3
Когда они проталкивались сквозь толпу, взгляд Конана посреди открытых лиц местных светловолосых обитателей выявил и чужую здесь, узкую и смуглую физиономию с черными глазами, с жадностью глядевшими на киммерийца.
Человеком этим был мужчина с дорожным мешком на спине. Когда тот понял, что был замечен, то усмехнулся и покачал головой. В этом жесте было что-то знакомое.
— Кто этот человек? — спросил Конан.
— Это Ахеб, гирканская собака, которую мы впустили в долину со всякими безделушками и зеркальцами, а также со всеми этими украшениями, которые так любят наши женщины. Мы обмениваем их на руду, вина и кожи.
Теперь Конан вспомнил этого человека, его хитрое лицо, который крутился около Хорбулы и подозревался в контрабанде оружия через горы в Меру. Когда варвар повернулся и посмотрел назад, темное лицо уже исчезло в толпе. Но, не было никаких оснований опасаться этого Ахеба, даже если тот и узнал Конана.
Гирканец не мог знать о бумагах, которые нес с собой киммериец. Конан чувствовал, что люди Мантталуса относятся дружелюбно к другу Сидрика, хотя молодой человек, конечно, и ударил по ревнивому тщеславию Малаглина, превознося силу Конана.
Сидрик повел Конана вниз по улице к большому каменному зданию, окруженному колоннами портика, где он гордо представил своего друга отцу, старику по имени Амлафф и матери, высокой и гордой женщине пожилого возраста. Жители, по-видимому, здесь не прятали своих женщин, так как гирканцы. Конан познакомился и с сестрой Сидрика, крепкой светловолосой красоткой, и с его младшим братом. Киммериец едва сдержал улыбку при мысли о том, в какой невероятной ситуации он оказался, встретившись с семьей, жившей, как будто тысячу лет назад. Эти люди, безусловно, не были варварами. Хотя их культурное развитие было ниже, чем у их предков, но они все еще были гораздо более цивилизованными, чем их дикие соседи.
Их интерес к гостю был подлинным, но никто, кроме Сидрика не проявлял большой заинтересованности о мире, простирающемся за пределами их долины.
Вскоре молодой человек привел Конана во внутреннюю комнату, где поставил перед ним еду и вино. Киммериец ел и пил за троих, вдруг осознав все эти дни своего вынужденного поста, предшествовавшие его нынешнему пиру. Пока киммериец ел, Сидрик разговаривал с ним, однако, не упоминая о людях, которые преследовали Конана. Видимо, он посчитал их гирканцами из близлежащих холмов, враждебность которых вошла в поговорку. Конан понял, что никто из жителей не Мантталуса рисковал уходить дальше, чем на день пути из долины.
Дикость горных племен вокруг полностью изолировала их от мира.
Когда Конан стал зевать и клониться ко сну, Сидрик оставил его в покое, убедившись, что никто не помешает гостю. Киммерийца немного обеспокоил обнаруженный факт того, что в комнате не было двери, а у входа висела только занавеска. Но Сидрик сказал, что в Мантталусе нет воров, хотя бдительность была так присуща природе Конана, что варвар всё равно чувствовал воздействие гложущей его тревоги. Комната выходила в коридор, а тот, как полагал Конан, вел к внешней двери. Люди Мантталуса, по-видимому, не чувствовали необходимости в защите своей собственности. Но, несмотря на то, что местные жители могли спать здесь спокойно, это не обязательно должно было относиться ко вновь прибывшему чужеземцу.
В конце концов, Конан отодвинул кровать, которая являлась наиболее важным убранством в комнате и, убедившись, что никто смотрит, ослабил один из образующих стену каменных блоков. Затем он взял шелковый сверток, засунул его в отверстие, и, вставив на место камень, так глубоко, насколько смог, северянин задвинул кровать на место.
Затем он вытянулся на своем ложе и начал строить планы о том, как остаться в живых и сохранить бумаги, значившие так много для сохранения мира во всем мире. В долине Мантталуса воин был в полной безопасности, но северянин знал, что за её пределами с терпением кобры скрывается Турлог. Он не может оставаться здесь навсегда, и ближайшей темной ночью ему придется взобраться на скалы и бежать как можно дальше. Турлог без сомнения, будет вести за ним в погоню все горные племена, поэтому киммериец должен довериться своей удаче, точности глаза и крепости рук, что и делал уже, столько раз.
Вино, которое он пил, оказалось крепким, а усталость путешествия расслабила его конечности. Мысли Конан смешались, и горец впал в долгий, глубокий сон.
* * *Конан проснулся в полной темноте. Он понял, что он спал в течение многих часов, и что день уже прошел. В доме царила тишина, но Конана разбудило тихое шуршание занавесок, висевших на входе.
Он сел на кровать и спросил:
— Это ты, Сидрик?
Голос ответил: «Да».
В то же время, когда Конан осознал, что это был голос, который не принадлежал Сидрику, что-то врезалось в его голову, и его охватила темнота.
Киммериец пришел в сознание, когда его в глаза ударил блеск факела, в свете которого он увидел троих здоровенных, светловолосых жителей Мантталуса, с лицами гораздо тупее и более жестокими, чем он видел ранее. Конан лежал в каменной полупустой комнате, стены которой, потрескавшиеся и покрытые паутиной, едва освещал факел. У него были связаны руки, а ноги оставались на свободе. При звуке открывающейся двери варвар вытянул шею и увидел сгорбившуюся, похожую на грифа фигуру, входящую в комнату. Это был гирканец Ахеб.
Он посмотрел вниз на киммерийца, и его крысиное обличье скривилось ядовитой улыбкой.
— Низко же пал ужасный Конан, — принялся глумиться он. — Ты глупец! Я узнал тебя с первого взгляда там, во дворце Малаглина.
— У тебя нет никаких претензий ко мне.
— Но таковые есть у моего друга, — заявил гирканец. — Мне до этого нет дела, но я собираюсь воспользоваться этим. Это правда, что ты никогда не вредил мне, но я всегда боялся тебя. Увидев тебя в городе и не зная, что привело тебя сюда, я упаковал свои вещи, и уехал в большой спешке. Но за перевалом я наткнулся на этого дьявола Турлога, который начал расспрашивать меня, не видел ли я тебя в долине Гормлайта, куда ты бежал от него. Я сказал, что видел, а он настоял на том, чтобы я помог ему проникнуть в долину и забрать у тебя некоторые бумаги, которые ты у него украл. Я отказался, потому что знал, что люди из Мантталуса убьют меня, если я попытаюсь провести чужаков в долину.
Турлог с его четырьмя приспешниками уркманами и ордой оборванных гирканцев вернулся в горы. Когда он ушел, я вернулся в долину, заявив охраннику у прохода, что испугался горных львов, которые якобы бродят неподалеку. И убедил этих троих помочь захватить тебя. Никто не узнает, что случилось с тобой, а Малаглин не станет слишком много беспокоиться об этом, потому что он завидует твоей силе. Традицией Мантталуса являлось то, что король должен быть самым сильным мужем в городе, поэтому Малаглин и сам убил бы тебя рано или поздно.
Но буду вынужден помешать ему в этом, потому что у меня нет намерения, позволять тебе преследовать меня, когда я заберу эти бумаги, которые так хочет Турлог. Он получит их, в конце концов, если будет согласен заплатить мне достаточно хорошо.
Гирканец разразился высоким, хохочущим смехом и повернулся лицом к стоящим неподвижно мантталусцам:
— Вы обыскали его?
— Мы ничего не нашли, — громким голосом сказал один из гигантов.
Ахеб стиснул зубы в разочаровании.
— Вы не знаете, как правильно обыскивать. Снова я должен делать все сам.
Ловкие руки ощупали схваченного, и негодяй разразился проклятиями, когда его поиски не увенчались успехом. Он попытался залезть за пазуху киммерийца, но это было невозможно, потому что руки Конана были привязаны слишком плотно к телу. Ахеб нахмурился с неудовольствием и вытащил кривой кинжал.
— Разрежьте ему узлы на плечах, — приказал он, — и вы, все трое подержите его. Это будет так же, как если бы позволить леопарду выйти из клетки.
Не сопротивляющегося Конана быстро растянули на плите, и двумя мантталусцами принялись удерживать его за руки и один уселся на его ногах. Они держали его крепко, но, казалось, весьма скептически относились к повторяемым Ахебом предостережениям о силе пленника.
Гирканец снова подошел к пленнику, и, опустив нож, полез за своей предполагаемой добычей. Тогда мощным рывком своих стальных и напряженных мышц, Конан вырвал ноги из небрежного захвата и ударил пятками в грудь Ахеба.
Если бы варвар имел обувь, то проломил бы грудь гирканца. Тем не менее, купец полетел обратно, рыча в агонии, и повалился спиной на пол.
Конан не заставил себя ждать. Тем же самым мощным рывком варвар освободил свою левую руку и, приподнявшись на плите, ударил кулаком в челюсть человека, держащего его за правую руку. Нанесенный удар, словно молот кузнеца, повалил того, как забитого вола. Два других гиганта бросились к Конану, пытаясь поймать его. Конан скатился с каменной плиты на другую сторону, и когда один из бойцов обежал её вокруг, варвар схватил его за руку, выкрутил и перебросил человека через плечо, вниз головой. Нападающий ударился головой об пол с силой, которая вышибла из него дух, заставив потерять сознание.
Последний из похитителей был более осторожен. Видя огромную силу и ужасающую скорость противника, он вытащил длинный нож и настороженно подошел, ища возможности нанести смертельный удар. Конан медленно попятился, тщательно стараясь, чтобы каменный пьедестал, вокруг которого кружили противники, отделял его от мерцающего лезвия. Киммериец вдруг подался вперед и вытянул длинный нож из-за пояса человека, которого свалил первым. В тот момент, как северянин это сделал, мантталусец закричал и львиным прыжком броситься через каменную плиту, еще в полете целясь в склоненного киммерийца.
Конан согнулся еще больше, и мерцающее лезвие разрезало воздух над его головой. Соперник ударился ногами об пол, потерял равновесие и упал вперед, прямо на нож, который оказался в руках Конана. Из уст воина, который почувствовал вонзившийся в свое тело клинок, раздался приглушенный визг, и забившийся в смертельных конвульсиях гигант потянул Конана за собой на землю.
Избавляясь от ослабляющейся хватки, Конан встал, весь обрызганный кровью жертвы, с кровавым ножом в руке. Ахеб вскочил с хриплым криком, пошатываясь, а его лицо позеленело от боли. Конан зарычал как волк и бросился к нему с убийственной яростью. Но вид ножа капающего кровью и дикой маски, в которую превратилось лицо Конана, отрезвил и перепугал гирканца. С воплем тот бросился к двери и, пробегая, выбил факел из держателя. Факел упал на пол, заискрил и погас, скрывая помещение в темноте. Ослепленный, Конан врезался в стену.
Когда варвар сориентировался, и нашел дверь, в комнате уже никого не было, кроме него самого, одного мертвого мантталусца и двух других, лежащих без сознания.
Выбравшись наружу, северянин оказался на узкой улице. В небе уже гасли звезды, и приближался рассвет. Здание, из которого воин вышел, находилось в плачевном состоянии и, конечно же, было заброшенным. В глубине улицы киммериец увидел дом Амлаффа, его не забрали далеко. По-видимому, похитители не предвидели никаких препятствий. Конан задался вопросом, каково было участие Сидрика в этом заговоре. Ему не нравилась мысль о том, что молодой человек предал его. В любом случае, киммериец должен был вернуться в дом Амлаффа, чтобы забрать сверток, спрятанный в стене. Он пошел вглубь улицы; теперь, когда огонь сражения погас в его жилах, горец чувствовал головокружение от удара, лишившего его сознания. На улице никого не было. На самом деле, она выглядела более похожей на закоулок позади строений.
Подойдя к дому, северянин увидел кого-то, бегущего к нему. Это был Сидрик, который бросился в сторону Конана с подлинным облегчением.
— О, брат мой! — воскликнул он. — Что случилось? Я нашел твою комнату пустой минуту назад, и кровь на твоей постели. Ты в порядке? Нет, у тебя же порез на голове!
Конан объяснил в нескольких словах, что случилось, не говоря, однако, ничего о бумагах. Пусть Сидрик считает, что Ахеб был его личным врагом, искавшим возможности для мести. Он доверял молодому человеку сейчас, но не было никаких причин, чтобы раскрывать правду о пакете.
Лицо Сидрика побелело от ярости.
— Какой позор для моего дома! — воскликнул он. — Прошлой ночью Ахеб, этот пес, принес моему отцу в дар большой кувшин вина, которое мы все пили, кроме тебя, потому что ты уже спал. Теперь я знаю, что оно был отравленным. Мы все проспали, как собаки. Ты наш гость, так что прошлой ночью я разместил своих людей у всех внутренних дверей, но все они заснули, потому что выпили отравленное вино. Несколько минут назад, когда я искал тебя, то обнаружил слугу, который должен был охранять двери, ведущие к концу коридора, прямо к твоей комнате. Они перерезали ему горло. И было не трудно для них подкрасться по коридору и войти к тебе, в то время как все мы спали.
После возвращения домой Сидрик отправился за свежими одеждами, а Конан достал пакет из стены и спрятал его в пояс. В течение следующих нескольких часов он предпочитал хранить его с собой.
Сидрик вернулся со штанами, сандалиями и туникой, которые носили жители Мантталуса, и когда Конан надевал их, парень оценивающе смотрел на бронзовый, мускулистый торс киммерийца, без капли ненужного жира.
Едва Конан закончил одеваться, как снаружи донеслись голоса, а в зале раздались тяжелые шаги, затем, при входе в комнату появилась группа высоких светловолосых воинов с мечами по бокам. Их предводитель указал на Конана и сказал:
— Малаглин приказал, чтобы этот человек явился перед его обличьем в зале суда.
— Что такое? — недоумевал Сидрик. — Конан мой гость!
— Это не мое дело, — сказал командир. — Я только передал приказ нашего короля.
Конан схватил Сидрика за руку.
— Я пойду, чтобы узнать, в чем там дело.
— Я иду с тобой, — Сидрик заскрежетал зубами. — Я не знаю, что это все предвещает и знаю только то, что Конан мой друг.
4
Солнце еще не взошло, когда они двинулись по белому проспекту в сторону дворца. На улицах было, однако, много людей, многие из которых пошли за процессией.
Поднявшись по широкой лестнице, они вошли в огромный зал с двумя рядами высоких колонн по бокам. В конце зала находились еще ступени, широкие и дугообразные, что вели к подиуму, где на мраморном троне сидел король Мантталуса, бывший как всегда мрачным. На каменных скамьях по обе стороны от подиума сидело множество вождей, а простолюдины собрались вдоль стен, оставив свободное пространство перед троном.
На этом открытом пространстве на коленях стояла фигура, подобная грифу.
Это был Ахеб, чьи глаза сверкали страхом и ненавистью, а перед ним лежало огромное тело человека, убитого Конаном в заброшенном здании. Два других похитителя стояли, а их лица были угрюмыми и смущенными.
Конан предстал перед подиумом, и охранники отступили. Малаглин обратился к Ахебу и произнес:
— Поведай свое обвинение.
Ахеб вскочил с пола и указал тощим пальцем в лицо Конана.
— Я обвиняю этого человека в убийстве! — заговорил он высоким голосом.
— Сегодня утром, незадолго до рассвета, он напал на меня и моих друзей во сне, убив человека, который лежит здесь сейчас! Мы с большим трудом спасли свои жизни!
Из толпы раздался озадаченный и гневный ропот. Малаглин уперся мрачным взглядом в Конана.
— Что ты на это скажешь?
— Он лжет, — отрезал киммериец. — Я убил этого человека, да…
Северянин был прерван внезапными криками толпы, которая начала угрожающе напирать вперед, расталкивая охранников.
— Я лишь защищал свою жизнь, — сердито сказал Конан, которого не прельщала роль обвиняемого. — Эта гирканская собака и трое других, этот мертвец и эти двое, стоящие здесь, прошлой ночью прокрались в мою комнату, и пока я спал в доме Амлаффа, оглушили и унесли меня, чтобы ограбить и убить!
— Да! — сердито выкрикнул Сидрик. — Они убили также одного из слуг моего отца!
При этих словах ропот толпы изменил свой тон, и люди неуверенно остановились.
— Ложь! — Ахеб закричал, побуждаемый ненавистью. — Сидрика заколдовали! Конан — колдун! Каким образом ещё он мог узнать вашу речь?!
Толпа резко отступила, и некоторые из людей начали скрытно сделать знаки отгоняющие зло. Мантталусанцы были столь же суеверны, как и их предки.
Сидрик выхватил меч, а его друзья встали вокруг него; крепкие, высокие и статные молодые люди, дрожащие от энтузиазма, словно охотничьи собаки.
— Колдун или простой человек! — заревел Сидрик. — Он мой брат, и всякий, кто прикоснется к нему, сделает это на свой страх и риск!
— Это колдун! — заорал Ахеб, у которого пена закапала с подбородка. — Я знаю его в течение длительного времени! Будьте с ним осторожны! Он навлечет на Мантталус безумие и гибель! Он носит на своем теле свитки с магическими надписями, в которых черпает силу своего колдовства. Отдайте мне эти свитки, а я унесу их из Мантталуса и уничтожу в месте, где они уже не причинят никому ничего плохого! Позвольте мне доказать, что я не лгу! Держите его в то время, пока я не обыщу его, и я покажу свитки всем вам!
— Никто не посмеет прикоснуться к Конану! — угрожающе крикнул Сидрик.
Потом с трона встал Малаглин, и его огромная, словно выкованная из бронзы фигура, вызывала ужас. Правитель спустился вниз по ступеням, и люди попятились под взглядом его холодных глаз. Сидрик же, напротив, стоял так, как будто был готов бросить вызов своему ужасному королю, но Конан оттащил молодого человека в сторону. Киммериец Конан не тот человек, который так просто позволил бы другому воину защищать его.
— Это, правда, — сказал северянин бесстрастно, — в моих одеждах есть пакет с документами. Но верно также и то, что они не имеют ничего общего с искусством магии, как и то, что я убью любого, кто попытается отнять их.
В ответ на эти слова каменное спокойствие Малаглина исчезло во вспышке ярости.