– Ты подумала о детях? – била по самому больному Машка.
– Лешка сам сказал, чтобы я убиралась. Что я могла поделать? Я бы, конечно, предпочла, чтобы это он убрался из нашего дома, но он не захотел.
– Ты психованная. Надо было сидеть на месте, и все! Ты не понимаешь, чем это закончится? Она же займет твое место.
– Я не хочу к нему возвращаться, не хочу с ним жить. Так, как он предлагает – не хочу! – возмущалась я. Мне казалось, уж подруги-то должны бы были меня поддержать.
– Хочу – не хочу, детский сад! – разозлилась Любка.
– И совсем не детский сад! Мне нужно, чтобы мой муж меня любил. Чтобы мы были счастливы, чтобы мы были снова настоящей семьей. Чтобы он понимал, как ему со мной повезло!
– Ну ты и наивная дура, – качали головами мои подруги.
А Алексей теперь ходил злой как черт и рассказывал всем, что я просто пытаюсь таким образом заставить его ревновать. И, как рассказывала Дашка, моя дочка, он постоянно об этом говорил, даже со своей Никой.
Что ж, хоть это радовало, – Лешка не мог просто взять и выбросить меня из своих мыслей.
Однако с Николаем все было намного сложнее. Он так и остался для меня загадкой. Но я относилась к нему с огромным вниманием и трепетом, в большинстве случаев старалась все его желания просто предугадать. Например, к ужину подавала теплый хлеб. Я заранее ставила испеченный, политый сливочным маслом и присыпанный чесночком хлеб в духовку, а как только Николай входил в дом, выставляла его на стол – теплый и ароматный.
– Мило, – обычно говорил Николай и в молчании поглощал мою еду.
Но однажды он меня озадачил.
– Люля, вы мне нужны, – сказал он мне как-то, когда я как раз только собралась помыть окна в гостиной. Дело это было серьезное, и я подошла к нему со всей ответственностью, то есть стояла в стареньком платьице из ситца, с тряпкой в одной руке и ведром в другой.
– Да, Николай, что такое? – спросила я, придерживая трубку плечом.
– Вы должны приехать на Новый Арбат.
– Сейчас? – растерялась я.
– Немедленно. Записывайте адрес. Надо, чтобы вы были там через полчаса.
– Но это же невозмож… – еле слышно промямлила я, но было уже поздно, потому что Николай бросил трубку.
Я выронила тряпку, огляделась по сторонам, потом аккуратненько поставила ведро на пол, бросила тряпку в него и… побежала обуваться. Полчаса на то, чтобы в будний день добраться от «Университета» до Нового Арбата? Да он не в своем уме! Я захлопнула дверь квартиры, от которой, надо заметить, у меня до сих пор не было ключа, и поняла, что так и вылетела из дома в стареньком ситцевом платье для грязных домашних работ.
– Нормально, ничего страшного, – попыталась я успокоиться. Нашла «восьмерку» на парковке недалеко от дома, завела ее и поехала к метро. Хорошо хоть не забыла взять свою сумку с документами, телефоном и деньгами…
– Нет, ну невозможно! – кусала губы я, потому что даже при моей скорости выход из дома занял чуть больше пяти минут.
Осталось двадцать пять, а у меня в машине к тому же давно уже барахлил датчик топлива. Он до последних секунд жизни показывал, что в нем имеется полный бак бензина, а потом в секунду стрелка опускалась до нуля, и я знала – заправляться надо в ближайшие минуты, иначе машина встанет.
– Нет, заправляться времени нет. – В условиях выброса адреналина я приняла решение мгновенно. Я дотянула на почти лишенной топлива машине до метро, выскочила практически посреди дороги, бросив машину прямо около знака «Парковка запрещена».
В метро я практически впрыгнула в вагон уходящего поезда. Если Николай говорит – через полчаса, надо быть именно через полчаса. От «Университета» до «Арбатской» я добралась за пятнадцать минут, а потом еще пять минут бежала по Новому Арбату к нужному дому, который оказался отнюдь не первым от метро. Конечно же, я опоздала. Минуты на четыре.
– А, вот и вы, – прохладно встретил меня Николай в холле высокого дома, в простонародье именуемого «книжкой». – Миленькое платьице. Очень в тему.
– Спасибо, – автоматически ответила я, стараясь унять сбившееся от сумасшедшего бега дыхание. Хотя сарказм в голосе Николая говорил о том, что платьице ему совсем не нравится, а даже наоборот. Еще бы, ведь на нем-то самом был прекрасный светло-коричневый костюм, который я еще вчера отглаживала. А я, между прочим, собиралась мыть окна.
– Странно, что вы успели, – удивился Николай, махнув рукой в сторону выхода. Я посмотрела и поняла, что если бы не бросила машину у метро, ехала бы сюда до вечера. – У вас выросли крылья?
– Нет, скорее я научилась очень быстро ползать по подземелью в таких больших железных зеленых червяках, – ехидно заметила я.
Николай посмотрел на меня с искренним недоумением, а я рассмеялась.
– Вы что, уже забыли, что в этом городе проходит метро?
– Метро? А что это? – прикинулся он дурачком.
– Это такие длинные подземные ходы, где можно без всяких пробок, но в очень большой давке попасть к месту назначения, – пояснила я.
Николай сделал изумленные глаза:
– Да что вы? И что, прямо в нашем городе такое есть? А я думал, что все ездят только на автомобилях. И что, там правда ходят поезда? А как же они их туда запихивают, ведь поезд – это такая большая железная штука, верно? А вы меня туда как-нибудь проведете? Прямо не верится!
Так, за глупыми шуточками мы поднялись на какой-то непонятный этаж и по большому красивому коридору прошли в какой-то приемный зал. И только в последний момент, когда Николай уже открывал двери, я вдруг подумала, что так и не знаю, зачем он меня сюда вызвал. Но было уже поздно, потому что двери открылись, и Николай за руку втащил меня в просторный кондиционированный зал, где за круглым столом сидело еще человек десять неизвестных мне людей в очень дорогих костюмах. И все они с интересом и недоумением смотрели на меня.
– Что это значит? – тихо прошипела я в сторону Николая, готовая его убить за свой позор.
– Будете мне переводить, – коротко бросил он.
– Что? – ахнула я.
А Николай, довольно кивнув, улыбнулся и продолжил:
– Скажи им, что я рад всех их видеть на наших переговорах.
Глава 10, в которой я не знаю, где найду, но зато знаю, что терять
2 августа, четверг
Вечер
Если катастрофа уже произошла, остается только искать светлые стороны в произошедшем. Все, что ни делается, – к лучшему, а значит, что и в моем появлении на неопределенной деловой встрече на высшем уровне в простом ситцевом платье есть и позитивные стороны. Какие? Черт его знает. Я раздумывала над этим, лихорадочно перебрасывая русско-английские фразы с одного конца стола на другой. Опыта синхронного перевода у меня, в общем-то, почти не было, если не считать перевод пререканий Алексея и продавцов в европейских магазинах, когда мы там бывали. И перевести его мысли на другой язык было проще простого.
Вариант № 1:
– Вы что, с ума сошли – такие цены! Этот пиджак не может стоить больше двух сотен!
Вариант № 2:
– Господин офицер, я поехал на красный свет, потому что думал, что зеленая стрелка сломана. Простите нас, пожалуйста. Что? Сколько пеналти? Скажи ему, что он не в своем уме.
Вариант № 3:
– Нам гарантировали, что бассейн будет с подогревом. А мне плевать, что в Испании и так жарко. И это не единственное ваше нарушение. Верните половину стоимости путевки. Что значит – разбирайтесь с турагентом в Москве. Я вас засужу! Скажи ему, что он осел. Что? Почему это ты не будешь этого переводить?
Вот такие варианты. Нужное подчеркнуть. Хорошо хоть, что случилось это всего пару-тройку раз за всю нашу совместную жизнь. Алексей считал, что полезнее отдыхать отдельно друг от друга, и чаще отсылал меня с детьми куда-нибудь в Турцию или Египет. А там сами аборигены столь скудно владели английским, что мне хватало пары слов в день, как Эллочке-людоедке. От меня требовалось только вовремя принимать пищу (раз восемь в день, отчего страдала моя талия), кивать на все детские «А можно, мы?..» и тратить деньги на местных барахолках типа «блошиный рынок». И вот сейчас передо мной стояла задача синхронно перевести разговор о чем-то, чего я не очень-то понимала и по-русски. Попробуй пойми это по-английски! Хорошо хоть, что годы жизни в Англии с родителями в юности еще не выветрились полностью из моих домохозяичьих мозгов. А там мне приходилось слушать и не такое, так что в общих чертах смысл я понимала, то есть разбирала все слова по отдельности. Но чтобы сложить смысл – это нет. В общем, переводила я как могла, а могла я, кажется, плохо. Во всяком случае, Николай постоянно щурился, водил подбородком и недовольно морщился, слушая тот бред, что я несла.
– Сверхсовременные политические технологии используют возможности воздействия и управления психологией масс, – перевела я слова серьезной иностранки с сильно обесцвеченными волосами.
– Это банально, – возражал Николай, и его ответ я переводила с удовольствием. Спасибо ему за простоту изложения.
– Это общие постулаты. И если вы решитесь провести всестороннее исследование психологических стереотипов в среде вашего потенциального… – Я запнулась, поскольку слово «электорат» с первого раза вообще не поняла. Я переспросила, и женщина, недовольно глядя на меня, повторила свои слова, а я их перевела.
Николай бросил на меня ледяной взгляд. Кажется, он приходил в бешенство.
– Мы работаем на будущее. Политтехнологии побеждают прямое идеологическое воздействие, – добавил молодой мужчина с чисто англосаксонской внешностью, то есть рыжий, страшненький и весь в веснушках. Совсем не наш, не русский.
Его более-менее простая фраза привела Николая просто в неистовство. Он побелел и стукнул степлером по столу:
– Только не надо мне заливать про будущее и ваши хваленые технологии, мы тут с этим кризисом не знаем, как быть с настоящим!
– Если бы вы только передали дело в отдел анализа, – по-русски зашептал еще один в дорогом костюме.
Я передохнула. Хорошо, что хоть кто-то из них знает русский язык.
– Я сам решу, когда и куда передать их предложение, – осадил его Николай.
Мужчина в костюме моментально заткнулся.
– Николай Эммануилович, за этими словами стоят реальные достижения. Работа с молодыми людьми невозможна без грамотного идеологического комплекса, – добавил какой-то парень.
– Так, ты вообще не лезь, – бросил ему Николай. – Люль, переведи им: то, чего они просят, сейчас невозможно. Это стратегическое решение. И чтобы его принять, нам нужно время. И потом, я должен убедиться в эффективности их способов промывания мозгов.
– Промывание мозгов? – дернулась я. И как это перевести? Как идиому?
– Да, так и скажи. Я вообще считаю, что мы могли бы обойтись и своими силами. В конце концов, ресурсы наши не столь безграничны, чтобы кормить всю Англию, – скривился Николай. – Но этого ты не переводи.
– Хорошо, – кивнула я и, как могла, донесла до иностранцев его мысль.
Я не очень понимала, что тут происходило, потому что была больше сосредоточена на том, чтобы все разобрать и ничего не упустить. Вообще, работа у переводчиков не такая и простая, надо вам заметить. Особенно когда все эти дорогие люди в дорогих костюмах принялись горячиться из-за какого-то стандартного способа оценки качественного и количественного результата. Иностранцы что-то кричали про рейтинги и формирование имиджа партии. И почему-то сравнивали это с рекламой нового сока, недавно появившейся на наших экранах. Я и сама видела эту рекламу, но времени что-либо вспомнить у меня не было, потому что я была как волейбольная сетка. И мяч через меня перелетал каждые три секунды. В общем, я серьезно тормозила, Николай даже прикрикнул на меня:
– Что замолчала? Скажи им, что меня вообще не волнуют их чертовы рейтинги. Тут вопрос в реальных списках!
– Что? – еле успевала крутиться я, потому что после этого иностранцы вообще принялись говорить все одновременно. Николай же замолчал и только сверлил нас всех ледяным взглядом. А мне приходилось судорожно бормотать то одно, то другое.
– Все, – хлопнул он ладонью по столу. – Достаточно. Скажи им, чтоб подготовили письменную презентацию мне на рассмотрение. Я в таком бардаке думать не могу. Мне вообще не нравится идея с этими технологиями. Бабок много, а толку, как всегда, не будет ни хрена. Что они вообще могут знать о русской психологии, эти чертовы технологи!
– О’кей, – кивнула я и начала переводить его слова.
Николай побагровел от ярости.
– Этого переводить не надо! Скажи только про презентацию! – гаркнул он, отчего я подпрыгнула на месте, а все вокруг замолчали.
Дрожащим голосом я сказала про презентацию, и, когда закончила, Николай встал и быстрым шагом направился к выходу. Я нервно облизнула губы и посеменила за ним.
– Все в порядке? – на всякий случай уточнила я, имея в виду мою дальнейшую горемычную судьбу.
– Ни хрена не в порядке, – коротко ответил Николай и больше не удостоил меня ни словом.
Черт его знает, что там творилось у него в голове, но всю обратную дорогу он проделал в полном молчании, недовольно покачивая головой. Мне очень хотелось избежать увольнения. По всему было видно, что он недоволен мной. И я бы многое могла ему сказать в свою защиту. Например, что я вообще-то не переводчик и не нанималась к нему в этом качестве. Там же надо все знать, вести какой-то регламент. А я только беспомощно бормотала что-то, но ведь он же нанимал меня полы мыть и еду готовить. И зачем тогда он сам себя дискредитировал, приведя простушку без нужного образования. Сам виноват! Неужели же у него нет нормального переводчика, чтобы на нужном уровне представлять его в этих больших комнатах с круглыми столами. Еще я хотела добавить, что вообще мало чего смыслю в политике и во всех тех вещах, о которых сегодня шел разговор. Кроме того, я бы попросила его вообще не вести себя, как напыщенный индюк, и сказать мне хоть слово. Но сказать в свое оправдание я ничего не могла. Вместо этого я тоже молчала как рыба и ждала приговора. И он, как ни печально, не заставил себя ждать. Уже подъезжая к дому, Николай ледяным голосом изрек:
– Н-да уж. Пора с этим кончать. – И вздохнул, отвернувшись в сторону.
Все мое возмущение, какое было до этого, в секунду превратилось в холодный липкий страх, поползший по моей спине холодным потом. Что я буду делать, если завтра останусь на улице? А я останусь на ней, это как пить дать. Вся эта затея с Николаем, надо признать, с самого начала была полнейшей глупостью. Единственный человек, которому действительно есть до меня дело (или, вернее, было), – это Алексей, мой муж. Надо было, как умные люди советовали, держаться за него. Не выпендриваться. А я, что придумала я? Целый месяц бесплатно прислуживала какому-то странному типу, который вообще непонятно чем занимается, и еще надеялась, что он возьмет меня на реальную работу. Он же предупреждал: не обижайся.
– Ну и кончайте, – в сердцах выдала я ему, не в силах больше сдерживать свое отчаяние и страх.
– Вы считаете? – с иронией посмотрел на меня Николай. В его взгляде было столько недовольства, столько холода, что стало ясно – ловить мне нечего. Отработала, мать. Собирай манатки.
– А чего тянуть? В конце концов, осталось всего пара дней.
– Вы о чем? – нахмурился Николай.
– Как о чем? – возмутилась я. – Будто вы сами не знаете. Месяц-то прошел!
– А, точно! – хищно улыбнулся Николай и продолжил посматривать на меня с насмешкой. – Так вы хотите расставить все точки над «ять»?
– Ничего я не хочу. Слушайте, высадите меня, мне надо «восьмерку» свою забрать. В ней, кажется, бензин вот-вот кончится, так что мне надо на заправку. – Я захотела немедленно покинуть этот шикарный кабриолет с этим шикарным неврастеником.
– «Восьмерку»? – удивился Николай. – А зачем вы ее оставили?
– Чтобы успеть к вам, – злобно пояснила я. – Уж извините, что не умею хорошо переводить, но вас никто и не просил меня звать. Я к вам не в переводчики нанималась.
– Я сам буду решать, что кому и как делать, – отрезал он. – Не надо меня учить.
– Я не учу, – затихла я.
Когда Николай говорил в таком тоне, я моментально терялась. Кажется, кстати, не только я. От него исходили такие волны, знаете, как сказать… опасные. Он был опасен. По ощущениям. Хотя на самом деле он ни разу ничего такого не сделал, но с ним не хотелось расслабляться.
– Вот и правильно. Не имейте такой привычки. А сейчас идите за этой вашей «восьмеркой», раз она вам так нужна. И через час чтобы были дома. Мне надо с вами поговорить, уже достаточно нам ходить вокруг да около.
– Хорошо, – тихо кивнула я и выбралась из машины на обочину около заправки.
Значит, все так и есть. Все кончено. Ну, что ж, надо помнить, что во всем есть что-то хорошее. Да, мне придется идти на поклон к Алексею. Или можно пойти и попытаться подыскать место домработницы через агентство. Только, кажется, и в этом сегменте рынка высокая конкуренция. Еще бы, в стране кризис, сколько людей готовы за деньги мыть не только полы, но и вообще что угодно.
Я подошла к заправке и спросила, можно ли мне налить бензину в пластиковую бутылку. Конечно же, мне отказали, и, конечно же, за лишний стольник моя просьба все же была удовлетворена. А потом я ехала на троллейбусе к метро, держа в руках пластиковую бутылку с бензином, чем совершенно законно возмущала остальных пассажиров. Бензин – удивительно вонючая штука.
– Вообще все с ума посходили. С бензином в транспорт! – не сдержалась одна бабуся, косясь на меня. – На воздух же взлетим! Вам что, помереть охота?
– А вам и так уж пора. – Я пробормотала это себе под нос, но, уж не знаю как, бабуля услышала. Каюсь, это действительно было очень грубо. Ай-яй-яй, как нехорошо. Но у меня был стресс, а она дошла до того, что начала визжать на весь троллейбус и требовать моей немедленной высадки из троллейбуса. Ведь я же пошутила, это же ясно! Но ясно это было не всем, поэтому, в нагрузку ко всем моим несчастьям, я оказалась выброшена из рогатого транспорта и поплелась к машине пешком. Не знаю, к какому лучшему все это могло быть, но в конце концов, когда я заливала в бачок бензин из бутылки, она выскользнула из моих рук и упала на асфальт, попутно забрызгав меня бензином.