"Все больше людей готовы встать на твою защиту и сражаться за тебя и за Италию, - сделала она безнадежную попытку приободрить его, - у тебя немало сторонников, готовых идти за тобой".
"Боюсь, что никого не осталось, - сказал он. - Все покинули меня, Ракель, я уже ясно осознал, что все позади".
Он захотел поговорить с детьми. Взяв трубку, Романо стал умолять отца не оставлять их. Но Ракель выхватила её из рук сына, чтобы попрощаться с мужем. Пока жена говорила последние слова, в её голове созрело решение не ехать в Швейцарию, как советовал муж, а попытаться пробиться в Комо, чтобы повидать его ещё раз. Ей это удалось. Когда она добралась туда, Муссолини передал ей часть бумаг из своей тщательно оберегаемой коллекции, включая несколько писем Уинстона Черчилля, которые, как он надеялся, помогут ей перебраться за границу.
"Если кто-нибудь попытается остановить тебя или причинить вред, сказал он ей, - попроси, чтобы тебя передали англичанам".
Около половины пятого утра немецкий часовой, охранявший здание префектуры, заметил в предрассветной мгле, как группа людей, среди которых он узнал Муссолини, Бомбаччи и маршала Грациани, вышла из здания, спустилась по ступенькам и подошла к машине.
Отчаявшись дождаться Паволини, Муссолини принял решение двигаться по дороге вдоль озера дальше на север, по направлению к Менаджо. На всякий случай он оставил инструкции для Паволини: по прибытии в Комо тот должен был следовать за ним.
Штурмфюрер Бирцер придерживался, однако, другого мнения. Согласно имевшимся у него приказаниям, ему следовало воспрепятствовать отъезду Муссолини без сопровождения немецких солдат. Поэтому услышав крик часового, Брицер выбежал на улицу, вскочил в машину и, развернув её поперек дороги, блокировал автомобиль Муссолини. Затем подошел к дуче, щелкнул каблуками, отдал честь и произнес:
"Дуче, вы не должны уезжать отсюда без охраны".
"Оставьте меня в покое, - грубо осадил его Муссолини, - я имею право делать, что хочу и ехать, куда мне заблагорассудится. Убирайтесь с дороги!".
"Вы не должны уезжать отсюда без охраны," - повторил Бирцер, вытянувшись по стойке смирно.
"Убирайтесь с дороги, - ответил за него Грациани, - дуче вправе ехать туда, куда ему вздумается".
"Только вместе с охраной, маршал. Таков приказ".
Сопровождавшие Муссолини лица попытались оттеснить настырного немца, но когда за спиной Бирцера появились эсэсовцы с оружием наперевес, готовые стрелять, итальянцы отступили. Бирцер вновь щелкнул каблуками, отдал честь и невозмутимо сказал: "Вы не должны уезжать отсюда без сопровождения, дуче".
Поняв, что продолжать разговор бессмысленно, Муссолини в знак согласия махнул рукой.
Он прибыл в Менаджо только в половине шестого утра под унылый аккомпанемент дождя. С автоматом за спиной, втянув голову в плечи, дуче в течение нескольких минут ходил взад-вперед перед зданием школы, которую превратили в казарму для чернорубашечников. Затем он отправился в загородный дом секретаря местного отделения фашистской партии Эмилио Кастелли, где попытался заснуть.
Пока Муссолини отдыхал, колонна автомашин, вслед за ним покинувшая Комо, также добралась до Менаджо. Ее сопровождала группа солдат республиканской армии: несколько рот и две бронемашины с размещенными на них 20-миллиметровыми пулеметами. Вся колонна остановилась позади грузовика Бирцера. В одной из машин находилась Кларетта Петаччи. Полковник Казалинуово привез её к Муссолини на виллу Кастелли.
Обеспокоенный тем, что весть о столь значительной концентрации транспорта достигнет партизан, Луиджи Гатти отдал приказ водителям большей части машин отъехать назад и рассредоточиться вдоль дороги на Каденаббиа. Приказ исполнили неохотно. Кто-то крикнул: "Мы приехали сюда, чтобы умереть вместе с дуче". А другой водитель, разворачивая машину, громко сетовал на то, что Муссолини решил бросить всех и удрать в Швейцарию в одиночку. Напряжение среди прибывших нарастало. Бирцеру показалось, что именно таким и был план Муссолини. Подозрения его усилились когда, вернувшись после отдыха с виллы Кастелло, Муссолини отдал приказ передислоцировать все оставшиеся машины к деревне Грандола. Там они станут дожидаться подхода сил Паволини и будут менее заметны для противника. Грандола расположена всего в четырнадцати километрах от швейцарской границы. После того, как Муссолини отдал приказ о начале движения, Бирцер подошел к нему, как всегда соблюдая воинский ритуал, но не скрывая своего подозрения, спросил: "Дуче, куда мы направляемся теперь?".
"Следуйте за мной, - ответил Муссолини, - и узнаете".
Машины итальянцев стали подниматься в горы по крутой и извилистой дороге так быстро, что Бирцер с трудом держал их в поле зрения. При подъезде к Грандоле одна из машин резко свернула с основной дороги и помчалась по направлению к вилле, стоящей в отдалении. Бирцер не смог определить, был ли это автомобиль Муссолини. Ему показалось, что дуче удалось ускользнуть от него. Однако через пару минут Брицер облегченно вздохнул, увидев Муссолини в холле гостиницы "Миравалле", где он прогуливался с Клареттой Петаччи и тремя министрами. Они хотели было выйти в сад, но немецкий часовой воспрепятствовал этому, и все пятеро вернулись в гостиницу.
К полудню площадку перед отелем заполнили автомобили, а в здании гостиницы метались фашисты. Все нервничали и поминутно спрашивали друг друга, куда, черт возьми, подевался Паволини. Говорили, что он уже прибыл в Менаджо, и Муссолини утром разговаривал с ним. О чем достигнута договоренность, никто не знал. Стало известно, что Паволини удалось набрать во всей Ломбардии и даже в Турине и Алессандрии от двух до трех тысяч чернорубашечников. Они (многие с женами и детьми) собирались в районе северного железнодорожного вокзала в Комо. Прошло уже более четырех часов, вполне достаточно для того, чтобы прибыть сюда, а о Паволини не было ни слуху ни духу.
Пока люди в спешке перекусывали, Муссолини продолжал разбирать свои бумаги, делая какие-то пометки. Отдельно он складывал материалы, касавшиеся переговоров министерства иностранных дел с швейцарскими властями относительно свободного перехода через границу членов семей сотрудников и официальных лиц итальянского правительства.
День был сырой и пасмурный день. В воздухе носились самые мрачные предчувствия. Включили все радиоприемники в отеле. Время от времени по радио сообщали все новые подробности о расширении масштабов народного восстания в северной Италии, развале фронта и наступлении войск противника.
Чтобы вырваться из удушающей атмосферы развала и хаоса, Муссолини вышел в сад для прогулки. Дождь не прекращался, но дуче это не остановило, он даже не надел шляпы. Его сопровождала молодая женщина, которая присоединилась к отступающим в Комо, Елена Курти Куччиати. Прелестная блондинка оказалась дочерью бывшей любовницы дуче Анджелы Курти, которая в свое время безуспешно пыталась предупредить Муссолини о готовящихся против него заговорах. То, с какой радостью Муссолини встретил девушку и с каким видимым удовольствием он с ней прогуливался, вызвало у Кларетты настоящий взрыв ревности. Когда Муссолини вернулся в гостиницу, она в ярости закричала: "Что здесь делает эта девчонка? Немедленно убери её отсюда. Немедленно, ты слышишь, немедленно!".
Он попытался успокоить её, но истерика продолжалась. За окном столовой начала собираться толпа любопытных. Один из зевак видел, как Муссолини с перекошенным лицом подошел к окну, резко его захлопнул и закричал: "Хватит!". Присутствовавшие при этой сцене отметили, что в его голосе слышалось больше отчаяния, чем злости. Кларетта повернулась к дуче лицом и соскользнула на ковер, больно ударив при этом колено. Оставив её рыдающей, Муссолини вышел из комнаты и вернулся в сад.
Желая возродить в нем надежду, Елена Курти Куччиати предложила съездить на велосипеде в Комо и на месте узнать, что случилось с Паволини. Муссолини ответил, что если он уедет надолго, все разбегутся. И так многие из тех, кто последовал за ним из Милана в Комо, уже не скрывают своих намерений и при первом удобном случае покинут его. Муссолини продолжал настаивать на том, что последний очаг сопротивления в горах поможет идеям фашизма уцелеть, хотя желающих быть рядом с ним в этот момент стало гораздо меньше.
Когда Буффарини-Гвиди, который после отставки приобрел привычки контрабандиста и хорошо знал местность, заявил, что он попробует пробиться к швейцарской границе через Порлеццу, двое из тех, кто намеревался сопровождать дуче в Вальтеллину - Анджело Тарки и Фабиани - сказали, что пойдут вместе с Буффарини-Гвиди, так как не хотят попасть в руки партизан. Имея на руках фальшивые паспорта, они около двух часов дня покинули Муссолини, даже не попрощавшись с ним. Грациани тоже не простился с дуче, но у него были другие планы. Он намеревался присоединиться к воинскому подразделению, расположенному в Манделло. "Скоро все уйдут, - сказал Муссолини Елене Куччиати, - рядом никого не останется".
В столовой гостиницы один из чернорубашечников призывал оставшихся последовать примеру Буффарини-Гвиди и попросить убежища у швейцарских властей. Там, по крайней мере, они будут в безопасности до прихода союзных войск. Граница, однако, была закрыта. Ракель с детьми уже предприняла попытку проникнуть в Швейцарию, но её остановили в Кьяссо и вернули в Комо. Неожиданно в отель вбежал Фабиани и сообщил, что машину, в которой он вместе с Буффарини-Гвиди и Тарки направлялся в сторону границы, остановили в Порлецце пограничники, перешедшие на сторону партизан. Фабиани удалось скрыться, а его спутников арестовали.
Муссолини обратился за помощью к Бирцеру, но тот сказал, что ему приказано охранять дуче и судьба остальных его не интересует. Сообщение Фабиани вызвало настоящую панику среди присутствовавших. Тотчас помещение наполнилось криками, проклятиями, взаимными обвинениями. Испуганные люди не могли решить, что делать дальше. Муссолини не принимал участия в дебатах, а продолжал рыться в бумагах. И лишь когда тусклые краски дня стали меркнуть, он вызвал Бирцера и объявил, что он не намерен более дожидаться Паволини и решил вернуться в Менаджо, чтобы затем продвигаться вдоль озера к Вальтеллине. Для Паволини он оставит записку, чтобы тот со своими людьми следовал за ним. Местом встречи был назначен городок Мерано. Бирцер с холодной вежливостью сказал, что его люди падают от усталости, а дальнейший путь сопряжен с трудностями, возможно придется прорываться с боем через засады, которые партизаны несомненно устроят к северу от Менаджо, поэтому он готов выступить в путь после того, как его люди хорошенько отдохнут. Кивнув головой в знак согласия, Муссолини отдал всем приказ оставаться на местах и быть готовыми к выступлению на Менаджо завтра в пять часов утра. Отряд Паволини, сказал он, к тому времени уже будет здесь. Однако эти слова он произнес столь неубедительно, что ему никто не поверил.
Ранним утром 27 апреля из Комо на бронемашине прибыл, наконец, Паволини. Дождь не переставал, и Елена Куччиати запомнила, как его капли падали с бледного лица Паволини. Войдя в гостиницу, он объявил новость: чернорубашечники сдались партизанам, ему удалось привести с собой только несколько человек.
"Сколько?" - в волнении спросил Муссолини.
Паволини замялся.
"Ну, говори же?"
"Двадцать".
Это означало конец всем надеждам.
Чуть позже Муссолини обратился к Бирцеру с просьбой включить его и нескольких человек, решивших последовать за ним, в колонну отступающих немецких войск. Немецкий отряд под командованием лейтенанта Фальмейера, насчитывавший около сорока машин, пробивался по дороге вдоль озера на север, в сторону Инсбрука.
Колонна тронулась. Муссолини сам сел за руль "альфа-ромео". Впереди шла машина Бирцера, Паволини, грозивший прорваться через любые преграды, которые партизаны могут воздвигнуть на дороге, управлял бронемашиной. Вместе с ним ехали Барраку, Бомбаччи, Казалинуово, молодой офицер военно-воздушных сил Пьетро Салюстри, чернорубашечник Идрено Утимперге, Елена Курти Куччиани и Каррадори, не расстававшийся с двумя чемоданами, наполненными документами и деньгами, которые Муссолини вручил ему ещё в Милане. Марчелло Петаччи и Кларетта следовали в отдалении, в машине, якобы принадлежавшей испанскому послу.
Несколько миль колонна двигалась на север без происшествий. Муссолини вновь обрел уверенность. "С двумя сотнями немецких солдат, - говорил он, мы сможем добраться до края земли". Отъехав от Менаджо на порядочное расстояние, Муссолини увидел человека, идущего вдоль дороги. Он притормозил, высунулся из окна и спросил пешехода, нет ли поблизости партизан. Ему ответили: "они повсюду".
Колонна продолжила путь, но проехав около ста метров, Муссолини вновь остановился, вышел из машины и направился к Паволини. Тот предложил ему в целях безопасности пересесть в бронемашину. После короткого совещания с Бирцером Муссолини согласился. Колонна двинулась дальше. Дорога шла вдоль озера и казалась угрожающе пустынной. Мужчины в бронемашине ехали молча, предчувствуя беду.
Было уже семь часов утра. Колонна находилась в шести милях от Менаджо, когда внезапно раздались три выстрела. Через мгновение все остановились. Дорогу преграждало толстое бревно и несколько огромных камней. Справа озеро, слева - круто возвышавшаяся поросшая лесом скала, по иронии судьбы носившая название "Рокка ди Муссо".
Стрельба возобновилась. Партизаны, стараясь попасть в бронемашину, вели огонь из двух 12-миллиметровых пулеметов, размещенных на склонах гор, а также спереди, где шоссе делало поворот. Раздались ответные выстрелы, очередью из бронемашины убили одного из партизан, рабочего-строителя. Почти тотчас над лежащим бревном взвился белый флаг. Три человека вышли из укрытия и направились к колонне. Двое из них - партизаны, а третий - Луиджи Хоффман - из мирных жителей, наполовину немец, наполовину швейцарец. Он жил на берегу озера в доме своей жены - дочери богатого фабриканта из Комо.
Заметив приближающихся людей, Барраку вылез из машины и вместе с Фальмейером и Бирцером направился, чтобы выяснить, в чем дело. Используя Хоффмана как переводчика, один из партизан, капитан 52-й бригады имени Гарибальди, Давиде Барбьери объяснил немецким офицерам, что во избежание ненужного кровопролития он разрешает немцам беспрепятственно миновать заграждение. Но, продолжал Барбьери, ему дан приказ задерживать всех фашистов. Фальмейер возмутился и попросил сообщить о случившемся кому-нибудь из партизанских командиров. Барбьери заверил, что и в этом случае ответ будет тот же, но если господину офицеру будет угодно переговорить с командиром лично, то он сможет сопроводить его в штаб партизан, расположенный в Морбеньо.
На самом деле капитан пытался выиграть время. Фактически у партизан не было шансов одолеть немцев, случись серьезная стычка. В отличие от хорошо вооруженного противника, у большинства партизан были лишь охотничьи ружья. Затяжка переговоров на час или два дала бы им возможность подтянуть дополнительные силы. Со своей стороны, немцам тоже не хотелось сражаться. Для них война в Италии уже закончилась, и они помышляли только о возвращении домой.
Услышав звуки выстрелов, местный священник, дон Маинетти, вышел из церкви и направился к месту событий. Один из немцев, бывший в мирное время протестантским пастором, подошел к нему и обратился на латинском языке с просьбой во имя христианского милосердия содействовать беспрепятственному прохождению колонны.
"Есть ли среди вас итальянцы?" - спросил его священник.
Солдат не знал, что ответить, но ему на выручку пришел один из немецких офицеров, который дал дону Маинетти слово чести, что итальянцев среди них нет. Священник ответил, что постарается сделать все, что в его силах. Но когда он уже готов был уйти, к священнику подошел солдат, католик из Австрии, получивший образование в Падуе. Он прошептал ему на ухо по-итальянски: "Итальянцы есть. Не верьте офицеру. Пусть проверят грузовики".
Священник направился по горной тропинке к командному пункту партизан. Но когда он добрался до него, ему сказали, что о происшедшем уже проинформировали штаб в Морбеньо, и до получения приказа ничего нельзя предпринимать.
В восемь часов утра Фальмейер отправился в Морбеньо. Он вернулся в Муссо только в два часа дня. Во время его отсутствия находившиеся в колонне итальянцы буквально сходили с ума от волнения. Паволини предложил прорываться с боем, кто-то советовал развернуться и попытаться объехать препятствие по другой дороге, большинство же считало полным безумием предпринимать что-либо до возвращения Фальмейера. Но время шло, а немецкий офицер все не возвращался. Поэтому кое-кто из фашистов решил предпринять собственные шаги для спасения, прибегнув к помощи местного священника.
Дон Маинетти только что вернулся домой и собирался поесть, как вдруг появился человек и представился: "Меня зовут Бомбаччи. Я готов сдаться партизанам. Помогите мне, святой отец!"
Позднее на допросе Бомбаччи признался, что перестал доверять Муссолини. Как и штурмфюрер Бирцер он подозревал, что тот планирует побег в Швейцарию вместе с Петаччи и, лишь убедившись в невозможности перейти границу, решил добраться до Вальтеллины. Некоторые из сторонников дуче разделяли эту точку зрения, поэтому вскоре последовали его примеру. Об этом Маинетти рассказал позднее своему епископу.
"В моей столовой, - продолжал свой рассказ священник, - собрались министры правительства Муссолини: Дзербино, Аугусто Ливерани, Фернандо Медзасома, нервно протиравший свои очки и Руджеро Романо вместе со своим пятнадцатилетним сыном Константино... Полдень миновал. Я распорядился накормить беглецов супом. Партизаны прибыли ко мне в дом под командой капитана Барбьери. Тот все допытывается, не скрывается ли в одном из грузовиков Муссолини. На это Романо отвечает, что он был с ними в Менаджо, но с тех пор дуче никто не видел. Однако Бомбаччи, подойдя к моей сестре сказал: "Он с нами. Было бы несправедливо, если бы он сумел скрыться".