Он долго разглядывал пострадавшую стену, пока дождь стекал у него по подбородку и мочил ему одежду. Стоявший сзади, Обычный нервно переминался с ноги на ногу.
Затем длинная, тонкая, со вздувшимися синими венами рука коснулась стены и оставила на ней свои отпечатки, обводя неясные тени.
Впрочем, не столько тени, а более похожие на ряд силуэтов. Контуры были очень отчетливы. Внутри был знакомый рисунок кирпичной кладки. А вот снаружи стена оплавилась, превратившись в прекрасную керамическую поверхность с зеркальным блеском.
Силуэты, проглядывавшиеся на кирпичной стене, представляли картину с шестью персонажами, застывших в крайнем изумлении. Воздетые руки продолжали крепко сжимать ножи и тесаки.
Патриций молча бросил взгляд на кучу пепла у своих ног. Несколько потеков расплавленного металла могли быть остатками того самого оружия, которое оставило свой след на стене.
— Гм-м. — сказал он.
Капитан Бодряк почтительно провел его по улице и довел до переулка Верной Удачи, где указал на Экспонат А, на то, что осталось…
— Следы. — сказал он. — Они тянутся на небольшом расстоянии, сэр. Они немного больше, чем след от обычных когтей. Можно было бы назвать их следами когтистых лап.
Патриций уставился долгим взглядом на отпечатки в грязи. Выражение его лица было совершенно непроницаемым.
— Я вижу. — в конце концов сказал он. — У вас есть какое-нибудь мнение по этому поводу, капитан?
Оно было у капитана. За часы, прошедшие до рассвета, у него перебывали всевозможные мнения, начавшись с подозрения, что было большой ошибкой родиться на этот свет.
А затем когда серый свет начал вливаться даже на улицы Теней, а он остался жив и его не зажарили, то оглядевшись вокруг с видом идиотского облегчения, увидел, всего в ярде от себя, эти следы. Этот миг был не самым удачным, чтобы оставаться трезвым.
— Да, сэр. — сказал он. — Я знаю, что драконы вымерли тысячу лет назад, сэр…
— Да? — У Патриция сузились глаза.
Бодряк — Но, сэр, вопрос в том, знают ли они об этом?
Сержант Двоеточие сказал, что слышал перед этим звук, как если бы зашуршала кожа, как раз перед, как раз перед… правонарушением.
— То что вы считали вымершим, а возможно на самом деле и полностью выдуманным в мифах, дракон прилетел в город, приземлился в этом узком переулке, испепелил дотла группу преступников, а затем улетел? — сказал Патриций. — Можно сказать, что он был общественным, весьма оживленным созданием.
— Что ж, если вы рассматриваете это таким образом…
— Как мне помнится, драконы из легенд были одинокими и деревенскими созданиями, которые сторонились людей и обитали в укромных, удаленных местах. — сказал Патриций. Вряд ли они были урбанизированными созданиями.
— Нет, сэр. — сказал капитан, удержавшись от замечания, что если вам хотелось бы найти настоящее укромное, удаленное место, то Тени отвечали всем требованиям.
— Кроме того, — сказал лорд Ветинари. — согласитесь, что трудно вообразить, что никто этого не заметит, не так ли?
Капитан кивнул стене и ее устрашающему фризу. — Помимо них, вы полагаете, сэр?
— По моему мнению, — сказал лорд Ветинари. — это некие партизанские действия. Возможно соперничающая банда наняла волшебника. Небольшое местное затруднение.
— Можно связать со всеми этими странными кражами, сэр.
— предположил Обычный.
— Но ведь есть следы, сэр. — настойчиво сказал Бодряк.
— Мы рядом с рекой. — сказал Патриций. — Возможно это была, вполне вероятно, некая болотная птица. Простое совпадение, — добавил он. — но я должен скрыть их, будь я на вашем месте. Нежелательно, чтобы людям приходили в голову плохие мысли и они приходили к глупым умозаключениям, не так ли? — резко добавил он.
Бодряк сдался.
— Как полагаете, сэр. — сказал он, уставившись на свои сандалии.
Патриций потрепал его по плечу.
— Не забивайте голову. — сказал он. — Продолжайте. Он проявил инициативу, этот человек. Патрулируя в Тенях. Хорошая работа.
Он повернулся и почти врезался в стену из кольчуги, бывшей ничем иным как Морковкой.
К своему ужасу, капитан Бодряк увидел, что его новобранец внимательно разглядывает карету Патриция. Вокруг кареты, полностью вооруженные и настороже, стояли шестеро дворцовых стражников, навытяжку и проявляя неподдельный интерес к его особе. Бодряк весьма их недолюбливал. У них на шлемах развевался плюмаж. А он ненавидел стражников с плюмажем.
Он услышал, как Морковка сказал. — Простите, сэр, это ваша карета, сэр? Патриций медленно мигнул раз или два, а затем сказал. — Моя. А как вас зовут, молодой человек?
Морковка отдал честь. — Младший констебль Морковка, сэр.
— Морковка, Морковка. Это имя звенит набатом.
Люпин Обычный, стоявший чуть позади него, прошептал на ухо Патрицию. Его лицо просветлело. — А-а, юный захватчик воров. Как я полагаю, там произошла небольшая ошибка, но вполне похвальная. Ни единой персоны превыше закона, не так ли?
— Да, сэр. — сказал Морковка.
— Похвально, похвально. — сказал Патриций. — А сейчас, джентльмены…
— Относительно вашей кареты, сэр. — настойчиво сказал Морковка. — Не могу не вмешаться, заметив, что переднее боковое колесо, в противоположность…
Он собирается арестовать Патриция, сказал сам себе Бодряк, эта мысль обдала ему голову потоком ледяной воды. Он действительно собирается арестовать Патриция. Верховного правителя. Он собирается его арестовать. Именно этим он собирается заняться. Парень не знает значения слова «страх». Вряд ли было бы лучше, если он знал значение слова «выживание»…
А я не могу разжать свои челюсти.
Мы все погибнем. Или того хуже, мы все будем задержаны к вящему удовольствию Патриция. А как мы все знаем, он редко бывает доволен.
Это произошло в тот редкий момент, когда сержант Двоеточие заслужил себе, в переносном смысле, медаль.
— Младший констебль Морковка! — прокричал он. — Смирно!
Младший констебль Морковка, кру-у-гом! Младший констебль Морковка, бегом марш!
Морковка мигом вытянулся по стойке «смирно», как вытягивается небольшой амбар, и уставился вперед немигающим взором со свирепым выражением беспрекословного повиновения.
— Отличная выправка, у этого парня. — задумчиво сказал Патриций, в то время как Морковка на негнущихся ногах зашагал прочь. — Продолжайте, капитан. И не настаивайте ни на каких глупых слухах о драконах, хорошо?
— Да, сэр. — сказал капитан Бодряк.
— Прекрасно.
Карета, дребезжа, тронулась прочь, с бегущими по сторонам стражниками.
Стоявший позади, капитан Бодряк только смутно осознал, что сержант кричит отступившему Морковке остановиться.
Он размышлял.
Он смотрел на следы в грязи. Он воспользовался своей пикой, полагавшейся ему по уставу, которая была семи футов длиной, чтобы измерить их размер и расстояние между ними.
Он тихонько насвистывал. Затем, с заметной предосторожностью, он проследовал в переулок за угол; тот привел его к небольшой, запертой на висячий замок и перепачканной грязью двери в задней стене дровяного склада.
Здесь было что-то не так, подумал он.
Следы выводили из переулка, но они не входили внутрь.
А нам не часто встречаются болотные птицы в Анке, в основном потому что загрязнение может разъесть им ноги, а кроме того для них легче бродить по поверхности.
Он поднял свой взгляд. Мириады мокрых линий перечеркивали, как сетью, вдоль и поперек узкий прямоугольник неба.
Итак, подумал он, что-то большое и свирепое вышло из этого переулка, но не вошло внутрь.
А Патриций очень обеспокоен этим.
И мне было приказано позабыть об этом.
Он заметил еще что-то, валявшееся в переулке, нагнулся и поднял свежую, пустую скорлупу от арахиса.
Он перебрасывал ее из руки в руку, глядя вперед невидящим взглядом.
Именно сейчас ему была нужна выпивка. Но возможно стоило подождать.
Библиотекарь поспешно прокладывал себе путь по темным проходам среди книжных полок.
Вершины крыш города принадлежали ему. Конечно, убийцы и воры тоже могли воспользоваться ими, но еще давным-давно он открыл, что лес из дымоходов, контрфорсов, горгон и флюгеров был приемлемой и в какой-то степени удобной альтернативой улицам.
По крайней мере так было до сих пор.
Ему казалось забавным и поучительным последовать вслед за Дозором в Тени, городские джунгли не представлявшие ни капли страха для 300-фунтовой обезьяны. Но сейчас ночной кошмар, который он увидел, перебираясь на руках через темный переулок, мог заставить его сомневаться, будь он человеком, в свидетельствах своих собственных глаз.
Но будучи обезьяной, он не имел ни малейших сомнений в свидетельствах своих глаз и постоянно доверял им.
Сейчас он поспешно пытался сосредоточиться на книге, которая могла содержать разгадку. Она находилась в разделе, который никто не тревожил в эти дни; стоявшие там книги на самом деле не были волшебными. На полу обвиняюще лежала пыль.
Сейчас он поспешно пытался сосредоточиться на книге, которая могла содержать разгадку. Она находилась в разделе, который никто не тревожил в эти дни; стоявшие там книги на самом деле не были волшебными. На полу обвиняюще лежала пыль.
Пыль, со следами ног на ней.
— У-ук? — сказал Библиотекарь в теплую полутьму.
Он осторожно двинулся дальше, ловя себя на невероятной мысли, что эти следы ведут к той же цели, к которой он стремился сам.
Он повернул за угол и там был.
Раздел.
Книжный шкаф.
Полка.
Брешь.
В мультивселенной бывает много ужасных зрелищ. Тем не менее, для души, настроенной на тихие ритмы библиотеки, нет более ужасного зрелища, чем дыра, где должна находиться книга.
Кто-то украл книгу.
В уединении Продолговатого Кабинета, своей святая святых, Патриций расхаживал взад и вперед. Он диктовал инструкции.
— И послать людей закрасить эту стену. — закончил он.
Люпин Обычный поднял бровь.
— Благоразумно ли это, сэр? — сказал он.
— Вы не думаете, что фриз с жуткими тенями будут вызывать замечания и догадки? — кисло сказал Патриций.
— Не так много, как свежая краска на Тенях. — ровно сказал Обычный.
Патриций на миг заколебался. Хорошо подмечено. — среагировал он. — Прикажите людям снести ее.
Он дошел до конца комнаты, повернулся на пятках и опять двинулся в путь. Драконы! Как-будто не было ничего более важного, более реальные явления занимали его время.
— Вы верите в драконов? — спросил он.
Обычный покачал головой. — Они невозможны, сэр.
— И я так же слышал. — сказал лорд Ветинари. Он дошел до противоположной стены и повернулся.
— А вы не хотели бы провести дальнейшее расследование? спросил Обычный.
— Да. Не прочь.
— А я позабочусь, чтобы Дозор принял в этом посильное участие. — сказал Обычный.
Патриций замер, прекратив хождение. — Дозор? Дозор? Мой дорогой, Дозор — это кучка несведущих лиц, под командованием пьяницы. У меня ушли годы на то, чтобы достичь этого.
Самым последним, чем мы могли бы себя занять, это был бы Дозор.
Он задумался на мгновение. — Даже увидев дракона, Обычный? Одного из самых больших. как я полагаю? Ах да, они невозможны. Вы так сказали.
— Но ведь они просто легенда. Суеверие. — сказал Обычный.
— Гм-м. — сказало Патриций. — А из легенд следует, ну разумеется, что они легендарные.
— Точно, сэр.
— Даже… — Патриций остановился и некоторое время разглядывал Обычного. Ах да. — сказал он. — Забудьте об этом.
Я не хочу иметь ничего общего с этими драконами. Подобные явления приводят людей в беспокойство. Положим этому конец.
Когда он остался один, то встал и бросил мрачный взгляд на город-близнец. Опять моросило.
Анк-Морпорк! Скандальный город сотен тысяч душ! И, как частным образом отмечал Патриций, это число в десять раз превышало количество настоящих людей. Дождь шелестел, поблескивая и освежая панораму из башен и крыш, ничего не зная о кишащем, злобном мире, на который он падал. Более удачливому дождю довелось упасть на высокогорных овец, или нежно прошелестеть над лесами, или слиться в рукопожатии, мешаясь с морскими волнами. Впрочем, дождь, падавший на Анк-Морпорк, имел слишком много хлопот. Ведь здесь, в Анк-Морпорке с водой вытворяли ужасные вещи. Быть пьяным было всего лишь началом его проблем.
Патрицию нравилось ощущать, что он смотрит на город, который действует. Не красивый город, или прославленный город, или хорошо промытый город, и определенно не благоволящий к архитекторам город; даже самые самоотверженные его жители признавали, что с высокой точки зрения, Анк-Морпорк выглядел так, как-будто кто-то пытался достигнуть в камне и дереве эффекта, обычно ассоциирующегося с тротуарами и обочинами летних площадок ресторанов, работающих ночь напролет.
Но он действовал. Он бодро крутился как гироскоп на устах кривой катастрофы, И это происходило потому, как твердо в это верил Патриций, что ни одна группа не обладала достаточной силой, чтобы его столкнуть. Торговцы, воры, убийцы, волшебники — все энергично участвовали в гонке, совершено не понимая, что это не должно совершенно быть гонкой вообще, но совершенно не доверяя друг другу, чтобы остановиться и приглядеться, кто наметил курс и кто держит стартовый флаг. Патриций не любил слово «диктатор». Оно оскорбляло его.
Он никогда не говорил никому, что делать. Ему не нужно было это делать, это было самым удивительным. Большая часть его жизни протекала в устройстве дел таким образом, чтобы подобное положение дел сохранялось и продолжалось.
И разумеется были различные группы, добивавшиеся его свержения, и это было верно и пристойно и с признаками бодрого и здорового общества. Никто не мог назвать его неразумным в делах. Почему бы ему самому не отыскать большинство из них? Но наиболее чудесным был способ, с помощью которого они проводили почти все свое время, пререкаясь друг с другом.
Человеческая природа, как всегда говорил Патриций, изумительная вещь. Как только вы узнали, где находятся ее рычаги.
У него было неприятное предчувствие из-за этих драконов. Даже если это и было создание, не обладавшее явными рычагами, как в случае с драконом. С этим необходимо было разбираться.
Патриций не верил в ненужную жестокость. <В то время как острое ощущение разумеется сопровождается мыслью о необходимой жестокости .> Он не верил в бесцельную месть. Но он питал большую веру в то, что с делами необходимо разбираться.
Немного забавно, но капитан Бодряк думал о тех же вещах. Он обнаружил, что ему ненавистна мысль о гражданах, пусть даже и Теней, которые превращаются в простое пятно на стене.
И это было проделано, так или иначе, на глазах у Дозора. Как если бы Дозора не существовало, как если бы Дозор был неуместной деталью. Вот что было мучительно.
Разумеется это было правдой. И это только делало все еще хуже.
Что его еще больше злило, так то, что он ослушался приказов. Несомненно он раскопал эти следы. Но на верхней полке его старинного стола, скрытый под слоем пустых бутылок, лежал гипсовый слепок. Он ощущал его присутствие, невзирая на три слоя дерева.
Он не мог вообразить, что же в него могло влезть. А сейчас он мог пойти в мыслях еще дальше, вообразив конечность.
Он осмотрел свои, желая лучше выразиться, эшелоны. Он попросил старших офицеров переодеться в простую одежду.
Для сержанта Двоеточие это означало, что он, всю свою жизнь проносивший форму, вынужден был облачиться в костюм, который надевался на похороны, раскраснелся и чувствовал себя весьма неудобно. В то время как Валет…
— Я сомневаюсь, что смогу сделать более понятным слово «простой»? — сказал капитан Бодряк.
— Это то, что я надеваю после работы, начальник. — укоризненно сказал Валет.
— Сэр. — поправил Двоеточие.
— Мой голос тоже в простой одежде. — сказал Валет. Первоначальной, вот что это такое.
Бодряк медленно обошел вокруг капрала.
— А ваша простая одежда не заставляет старушек падать в обморок, а мальчишек бежать за тобой по улице? — сказал он.
Валет с трудом включился. Он был не в ладах с иронией.
— Нет, сэр, начальник. — сказал он. — С этим все в порядке, это такой стиль.
Это было общеизвестно. В Анке было настоящее поветрие на большие шляпы с перьями, брыжи, укороченные камзолы с золотыми петлицами, панталоны клеш и сапоги с фигурными шпорами. Незадача была в том, как представлял это Бодряк, что большинство из последователей моды обладало избытком телесных объемов для того, чтобы втиснуться в эти детали туалета, в то время все, что можно было сказать о капрале Валете, было то, что он утопал во всем этом.
Это могло иметь свои преимущества. После этого положительно никому не могло прийти в голову, когда они видели его, бредущего по улице, что это Дозорный, пытающийся выглядеть неприметным.
Так случилось с Бодряком, что он решительно ничего не знал о Валете, помимо работы. Он не мог даже припомнить, где тот живет. Все эти годы он знал о его существовании и никогда не задумывался, что в своей тайной личной жизни Валет был слегка павлином. Очень маленьким павлином, по правде говоря, павлином, которому зачастую выпадали весьма увесистые тумаки и шишки, но тем не менее павлином. Просто вы никогда не могли сказать, когда это проявится.
Он опять вернулся к предмету, который он держал в руке.
— Я хочу, чтобы вы вдвоем. — обратился он к Валету и Двоеточию. — смешались ненавязчиво, или навязчиво как в вашем случае, Валет, с людьми вечером и, э-э, посмотрели, не смогли бы вы заметить что-нибудь необычное.
— В чем необычное? — сказал сержант.
Бодряк заколебался. Он сам не был уверен в этом. — Что-нибудь. — сказал он. — Относящееся к делу.
— А-а. — сказал сержант, глубокомысленно кивая. — Относящееся к делу. Хорошо.
Наступила тишина.
— Возможно люди видели таинственные вещи. — сказал капитан Бодряк. — Или необъяснимые огни. Или следы. Вы понимаете. — закончил он в отчаянии. — следы появления драконов. — Вы имеете в виду, нечто вроде груд золота, на которых они спят. — сказал сержант.