И это повторялось каждый вечер, но не по средам, ведь по средам в Бостоне его жене было позволено провести вечер за теннисом с другими женами дипломатов из Продвинутой лиги арабских женщин в роскошном клубе «Маунт Оберн» в Западном Уотертауне, а не молча ухаживать за ним, поскольку именно по средам полки американских импортеров шоколада на Ньюбери-стрит наполняются свежими упаковками «Тоблерона» и неспособность министра по домашним развлечениям Саудовской Аравии держать в узде свою любовь к «Тоблерону» часто требует от атташе по медицине проводить весь вечер на целиком снятом для дипмиссии четырнадцатом этаже отеля «Бэк Бэй Хилтон», жонглируя шпателями для языка и ватными тампонами, нистатином, ибупрофеном, стиптиками и антибиотическими мазями против стоматита, восстанавливая слизистые оболочки диспепсичного, огорченного и часто (но не всегда) раскаивающегося и благодарного саудовского принца К------. Так что 1 апреля, в ГВБВД, когда атташе по медицине (как было решено) оказался недостаточно проворен с палочкой, - ткнул ею в язвенный синальный некроз, - у министра по домашним развлечениям с флоральным дисбалансом началась истерика, и уже к 1800 часам по визгливому решению вышестоящего руководства атташе заменили другим врачом. Личный врач принца находился в сауне «Хилтона», когда его вызвали по пейджеру, и он, еще весь мокрый, хлопает атташе по плечу и советует не обращать внимания на истерику, это, мол, просто дрожжевой грибок говорит, езжай, мол, домой и расслабься в вечер среды, ты это заслужил; и но, в общем, когда атташе приезжает домой, где-то в 1840, в его просторных бостонских апартаментах никого нет, свет в зале не приглушен, ужин не разогрет, пристяжной поднос валяется в посудомоечной машине и – самое ужасное – естественно, никто не взял комплект развлекательных картриджей в магазине «ИнтерЛейс» на Бойлстон-стрит, где у жены атташе, как и у всех остальных охиджабленных жен членов дипломатической миссии принца, есть дисконт. И даже не будь он слишком измотан и нерасслаблен для того, чтобы вновь выйти в сырую городскую ночь и отправиться за картриджами, атташе по медицине понимает, что жена, как всегда по средам, уехала на машине с дипломатическими номерами; без этих номеров любой здравомыслящий иностранец может даже не надеяться припарковаться хоть где-нибудь ночью в Бостоне, штат Массачусетс, США.
Таким образом, диапазон вариантов, как расслабиться, сильно сузился. Огромный телепьютер в зале кроме всего прочего принимает спонтанные распространения от Пульс-матрицы подписки Интерлейс, но сама процедура заказа конкретного пульса настолько сложная технологически и криптографически, что атташе всегда доверял эту работу жене. В эту среду, вечером, наудачу тыкая пальцем по кнопкам, он может найти лишь американские спортивные трансляции (американский спорт, впрочем, всегда казался ему жестоким и отталкивающим), оперу за спонсорством техасской нефтяной компании «Тексако» (нет, спасибо, хватит с него на сегодня небных язычков), повтор серии популярной дневной детской программы «Мистер Прыгун-попрыгун» (которую атташе на миг принял за документалку о биполярном расстройстве, пока до него не дошло и он в панике метнулся назад к меню выбора) и выпуск утренней программы «Всегда в форме», где полуобнаженные женщины занимались домашней аэробикой во главе с гуру аэробики мисс Тауни Кондо, чья одежда, совсем немного оставляющая воображению, и вызывающе расставленные ноги грозили натолкнуть набожного атташе на нечистые мысли.
В бессильном яростном поиске, раскидывая вещи по квартире, атташе находит на серванте в зале рядом с личными и профессиональными факсами и письмами, которые атташе соглашался читать только после того, как их просмотрит (и рассортирует по степени важности) жена, несколько картриджей, доставленных по американской почте в среду. Сервант стоит у стены напротив электронного кресла, под высококачественной репродукцией триптиха с византийской эротикой. Пухлые конверты с картриджами лежат вперемешку с другими, менее интересными конвертами, и отличаются от них характерной прямоугольной выпуклостью. В поисках чего-нибудь расслабляющего атташе один за другим хватает конверты и рвет ровно по месту перфорации. Там фильм об антибиотиках актиномицетового класса и о синдроме раздраженной толстой кишки, снятый по заказу ОНАНМА[11]. Там картридж с сорокаминутным выпуском свежих первоапрельских новостей с каналов CBC и PATHÉ, которые он ежедневно получает по подписке с помощью либо защищенного от записи пульса Интерлейса прямо на ТП, либо по экспресс-почте на одноразовом самоочищающемся компакт-диске. Там видеоиздание апрельского номера женского журнала Self на арабском языке для его жены (модель на обложке Nass была целомудренно замотана в паранджу). А еще там обычная коричневая и раздражающе неподписанная коробка с картриджем в безликой белой стандартной упаковке с защитой от ударов для трехдневной доставки картриджей первым классом почтой США. На конверте была марка города Феникс, штат Аризона, США, а в блоке «От кого» вместо обратного адреса или штампа корпорации было шариковой ручкой написано лишь «Поздравляю с годовщиной!» и корявая рожица, с улыбкой, в конце. И хотя атташе родился и вырос в Квебеке, где английский язык не был основным, он все же знает, что английское слово «годовщина» значит не то же самое, что и «день рожденья». Атташе и его упакованная в паранджу жена были связаны узами брака с благословения Господа и Пророка вовсе не в апреле, а в октябре, четыре года назад, в Руб-эль-Хали. Еще больше путаницы во всю эту историю с конвертом вносит то, что на любой посылке от дипмиссии принца К ----- из Феникса, Аризона, США, стояла дипломатическая печать, а вовсе не обычная почтовая марка ОНАН. Короче говоря, атташе чувствует себя нерасслабленным и недооцененным и уже заранее готовится к тому, что содержимое конверта его рассердит. В конверте лежит стандартный черный картридж, лишенный всяких опознавательных знаков, упакованный в совершенно неинтересном и непривлекательном футляре, и в месте, где обычно находится гравировка с кодами регистрации и хронометражем, красуется очередная пресная американская круговая улыбающаяся рожица. Таинственный отправитель, рожицы, футляр и никак не подписанный картридж – все это сбивает атташе с толку, а также он дополнительно рассержен тем, что ему пришлось потратить столько времени, разгребая конверты на серванте, хотя это не входит в его обязанности. Но он не выкидывает неопознанный картридж в урну и не откладывает до тех пор, пока жена не проверит его содержимое, только потому, что выбор развлечений, когда его жена далеко от дома в своей раздражающей американизированной лиге, у него был обидно невелик. Атташе решает, что только вставит картридж и глянет одним глазком, чтобы убедиться, что это его рассердит, или неинтересно, или не завлекательно и развлекательно ни в коей мере. Он разогреет халяльную телятину с острым халяльным гарниром в микроволновой печи, пока пар не пойдет, потом красиво расставит на подносе, посмотрит несколько секунд этого дурацкого и/или раздражающего неопознанного картриджа, на котором, вполне вероятно, нет ничего, кроме загадочной пустоты, потом попробует расслабиться с помощью выпуска свежих новостей, а после, возможно, откроет журнал Nass (исключительно из целомудренных побуждений), чтобы взглянуть на весеннюю линию асексуальной черной благочестивой женской одежды, после чего вставит картридж с записью серфа и дождя и окунется в заслуженный сон в среду вечером, надеясь, что жена, вернувшись из теннисной лиги в пропитанном потом черном спортивном ансамбле, не разбудит его случайно, неуклюже или непроворно снимая поднос с шеи.
Когда он устраивается в кресле с подносом и картриджем, цифровой дисплей телепьютера показывает 1927.
Год Шоколадного Батончика Dove
Уордин говорит, мамка ее обижает. Реджинальд пришел к нам на район, на двор перед моим домом, где мы с Долорес Эппс прыгали через двойные скакалки, и говорит, Кленетт, Уордин у меня на хате плакает говорит мамка ее обижает, и я иду с Реджинальдом до его дома, где он живет, и Уордин сидит в шкафу на хате у Реджинальда и плакает. Реджинальд вытащил Уордин из шкафа и мы с ним плакаем и я стираю слезы с ее лица и Реджинальд такой заботливый, снимает с нее рубашку и говорит Уордин, чтоб дала мне поглядеть. У Уордин спина вся побита и порезана. Длинные рубцы сверху-донизу спины, розовые рубцы, у которых рядом такая вот кожа, как на губах наших. Меня даж затошнило. Уордин плакает. Реджинальд говорит Уордин говорит ее мамка обижает. Говорит мамка бьет Уордин вешалкой. Говорит мамкин хахаль Рой Тони типа хочет спать с Уордин. Типа дает ей конфеты и пятерки. Типа всегда встает на дороге и шагу не дает ступить, чтобы не полапать. Реджинальд говорит Уордин говорит Рой Тони однажды ночью, когда мамка Уордин была на работе, он пришел в комнату где спят на матрасах Уордин и Уильям и Шантель и малыш Рой, и стоял там в темноте, высокий, и шептал ей всякие вещи и дышал. Мамка Уордин говорит что Уордин искушает у Роя Тони на грех. Уордин говорит мамка говорит что Уордин хочет склонить Роя Тони к Греху молодой упругой собой. Она бьет Уордин по спине вешалками из шкафа. Моя мамка говорит, что мамка Уордин не дружит с головой. Моя мамка боится Роя Тони. Уордин плакает. Реджинальд садится и просит Уордин рассказать его мамке как мамка Уордин ее обижает. Реджинальд говорит что Любит Уордин. Говорит что Любит но раньше не понимал почему Уордин не спит с ним, как девушки спят с мужчинами. Говорит Уордин никогда раньше не позволяла ему снять с нее рубашку до сегодняшнего дня когда пришла на хату к Реджинальду в его дом и заплакала, она позволила Реджинальду снять с себя рубашку чтобы показать как мамка побила ее из-за Роя Тони. Реджинальд Любит свою Уордин. Уордин умирает от страха. Она говорит Реджинальд не надо. Она говорит, если она пойдет к мамке Реджинальда, тогда мамка Реджинальда пойдет к мамке Уордин, и тогда мамка Уордин подумает, что Уордин спала с Реджинальдом. Уордин говорит ее мамка говорит если она ляжет в постель с мужчиной пока ей не шестнадцать то мамка забьет ее досмерти. Реджинальд говорит что не допустит этому случиться с Уордин.
Когда он устраивается в кресле с подносом и картриджем, цифровой дисплей телепьютера показывает 1927.
Год Шоколадного Батончика Dove
Уордин говорит, мамка ее обижает. Реджинальд пришел к нам на район, на двор перед моим домом, где мы с Долорес Эппс прыгали через двойные скакалки, и говорит, Кленетт, Уордин у меня на хате плакает говорит мамка ее обижает, и я иду с Реджинальдом до его дома, где он живет, и Уордин сидит в шкафу на хате у Реджинальда и плакает. Реджинальд вытащил Уордин из шкафа и мы с ним плакаем и я стираю слезы с ее лица и Реджинальд такой заботливый, снимает с нее рубашку и говорит Уордин, чтоб дала мне поглядеть. У Уордин спина вся побита и порезана. Длинные рубцы сверху-донизу спины, розовые рубцы, у которых рядом такая вот кожа, как на губах наших. Меня даж затошнило. Уордин плакает. Реджинальд говорит Уордин говорит ее мамка обижает. Говорит мамка бьет Уордин вешалкой. Говорит мамкин хахаль Рой Тони типа хочет спать с Уордин. Типа дает ей конфеты и пятерки. Типа всегда встает на дороге и шагу не дает ступить, чтобы не полапать. Реджинальд говорит Уордин говорит Рой Тони однажды ночью, когда мамка Уордин была на работе, он пришел в комнату где спят на матрасах Уордин и Уильям и Шантель и малыш Рой, и стоял там в темноте, высокий, и шептал ей всякие вещи и дышал. Мамка Уордин говорит что Уордин искушает у Роя Тони на грех. Уордин говорит мамка говорит что Уордин хочет склонить Роя Тони к Греху молодой упругой собой. Она бьет Уордин по спине вешалками из шкафа. Моя мамка говорит, что мамка Уордин не дружит с головой. Моя мамка боится Роя Тони. Уордин плакает. Реджинальд садится и просит Уордин рассказать его мамке как мамка Уордин ее обижает. Реджинальд говорит что Любит Уордин. Говорит что Любит но раньше не понимал почему Уордин не спит с ним, как девушки спят с мужчинами. Говорит Уордин никогда раньше не позволяла ему снять с нее рубашку до сегодняшнего дня когда пришла на хату к Реджинальду в его дом и заплакала, она позволила Реджинальду снять с себя рубашку чтобы показать как мамка побила ее из-за Роя Тони. Реджинальд Любит свою Уордин. Уордин умирает от страха. Она говорит Реджинальд не надо. Она говорит, если она пойдет к мамке Реджинальда, тогда мамка Реджинальда пойдет к мамке Уордин, и тогда мамка Уордин подумает, что Уордин спала с Реджинальдом. Уордин говорит ее мамка говорит если она ляжет в постель с мужчиной пока ей не шестнадцать то мамка забьет ее досмерти. Реджинальд говорит что не допустит этому случиться с Уордин.
Рой Тони убил брата Долорес Эппс Коламбуса Эппса в Брайтон Проджектс четыре года уже как. Рой Тони на УДО. Уордин говорит он показывал ей какую-то штуку на ноге, эта штука шлет радиосигналы в полицию что он все еще в Брайтоне. Рой Тони не может уехать из Брайтона. Брат Роя Тони это отец Уордин. Уже покойник. Реджинальд пытается утихомирить Уордин но не может заставить ее не плакать. Уордин выглядит как будто спятила так ей страшно. Она говорит она убьет себя если я или Реджинальд скажем нашим мамкам. Она говорит, Кленетт, ты моя сводная сестра, я прошу чтоб ты не говорила своей мамке о моей мамке и Рое Тони. Реджинальд говорит, Уордин, успокойся и ляг спокойно. Мажет маргарином порезы на спине. Он сует палец в банку и осторожно водит по розовым рубцам от вешалки. Уордин говорит она ничего не чувствует спиной еще с весны. Она лежит животом на полу Реджинальда и говорит ничего не чувствует кожей со спины. Когда Реджинальд уходит за водой она просит сказать правду какое лицо у Реджинальда когда он глядит на ее спину. Она все еще хоть чуточку красивая, плакает она.
Я не скажу моей мамке про Уордин и Реджинальда и мамку Уордин и Роя Тони. Моя мамка боится Роя Тони. Из-за моей мамки Рой Тони убил Коламбуса Эппса, четыре года как уже, в Брайтон Проджектс, из-за Любви.
Но я знаю, Реджинальд скажет. Реджинальд говорит что мамка Уордин побьет Уордин только через его труп. Он говорит встанет перед Роем Тони и скажет ему чтоб он не трогал Уордин и не дышал ночью около ее матраса. Он говорит пойдет на игровую площадку в Брайтон Проджектс, где Рой Тони делает свои дела, и поговорит с Роем Тони как мужчина с мужчиной и заставит Роя Тони поступить правильно.
Но помоему Рой Тони убьет Реджинальда если Реджинальд пойдет к нему. Помоему Рой Тони убьет Реджинальда, и потом мамка Уордин побьет Уордин вешалкой досмерти. И потом только я буду знать. А у меня будет ребенок.
В восьмом классе американской школы Брюс Грин до чертиков влюбился в одноклассницу, у которой был только один недостаток – имя: Милдред Трах. Она была красивой, и ей бы подошло что-нибудь более благозвучное/благородное, типа «Дафна Кристиансон» или «Кимберли Сен-Симон», но уж точно не «Милдред Трах». Она была тем смертельно прекрасным и цветущим призрачным персонажем, что скользит по потным школьным коридорам снов любого ночного поллюционера. Волосы, о которых Грин слышал, как один перевозбужденный учитель сказал, что они «подобны льну»; тело, которое выглядело так, словно переменчивый ангел полового созревания – тот самый ангел, который, кажется, не знал даже почтового индекса Брюса Грина – посетил и поцеловал его еще в шестом классе; ноги, эффект которых не могли снизить даже оранжевые кеды с сиреневыми шнурками в блестках. Застенчивая, похожая на радугу, игривая, со гибким станом, точеной талией, пышным бюстом; когда Брюс видел, как она застенчиво поправляет льняные волосы на кремовом лбу, его как пронзала личная молния. Видение в летнем платье и дурацких кедах. Милдред Л. Трах.
А потом, но потом, ближе к десятому классу, в результате одной из этих странных как-такое-вообще-возможно метаморфоз Милдред Трах стала импозантным членом устрашающей тусовки из Винчестерской средней школы, тусовки, члены которой курили «Мальборо» в переулке между корпусами и вместе уходили из школы во время обеда, уезжая на шумных машинах с низкой посадкой пить пиво и курить шмаль, гоняя по округе со включенными звуковыми системами запредельной мощности, прятали последствия Визином и «Клоретсом»[12], и тд. Она была одной из них. Жевала жвачку (или чего похуже) в буфете, на ее застенчивом лице теперь застыла скучающая маска Наглости, ее льняные пряди были намазаны гелем и выглядели так, словно она сунула пальцы в розетку. Брюс Грин копил на старую машину с низкой посадкой и упражнялся в Наглости на тете, которая его приютила. Он развивал силу воли.
И к выпускному классу выглядел гораздо более скучающим, импозантным и устрашающим, чем сама Милдред Трах; они – он, Милдред и их маленькая страдающая от недержания Харриет Трах-Грин - поселились на границе Оллстонского Выступа в блестящем доме на колесах с другой устрашающей парочкой, а также Томми Дуси - человеком с заячьей губой и дурной славой, торгующим дурью и сопутствующими товарами, который держал несколько больших змей в нечищеных незакрытых аквариумах, из которых воняло, но Томми Дуси не замечал, потому что заячья губа полностью закрывала ноздри и чувствовал он только это запах собственной губы. Обычно к полудню Милдред Трах уже была под кайфом и смотрела картриджи с сериалами, а Брюс Грин еще работал в компании Leisure Time Ice, и какое-то время жизнь казалась им более или менее сплошной вечеринкой.
Год Впитывающего Белья для Взрослых Depend
- Хэл?
- …
- Эй, Хэл?
- Да, Марио.
- Ты спишь?
- Бубу, мы ведь это уже проходили. Нельзя одновременно спать и разговаривать.
- Да, я так и думал.
- Рад, что помог.
- Ой, ты сегодня был прямо в ударе. Ой, его еще чуть-чуть и стошнило бы. Когда он запустил мяч по линии, а ты достал его в падении и послал укороченный, Пемулис сказал, что парень выглядел так, словно он обтошнит всю сетку, так и сказал.
- Слушай, Бу, я просто надрал ему задницу, вот и все. Мне кажется, неправильно кайфовать от того, что надрал кому-то задницу на корте. Это вопрос достоинства. Мне кажется, надо просто оставить эту тему в покое. Кстати о покое.
- Эй, Хэл?
- …
- Хэл?
- Уже поздно, Марио. Спи. Закрой глаза и думай смутные мысли.
- Так маман всегда говорит.
- Мне всегда помогало, Бу.
- Тебе кажется, что я всегда думаю смутные мысли. Ты разрешил мне жить с тобой в одной комнате, потому что тебе меня жалко.
- Бубу, я даже отвечать на это не буду. Я рассматриваю это как тревожный сигнал. Ты всегда становишься обидчивым, когда мало спишь. И вот мы как раз видим обиду на западном горизонте, прямо сейчас.
- …
- …
- Когда я спрашивал, спишь ли ты, я хотел спросить вот что: ты верил в Бога, сегодня, когда того мальчика чуть не стошнило?
- Что, опять?
- …
- Мне правда кажется, что сейчас не самые лучшие время и место, чтобы обсуждать такие вещи, Марио, сейчас ночь, мы в темной комнате, и я устал настолько, что у меня даже волосы болят, и еще через шесть недолгих часов у меня тренировка.