– Это не ваша вина, Роза Михайловна, – поспешила я оправдать ее, – вас я соблазнила. На мне ответственность.
– Тебе за свои грехи ответ держать, а мне за мои, – вздохнула молочница. – Искушений вокруг полно, не надо им поддаваться. Дьявол не спит. Он как действует – сначала на маленький грешок подвигает. Взяла я тысячу у тебя, бес и подумал: «Ага, попалась», и устроил рабе Божьей грех пожирнее. Глянула я на Степана – вмиг поняла: денег у мужика немерено, машина дорогущая, ему сто тысяч, как мне сто копеек. Ну и…
Хозяйка махнула рукой.
– Хотя оправдание есть. Дети у меня малооплачиваемые, внука Гришеньку надо обувать-кормить. Я, где могу, заработать пытаюсь, юлой верчусь, а лет-то мне уже ого-го сколько… Вот и не устояла, грабанула богатея. И ведь довольна! Знаю, нехорошо поступила, а сердце поет от радости: теперь куплю Гришеньке на зиму и куртку, и ботинки, и на репетиторов ему хватит.
– В кладовке дома Шкодиных, куда мы с вами зашли, чтобы поставить в лифт корзинку, вцементирована в пол здоровенная бочка. Не знаете, зачем она нужна? – полюбопытствовала я. – На боку видна полустертая надпись «огнеопасно», похоже, там было что-то горючее.
– Солярка, – пояснила Роза Михайловна.
– Зачем ее в подвале держали? – удивилась я.
Молочница сложила руки на коленях.
– Родительского дома Валентины нет. Он сгорел. Особняк был не из камня, из бруса, строили его давно. В Кондакове тогда ни газа, ни водопровода не было. Баллоны нам привозили, а электричество, в особенности осенью и зимой, когда непогода бушевала, постоянно отключали. Народ свечи жег, керосиновые лампы, а у Нестеровых генератор стоял. Сейчас такой агрегат любой дачник купить может, на все вкусы и кошельки они есть, а в мое детство он был диковиной. Тарахтел на всю округу, но свет давал. И вонял ужасно, потому что на солярке работал. Нестеровы сразу много топлива покупали, Ирина Павловна запасы делать любила. Сначала-то они бочку на заднем дворе поставили, под навесом. Да кондаковские мужики по ночам повадились солярку сливать. Ну и переместили бочку в подвал. А уж после пожара Виктор Маркович новое здание отстроил, в нем и газ, и вода имелись. Кондаково к тому времени поднялось, коммунальными услугами обзавелось, стало поселком городского типа. Правда, старая его часть, где деревня раскинулась, на окраине оказалась, новый квартал чуть поодаль возвели, но и к нам блага дотянули. Незадолго до смерти Валя ко мне, как всегда, поздненько прибежала и сказала: «Затеваем ремонт масштабный. Старый дом неудобный, комнаты маленькие, туалет всего один. Витя красивый проект придумал». Да только не успели они начать – пожар случился, здание сгорело. Валюша мужа обожала. Что Виктор скажет, то всегда невероятно умно… И Марфу любила, хоть…
Роза Михайловна встала.
– Давно это было и быльем поросло, не нужны никому те давние истории.
– Отнюдь, – возразила я, – мне вот интересно все про семью Нестеровых.
– Зачем оно тебе? – строго спросила пенсионерка.
– Антон говорил, что Марфа убежала из дома, прихватив все украшения, которые Валентине муж дарил, – сказала я. – Это так?
– Нашла кому верить! – покачала головой Роза Михайловна. – Антон пешком под стол ходил, когда тетка удрала, с чужих слов дурачок повторяет.
Она замолчала.
– Роза Михайловна, – сказала я, – вы же знаете правду про тот пожар, да?
Хозяйка сдвинула брови.
– Чем баба старше, тем болтливее. А ты хитрованка, аккуратненько так вопросики задаешь. Видела, как собаки еду со стола крадут?
– Конечно, – засмеялась я, – у меня дома целая стая. Мафи сначала морду на скатерть положит. Посидит, поймет, что никого нет, одну лапу протянет, оглядится, и – цап печенье из вазочки!
– Вот и ты так действуешь, – хмыкнула Роза Михайловна. – Осторожно, тихой сапой заявилась, вроде за дурацким яйцом, сама меня на беседу вывела. А я-то купилась, язык распустила. Ступай себе! Незачем старые чемоданы перетряхивать, из них ненароком такое выпадет, сама не обрадуешься. Вот любопытно мне, кто ж тебе про нашу дружбу с Валей доложил? Никого из стариков не осталось, перемерли все. Пили немерено, что бабы, что мужики, вот и убрались.
– Кухарка жива, – напомнила я, – можно ее порасспрашивать.
Бабушка погрозила мне пальцем.
– Да Зинка скорей себе язык откусит, чем с кем пооткровенничает. Она…
Роза Михайловна замолчала.
– Я понятия не имела, что вас с первой женой Виктора Марковича связывали близкие отношения, – призналась я. – Просто хотела получить у вас крашеное яйцо, чтобы Антон сделал настойку и Степан Андреевич угомонился. Но увидела фото, обратила внимание на серьги… Роза Михайловна, Валя же вам жизнь спасла, из колодца вытащила. Родители ее вас любили, кем-то вроде племянницы считали, на ветеринара вас Матвей Петрович учиться пристроил. Много хорошего от семьи Нестеровых вы получили. Расскажу вам, почему я у Шкодиных в доме оказалась, объясню, какие мысли в голове скопились. А вы уж решайте, рассказать мне правду или нет. Вот только боюсь, что дом Виктора Марковича опять сгорит, и на сей раз жертв намного больше будет.
Глава 29
У Розы Михайловны я сидела до тех пор, пока мне не позвонил Феликс с вопросом:
– Ты где?
Я посмотрела на часы и ахнула.
– Время с космической скоростью пробежало. Вы уже пообедали?
– Давно, – согласился муж. – Я понял, что ты неспроста где-то задержалась, и на вопрос хозяйки дома: «Куда наша милая Дашенька подевалась?» ответил: «У жены бывают тяжелые мигрени, она легла в кровать. Очень надеюсь, что к ужину восстанет из пепла, как птица Феникс». Удивительное дело, но Луиза, образованный человек, спросила: «Кто? Феликс?» Я подумал, что она не знает про мифическое пернатое, и пояснил: «Феникс. Птица, которая под разными именами фигурирует в легендах, мифах и сказках разных народов. Она обладает способностью самосжигаться и возрождаться. Это символ бессмертия. Например, у малочисленного племени Пхуто есть обычай – перед тем, как опустить гроб в землю, на него кладут птицу и сжигают ее. Пхуто думают, что душа мертвого человека переселяется тогда в орла и летает над родными местами. Есть племена, которые уверены: после кремации душа влетает в кого-то из присутствующих на церемонии родственников». Договорить мне Луиза не дала, сказала: «Надо по хозяйству кое-что сделать», и ушла. Спальню я запер, ключ в карман положил. Если кто-то решит проверить, спишь ли ты, просто не сможет в нашу комнату попасть.
– Отличная придумка про мигрень, ты прямо Штирлиц! – восхитилась я. – Вернусь через пару часов. Кстати, можешь мне кое в чем помочь?
– С удовольствием, – заверил муж.
Объяснив Феликсу, что надо делать, я попрощалась с молочницей и пошла по тропинке в центр Кондакова, по дороге разговаривая по телефону с Дегтяревым. Александр Михайлович, услышав мой рассказ, сначала здорово разозлился, но потом сказал:
– Ну, ладно. Отправляйся в местное полицейское управление к Вадиму Олеговичу Легасову. Он там главный на капитанском мостике.
– Вадим Легасов, – повторила я. – Почему это имя с фамилией мне кажутся знакомыми?
– Вадька у меня стажировался, – объяснил полковник. – Его комнату в общежитии залило, труба в потолке лопнула, я его пожалел – парень ведь не москвич, денег лишних нет – и привез в Ложкино, он у нас больше месяца жил.
– Рыжий такой, лопоухий? – вспомнила я. – Собак еще испугался. Черри залаяла, а Вадим чуть на стул не запрыгнул. Он у нас не месяц, а почти полгода кантовался, полюбил пуделиху больше всех наших животных, спал с ней вместе. Так значит, Вадик местный полицейский начальник?
– Надеюсь, ему удастся в Москву на хорошую должность перевестись, – заявил толстяк. – Я ему сейчас позвоню, а ты рули к Легасову.
– Пешком топаю, – вздохнула я, – машина во дворе Шкодиных стоит. К Розе Михайловне я со Степаном на его джипе отправилась, мне показалось глупым на двух автомобилях цугом катить. А сейчас понимаю: удачно получилось, что моя малолитражка под окнами стоит, ложь Феликса про мигрень подтверждает. В противном случае Луиза могла спросить у Маневина: «Если Дарья с головной болью под одеялом мается, то кто на ее машине укатил?» Сбрось мне номер Вадика.
– Сейчас получишь, – пообещал Дегтярев.
Через несколько секунд я услышала писк и обрадовалась. Надо же, полковник сразу прислал эсэмэску. Обычно-то ему надо сто раз напомнить, прежде чем получишь сообщение.
Я соединилась с Вадимом, начала с ним беседовать и удивилась:
– Постой, ты начальник полиции?
– Да, – подтвердил бывший стажер.
– А тогда кто такой Никита Робертович Серапионов?
Легасов издал стон.
– О боже… А ты откуда его знаешь?
– Он приезжал в дом Шкодиных, когда умер Олег Феоктистов, – объяснила я. – Все Никиту называли главным местным начальником, и он сам мне так представился.
– Ужасный тип, – заявил Вадим. – Его наконец сняли, он мне дела передает, я принял отделение четыре дня назад. Серапионова переводят на другую работу, это официально объявлено. А неофициально он снят за лень, пофигизм и безобразное отношение к простым гражданам. Все приказы подписаны. Но глубоконеуважаемый Никита Робертович пока еще каждый день с утра в отделении. Называться начальником Серапионов более права не имеет и прекрасно об этом знает. Но когда у Шкодиных умер гость, я ездил в Москву, и дежурный, приняв вызов, доложил о нем Серапионову. Почему? Потому что он человек Никиты Робертовича и в курсе, что у того прямо-таки огромная неприязнь к Виктору Марковичу и всей его семье. Мне тут добрые люди шепнули, что Серапионов, сев на царство, обложил данью всех местных бизнесменов разного калибра. Фермеры приносили ему продукты. Его жена и дети одевались в местном ателье, кондаковское агентство по найму персонала бесплатную горничную ему предоставило, в салон красоты, в фитнес клан Серапионовых ходил, не платя ни копейки. Ну и так далее. А вот со Шкодиным ему обломалось. Виктор Маркович наглого хама послал куда подальше, отказался его жене медуслуги задарма оказывать. Серапионов затаил злобу, начал мстить. Услышав от верного дежурного о происшествии, Никита Робертович обрадовался: я в Москве, значит, он может пойти к Шкодиным и испортить им кучу нервов. Но ты позвонила Дегтяреву, а тот, зная, что начальником в Кондакове на днях стал я, устроил Серапионову порку. Мужику велели более в отделении не показываться. Тут очень плохая обстановка. Никита поощрял наушничество, подхалимство, взятки, сотрудников подобрал себе под стать. И вот теперь стою я на краю гнилого болота и думаю: ну и как же его столовой ложкой вычерпывать? Ты не представляешь, сколько у меня проблем.
Легасов издал стон.
– О боже… А ты откуда его знаешь?
– Он приезжал в дом Шкодиных, когда умер Олег Феоктистов, – объяснила я. – Все Никиту называли главным местным начальником, и он сам мне так представился.
– Ужасный тип, – заявил Вадим. – Его наконец сняли, он мне дела передает, я принял отделение четыре дня назад. Серапионова переводят на другую работу, это официально объявлено. А неофициально он снят за лень, пофигизм и безобразное отношение к простым гражданам. Все приказы подписаны. Но глубоконеуважаемый Никита Робертович пока еще каждый день с утра в отделении. Называться начальником Серапионов более права не имеет и прекрасно об этом знает. Но когда у Шкодиных умер гость, я ездил в Москву, и дежурный, приняв вызов, доложил о нем Серапионову. Почему? Потому что он человек Никиты Робертовича и в курсе, что у того прямо-таки огромная неприязнь к Виктору Марковичу и всей его семье. Мне тут добрые люди шепнули, что Серапионов, сев на царство, обложил данью всех местных бизнесменов разного калибра. Фермеры приносили ему продукты. Его жена и дети одевались в местном ателье, кондаковское агентство по найму персонала бесплатную горничную ему предоставило, в салон красоты, в фитнес клан Серапионовых ходил, не платя ни копейки. Ну и так далее. А вот со Шкодиным ему обломалось. Виктор Маркович наглого хама послал куда подальше, отказался его жене медуслуги задарма оказывать. Серапионов затаил злобу, начал мстить. Услышав от верного дежурного о происшествии, Никита Робертович обрадовался: я в Москве, значит, он может пойти к Шкодиным и испортить им кучу нервов. Но ты позвонила Дегтяреву, а тот, зная, что начальником в Кондакове на днях стал я, устроил Серапионову порку. Мужику велели более в отделении не показываться. Тут очень плохая обстановка. Никита поощрял наушничество, подхалимство, взятки, сотрудников подобрал себе под стать. И вот теперь стою я на краю гнилого болота и думаю: ну и как же его столовой ложкой вычерпывать? Ты не представляешь, сколько у меня проблем.
– А сейчас еще парочку от меня получишь, – ехидно заявила я.
– Да уж догадался, – вздохнул Легасов. – Дегтярев предупредил: «На тебя сейчас налетит торнадо по имени «Дарья». Избавиться от смерча не получится. Лучше не сопротивляться. Сделаешь все, что она просит, целее будешь и времени вагон сбережешь. Если откажешься, Дарья примется тебе мозг выклевывать, печень ложкой через нос выскребать и добьется своего». Я привык Александра Михайловича слушаться, да и тебя неплохо знаю. Слушай, как там Черри?
– Лучше всех, – заверила я. – Вроде ничего не слышит, не видит, хромает, зовешь ее в дождь гулять, не откликается. Но стоит мне тихонечко открыть чулан, где собачьи консервы стоят, пуделиха быстрее всех на кухню приносится – в этот момент ее уши и глаза в полном порядке.
– Надо мне в Ложкино приехать, соскучился я по собакам, – сказал Вадим.
– Милости просим, – ответила я. – Мопс Хуч придет в восторг, и все остальные, включая людей, тоже. Но сейчас наоборот, в гости к тебе я завалюсь. Уже вижу сильно ободранную и грязную табличку на двери «Полиция». Открываю ее… Вхожу…
– М-да, – простонал Вадим, – твои слова «ободранное и грязное» просто символ того, что я получил от прежнего шефа.
– И пахнет тут – фу-у! – протянула я. – Наверное, туалет испорчен, или его с Нового года не мыли.
– Эй, куда идешь? – заорал толстый пожилой дядька в форме, сидевший за мутным стеклом. – Чего тебе надо?
– Слышишь, как меня встречают? – спросила я у Вадика. – В твоей вотчине очень рады гражданам, которые за помощью пришли.
– Ну он у меня получит! – донеслось из трубки. – Иди в мой кабинет. Прости, второй звонок на линии.
В мое ухо полетели гудки.
– Чего надо? – повторил дежурный.
– Меня ждет господин Легасов, – ответила я.
Полицейский издал смешок.
– Ага. Прямо заждался. Нет его.
– Вы уверены? – осведомилась я. – Сейчас с…
Дежурный не дал мне возможности сказать «…с ним по телефону беседовала», перебил и выдал другую концовку фразы:
– Сейчас ты развернешься и уйдешь, откуда пришла. Приперлась, работать мешаешь…
– Нет, с места не сдвинусь – возразила я. – Почему вы мне хамите?
Полицейский медленно встал.
– Че я делаю?
– Грубо разговариваете с гражданкой, которая исправно платит налоги, – пояснила я. – А из моих ежемесячных отчислений, равно как и сборов с других россиян, складывается немалая сумма, часть которой идет на содержание полиции. Мне нужен господин Легасов. В каком он кабинете?
– Вы меня звали? – спросил парень в форме, выходя из коридора.
– Вот эту – в холодную, – велел дежурный, который незаметно для меня нажал на кнопку, вделанную под столом, – нападение на офицера полиции.
– Он врет! – возмутилась я. – О каком нападении идет речь? Дежурный за стеклом, оно в целости и сохранности.
– Так его молотком не прошибить, – заметил пришедший. – Николай Сергеевич, а че она вам сделала-то? Стоит себе тихо.
– Ты тут кто? – заорал дежурный. – Ты здесь сколько работаешь?
– Месяц, – честно ответил юный полицейский.
– А я пятнадцать лет, – завопил мужик за стеклом. – Старший по званию в опасности, а он тут…
– Материться в присутствии женщины очень некрасиво, – заметила я. – А вы и вовсе не имеете права на такое поведение.
– Юрка, или ты ее ведешь куда сказано, или завтра отсюда вылетишь, – пообещал дежурный.
Молодой человек посмотрел на меня растерянно и выжал из себя:
– Пожалуйста, проследуйте в камеру. Уж извините, если меня выгонят, я без работы останусь, а у меня жена и ребенок только что родился.
– Ладно, – согласилась я и вынула телефон.
– А ну отними у козы трубку! – заревел дежурный. – Юрий, кому говорю!
– Каждый задержанный имеет право на один звонок, – возразила я. – А вот у вас нет права обзывать людей.
– Что хочу, то и делаю, – отрезало чудовище в форме, – тут я хозяин. Юрий!
– Николай Сергеевич, она права, – встал на мою сторону молодой сотрудник, – звонок положен.
– Ну вы достали… – прошипел дежурный и начал открывать дверь своей комнатки.
Молодой полицейский быстро схватил меня за руку, поволок по коридору, завернул за угол, остановился и тихо сказал:
– Извините, что потащил. Николай Сергеевич очень нервный, но сюда он не пойдет. Вы позвоните, кому хотели, это ваше право. Советую обратиться к адвокату, если он у вас есть, или другу, который быстро приедет. Я вам могу чаю принести и бутерброд с колбасой. Сумку должен забрать. Если у вас там книга есть, оставлю, а то от скуки измаетесь.
– Спасибо, Юра, – улыбнулась я, – мой товарищ тут появится буквально через секунду. Алло, Вадюша…
– Ты где? – спросил Легасов.
– Через минуту окажусь в обезьяннике, – отрапортовала я.
– Где? – не поверил своим ушам свежеиспеченный начальник отделения.
– Меня задержали за нападение на дежурного, – пояснила я, – я стою в коридоре возле стенда под названием «Профилактика преступлений – наша основная задача».
– Не двигайся с места! – приказал Легасов. – Кто рядом с тобой? Дай ему трубку.
Я протянула Юре телефон.
– Мой друг хочет поговорить с вами.
Парень секунду колебался, потом взял мобильный.
Глава 30
В девять часов вечера все гости вместе с хозяевами ужинали в столовой.
– Кто-нибудь уже выбрал подарок? – спросила вдова. И, взглянув на меня, добавила: – Или пока одна Дарья определилась?
– Время у нас еще есть, – напомнила Лариса, – лучше не спешить.
– Если я знаю, что возьму, мне придется уехать? – осведомился Анатолий.
Луиза осторожно поставила чашку на блюдечко.
– Нет. Виктор Маркович четко указал: никто не покидает дом, пока каждый не найдет вещь по своему вкусу. И чтобы получить ее, надо рассказать, что вы делали в те числа, которые указаны в письме моего покойного мужа. Тот, кто не вспомнит, останется без подарка. Девятнадцатого октября нам надо собраться здесь, и вы в присутствии Юрия Петровича расскажете о добрых делах, которые совершили для Виктора.
– Зачем адвокат-то? – удивилась Феоктистова.
– Не обижайтесь, пожалуйста, – попросила Нина. – Не понимаю, почему папа придумал историю с вашими воспоминаниями, но, похоже, они были для него очень важны. Отец… э… ну не то чтобы думал… вернее, я даже уверена, что он ничего плохого не имел в виду, не подозревал вас… но…
– Да говорите уже прямо! – потребовала Виктория.
– У адвоката есть, так сказать, отгадки, – объяснила Луиза, – листок, на котором покойный муж написал ответы. То есть то, что вы должны ответить. Горюнов точно знает, что вы совершили. Я перечень не видела. Юрий Петрович сказал, что не имеет права показать бумагу жене покойного.
– Вдове, – поправила Вера. – У того, кто умер, супруги нет.
– Экая зануда, – хмыкнул Сергей Кузнецов. – Вдова, жена… какая разница!