пледом закрыл, деталь запоминающаяся. Надо будет, и чалму на голову повяжу. Ты лучше послушай.
– Мы в одном селении привал сделали, – рассказывал ветеран-афганец. – Дом старый – типичная афганская мазанка, но просторная, вся виноградом увитая. Мы две недели уже за бандой гонялись, и все без толку. Уходили у нас из-под самого носа. И вот лежу я под стеной в тени, измотанный, уставший, грязный. Старик хозяин, он один в доме остался, нас встречал, остальные от страха разбежались, виноградом нас угощает, полные тарелки подает. Виноград свежий, сочный, сладкий, прямо с лозы. Я лежу, языком ягоды во рту давлю, в небо смотрю. И так мне хорошо, спокойно. Голова моя прямо на лозе виноградной лежит, там, где она из-под земли выбивается. А лоза старая, толщиной с две моих ноги будет, как дерево. Я почему-то спросил старика, сколько лет этой лозе. Он задумался и ответил, что ей лет триста, не меньше, мол, ее еще прадед его прадеда сажал. И тут меня как молния ударила. Это что же получается? Я тут как пылинка прилетел, а они на этом самом месте уже столько поколений живут, стольких врагов видели! Я побыл, и меня ветер унес, следа не осталось. Нет, не победить нам тут – это я тогда четко даже не понял, а спинным мозгом почувствовал.
– Как тебе историйка? – спросил Ростислав.
– Жизненная, – проговорил Богдан. – И она дает ответ на твой вопрос.
– Ответ в другом.
– В чем же?
– А вот в чем. К этому я и хочу фильм привести. Вот пришли танки, пролетели самолеты. Разнесли, к черту, эту афганскую мазанку. Что у афганца было? Мазанка, слепленная из грязи, десять овечек, четыре козы, огород и десять детей. Ему особенно терять нечего. Взял два ведра, грязи замесил и снова мазанку слепил. Коза, овечки расплодились. Вот и все. Он непобедим. А мы уже не такие воинственные. Нам есть что терять. Квартиры, машины, работа, дети в университетах учатся. Мы не хотим воевать, хоть еще «надуваем щеки». И «месседж» моего фильма будет таким: не надо бояться гастарбайтеров. Это пока еще они нам чужие, но проходит десяток лет, и им, глядя на нас, уже хочется иметь свою квартиру, свою машину, хорошую работу. Они перестают быть детьми гор или детьми пустыни. Они становятся такими же, как мы. Мы, цивилизация, перемелем их.
Богданов был не слишком воодушевлен «месседжем», предложенным Ростиславом, но в душе понимал, тот в чем-то прав. Режиссер снова подлил себе водки, и тут снаружи, несмотря на постоянный шум перфоратора, послышались какие-то звуки. Вроде бы кто-то стучал.
– Это не к нам, – махнул рукой Ростислав.
Однако стук тут же переместился, на этот раз сомнений не оставалось – стучали в окно к Богдану. А затем послышался властный голос:
– Откройте!
– Ничего не поделаешь, – пробурчал Князев, поднимаясь. – Сейчас иду.
Он выглянул в окно и за успевшим слегка покрыться ледяными узорами стеклом рассмотрел полицейского.
– Менты, кажется, – шепнул Богдан режиссеру.
Тот с пониманием тут же запихнул под стол бутылку и стакан из-под водки, предварительно опрокинув его себе в рот.
– Готово.
Князев открыл дверь. На пороге стоял полицейский с погонами лейтенанта на плечах и с папкой в руке. По виду, участковый.
– Добрый вечер. Старший лейтенант Кладнев – ваш участковый.
– Добрый вечер. – Особых конфликтов с полицией у Богдана не имелось, поэтому открывал он относительно с легкой душой.
– Смотрю, раньше все мертво тут было, а теперь началось движение, – прищурился полицейский и скользнул взглядом по бейджу на груди Князева. Затем глянул на дым, весело вылетающий из трубы над крышей лабаза, повел ухом на грохот отбойника.
– Дым мой, отопления тут нет. А стучат соседи. Ремонт у них, под кафе помещение переоборудуют.
– Нарушаем? – Участковый заглянул в подсобку.
– Только чай, товарищ старший лейтенант. – Ростислав показал на чайник, включенный в розетку, в котором уже закипала вода.
– Вы охранник? – спросил старлей у Князева.
– Да, охранник, – подтвердил Богдан.
– Меня, собственно говоря, не вы интересуете, и не то, чем вы тут занимаетесь. Вижу, что трезвый. Меня соседи ваши занимают. Был сигнал, что днем сюда кавказцы какие-то приезжали. Это они стучат?
– Они – ремонтники.
– Вот только я к ним стучался, стучался, а не открывают.
– Не слышат из-за шума. И я вас не сразу услышал. Сейчас попробую связь наладить.
Князев достал мобильник. Пользуясь записью вызовов, набрал Меджидова. Тот долго не отвечал, наконец взял трубку. Теперь грохот перфоратора звучал и сам по себе, и в наушнике телефона.
– А ну, тихо! – крикнул кавказец. – Это я не тебе, а своим джигитам.
Перфоратор стих. За металлической дверью воцарилась мертвая тишина, словно там никого и не было.
– Что ты мне сказал? – переспросил Гафур.
– Полиция к тебе приехала. Участковый. Не может достучаться.
– А, понял. Сейчас.
Секунд через десять Гафур выскользнул за дверь и тут же прикрыл ее за собой. Правда, запирать не стал.
– Здравствуйте, – неискренне улыбнулся он полицейскому. – Чем могу помочь?
– Вы руководите ремонтными работами?
– Я вроде прораба, – глазки у кавказца забегали.
– Что значит вроде? – резонно уточнил старлей, нахмурив брови.
– Бригада у нас сборная, – развел руками Гафур.
– Поступил сигнал, что тут нелегально работают кавказцы.
– Почему сразу нелегально? – даже слегка обиделся Меджидов. – У нас у всех паспорта одинаковые – российские. Страна одна.
– Я не про это. Регистрация, разрешение на ведение работ есть? – Полицейский собрался войти внутрь, но Гафур тут же заступил ему дорогу.
– Там пыль такая стоит… дышать нечем. Зачем легкие засорять, когда поговорить и на улице можно? Или же нас к себе сосед пустит. Ведь пустишь, Богдан? – Кавказец демонстративно отряхивал пальто, хотя особой пыли на нем и не просматривалось.
– Я уж лучше на улице.
Гафур перехватил взгляд полицейского, да и оброненная им фраза о том, что следует говорить на улице, свидетельствовали – надо отойти в сторонку. Кавказец с елейной улыбкой двинулся по тротуару вслед за участковым. Богдан стоял, курил. До его слуха долетали обрывки беседы. Говорил в основном Меджидов, старший лейтенант только согласно кивал или крутил головой, когда ему что-то не нравилось.
– …признаю, пара человек у меня без регистрации… проблем не будет, я их полностью контролирую… да, совсем недолго… все можно решить… всякая работа должна оплачиваться… я же понимаю…
Полицейский даже особо не маскировался, когда принимал от Гафура взятку. Делал это привычно, словно зарплату от кавказца получал. В самом деле, а зачем тогда посреди ночи переться к лабазам? Не бесплатно же.
– Счастливо оставаться. Спокойного дежурства, – благожелательно бросил старлей, проходя мимо Князева.
Гафур приоткрыл дверь и сказал своим людям:
– Работайте. Ушел гад.
Перфоратор снова застучал.
– Много отдал? – спросил Богдан.
– Кровопийца. Теперь повадится каждую неделю ходить, – вздохнул Меджидов. – Чачу пробовал?
– Не пришлось еще.
– Поторопись, никогда не знаешь, что тебя завтра ждет, – загадочно произнес кавказец и исчез за стальной дверью.
– Чего стоишь? Пошли к столу, – выглянул из лабаза Ростислав.
– Воздухом дышу. О твоем «месседже» думаю.
– Впечатлился?
– Есть немного.
До утра режиссер не дотянул. Задремал, сидя на стуле, хотя в бутылке оставалось еще на два пальца водки.
«На опохмел оставил», – решил Богдан.
На рассвете к лабазу подъехал трактор с прицепом. Князев вышел на улицу. Кавказцы споро таскали из-за двери и забрасывали в кузов туго набитые плетеные мешки. Завидев Богдана, остановили работу, стали переглядываться. Вышел и Гафур.
– Работать. Не останавливаться, – хлопнул он в ладоши. – Строительный мусор вывозим, – пояснил он Князеву. – Оперативно работаем.
«На опохмел оставил», – решил Богдан.
На рассвете к лабазу подъехал трактор с прицепом. Князев вышел на улицу. Кавказцы споро таскали из-за двери и забрасывали в кузов туго набитые плетеные мешки. Завидев Богдана, остановили работу, стали переглядываться. Вышел и Гафур.
– Работать. Не останавливаться, – хлопнул он в ладоши. – Строительный мусор вывозим, – пояснил он Князеву. – Оперативно работаем.
Глава 16
После отвратительной сцены, когда Георгий попытался изнасиловать свою жену, Кристина с ним не разговаривала. С утра поднималась пораньше и уезжала на работу, возвращалась поздно. Спать укладывалась отдельно, в гостиной. Бакланов, казалось, не делал попыток сблизиться с ней вновь, даже слова не проронил.
С утра Кристина вышла из квартиры – Георгий еще спал или делал вид, что спит. Во всяком случае, из спальни не показывался. Женщина приехала в свой салон. Девочки старались не расспрашивать, с чего это хозяйка, показывавшаяся раньше на работе через день-два, зачастила на работу, хотя надобности в этом не было. Фотографию Богдана с дарственной надписью Кристина уже не рисковала держать дома. Опасалась, что Георгий вновь обнаружит ее и в порыве ревности порвет на мелкие кусочки.
За окном сияло зимнее солнце, его лучи проникали в кабинет полосами – сквозь разведенные планки бамбуковых жалюзи. Кристина, выдвинув ящик стола, смотрела на лежащую в нем фотографию. Теперь ей казалось, что Князев улыбается ей по-другому, не так, как прежде, а слегка насмешливо. Словно фотоснимок жил своей собственной жизнью. Она бы не сильно удивилась, если бы Богдан даже изменил позу. Уголки губ будто бы слегка поднялись. Ей вспомнилось, как случайно увидела его на улице с женщиной, и она пожалела, что не подошла.
Внезапно коротко пикнул ее мобильник, лежавший на столе. Кристине показалось, что пришла эсэмэска, потому она и не посмотрела на экран. Срочных сообщений не предвиделось, это мог быть очередной спам от какого-нибудь бутика, где она неосмотрительно заполнила анкету, указав в ней номер своего телефона. Но вскоре трубка пикнула снова.
– Да что же это такое?
Кристина протянула руку, вдавила кнопку. Никаких вызовов, никаких сообщений не было. Просто индикатор батареи показывал, что аккумулятор почти полностью разрядился.
– Вот же черт! – Она вспомнила, что забыла вчера поставить телефон на подзарядку, но зарядное устройство осталось дома, и пришлось возвращаться домой.
У двери своей квартиры Кристина немного замешкалась – вдруг Георгий еще дома? Видеть мужа ей особо не хотелось.
«Какого черта я заморачиваюсь, – разозлилась она. – Это и мой дом. Я могу войти в него в любое время».
Оказалось, что мужа дома не было. Даже не раздеваясь, в расстегнутой шубке, в сапожках, с сумкой на плече, Кристина прошла в гостиную. Зарядник, как она и помнила, лежал на тумбочке, и она положила его в сумку.
Неожиданно из прихожей послышался звук открываемой двери. Женщине не хотелось встречаться с Георгием, она инстинктивно попятилась, зашла в другую комнату и затаилась, надеясь, что муж разденется, пройдет к себе в кабинет, и тогда можно будет незаметно покинуть квартиру.
Бакланов пришел не один.
– Проходите, – говорил он кому-то. – И не вздумайте обувь снимать. Я на этом настаиваю.
– Времени у меня немного, но я все посмотрю. Дом, район меня устраивают, да и цена приемлемая, – отвечал густым басом гость, скорее всего, один из деловых партнеров мужа.
– Походите, – повторил Бакланов, – осмотритесь.
Георгий и его гость прошли в гостиную. Теперь сквозь щелочку приоткрытой двери Кристина могла рассмотреть визитера. Это был грузный холеный мужчина. Одет дорого и со вкусом, не меньше, чем на штуки четыре баксов, уж Кристина в этом неплохо разбиралась.
– Гостиная – самая большая комната, – почему-то стал рассказывать о квартире Бакланов. – Сорок пять квадратных метров. Здесь, – он постучал костяшками пальцев по стене, – перегородка. При желании комнаты можно объединить. Дом каркасный, планировка свободная.
Гость поцокал языком, тоже постучал по перегородке.
– Звукоизоляция внутри квартиры хорошая?
– Идеальная, – ответил Георгий. – Обратите внимание на паркет. Это не тонкая фанеровка, а массив. Теперь таких уже не делают.
– За хорошие деньги все делают, – рассмеялся гость.
«Какого черта Георгий ему про паркет рассказывает, про звукоизоляцию?» – недоумевала Кристина.
– А здесь у вас что? – спросил визитер, указывая на дверь, за которой она пряталась.
– У нас здесь спальня. Двадцать квадратных метров. Окно выходит на север, так что утром солнце спать не мешает.
– Это неплохо. Можно глянуть?
– Пожалуйста, ваше право. – Бакланов шагнул к двери. – Только я с утра постель не застелил.
– Это тоже ваше право. Насчет северной стороны вы хорошо учли. Я тоже люблю попозже подниматься. Сова, понимаете ли.
Кристина почувствовала, как начинают дрожать руки. Сейчас откроется дверь, и в спальню зайдет муж со странно любопытствующим гостем и увидят ее. Еще не придумав, что станет делать дальше, как будет выходить из двусмысленного положения, в котором оказалась, она прижалась спиной к стене. Открывшаяся дверь слегка прикрыла ее.
Гость сделал лишь один шаг внутрь комнаты. Его остановил большой, чуть ли не на всю спальню, ковер с высоким, как подстриженная трава на газоне, ворсом. Не хотелось ступать на него в ботинках.
– Красивый вид из окна, – сказал он, делая шаг назад.
– Когда я выбирал эту квартиру, мне риелтор сказал, что только за один вид я должен доплатить двадцать тысяч, – со смешком произнес Георгий.
– Намекаете? – усмехнулся в ответ гость.
– Просто информирую.
Кристина продолжала стоять, вжавшись спиной в стену, руки у нее мелко подрагивали. И не столько из-за того, что ее могли обнаружить, сколько из-за странного разговора, сути которого она не могла понять. Почему мужчины так подробно обсуждают квартиру?
– Там у меня кабинет, – продолжал экскурсию Бакланов и повел гостя дальше.
Кристина только успела вздохнуть с облегчением, как следующая фраза заставила ее сжаться.
– Давайте откровенно, – предложил гость хозяину. – Почему вы хотите продать квартиру?
«Продать? – забилось эхом в голове у Кристины. – Почему продать? Зачем? Он что, продает нашу квартиру, ничего мне об этом не сказав, не посоветовавшись?»
Она едва подавила в себе желание прямо сейчас выскочить из своего укрытия и бросить в лицо мужу этот вопрос. Ее сдержало лишь то, что, подслушивая, она могла узнать больше.
– Хороший вопрос, – вздохнул Бакланов. – Вас что-то смущает?
– Вы должны понять мои сомнения. Насколько я знаю, дела у вас идут хорошо.
– Я с этим не спорю.
– Вам не нужны критически деньги.
– Нет, критически они мне не нужны.
– И все же вы продаете квартиру.
– Да, продаю. А вы раздумали ее покупать?
– Меня устраивает все. Даже ваши условия, что деньги я переведу на ваш счет сейчас, а квартиру вы освободите только через месяц. Но меня заставляет задуматься другое. Причина.
– Привидения здесь не водятся. Соседей-алкашей не может быть по определению, – рассмеялся Бакланов. – Я бы сказал, что это семейные причины. Более подробно мне не хотелось бы распространяться. Хотите кофе?
– Не откажусь.
Мужчины пошли на кухню. Кристина часто задышала. Она ничего не могла понять. Конечно, они с Георгием сильно поссорились, но она и не думала о разводе, а тем более о продаже квартиры.
«Остынь. Остынь… Все прояснится, прояснится…» – повторила она вполголоса.
Дрожь в руках слегка улеглась, и Кристина, тихо ступая, двинулась в прихожую, надеясь неслышно открыть дверь и выскользнуть из квартиры. Шаг, еще один, еще… Она провернула ключом замок, и тот вдруг предательски громко щелкнул.
– Черт, – донесся торопливый шепот Георгия с кухни. – Жена возвращается. Не говорите при ней о продаже. Она очень болезненно все это воспринимает.
Кристина, уже не таясь, открыла дверь, но выйти не успела. Выскочивший в прихожую Бакланов не сообразил, что жена не пришла, а собирается уходить, что она все слышала, и громко, видимо, для покупателя квартиры, сидевшего на кухне, произнес:
– Дорогая, у нас гость, мой партнер по бизнесу. – И тут же добавил шепотом: – Прости меня за то, что между нами случилось, просто я очень тебя люблю.
Кристина замерла, не зная, как ей реагировать на все эти странные метаморфозы. А Георгий, воспользовавшись замешательством жены, обнял ее и поцеловал в щеку.
В прихожую вышел гость и улыбнулся, увидев, как Бакланов обнимает жену.
– Здравствуйте, – сказал он. – Мы уже с вашим мужем все дела решили. Извините, что немного наследил. Мне пора. Пойду. Не стану мешать.
– Я вас провожу, – торопливо вызвался Георгий.
Бакланов вместе с холеным мужчиной покинули квартиру. Кристина с трудом перевела дыхание. Теперь у нее созрело решение – ничем не показывать мужу то, что ей стало известно. Она осмотрелась. В прихожей на тумбе для обуви лежала кожаная папка Георгия. Женщина схватила ее и, бросившись в кабинет, включила компьютер. Быстро пролистала бумаги, взятые из папки. Один за одним, даже не успевая прочитать, клала листы в сканер. Аппарат негромко жужжал, лампа проходилась от края до края.