– Нет, я передумала, не утруждайся. – Урсула забрала у Юсинь блюдо и, поставив его обратно, указала девочке на стул.
Повинуясь, Юсинь села.
– Во-первых, я попрошу меня впредь не обманывать. Я этого очень не люблю, а потому в следующий раз обман может стоить тебе жизни… Во-вторых, – продолжила Урса, – я, пожалуй, не стану есть то, что ты мне приготовишь, пока не почувствую, что ты меня полюбила. – Ведьма оскалила белые зубы: – А то ведь так недолго и отравиться.
Юсинь невольно открыла в удивлении рот: «О чём она говорит, о какой любви? Это невозможно!» Юсе опять захотелось расплакаться: она вспомнила маму и то, в каком состоянии та сейчас находится. Ей просто необходима помощь дочери…
– В-третьих, ты не сможешь покинуть моих владений, даже если очень сильно этого захочешь. В-четвёртых, ты будешь выполнять определённый список поручений. От того, как хорошо ты с ними справишься, будет зависеть и то, насколько хорошо тебе будет житься в моём доме. В-пятых, ты можешь попросить меня о двух важных для тебя вещах и, наконец, в-шестых, ты должна переодеться в платье, которое висит на спинке кровати в твоей комнате, – Урсула указала на вторую из закрытых дверей. – Потому что я терпеть не могу, когда девочки носят такие штаны и майки, как на тебе сейчас. – Ведьма договорила и вопросительно посмотрела на Юсинь: – Может, тебе, золотко, что-то непонятно?
– Так, значит, вы ведьма? – вдруг спросила Юся, раскрасневшаяся от неожиданной храбрости.
– Ну конечно, – Урсула провела рукой по Юсиным волосам. Девочке показалось, что от её руки по голове и лицу тут же пополз холод. – Разве, золотко, ещё не догадалась?
– Догадалась, – кивнула Юсинь и отстранилась от ведьминой ладони. – Только мне до сих пор ни во что не верится.
– То есть ты думаешь, что спишь? – спросила Урса и неожиданно громко рассмеялась. Серые крылатки, поддерживая хозяйку, тоже загоготали. Рыська, лежавший на подоконнике, приоткрыл один круглый голубой глаз, мяукнул и снова уснул, как будто бы очень крепко.
– Я ничего такого не думаю, – Юсинь стало обидно. – Я просто не понимаю, почему вы даёте мне какие-то указания, держите здесь, пугаете…
– Кто тебя пугает? – наигранно удивлённым тоном сказала ведьма. – Я тебя пугаю?
– Мы её пугаем? Мы её пугаем? – закричали крылатки и захлопали крыльями. На пол полетели серые длинные перья.
– У меня мама болеет, – сказала Юсинь и с тоской посмотрела в овальное окошко. – Мне нужно помочь ей. Отпустите меня – я ничего не умею делать… А вкусно готовить тем более…
– Твоя мать не больна, – Урсула проговорила эти слова таким страшным голосом, что Юся содрогнулась. – Я наслала на неё морок. Сегодня, когда ты оказалась у меня в доме, её часть договора, наконец, была выполнена, и поэтому завтра я прогоню морок прочь. Она будет здоровой и счастливой. Правда, о том, что у неё когда-то была дочь, она больше никогда не вспомнит…
Пока потрясённая Юсинь приходила в себя, ведьма сняла с верёвки ещё одну бутылку – на этот раз голубую. Прошептала что-то в самое горлышко и вытряхнула розовый прыгающий огонёк себе в руку. В тот момент, когда Юся собралась задать уйму вопросов, Урсула внезапно швырнула в неё огонёк и сказала:
– Не люблю долго рассказывать. Разрешаю тебе посмотреть.
Необжигающее пламя разбежалось по Юсиной одежде и волосам разноцветными щекочущими искрами, девочка зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела перед собой маму…
Шишига
Пшеничное поле разлеглось золотым платком в центре западной пустоши. Это было самое безжизненное место во всей Стране Туманов. И хотя ветер то и дело забегал поиграть с вечно молодыми колосьями, ни один дух здесь не показывался. Потому что, с тех пор как в поле поселилась старшая из четырёх сестёр, хозяйка Страны Урса объявила западную пустошь непригодной для проживания.
Волосатое, длиннохвостое и худое существо лежало на стоге сена посреди поля и выковыривало прутиком застрявшее мясо полёвки из гнилого зуба. Полёвка была первой едой за последние три недели: мелкого грызуна случайно выронила из когтей сплюшка, когда, пролетая высоко над пустошью, Шишига напугала сову истошным криком.
Сегодня Шишиге не спалось. Она чуяла какую-то опасность. И хотя своими жуткими воплями она давно всех распугала и добилась того, что теперь жила на пшеничном поле одна-одинёшенька, – на душе у неё было неспокойно. Вторую ночь ей чудилось, что в поле прячется чужак. Вторую ночь она не смыкала глаз, надеясь увидеть и наказать того, кто не устрашился её и посмел сюда пробраться. Ведь не для того Шишига бежала от своей родни, которая живёт в камышах и питается скользкой рыбёшкой, чтобы делить поле с посторонним заблудшим духом…
Погруженная в свои переживания, Шишига совсем обленилась. Она перестала искать себе еду, перестала шуметь в сумерках и даже подумывала показательно утопиться. Водянистого цвета кожа обтянула её кости, глаза впали, волосы потускнели, запутались.
Шишига вспомнила двоюродных сестёр – прекрасных служанок Озёрного духа, выплюнула прутик и, забыв на время о той опасности, которую в последнее время так явственно ощущала, завыла на луну с неслыханной тоскою.
– Ты чего воешь, красавица? – окликнул вдруг кто-то Шишигу.
Она тут же вскочила – длинный змеиный хвост с жалом на конце, взвился вверх.
– Какая я тебе красавица? – Крючковатый бородавочный нос Шишиги задвигался, пытаясь выхватить запах чужака. – Ты что, Шишигу не признал?
– Признал, – ответил кто-то. – Но я только к красавицам прихожу.
Шишига опустила хвост и всмотрелась в золото колосьев перед собой – на неё вытаращились чьи-то светящиеся глаза.
– Я жизни лишь у красавиц забираю, – сказал снова кто-то, а светящиеся глаза моргнули. – Души у них высасываю.
– Ырка, что ли? – спросила Шишига неуверенно.
– Он самый, – ответил кто-то.
Шишига почесала затылок. Кто такой Ырка, она, конечно, знала – самоубийца из людей, который любимой девушкой при жизни был обижен. Но в Стране Туманов она его ещё не встречала: Урса таких духов не любила, а потому к своим владениям не подпускала.
– Вон у тебя волосы какие серебряные, – сказал снова Ырка, и светящиеся глаза его сверкнули недобрым огнём. – И хвост у тебя такой гибкий, чешуйчатый.
Шишига ухмыльнулась.
«Ну вот, сестрички, – подумала, она, – не одни вы такие на свете признанные красавицы!»
– Рассказывай ещё, – сказала Шишига и облизнулась. – Хорошо рассказываешь!
– И глаза у тебя как звёзды молодые сияют… и губы твои алым цветом к себе манят… – Ырка подкрался к Шишиге ближе – настолько, что стало видно его чёрное как уголь лицо. – А можно я тебя поцелую?
Шишига ненадолго задумалась.
– Можно, – ответила она нерешительно. – Душу-то мою не высосешь?
– Я души у красавиц высасываю, – сказал Ырка. – А ты что же, разве не красавица?
Шишига разозлилась:
– Конечно, красавица! Не похуже других буду! Целуй давай! – И Шишига снова облизнулась, закрыв при этом глаза.
Тогда Ырка выскочил из пшеницы, вцепился чёрными губами в Шишигины губы, закрутил её, завертел в железных объятиях и в ту же минуту бросил мёртвую на стог сена.
– Наконец тепло, – прошептал Ырка, уходя.
Шишига лежала на стоге неподвижная и бледная. Волосы её были запутанными, нос остался крючковатым и бородавчатым, руки и ноги – худыми и кривыми, но на лице застыла улыбка настоящей красавицы…
«Я возьму у тебя только то, что мне понравится…»
– Мама!! Мамочка!!! – закричала Юсинь, но в эту же секунду поняла, что та её почему-то не слышит и, что ещё непонятнее, глядит будто бы сквозь неё.
Девочка осмотрелась. Только что она была в доме ведьмы Урсулы, а теперь оказалась в незнакомой, прокуренной и тёмной кухне. Мама Юсинь стояла у заколоченного окна, прижимая к себе закутанного в тёплое одеяльце младенца.
«Что это ещё за ребёнок?» – подумала Юсинь и приблизилась к матери.
Она выглядела вроде бы так же, как всегда, но вместе с тем чуточку иначе. То ли немного худее, то ли волосы уложены не как обычно, то ли губная помада непривычного оттенка. «Где-то я её такой уже видела», – Юсинь снова посмотрела на спящего ребёнка и почему-то вспомнила одну особенно дорогую ей фотографию: родители гуляют в центре города, нежно глядят друг другу в глаза и улыбаются, а между ними – красная коляска, в которой, пытаясь целиком запихать погремушку в рот, лежит Юся.
Девочка догадалась. Мама не другая, просто она моложе на четырнадцать лет, а младенец в её руках – это сама Юсинь.
– Зачем пожаловала? – услышала Юся голос за спиной и обернулась.
Перед ней, с дымящейся трубкой в руках, стояла Урсула. И хотя вместо цветочного ободка на ней был пестрый шерстяной платок, а вместо белой ночной рубашки – коричневое платье и вязаная жилетка, – это определённо была та самая ведьма, которая сегодня похитила Юсинь.
Перед ней, с дымящейся трубкой в руках, стояла Урсула. И хотя вместо цветочного ободка на ней был пестрый шерстяной платок, а вместо белой ночной рубашки – коричневое платье и вязаная жилетка, – это определённо была та самая ведьма, которая сегодня похитила Юсинь.
– За помощью пришла, – мама сказала это так тихо, что Юсинь показалось, что она не хочет произносить этих слов.
– А с чего ты решила, что я могу тебе помочь? – спросила Урсула и направилась к гостье. Она сделала затяжку, выпустила несколько кривых колечек дыма и… пройдя сквозь Юсинь, как через что-то невидимое, села за кухонный стол.
– Люди шепчутся… они говорят, что вы многое можете… что вы, – женщина ненадолго замялась, – что вы ведьма…
– Ну а хоть бы и ведьма, – улыбнулась Урсула, и Юсинь стали видны её белые, ровные зубы. – Я никому просто так не помогаю. У меня нет такой привычки.
– Я бы заплатила вам. – Мама Юсинь, придерживая дочку правой рукой, поспешно сунула левую в карман пальто. – Здесь, наверное, не так много, но я могу добавить к этому свои серебряные серёжки.
И с этими словами женщина протянула Урсуле свёрнутые в трубочку и перемотанные тонкой резинкой деньги.
– Эту гадость я не возьму, – сказала ведьма. – А серёжки твои мне неинтересны. Я ношу золото, а не серебро. – Урсула подняла вверх свободную от дымящейся трубки руку, демонстрируя тяжелые золотые браслеты и массивные жёлтые кольца на каждом пальце.
Мама Юсинь растерянно опустила руку с деньгами.
– Но мне так нужна ваша помощь, – проговорила она еле слышно. – Больше мне не к кому обратиться…
Урсула сделала ещё одну затяжку и, выдохнув вонючий дым, с любопытством присмотрелась к ребёнку. Маленькая Юся безмятежно сосала соску – её личико было крохотным и беленьким, реснички длинными и слегка загнутыми, а из-под шапочки торчала прядка рыжих волос.
– Ну хорошо, – смягчилась неожиданно Урсула и указала гостье на стул рядом с собой. – Я помогу тебе. Только с двумя условиями.
– Какими? – спросила мама Юсинь и послушно присела рядом с ведьмой.
– Во-первых, я возьму у тебя только то, что мне понравится. А во-вторых, ты не должна спрашивать меня о том, что это будет.
Урсула хитро прищурилась и снова отправила к потолку моток дыма.
– А если вы заберёте что-то очень для меня дорогое?
– Даже если и так, я сделаю всё, чтобы ты об этом никогда не вспомнила.
– Это как-то странно, я не уверена, что… – Женщина опустила глаза. – Что поступаю правильно…
– Выходит, не так уж сильно тебе нужна моя помощь.
– Нужна, очень нужна, – громко запротестовала мама Юсинь и тут же взволнованно посмотрела на дочку – не проснулась ли та от её голоса. Но ребёнок не шевельнулся.
– Выходит, ты согласна принять мои условия?
– Ну если я действительно потом не вспомню о потерянном, – женщина посмотрела ведьме в глаза, – то я – согласна.
– Отлично, – Урсула положила трубку на стол и хлопнула в ладоши.
В тот же миг из двери соседней комнаты выскочил маленький серо-голубой кот. В зубах у него был узелок.
– Спасибо, Рыся, – сказала ведьма, взяла у кота мешочек и, развязав сложный узел, разложила содержимое на столе.
В свёртке были камни. Зелёные, жёлтые, синие и коралловые, блестящие и матовые, гладкие и шершавые.
– Говори, о чём волнуешься, – спросила Урсула и перемешала камни.
– Я боюсь за дочку, – нетвёрдым голосом сказала женщина.
* * *Юсинь, наблюдавшая за всем происходящим из центра комнаты и не решившаяся сделать ни единого шага, теперь словно бы перестала дышать. Она боялась даже моргнуть, чтобы не пропустить чего-то важного.
– Мне кажется, что с ней что-то не так, – мама Юсинь тяжело вздохнула. – Я выросла в детском доме и не знала своих родителей. Там меня не особенно любили, а одна нянька и вовсе будто возненавидела. В её глазах я всегда была виноватой – и однажды, когда ей опять показалось, что я что-то сделала не так, она сказала, что знала мою бабку, и что та «была сумасшедшей». Ещё сказала, что если я и не закончу свою жизнь в психушке, то эта участь уж точно постигнет моих детей…
Это воспоминание не даёт мне покоя. Я всё время боюсь, что дочка вырастет, и ей передастся что-то, с чем я не смогу справиться, что-то, что сделает её жизнь невыносимо тяжёлой…
Юсинь вся сжалась в комок – неужели её мама так страдала? И почему она никогда не рассказывала об этом Юсе?
– А ещё дочке давно пора агукать, а она не произносит ни единого звука, – женщина с нежностью посмотрела на спящую девочку. – Вы можете сделать так, чтобы сумасшествие, если оно действительно было в моём роду, никогда ей не передалось?
Урсула снова перемешала камни, прошептала что-то в кулак и вытряхнула из него невесть откуда взявшийся песок.
– Камни говорят мне, что у тебя властный муж. Любит, чтобы всегда всё было по-его. – Ведьма взяла со стола трубку и снова её раскурила. – Вижу, что когда-то ты очень любила его, но он сломал эту любовь в тебе. Вижу, что пути ваши сейчас расходятся. Он веру свою тебе навязывает, хочет за тебя твой выбор сделать, а ты сомневаешься, сопротивляешься…
– Правильно говорите, – кивнула мама Юсинь. – Но сейчас меня не это волнует. Я за дочку боюсь…
– Меня слушай, – Урсула остановила женщину жестом. – Сумасшествия тебе бояться не стоит – в твоём роду его не было. Нянька та, что про бабку наговорила, – лишь зло позавидовала твоим уму и красоте. Вижу, что у неё тоже дочка росла – только дурнушка бестолковая.
Мама Юсинь с облегчением выдохнула:
– Это всё правда?
– Конечно правда, – ведьма цокнула языком. – А ещё вижу, что дочка твоя – талантливая, но, если она вырастет в ваших с мужем ссорах – у неё будет какой-то дефект…
Мама Юсинь тут же ахнула:
– Какой дефект?! Скажите, какой?
– Разговаривать будет не так, как все…
– Что значит «не так, как все»? – Глаза женщины наполнились ужасом.
– Как твою дочку-то зовут?
– Анастасия, – произнесла мама Юсинь, а невидимая Юся уставилась на неё в изумлении…
– Настя, значит, – усмехнулась Урсула и неторопливо сложила все камни обратно в мешочек. – А знаешь, ведь судьба развела меня с единственным сыном. Он вроде мужа твоего – только свою правду признавал. Так вот… Знания свои мне теперь передавать некому, поэтому Настю твою я забираю себе. Она-то мне и понравилась.
– Что?! – закричала Юсинь и наконец нашла в себе силы сдвинуться с места.
– Что?!!! – в исступлении повторила мать вопрос своей невидимой дочери. – Что значит забираете?!
– Ну так мы же с тобой договорились, – сказала Урсула, словно удивившись. – Ведь ты с моими условиями согласилась.
– Но я же не знала! – закричала женщина и соскочила с места. – Я же не думала, что вы такая!!
– Какая «такая»? – спросила Урсула и тоже встала. – Ты когда-нибудь раньше с ведьмами дела имела? Ты, когда ко мне шла, знала, что я помогаю, только если выгода мне немалая?
– Я не отдам вам её! – твёрдо сказала мама Юсинь и бросилась к выходу. – Вы не ведьма, вы сумасшедшая!
– Если отдашь по-хорошему – ни ты, ни муж, ни одна живая душа на свете о девочке и не вспомнят. Дочку твою воспитаю умницей, обижать не стану. А если не отдашь, я на тебя морок нашлю. – Урсула была необыкновенно спокойна. – Да и по имени я твою девочку теперь где угодно отыщу. У меня для этого специальная книга есть.
– А вот посмотрим! – крикнула женщина и в слезах выбежала из страшного дома.
– Посмотрим, – согласилась Урсула и закурила трубку.
Кольца дыма поднялись к потолку, но не растаяли, как прежде. Они долго змеились серебряными нитями, а когда ведьма трижды хлопнула в ладоши, кинулись в открытую дверь, вдогонку за женщиной.
Последнее, что увидела пораженная Юсинь, – ведьмина спина.
Горбатая маленькая старушка вышла на улицу и сказала кому-то, кого Юся уже не могла рассмотреть:
– И принесите мне её золотую цепочку. Она мне тоже понравилась…
Сальце
Чердачный дух пробирался через заросли папоротника. Ему не хотелось возвращаться домой. Кошка, которую недавно подобрали хозяева, изводила его с утра до ночи. Она царапалась, кусалась, пакостила духу в башмаки, раздирала в клочья его вещи – с ней невозможно было договориться, её невозможно было запугать. Похоже, рано или поздно духу придётся искать себе новое пристанище…
Человечек всхлипнул: из одной его ноздри вытекла зелёная сопля – он втянул её обратно и вытер нос рукавом грязной рубахи.
– И зачем я только обратился к Урсе за помощью? – пробухтел дух и со злостью дёрнул мешавший ему пройти разлапистый лист папоротника. – Разве непонятно – я не могу убить кошку! Её ведь любят! Она настоящая, живая… – Человечек снова всхлипнул и вдруг услышал рядом какой-то шорох. – Здравствуй, кто бы ты ни был! – сказал дух и поклонился. – Со злом ты ко мне или с добром?