Уроки продолжались. Они тянулись долгие часы. Марика узнавала новое, хотя ее всепоглощающий энтузиазм несколько поугас.
Временами она боялась, что слегка повредилась и уме. Например, думала, как бы исчезновение кошмаров первого года не было признаком умственных отклонений.
Дегнаны остались неоплаканными. Иногда она чувствовала себя виноватой за то, что не чувствует за собой вины за неисполнение должных обрядов.
Плохой это был год для дикой щены-силты из Верхнего Поната.
2
Кэг кинулся Марике на горло. Она не шевельнулась. Уйдя в себя, через отдушину в реальном мире, сквозь которую она видела призраков, Марика увидела зверя как шевелящуюся массу мышц и пульсирующей крови, внутренностей и примитивной нервной системы. Он висел, еле-еле перемещаясь в ее сторону, и она решила, что он – настоящий, а не созданная Горри иллюзия.
За месяц до того она бы окаменела в панике. И была бы разорвана на части. Теперь же реакция Марики была полностью сознательной.
Она коснулась места рядом с печенью зверя, придумала огонь и увидела, как долю секунды горела искра. Кэг стал изгибаться в воздухе, вцепившись когтями в точку неожиданной боли у себя внутри.
Марика сквозь отдушину скользнула в реальное течение времени и реальный мир. Она стояла неподвижно, когда зверь пролетел мимо всего в паре дюймов от нее. Она даже не повернулась, когда он упал позади нее на белый пол, яростно скребя когтями. Ни на секунду она не позволила себе ощутить даже тень торжества.
Пока экзамен ведет Горри, может случиться еще многое.
Она не удивилась, что Горри ввела в обучение настоящую смертельную опасность. Настолько Горри ее ненавидела, что была бы рада избавиться от Марики способом, который не вызовет много вопросов среди сестер.
Ведь старая силта предупреждала ее многократно и публично, что обучение может оказаться смертельным. И ясно дала понять, что цена ошибки может быть уплачена в любой момент.
Объяснить цену ошибки Горри пришлось лишь один раз.
Проникнуть в ум Горри тем же способом, что в ум Пошит, Марика не могла. Но это и не требовалось. То, что у Горри та же мания, что у Пошит, было совершенно очевидно. Она не слишком пыталась это скрыть.
Кэг взвыл и снова прыгнул к Марике. Снова она коснулась его через отдушину. На этот раз – точки у основания мозга. Зверь потерял координацию. Упав на пол, он был не больше в состоянии контролировать свои движения, чем мужчина, которому удалось украсть и выпить галлон ормонового пива.
На мгновение Марике захотелось погнать зверя по лестнице на балюстраду. Но нет. Она отбросила эту мысль. Найдется когда-нибудь лучшее время и место.
Кэг не оставлял попыток. Марика в насмешку коснулась его нервных окончаний и сжала их, будто ужалив.
Играя с врагом, она одновременно выпустила тонкое щупальце контакта вверх, где к балюстраде прислонилась Горри. Она глядела на старую силту почти так же, как на кэга. Но ее сознания не касалась. Не надо давать Горри понятие об истинных пределах своих способностей.
Марика ждала уже почти два года. Можно подождать еще немного.
Пульс Горри бился непомерно часто. Мускулы напряглись. Были и другие признаки крайнего возбуждения и страха. Губы ее отъехали назад в бессознательном угрожающем оскале.
Чуть-чуть ощутить вкус торжества Марика все же себе позволила.
Старуха ее боится. Она знает, что в попытке сделать образование смертельным выучила Марику слишком хорошо. Свою ученицу она знает. И знает, что будет попытка отплатить. И боится, что даже теперь уже не сможет выстоять.
Мельчайшее дрожание губ в оскале Горри выдавало ее неуверенность. В стрессовой ситуации она уступила одному из врожденных рефлексов меты. У Марики сработал ответный рефлекс, убивший жажду предвкушаемой крови.
Она осторожно отступила, стараясь не пробуждать старых инстинктов, – и снова сосредоточила внимание на кэге и пространстве вокруг него. Еще одно издевательство Горри – выбрать самца. Еще одна ошибка, вызванная надменностью старой дуры. Еще один стежок в уготованном ей саване. Еще одно мелкое оскорбление.
Что-то мелкое, мерцающее и красноватое проплыло рядом, привлеченное болью кэга. Марика схватила это контактом. Призрак дернулся, но удрать не смог. Марика подчинила его своей воле.
Призрак проплыл в плоть кэга, в правый тазобедренный сустав. Спрессовав его до размеров семечка, Марика придала ему вращение. При такой плотности призрак мог рвать мясо и царапать кость.
Кэг взвизгнул и припал на задние лапы. Он все еще рвался к ней, до самого конца одержимый единственной целью. Посмотрев пристальнее, Марика обнаружила контакт между мозгом зверя и сознанием ее учительницы.
Она сбросит контроль Горри.
Каждый раз, когда зверь дергался вперед, Марика снова заставляла вращаться красного призрака. И каждый раз кэг вопил. Ведут там его или нет, а учится эта тварь быстро.
Как быстро училась Марика под пытками Горри.
Зверь вопил и вопил. Ведущая его мозг сила требовала рваться вперед, а боль в теле наказывала любые попытки этому подчиниться. У Горри было одно преимущество – она меньше, чем ее ученица, знала о милосердии.
Марика была уверена: одна из причин, по которым Горри добровольно взяла на себя ее обучение, лежала в том, что у нее не было защитников. Не было связей. Не было поддержки. А не потому, конечно, что хотела пробудить и воспитать новую силту. Уж что нет, то нет, Она видела в Марике варварку, из которой выйдет чудесная игрушка для ее тайного желания – причинять боль. Объект, на котором можно дать волю своему дару причинять боль. С помощью легкого умственного выверта это все можно было оправдать тем, что Марика – страшная опасность.
У всех сестер Рейгг в Акарде был свой умственный вывих. Брайдик не говорила правды – или всей правды, – когда утверждала, что все здешние сестры изгнаны, потому что нажили себе врагов где-то в сестричестве. Они были высланы на край света потому, что все были чуть повреждены в уме. И эти повреждения были опасны.
Это Марика тоже быстро узнала. Образование ее оказалось шире, чем она ожидала, и глубже, чем подозревали ее учителя. У нее было чувство, что и Брайдик – не совсем то, чем хочет казаться. Тоже не совсем в своем уме.
Связистка притворялась, что последовала в изгнание за своей кровной сестрой в страхе перед репрессиями, которые ждали ее, окажись она без протекции. И Марика была уверена, что в этом Брайдик лжет.
Самым главным, чему научилась Марика, была осторожность. Абсолютная, полная осторожность. Абсолютное, полное недоверие ко всем, кто изображает дружелюбие. Она была одиночкой, островом, ведущим войну со всем миром, потому что мир ведет войну против нее. Она еще как-то доверяла Барлог и Грауэл и сомневалась, что это доверие можно будет сохранить надолго. Потому что охотниц она не видела подолгу, и кто знает, под каким давлением они находятся.
Она ненавидела Акард, Рейгг, силт.
Она ненавидела глубоко и полно, но ждала, пока настанет время сводить счеты.
Кэг подполз ближе. Марика отбросила все отвлекающие мысли. Не время для рефлексии. У Горри могут найтись более смертельные испытания. Горри ждет минуты, чтобы застать ее врасплох. Нужно быть все время начеку, потому что Горри может заподозрить правду: Марика сильнее, чем притворяется. Таких нападений, как на Разломе, больше не будет, но будет что-то, выходящее за пределы обычного.
Если только кэг – не признак того, что эти пределы уже позади. Марика не слышала, чтобы кто-нибудь из учениц подвергался таким суровым испытаниям на таком раннем этапе обучения.
Ждала ли Горри, что Марика будет захвачена врасплох, посчитав, что кэг – всего лишь иллюзия?
Несомненно.
Хватит. Играть со зверем – показывать глупую гордость. Она выдает себя, обнаруживает скрытую силу. Слишком много информации для той, что желает ей зла.
Она протянулась через отдушину и остановила сердце зверя. Он испустил дух, почти благодарный за тьму и покой.
Марика минуту отдыхала, потом подняла голову с тщательно состроенным вопросительным выражение на лице.
Горри еще несколько секунд глядела пустым взглядом. Потом встряхнулась, как мета, отряхивающая воду с шерсти.
– Отличная работа, Марика. Моя вера в тебя подтвердилась. На сегодня хватит. От всех уроков и заданий ты освобождаешься. Тебе нужно отдохнуть.
Все это было сказано слабым, неуверенным голосом.
– Благодарю, госпожа.
Марика очень тщательно старалась, выходя, скрыть, что совершенно не устала. Она прошла, спотыкаясь, мимо служанок, тащивших тушу кэга на кухню. Они странно на нее косились, но Марика будто и не заметила. Сейчас служанки были повсюду, и их вообще никто не замечал. Поток беженцев требовал придумывания все новых и новых работ.
Марика направилась прямо в свою келью, легла на кровать и стала вспоминать события дня, не сознавая что усвоила образ мыслей силт. Каждый оттенок того, что обнаружено – и что не обнаружено, – должен быть тщательно обдуман.
Она была уверена, что каким-то образом прошла обряд посвящения. Обряд, который Горри не планировала. Но в чем это состояло – Марика не знала точно.
Она велела телу расслабиться, отпуская мышцу за мышцей, как ее учили, и погрузила себя в легкий сон. Чуткий сон, как в поле у охотницы, которую застала ночь вдали от стойбища.
Какая-то часть охотницы в ней жила. И это будет всегда.
Она всегда будет настороже.
3
Прошел еще год изгнания. Не более счастливый, чем предыдущий.
Марика вышла на стену, откуда открывался вид на плотину и электростанцию. Здесь обычно она и предавалась своим размышлениям. Только совсем недавно пришедшие беженцы могли не знать, что это место принадлежит ей, и не уважать этого. Это место было ограждено незримым барьером, который даже Горри или ее ровесницы из старых силт не пересекали, если там сидела Марика. Сюда она приходила, когда хотела полностью избавиться от опеки.
Такое место было у каждой силты. Для большинства это были собственные покои. Но вообще такие места создавались молчаливым, невысказанным образом, и об этом знала вся община силт. Постепенно силты Акарда узнавали, что в этом месте – владения щены-дикарки.
Ей нравились ветер и прохлада и вид отсюда. И еще ей нравилось то, что к ней никто не подойдет во плоти неожиданно, чтобы она не успела привести мысли в порядок. Тех, кто мог бы и посмел бы это сделать, было мало – старшая жрица и Хлес Гибани, например, хотя они никогда не сделали бы этого без разумной причины.
Хасген снова замерз. Силты ставили десятки беженцев на рубку льда, чтобы он не забил трубы электростанции. Эта зима была еще хуже двух предыдущих, а каждая из них ставила рекорды по стихийным бедствиям. В этом году было меньше бурь и снега, но ветер так же суров, а клыки холода острее прежнего. Ледяной ветер находил дорогу даже к сердцу крепости, издеваясь над огнями, ревущими в каждом камине. Этим летом граница лесов в трети мили от края вспаханных земель отодвинулась еще на двести ярдов. Дрова складывали, куда только можно. И все же Брайдик, сопоставляя расход дров с остающимся временем, ежилась.
В эту зиму отряды фуражиров не выходили. За пределы мощи общего прикосновения всех силт Акарда не выпускали никого. Ходили слухи, что в эту зиму ни один кочевник не остался на Зотаке.
Первой тяжелой зимой на Юг пришло относительно немного. Хотя стая Дегнанов погибла, большая часть стай Верхнего Поната уцелела. Немногие кочевники, не удравшие на Север, были истреблены силтами. Во вторую зиму полностью погибла половина стай Верхнего Поната, а наступившим летом пролилось много крови, когда силты пытались истребить массы кочевников, цеплявшихся за захваченные стойбища. Истребили сотни кочевников, но вызвать тотальное бегство силтам не удалось.
Теперь у кочевников не было вождя-верлена, но он им и не был нужен. Они слились в одну огромную сверхстаю. В этот год северные орды пришли рано, в сезон жатвы. Силты делали что могли, но ни резня, ни колдовство силт дикарей не останавливали. На место поглощенных яростью Рейгг стай приходили еще более отчаянные.
Из большинства выживших стойбищ многие были разрушены или захвачены. Брайдик предсказывала, что грядущей весной ни один кочевник не станет уходить на Север.
Марика чуяла, что третий год ее изгнания поставит точку на истории Верхнего Поната как границы цивилизации. Уже самых подвижных из передовых кочевников видали далеко к югу от Акарда. Они обошли крепость стороной, затем направились вниз по руслу Хайнлина – извилистой ледовой дороге, несущей их угрозу к землям Юга. Остался нетронутым только один оплот цивилизации – Критца, крепость торговцев в низовьях реки.
Марика мельком видела Критцу издали во время охоты на кочевников прошлым летом. Это были высокие каменные стены, неприступные, как сам Акард. Туда тоже бежали толпы беженцев. Даже больше, чем в Акард, потому что торговцев не боялись так, как силт.
А они тоже не боялись кочевников. Во вторую зиму один раз, а в эту два раза дикари нападали на Критцу – и безуспешно. Говорили, что у торговцев много странного и страшного оружия. Под стенами Критцы осталось много сотен погибших кочевников.
Марика лишь смутно представляла себе, что такое Критца, пока не увидела сама. Тогда ей стало любопытно, как это силты допускают существование такой независимой силы в своих границах. Тем более в руках мужчин. Потому что у силт были очень сильные предубеждения против мужчин. Такие, перед которыми бледнели предрассудки женщин Верхнего Поната.
Некастрированных мужчин в Акард не допускали. Это неимоверной тяжестью ложилось на плечи беженцев, особенно тех остатков стай, что надеялись когда-нибудь восстановиться.
Была маленькая деревушка некастрированных мужчин – под той стеной, где сидела сейчас Марика, цепляющихся за жизнь и молящих Всесущего о помощи, в которой отказали те, кто их защищал. И даже некоторые охотницы, не желавшие склонить шею перед требованием силт, жили снаружи.
Марика подозревала, что эти меты отправятся в Критцу, как только переход станет не таким рискованным.
И все же Критца – как она вообще могла существовать? Доброго слова о торговцах не нашлось бы ни у одной старой силты, ни одна им не доверяла ни на волос. Они были почти одиночки – мужчины без стай, – определенная угроза абсолютной власти силт, уже хотя бы потому, что разносили вести между стойбищами.
Брайдик говорила, что торговцы необходимы для равновесия. У них было признанное место в более гибких законах Юга, и это место признавалось всеми сестричествами. Силты не любили братство торговцев, но им приходилось мириться с ним – пока торговцы оставались в рамках строго определенных профессиональных ограничений.
Марика ежилась под диким ветром, но продолжала глядеть на ландшафт, над которым высилась крепость. Никогда за всю историю крепости – а началась она на много столетий раньше, чем пришли в Верхний Понат первые из Дегнанов – не было такой суровой зимы, а уж тем более трех подряд, одна другой злее.
Марика пыталась припомнить зимы до прихода кочевников и что говорили о них Мудрые. Но вспоминались только жалобы того сорта, что, «когда мы были моложе, зимы были мягче». Охотницы только фыркали, называя это старушечьим ворчанием.
Но Мудрые оказались правы. Последние три зимы не были отклонением. Сестры утверждали, что зимы давно уже крепчают и что это длится уже больше поколения. И еще они говорили, что это только начало и что климат станет куда хуже, пока начнется улучшение. Но какая разница? Марике это не подвластно. Конца этого цикла она не увидит. Брайдик говорила, что до поворота к лучшему пройдут столетия, и еще столетия, пока восстановится норма.
По опасным обледенелым ступенькам на стену кто-то поднимался. Марика никак не реагировала, зная, что это Грауэл. Да, Грауэл, которую она не видела уже неделями, по которой скучала, и все же…
Грауэл наклонилась навстречу ветру, пробираясь к месту уединения Марики. Когда она подошла, у нее стучали зубы.
– Что ты делаешь тут в такую погоду, щена? Простудишься до смерти.
– Мне тут нравится, Грауэл. Особенно в это время года. Сюда можно прийти и думать, и никто тебе не будет мешать.
Грауэл пропустила намек мимо ушей.
– Там, внизу, они говорят о тебе, щена.
Марика отметила фамильярный тон – к которому даже Грауэл прибегала теперь лишь в моменты волнения, – но сохранила свою отстраненность. А Грауэл вела дальше:
– Я их услышала. Я там на посту была. Опять Горри. Говорила со старшей. Так же злобно, как всегда, но на этот раз, мне кажется, она нашла сочувствующую слушательницу. Что ты там натворила?
– Ничего.
– Что-то есть наверняка. Ты так напугала Гори, что она требует тебя отослать в монастырь Макше, как только придет весна.
Это Марику встревожило. До сих пор Горри была решительно настроена скрыть самое существование Марики от Макше, которому подчинялся Акард. Хотя она ничего конкретного не сделала, что могло бы напугать Горри, ее наставница, значит, знала ее лучше, чем Марика думала. Опыт старой силты и ее превосходство в знаниях давали ей преимущество в их утонченной, дружески-враждебной, не признаваемой открыто дуэли.
– Все равно не понимаю, Грауэл. Чего они меня боятся?
Горри была ей понятна на уровне личных отношений. Та боялась, поскольку сама зародила в своей ученице негасимую ненависть. Но страх Горри оказался куда больше, чем просто опасение мести Марики. Не понимая полностью, Марика все же чувствовала, что все это гораздо сложнее, и знала, что до некоторой степени страхи Горри разделяют все силты крепости.