Он пролистал несколько страниц.
– Вот, тебе наверняка понравится. Это история про Ио. Ее взял силой Юпитер, царь всех богов.
Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать термин «взять силой». Руперту Джиллису это кажется забавным.
– Зевс превратил ее в очаровательную белую корову, – сказал он, – чтобы спрятать от своей жены Юноны. Но та все равно продолжала мучить Ио, пока Юпитер ее не освободил. Вот послушай:
Джиллис выразительно смотрит на мои руки, и я прячу их под столом.
Я никогда слышала, чтобы мужчина разговаривал так нагло и открыто. Я не знала, что слова могут действовать как пальцы, дотрагиваться до тех мест, куда им нет доступа, и получать удовольствие за счет жертвы.
Джиллис снова посмотрел на меня.
– Вот так, – произнес он, ужасно довольный собой. – Вы с Ио нашли бы взаимопонимание, да? Но все-таки, если бы ты могла говорить, то наверняка бы сказала, что Ио повезло больше.
Она вернула свой голос.
Я не доставлю Руперту Джиллису такого удовольствия. Я не сдамся. Мое лицо ничего не выражает, мысли далеко, чувства немы.
А у него все по-другому. Он откладывает книгу в сторону, протирает поверхность стола, как будто книга могла ее испачкать. Сложив руки на столе, он с довольным видом начал наблюдать за учениками.
Ио повезло больше. Мне дали попробовать на вкус несколько слов, которые девушка, получившая христианское воспитание, может и не знать. Как это напоминает мне полковника. Значит, теперь, моя речь будет принадлежать только мне. Как священный дар. Мои слова не предназначены для Руперта Джиллиса, теперь за меня будет говорить мое тело.
Я встала с места, взяла доску и грифель и пошла к третьему ряду парт, где сидели близняшки – сестры Юнис и парочка пухленьких девочек лет двенадцати с тонкими косичками. Там было еще одно место для меня. Им явно не понравилось мое соседство, но они промолчали.
Я посмотрела в глаза учителю, и увидела, как его щеки покрываются красными пятнами. Порывшись в кармане, он вынул платок и вытер лоб. После этого он дал звонок на обед.
XXVI
После обеда он с иступленной решимостью заставлял учеников пересказывать, решать арифметические примеры и делать упражнения по грамматике. Он спрашивал даже меня, и, поскольку я молчала, бил линейкой мне по рукам. Трижды он вызывал меня к доске, заставляя произнести «погребальный», «первоначальный» и «обсидиан». Я молчала, без звуков принимала его удары и возвращалась на место. Белокурые соседки смотрели на меня с ужасом и восхищением. Элизабет Фрай не смела взглянуть мне в глаза.
Я слушала, как отвечают другие. Те немногие, кто ошибался, тоже получали удары, но не такие сильные, как доставались мне. Даррелл на все вопросы отвечал быстро и правильно. Хоть у меня и болела рука, но я все равно гордилась своим умницей братом.
Наконец Руперт Джиллис утихомирился и закончил занятия. Проходя мимо, он даже не взглянул в мою сторону. Я смотрела в окно, как комки мягкого снега падают с веток на землю. Такие белые, мягкие и одинокие. Как Ио, когда ее превратили в корову.
Я подумала о моем превращении – мои рога никто не видит – они растут внутрь головы.
Но я не корова, и нет той богини, которая простила бы меня за то, чего я никогда не совершала.
XXVII
Вдруг мимо окна прошел ты. Я увидела тебя. Неужели? Да, и ты тоже меня увидел. Учитель привстал со стула.
Он зазвонил в колокольчик и подошел к двери прежде, чем ученики смогли выскочить на свободу.
– Уайтинг, – голос его был теплым и доброжелательным, как будто вы долгое время дружили, – рад тебя видеть. Какими судьбами?
– Я пришел помочь Финчам добраться до дома, – расслышала я твой ответ из-за толпы, скопившейся у вешалки с пальто.
Только я заметила, как предательски дрогнул его голос.
– Это хорошо, – сказал он, – когда соседи добрые. Джудит! Даррелл!
Никаких мистера и мисс на этот раз. Он повернулся ко мне, и его глаза блеснули.
– Ваш королевский эскорт ждет.
Девочки захихикали, мальчишки фыркнули, а учитель удовлетворенно сел на место.
XXVIII
Ты стоял, прислонившись к дереву, и у твоих ног вертелся Джип. Добрый старый Джип.
– Добрый день, хм… мисс Финч, – сказал ты и, смутившись, протянул мне руку. Я пожала ее в ответ.
Приятели Даррелла, двое рослых юношей, подтащили брата к саням, волоча по снегу и здоровую и больную ногу. Они усадили его в сани и похлопали по спине, демонстрируя всем, что они уже совсем взрослые. Интересно, кто из них сегодня утром залепил мне в спину снежком?
– Я подумал, тебе сегодня понадобится помощь с санями. – Ты взялся за веревку и потянул. – Снег еще больше растаял.
– Спасибо, – произнесла я так, как может сказать любой человек.
– Давайте завтра поедем на телеге с мулом, – предложил ты. – Похоже, станет еще грязнее.
– Ты наш королевский эскорт, – воскликнул Даррелл. – Ехать в школу на телеге! Ура!
Ты посмотрел на меня, и мы оба улыбнулись.
Школа осталась далеко позади, и теперь мне дышалось гораздо свободнее. Постепенно мои плечи расслаблялись, и мне стало понятно, как тяжело дался мне сегодняшний день.
– Представляешь, Лукас, – донесся из-за спины голос Даррелла, – ты не поверишь, как Джиллис сегодня измывался над Джудит. Это было что-то ужасное.
Ты резко остановился, и Даррелла бросило вперед.
– Осторожно! – заорал он. Я кинулась посмотреть, не поранил ли он культю.
– Ты в порядке, Даррелл? – спросил ты. Услышав в ответ: «Нет», он повернулся ко мне.
– Что он тебе сделал?
Я сделала вид, что мне все равно. Ты злишься? Не на меня, надеюсь.
Я заговорила медленно, чтобы максимально точно произносить звуки.
– Он не делал поправки на то, как мало я знаю.
Даррелл не мог этого слушать. Он замахал рукой, чтобы привлечь твое внимание.
– Он посадил ее перед всем классом, прямо за свой стол, чтобы заниматься с ней отдельно, и целый день шептал ей что-то на ухо. Наверное, он сказал ей что-то плохое, она встала и села за одну парту с девчонками из пятого класса. Он так разозлился! После обеда он нас опрашивал и наказал ее за то, что она ему не ответила! При этом давал ей задания для пятого класса!
Твои пальцы в перчатках сжались в кулаки.
– Что именно тебя расстроило в его словах?
Даррелл! Я уставилась на брата. Зачем ты это сделал?
– Не могу шказать, – только и ответила я. Получилось коряво.
– То есть не скажешь, – горько проговорил ты.
Ты снова взялся за веревку саней и потянул.
Я была рада, что мы двигаемся. Что мы сделали не так?
– Покажи ему свою руку, Джудит, – попросил Даррелл.
Ты снова остановился. Я знала, что ты не успокоишься, пока не увидишь мою ладонь, стянула митенки и вытянула руки. Там, где он меня бил, вздулись красные полосы. После одного из ударов пошла кровь.
Ты осторожно взял мою руку и внимательно посмотрел на шрамы.
– Я должен рассказать об этом городскому совету.
– Не надо, – попросила я. – Им на меня плевать еще больше, чем на тебя.
Это с моей стороны было и подло и глупо. Ты докатил санки до двери и, едва попрощавшись, ушел.
XXIX
Вечером после того, как мама ушла к себе, Даррелл сидел на кровати и слушал, как я читаю букварь. Мне было легко читать слова: «кошка», «мышка», «сидеть», «мама», «папа». Гораздо сложнее их было произносить. «Ко-хка», «мы-хка». Толстый обрубок языка был неспособен произносить такие сложные звуки, как «Ш». Что бы я ни делала, у меня все равно получалось «Х».
– Попробуй еще, Джуди, – сказал Даррелл, ему передался азарт Марии, и он совсем забыл, что просто слушает мое чтение, а не преподает ораторское искусство.
– Мы-хш, ко-хшка.
– Резче, – скомандовал он. – У тебя почти получается.
– Мыш-ш, кошка.
Он прав. Так лучше. Выходит немного коряво, и все равно лучше уже не будет. Я так вытягивала вперед то, что осталось от моего языка, что была похожа на умственно отсталую.
Когда я была маленькой, у нас в городе жил взрослый парень, у которого явно были не все дома. Он говорил примерно так же. И прожил недолго. Утонул в реке весной, когда вода поднялась. Оставив попытки, я захлопнула букварь.
XXX
Ночью задул теплый ветер, я лежала и слушала, как тает снег и с крыши капают капли.
Я думала о том, как вернуться в школу. Лучше уж сразу исчезнуть. Или задушить Руперта Джиллиса.
Я думала о том, как вернуться в школу. Лучше уж сразу исчезнуть. Или задушить Руперта Джиллиса.
Нет, нельзя так шутить, даже мысленно.
Я видела, как душили Лотти. Ее жизнь погасла как огонек лампы. Даже этот придурок Джиллис достоин своего вонючего дыхания.
Как мне избавиться от его латинской поэзии и жалящей указки? Я хочу учиться. Я должна читать и писать. Мне нужно занять голову мыслями, а ручка заменит голос. Мне это нужно больше, чем кому бы то ни было.
XXXI
Я видела, как уходит жизнь из моей подруги. Видела, как блестели ее глаза, когда пара рук сдавливала шею, пачкая кружевной треугольник воротничка на платье.
Как можно думать в такую минуту о кружевах?
Я не видела, кому принадлежали эти руки.
Я сидела на иве и смотрела, как она перестала дышать. Ива была моим укрытием, пока он не нашел и меня тоже. И его руки сжали мою мягкую шею, оставляя на ней такие же следы, как и грязные ботинки на только что выпавшем снеге.
XXXII
Наутро почти весь снег растаял. Тебе совсем необязательно было отвозить нас в школу на телеге. Но ты приехал. Даррелл сидел сзади на снопе сена, Джип, счастливый, возился у него в ногах. Я хотела сесть рядом с братом, но ты настоял, чтобы я сидела рядом с тобой. Как галантно.
Я уставилась на круп мула и вдыхала смолистый запах дерева, которым пропахло твое коричневое шерстяное пальто.
Ты дернул за вожжи, и мы тронулись в путь.
– Урод, правда?
Я подняла голову. Ты имел в виду мула.
Покачав головой, я ответила:
– Он и не должен быть красивым.
Ты усмехнулся.
– А где ты раздобыла свою рябую кобылу?
Я ждала, что на этот вопрос ответит Даррелл, но он молчал. Я обернулась, он внимательно разглядывал окрестности, но это меня ни на секунду не обмануло. Похоже, придется отвечать самой. Я тщательно подбирала слова.
– Во время боя. Его владельца убило.
– Да?
Фантом вполне могла принадлежать кому-то из Пинкертона, но я знала, что ты знаешь – это не так.
– Я назвала ее Фантом.
Совесть заставила меня тихо добавить:
– Она должна принадлежать тебе.
– Вперед! Но! – закричал ты мулу, нашедшему пучок зеленой травы в проталине, и уселся удобнее.
– Фантом. Как тебе пришло это в голову?
– Потому что она больше призрак, чем животное.
По твоим глазам я поняла, что ты хочешь продолжения разговора.
– Иногда мне кажется, что она читает мои мысли.
Ты засмеялся.
– Мои мысли скучно читать. Но, тварь бессловесная!
И тут начала смеяться я.
– Что тебя развеселило?
– Бессловесная тварь. – Я постучала себя по груди.
Ты покраснел, а я все не могла перестать смеяться.
– Это не про тебя!
Меня удивила страстность, с которой ты это сказал.
– Большинство людей так думает.
– Хм.
Ты снова стал смотреть на дорогу, хотя твой мул мог довезти нас до города и с завязанными глазами. А я снова уставилась на его круп, едва сдерживаясь от хохота.
– Почему ты так долго не говорила?
Снова тот же вопрос, что уже задавал мне Даррелл, и все-таки ответить на него я была не готова. Никому бы не захотелось услышать то, что я должна сказать. Да я бы и не смогла. Мама не разрешала. Я не хотела. Я не знаю. Я ждала, пока Мария скажет мне, что я смогу. Не твое дело.
Я выпрямила спину.
– Лучше поздно, чем никогда.
Ты взглянул на меня и сразу отвернулся, но я все равно успела заметить твою улыбку. Ты приподнял шляпу, как тот из соперников, кто потерпел поражение в шуточной перепалке.
– Пусть будет так, Птичка-невеличка.
Я с удивлением посмотрела на тебя, но твой взгляд уже был прикован к дороге.
XXXIII
Ты заговорил только, когда показались первые дома.
– Значит, твоя лошадь может читать мысли. Интересно, какие?
Я ответила, не задумываясь.
– Правда интересно?
– По-моему, ты лучше, чем кто-либо в этом городе, умеешь думать.
А-а. Мужчины Росвелла, да и не только отсюда, не считают способность мыслить достоинством женщины. Я вдруг подумала о папе. Я точно была уверена, что он гордился тем, что у нашей мамы крепкая воля и быстрые мозги. Возможно, я ошибалась.
– Мама недовольна, что у нас появилась лошадь.
– Да?
– На нее уходит много корма.
– Хм…
Он остановился напротив дверей школы. Я заметила, что в окно за нами подглядывает Руперт Джиллис. Даррелла тут же подхватили приятели и под истошный лай Джипа втащили в школу.
– Ты можешь поставить Фантом у меня.
Мне стало стыдно. Я с самого начала должна была тебе ее отдать.
– Она твоя, – повторила я.
– Нет. Она – твоя. Но я могу поухаживать за ней для тебя. Ты сможешь приходить к ней так часто, как захочешь.
Я кивнула и приняла твое предложение еще до того, как осознала, что ты мне предлагаешь. Если ты возьмешь ее, я ее не потеряю, ведь мне так не хотелось с ней расставаться.
Джип запрыгнул на телегу и лизнул тебя в лицо. Ты потрепал его по шерсти и помог мне сойти.
– Только не расстраивайся, – сказал ты, если я попрошу Фантом рассказать мне о твоих мыслях.
XXXIV
Руперт Джиллис никак не отреагировал на то, что я снова села рядом с девочками из пятого класса. Все утро он вел себя так, как будто все нормально. Он подходил ко мне, исправлял мою работу, задавал мне новые упражнения и слова для переписывания. И ничего больше. Он равнодушно делал какие-то замечания и переходил к другому ученику.
Я уже начала думать, что победила. Может, вчера это был просто всплеск плохого настроения, о котором он уже забыл. Мы вполне можем общаться как ученик с учителем, и я научусь читать. Я начала делать определенные успехи в письме, и букварь я прочла на несколько уроков вперед.
Он отпустил класс на обед, но вызвал меня к своему столу. Я приготовилась ни словом, ни жестом не показывать ему свою реакцию.
– Вчера ко мне приходили, мисс Финч. И что самое интересное, по поводу вас, – он замолчал, как будто ожидая, что я отвечу, и продолжил. – Во-первых, мистер и миссис Робинсон, с дочерьми которых вы сидите за одной партой. Миссис Робинсон возражает против вашего присутствия в школе. Она утверждает, что вы дурно повлияете на ее близняшек. Ее муж разделяет эти опасения.
Робинсон. Младшие сестры Юнис. Я сделала вид, что закашлялась.
– Я поставлен в крайне затруднительное положение. Конечно, я попытался успокоить их. Честно говоря, я не вижу ничего плохого в том, что вы сидите в классе. Но, к моему глубокому сожалению, я вынужден согласиться с их мнением по поводу вашей испорченности.
Ему удалось меня задеть.
Увидев, как изменилось мое лицо, он кивнул.
– Другой посетитель был, похоже, ваш друг и защитник. Он в непотребных выражениях сделал мне выговор за то, что я якобы плохо с вами обращался во время вчерашних занятий.
Внутри у меня все сжалось. Ты это сделал? Ты заступился за меня?
Или кто-то из детей рассказал дома о том, как меня наказывали, и родители из христианских побуждений пришли выступить на моей стороне?
Не думаю.
– Видите, кто-то против вас, а кто-то за вас. Какая противоречивая женщина, – учитель отодвинул стул и встал. – Вы неглупы, Джудит. Он зашел за угол стола. – Вы, к сожалению, немного отстаете, но все можно наверстать, если мы будем, так сказать, заниматься в более тесном контакте.
Он подошел совсем близко и посмотрел на меня.
– Я могу вам помочь. В дальнейшем я могу давать вам уроки по вечерам у меня дома, если вы будете ко мне приходить.
Его рыбьи глаза так заблестели, что ошибки быть не могло.
Я отпрянула, но он схватил меня за запястье. Неожиданно сильно для такого тощего человека. Я замотала головой и попыталась другой рукой вырвать у него свою руку.
– Девичьи выкрутасы, – сказал он. Я почувствовала запах пота от его заношенного пиджака. – Не притворяйся, что не понимаешь, чего я хочу. Я видел, как ты полуодетая выходила от Лукаса Уайтинга посреди ночи.
Господи! Нет! Только не это!
Он понял, что и в этот раз попал в цель, и снова начал чертить круги своим пальцем по моей ладони.
– Если ты была ласкова с ним, то почему бы не быть ласковой и ко мне? Я люблю девочек, которые не рассказывают сказки.
Я продолжала вырывать руку. В какой-то момент я топнула и попала каблуком ему по пальцам ног. От неожиданности он отпустил меня. У дверей послышался стук чьих-то ботинок. Мы оба обернулись и увидели одного из друзей Даррелла. Я чувствовала себя так, как будто меня изваляли в грязи, настолько мерзкими были слова и взгляды учителя.
– В противном случае пусть Робинсоны и городские власти сами решают, достойны ли вы учиться в нашей школе. Да, мистер Паулинг? Я могу вам чем-то помочь?
XXXV
Когда ты приехал за нами на своей повозке, мы с Дарреллом уже оделись и были готовы, но нам пришлось подождать, пока Руперт Джиллис не выскажет тебе свои лживые заверения в дружбе.
– Как хорошо, что вы опекаете этих несчастных, – сказал он тебе. – Вы являете собой образец христианского милосердия.