Твое лицо потемнело.
По дороге домой ты не произнес ни слова. На меня ты тоже не смотрел.
Неужели Джиллис сказал тебе что-то о моем визите к тебе той ночью?
XXXVI
Из-за неожиданного холода и потепления несколько тыкв испортилось. Я сходила к бурту овощей, сложенному в хлеву, и выбрала две самые поврежденные тыквы, и отнесла на разделочный стол. Одна была круглой, толстой и морщинистой, вторая – вытянутой в длину, мягкой и тощей. Я назвала ее Рупертом Джиллисом, а первую – Гуди Праетт. Я разрезала Гуди на куски, выскребла семечки, очистила кожу маминым мясницким ножом. Резкий запах тыквы заполнил мои ноздри. Существо тоже его почуяла и потянулась за угощением.
Вооружившись тесаком, я взялась за Руперта и сняла с него скальп. В нем образовалась симпатичная дырка. Я выскребла его полужидкие мозги-семена и отдала на съедение Существу. В углу на очаге закипал чан с водой, куда я брошу вариться тыкву.
Дверь хлева открылась, я обернулась, думая, что это мама.
Но в дверях, освещенный неярким закатным солнцем, стоял ты.
Несмотря на холод, ты был в одной рубашке и брюках. Без шапки и пальто. Мои руки были по локоть в тыквенной мякоти, Я быстро сняла засаленный фартук и отложила его в сторону.
– Что ты делаешь? – Ты вошел и погладил Фантом по гриве.
Я вытерла мокрую руку о фартук.
– Тушу тыкву.
Твои пальцы заставляли Фантом тихо ржать от удовольствия.
– Звучит здорово.
– А где Джип?
Ты улыбнулся.
– Запер негодника дома. Он сожрал мой обед, пока меня не было.
К черту хорошие манеры! Ты же не обедал.
– Хочешь остаться и перекусить чем-нибудь?
– Чем?
Боже, наверное, я сейчас покраснела как рак.
– Тушеной тыквой.
Ты взял нож и стал чистить оставшиеся куски тыквы.
– Твоя мама не слишком мне обрадуется.
Я не смогла притвориться, что ты ошибаешься.
– Я обрадуюсь.
Ты взял следующий кусок тыквы.
– Почему твоя мама меня не любит?
Я положила тесак на стол и посмотрела на тебя. Ну как я могу на это ответить? Никак.
– Меня тоже интересует этот вопрос, – ответила я, – думаю, после моего… исчезновения, после смерти папы вся ее любовь перешла на Даррелла.
Ты не сводил с меня глаз. Мой ответ тебя не удовлетворил.
– Но ты же вернулась!
Я покачала головой.
– Ну и что? Для нее ничего не изменилось.
Ты тоже положил нож и, сложив руки на груди, прислонился к стене.
– Это должно быть больно.
Наша беседа стала слишком грустной. Самое время поменять тему. Я показала ему на вторую, скальпированную тыкву.
– Это мистер Джиллис.
Ударом тесака я разрубила тыкву пополам.
Смачный треск, с которым она развалилась, заставил тебя подпрыгнуть. Ты улыбнулся и забрал у меня тесак.
– Дай теперь я с ним разберусь.
Очень скоро вся учительская голова была порублена на мелкие кусочки. Ты потянулся к куску, с которого снимал кожуру.
– Надеюсь, это не я.
– Конечно, нет.
Ты перестал улыбаться.
– Джиллис до сих пор тебя достает?
Я задумалась, что ответить. Мне не хотелось, чтобы ты считал меня слабой, если я признаю это.
Ты понял, что я не хочу отвечать. Ты вошел в стойло к Фантом и потрепал ее за шею.
– Я хотел с тобой кое о чем поговорить.
Твой мрачный тон меня встревожил.
– О Фантом?
– Нет.
Ты провел рукой по ее гриве.
– Но я буду счастлив забрать ее в любое время, как только ты этого захочешь.
Я испытала облегчение. Но если ты пришел не из-за лошади, тогда зачем? Я положила тесак и протянула ей кусок тыквы. Она проглотила его и ткнулась носом мне в ладонь, прося еще. Я прижалась щекой к ее морде. Что скажешь, девочка? Ты рада, что будешь жить у Лукаса?
Фантом потерлась о мою щеку и слегка толкнула меня плечом, чтобы развеять мои сомнения. Мы стояли с тобой плечом к плечу и гладили ее пеструю шкуру. Ты взял щетку и начал чистить ей бока, а я гребенкой начала вычесывать гриву.
В хлеву становилось все темнее. Лишь в щели в досках пробивался тусклый золотисто-розовый свет. Я почти не видела тебя, лишь чувствовала, что ты стоишь рядом.
– Ей будет хорошо с тобой, – сказала я тебе, – бери ее сегодня. Мама об-адуется. – Я храбро улыбнулась, но мое сердце сжалось. Теперь я каждое утро буду заходить в хлев и вспоминать, что Фантом больше нет.
Мы стояли так близко, что чуть не соприкасались руками, ухаживая за лошадью.
Я замерла в ожидании, что ты отодвинешься.
Но ты зашел мне за спину и обвил меня рукой, медленными, плавными движениями продолжая вычесывать Фантом скребницей.
Что происходит?
Ты остановился, уронил щетку и прижался ко мне. Твой подбородок лежал на моей макушке, а пальцы сжали мою руку.
Я была до смерти смущена. Я не хотела, чтобы до меня дотрагивались.
– Нет, – сказала я.
Ты немедленно отступил назад и посмотрел в сторону. Ты постоял с убитым видом и пошел к двери.
– Зачем? – спросила я.
Ты остановился.
– Что зачем?
Я пыталась дышать и изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. Я толком не понимала, что произошло, но мне нужно было знать ответ на этот вопрос. Когда-то я была готова все отдать за твое прикосновение. Твой отец покушался на мою девственность, а Руперт Джиллис открыл мне глаза на мужчин. Я не желаю быть игрушкой в руках тех, кому вздумалось меня потрогать. Пусть со мной это однажды случилось, но меня учили не быть доступной.
Ужасно думать такое о тебе. Мы были с тобой друзьями, соседями, играли вместе в детстве, не дай мне поверить в то, что ты можешь обойтись со мной жестоко.
Поэтому я спросила тебя, зачем.
Я заставляла его не отводить взгляд.
Тишина в хлеву нарушалась лишь дыханием Фантом и чавканьем Существа.
– Это всегда была ты, Птичка-невеличка, – сказал ты мягко. – Разве ты не знала?
XXXVII
Теперь никакая сила не могла сдержать моих слез.
Я ненавидела себя за них. Ты сделал шаг ко мне и протянул руку.
Я яростно вытерла глаза своим стареньким фартуком.
– А как же Мария?
Ты кивнул. Тебе нечего было ответить.
– Мне жаль, – сказал ты. – Не то, что мы с ней расстались. Жаль, что так случилось сейчас. – Ты смотрел на меня умоляющими глазами.
– Прости меня, Джудит.
Простить тебя?
– За что?
Что ты несешь? Кто обвиняет тебя за то, что ты ухаживал за Марией? Как вообще можно винить кого-то за то, что поддался ее чарам?
– Мария чудесная, – сказала я. – Она красивая и добрая.
Ты грустно улыбнулся.
– Леон – счастливчик.
Твой ответ меня не удовлетворил. Почему ты сказал, что это всегда была я? Мне нужно, чтобы ты это объяснил.
Ты сглотнул и продолжил:
– Мария достойна счастья. Ее сердце никогда мне не принадлежало, она никогда не была моей.
Я пыталась понять, пыталась думать, чувствовать, пыталась тебя простить, пыталась устоять на ногах.
– Это было бы несправедливо по отношению к ней и нечестно с моей стороны, – ты провел рукой по волосам. – Джудит, с тех самых пор, когда мы были детьми, я ждал, когда я смогу тебе это сказать.
Что тут происходит? Ты пришел ко мне в хлев, чтобы за мной поухаживать?
Я прислонилась к перегородке стойла и обхватила столб руками. Сколько раз я мечтала, что однажды ты начнешь испытывать ко мне хоть малую толику того, что я всегда к тебе чувствовала? И все же ты не сказал самого главного.
– А мой язык? Моя речь?
Ты все еще не мог отвести от меня глаз. Я ждала, что твой взгляд дрогнет. Но ты вместо этого сделал еще один шаг вперед, чтобы преодолеть пропасть, которая пролегла между нами. Но я сама не собиралась перекидывать через нее мостик.
Ты не сможешь пройти это испытание и не солгать. Что ты мне скажешь? Что тебе неважно, как звучит моя речь? Что я нужна тебе и здоровой и калекой? Раньше, когда ты позвонил в дверь Марии, для тебя это имело значение.
– Это жестокий мир, – сказал ты. – Почему так случилось? Именно с тобой?
Фантом носом толкнула меня в спину. На эти вопросы я ответить не могла.
Твои глаза стали влажными.
– Пусть все останется, как было.
Я кивнула и отвернулась. Теперь я могла дышать свободно. Дело сделано.
Спасибо, что был честен со мной.
Хорошо, что ты смог это сказать. Ты дал сегодня то, что поможет мне излечиться. Теперь я смогу тебя за все простить. За то, что охладел ко мне, за то, что отвернулся от меня и попал под чары Марии. За то, что задавал вопросы обо мне и твоем отце. Ты всего лишь человек, как и я.
Ты хороший человек, Лукас. Добрый и достойный. Неприятности разрушили твои мечты. Вот и все. Мы могли бы вырасти вместе, пожениться и быть счастливыми, наши мечты могли бы стать явью, но случилась трагедия. Не мы первые и не мы последние, с кем такое происходит.
Сегодня, мне кажется, что ты принял жалость и угрызения совести за желание. Одиночество подтолкнуло тебя к ошибке. Я тоже ошибалась.
Я на самом деле тебя прощаю, Лукас. И всегда буду желать тебе только счастья.
Я чувствовала, как уходит моя грусть, мои сожаления и унижение. Теперь я способна простить и себя за то безумие, которое испытывала рядом с тобой. Все кончено. Мое тело было пустым, а пустота приносит облегчение.
Я на самом деле тебя прощаю, Лукас. И всегда буду желать тебе только счастья.
Я чувствовала, как уходит моя грусть, мои сожаления и унижение. Теперь я способна простить и себя за то безумие, которое испытывала рядом с тобой. Все кончено. Мое тело было пустым, а пустота приносит облегчение.
XXXVIII
В знак мира и дружбы я протянула тебе руку.
– Спасибо, – сказала я. – За все. Иди домой. Мама сей-шас придет меня искать.
Ты взял мою руку, но в твоих глазах было непонимание.
– Это еще не все. Я пришел потому…
– Как-нибудь в другой раз, – перебила я его. Мы оба услышали, как хлопнула дверь. Я показала за заднюю дверь хлева. – Быстро, иди туда, пройдешь через лес, а то мама тебя увидит.
Я подтолкнула тебя к двери, но ты все равно не хотел уходить.
– Джудит, пожалуйста, мне нужно тебе кое-что сказать.
– Иди! – зашипела я на него. – Потом!
В последнюю секунду ты вдруг решил поступить по-своему. Ты не стал выходить в дверь, ты просто перепрыгнул через перегородку стойла Существа. Громкое чваканье подсказало мне, куда ты приземлился. И тут же ты рассмеялся.
Помимо воли я тоже расхохоталась.
В хлев вошла мама, и мы замолчали.
– Ты забрала мой нож.
– Ум-м-м.
Она понюхала воздух.
– Фу! А ты убирала сегодня в стойлах?
Я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
– У-гу, – соврала я. Главное, чтобы она не сунулась их проверять.
– Тут такая темень, что хоть глаз коли. Почему ты застряла здесь так надолго? Тыква уже наверняка готова.
Я знала, что она не ждет от меня ответа, и это к лучшему.
– Мы не можем больше держать эту кобылу, – вернулась она к своей излюбленной теме. – Может, Уайтинг сможет ее у нас купить?
– М-м-м, – только и смогла промычать я. Я не знала, что ей ответить.
– Если уж он смог потянуть Марию Джонсон, то и нашу лошадь наверняка тоже. В следующий раз, когда увижу его, обязательно спрошу. А теперь быстро неси тыкву. Твой брат уже ждет за столом.
Я слышала, как ты переминаешься с ноги на ногу в коровьем навозе, и не знала смеяться мне или плакать.
Мама направилась обратно в дом.
– Можешь выходить, – прошептала я.
Ты встал и широко улыбнулся.
– Значит, я смогу потянуть Фантом, да?
– Не знаю, – рассердилась я. – Марию Джонсон же смог?
Ты скривился, и я рассмеялась.
– Спокойной ночи, Лукас, – сказала я. – До завтра.
Ты ушел, но последнее слово все-таки осталось за мной.
– Лука-хх? – окликнула я тебя.
Ты вернулся.
– Вытри ноги.
Я взяла кастрюлю с тыквой и пошла ужинать.
XXXIX
Мама отослала меня обратно в хлев за ножом. Сегодня я ощущала такую легкость, мне казалось, что я зернышко, которое носит осенний ветер. То, что мучило меня, куда-то ушло. Я чувствовала необыкновенную свободу.
Я обняла Фантом и поцеловала в нос, а потом и Существо, чтобы она не обижалась. Она достойна лучшего имени, чем просто Существо.
Конечно, Ио. Прекрасная корова.
Я схватила нож и пошла к дому. Я могла бы найти дорогу и с закрытыми глазами. Я жадно вдыхала свежий и теплый осенний воздух, пахнущий влажными опавшими листьями, землей, гниющими яблоками и дымом.
Вдруг неподалеку хрустнула ветка.
Я остановилась и прислушалась.
Еще один шаг. Наверняка это ты, пришел сказать мне то, что не успел. Я дождалась следующего шага. У тебя в руках был фонарь, он горел так тускло, что свет едва проходил сквозь закопченные стекла.
Фонарь приближался. Свет от него отразился в лезвии моего ножа.
Это не ты. Незнакомец гораздо ниже тебя.
Он уже так близко, что мне не убежать.
Я крепко сжала нож и выставила его вперед. Это не мог быть и школьный учитель, он такого же роста, как и ты. Этот человек явно ниже.
– Что ты хочешь? – я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно тверже и угрожающе.
Фонарь замер на месте. Шаги стихли. Раздалось приглушенное рычание, но я так и не смогла определить, чей это голос. Раздался стук металла о металл, фонарь погас. Мужчина в темноте начал двигаться.
Я помчалась к дому, перепрыгивая через ветки, упавшие на тропинку. Мой преследователь, споткнувшись об одну из них, выругался. Вот наконец спасительная дверь и свет из окон. Я влетела в дом, и быстро захлопнув дверь, заперла ее на засов. Мама вскочила со стула и широко открытыми глазами смотрела, как я достаю с верхней полки папино кремниевое ружье. Она выхватила нож у меня из рук, а Даррелл, к моему удивлению, достал из-под матраса папин пистолет.
– Медведь? – спросила мама.
Я пыталась успокоить дыхание и покачала головой.
– Че-овек.
Костяшки маминых пальцев, которыми она сжимала нож, побелели.
– Кто?
– Не знаю.
Мама прижала лицо к стеклу, пытаясь что-то разглядеть в темноте.
– Ты уверена, что там кто-то был? – спросила она через некоторое время.
Я кивнула.
– Нам нужно завести собаку, – сказал Даррелл. Я обернулась и вдруг осознала, что совершенно про него забыла. Одной рукой он сжимал костыль, а второй – пистолет.
– Убери это, – приказала мама, показывая на пистолет. – Если ты потеряешь и вторую ногу, то мы не выживем.
Даррелл покраснел, но ничего не ответил. Мне стало жалко его, хотя признаюсь, эта мысль мне тоже пришла в голову.
XL
Во время ужина, я почти не притронулась к еде. Кто меня преследовал? Это не мог быть Руперт Джиллис. Мистер Робинсон? Конечно, нет. Он гораздо ниже, да и зачем ему? Кто-то из школьных оболтусов?
Кем бы он ни был – он трус. Дай бог, чтобы он оказался достаточно трусливым, чтобы оставить меня в покое.
Я вспомнила о нашем разговоре в хлеву. Неужели все эти годы ты обо мне мечтал? Лучше бы мне этого не знать. Всего несколько дней назад от любого знака внимания от тебя меня бросало в дрожь. А сейчас я сама себе удивляюсь.
Я вспомнила твои слова перед уходом. Что ты хотел мне сказать?
XLI
На следующее утро я встала задолго до рассвета. Одевшись, я занялась Фантом, Ио и курами. Ио замычала. Она еще спала и не была готова к моим утренним заботам о ней.
Я взяла ведро, пошла к ручью и погрузила его в темную воду, чтобы набрать воды для поилок. Только я собралась вернуться к дому, как услышала лаянье Джипа и заметила в предрассветной мгле твой силуэт.
Я поставила ведро на землю.
– Это всего лишь я, Джудит, – негромко произнес ты.
– Знаю.
Я ждала, что ты расскажешь, почему ты пришел.
Как хорошо, что я решила больше тебя не любить, но как же трудно, когда ты стоишь совсем рядом.
– Ты рано просыпаешься, – сказал ты, чтобы начать разговор.
Сняв шапку, ты смял ее в руках.
– Я так надеялся тебя встретить. Мне очень нужно что-то тебе рассказать.
Я стояла и молчала. Небо на востоке осветили первые лучи солнца. А ты все мялся и мучился от своей нерешительности.
– Несколько человек организуют экспедицию. Скоро они отправятся искать «логово» моего отца, – в твоем голосе была горечь. – Они надеются найти остатки арсенала и… – ты закрыл глаза, – доказательства того, что это он держал тебя в плену и убил Лотти Пратт.
Оставив ведро, я пошла вперед. Я не знала, что мне еще сделать. Ты последовал за мной. Высокая сухая трава, о которую цеплялись мои юбки, зашуршала.
– Мне хотелось тебя предупредить, – сказал ты. – Кто знает, что будет, если они найдут его дом. И что они там могут найти.
Его дом. Если они найдут его хижину, значит, она больше не будет мне принадлежать. Они разрушат ее. Даже если и не разрушат, она все равно перестанет быть моим тайным убежищем. Насколько я помню, внутри ничего, кроме одежды, кое-каких инструментов и остатков арсенала, нет.
Ускорив шаг, я пошла по направлению к лесу.
Что мне останется, если я не смогу сбежать весной в хижину?
Уже достаточно рассвело, чтобы я смогла найти мой певучий камень на поляне. Я села. Меня обожгло холодом.
Мне придется до конца дней жить с матерью и Дарреллом и уйти будет некуда. Мы трое будем привязаны друг к другу. И эта связь разрушит наши жизни.
По твоему лицу было видно, что ты обес покоен.
Мне невольно захотелось тебя утешить.
– Не волнуйся, – сказала я, – никаких доказательств его вины они там не найдут.
Теперь я тебе все сказала.
Ты кивнул и сжал губы. Да. Теперь ты знаешь. Но ты и раньше знал.
XLII
Мы сидели рядом на камне и жались друг к другу, пытаясь сохранить немного тепла. Нам обоим было очень холодно.
– Я хотел присоединиться, – сказал ты, – но они мне отказали. Они думают, что буду мешать. Да если бы я знал, где все это время скрывался отец! Я бы…
Пошел к нему? Попробовал убедить его, чтобы он вернулся домой?
Твое лицо так близко, что мне тяжело было сфокусировать на нем взгляд. Я видела только твои губы.
– Я пытался его найти. Бог знает сколько раз.
Для меня это было что-то новенькое. Я представила тебя, тощего подростка, каким ты был тогда, рыщущего по лесам.
– После того как он исчез?
– Нет, после того как исчезла ты.