– Нет, после того как исчезла ты.
Это какая-то бессмыслица. Я растерялась, но даже сквозь пронизывающий ветер чувствовала твое теплое дыхание.
– Когда он пропал, я поверил, что он погиб. Но исчезла Лотти, и у меня появились сомнения. Когда пропала ты, я начал искать.
Я вспомнила, как долгими ночами мечтала о том, что ты меня спасешь. Интересно, ты был близко?
У меня застучали зубы. Ты приподнялся, и, прежде чем я поняла, что происходит, обнял меня рукой и прижал к себе. Твой подбородок уперся в мою макушку.
Мне бы следовало вырваться, но ты был таким теплым и мы так давно друг друга знаем.
– Прости меня, Джудит, – я скорее почувствовала, чем услышала твои слова. – Я был таким дураком.
У меня с головы соскользнула шапка. Ты подхватил ее и бросил туда, где положил свою, обхватил мое лицо ладонями и посмотрел прямо в глаза. Я пыталась разглядеть хоть тень сомнения в твоем взгляде. Но его не было. Во мне это тоже не вызывало никакого протеста.
Ты прислонился лбом к моему лбу, а потом поцеловал в макушку и зарылся лицом в волосы.
– Дай мне еще один шанс, – прошептал ты. – Я хочу слышать твой голос, птичка-невеличка. Всегда.
Слезы заполнили мои глаза и закапали на колени. Я снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая копала тебе червяков и подглядывала, как ты рыбачишь. Подростком, мечтающим дотронуться до твоей руки. Девушкой, которую украли и лишили речи. Молодой женщиной, проклятой и отвергнутой, для которой ты недоступен.
И вот, уже распрощавшись с любой надеждой, я сижу на холодном камне и слушаю тебя. Что ты пытаешься мне сказать?
Видя мои слезы, ты обнял меня и крепко прижал к себе. Слова уже были не нужны, мне достаточно было чувствовать на себе тяжесть твоих рук.
Где же ты был все эти годы?
Я должна была это сказать:
– Я слишком долго любила тебя, Лука-ш.
Ты целовал меня в щеку, в висок, в подбородок.
– Слишком долго? – сказал ты. – Это неправильно.
Я отодвинулась и посмотрела на тебя.
– Почему?
– Когда любишь, ничего не слишком, – ответил ты и, глядя мне в глаза, улыбнулся. Я не помню, видела ли я когда-нибудь тебя таким счастливым. Разве что в детстве.
– Для меня это как гром с ясного неба: проснуться и вдруг понять, что я тебя любил долгие годы.
Мне так хотелось сказать, что это невозможно. Я не могу позволить себе поверить. Но поверила. Постепенно во мне появлялась уверенность, что я могу тебе доверять.
Но это не значит, что я буду молчать. Я высвободилась из твоих объятий и наградила тебя суровым взглядом.
– Хорошо же ты это демонстрировал.
Ты рассмеялся и снова прижал меня к себе.
– Знаешь, я часто приходил посмотреть, как ты поешь на этом самом камне? Ты наверняка меня тоже видела.
Я выпрямила спину.
– Никогда!
Ты кивнул в сторону огромного старого вяза на краю поляны.
– Я прятался там и слушал. Много раз.
Я посмотрела на дерево. Как я могла его ни разу не заметить? Я покачала головой.
– Ты такой странный.
Твои брови поползли вверх. Я улыбнулась. Да-да, это именно я назвала тебя странным за то, что ты шпионил за мной.
– Ты можешь полюбить меня еще чуть-чуть, Джудит? – спросил ты. – Хотя бы до тех пор, пока я не поговорю с твоей мамой.
Мысль о матери вернула меня с небес на землю.
– Могу я попросить у нее твоей руки?
Попросить руки? Я ясно представила, как мама сидит за столом и громко хохочет.
Я снова отодвинулась, чтобы взглянуть тебе в лицо. В нем были обещание, любовь, нежность. Неужели так выглядит любовь? Неужели ты хочешь жениться на мне? Это правда, я знаю, но почему тогда плачу?
– Она тебе не поверит.
Ты улыбнулся.
– Оставь это мне.
Теперь ты смеялся и покрывал меня поцелуями, а твои руки все крепче прижимали меня к тебе. Я насквозь промочила слезами твой пиджак. Подхватив меня на руки, ты начал меня кружить, пока я не сказала тебе поставить меня на место.
Солнце уже взошло, ярко освещая осенний лес и не растаявшие островки снега. На твое лицо легли тени от голых веток.
Ты взял мои руки в свои.
– Однажды мой отец украл тебя у меня. Я никогда не позволю ему сделать это еще раз.
Как холодно, даже на солнце. Мой нос совсем онемел. Я привстала на цыпочки, притянула твою голову, поцеловала в губы и услышала, как у тебя перехватило дыхание.
Больше никакого холода я не чувствовала. Я чувствовала только тебя.
Поцелуй закончился, и я уткнулась лицом тебе в шею, а ты обхватил меня руками. Меня больше никто у тебя не украдет.
– Не беспокойся за меня, – прошептала я ему в ухо. – Сомневаюсь, что они найдут его хижину. А если и найдут, то там нет ничего порочащего тебя.
Тебя это не убедило.
– Скажи мне, как до нее добраться, я должен сам удостовериться.
Что ж, никакого вреда от этого не будет.
– Тебя проводит Фантом, – сказала я. – Она знает тропинку. Я рассказала, как найти проход в ущелье, где жил полковник.
– Отправлюсь сегодня же. Только довезу вас до школы. Никому ничего не говори.
Теперь настала твоя очередь меня целовать. И мне уже не пришло в голову прятаться. Ты улыбнулся.
– Присмотришь за Джипом? Я привязал его в амбаре.
XLIII
Ты распрощался со мной и отправился домой за повозкой. Когда ты заедешь за нами, я выведу Фантом из хлева, и по дороге в школу мы поставим ее к тебе.
Как было тяжело сохранять спокойствие и притворяться, что ничего не случилось! Только долгие годы немоты, позволили мне сдержаться и не ляпнуть какую-нибудь глупость.
Джип переминался с ноги на ногу спереди, периодически хлопая тебя хвостом по лицу. Даррелл забрался назад. Ты спрыгнул с повозки, привязал Фантом, и мы тронулись в путь. Мы незаметно доехали до твоего дома, и ты отвел Фантом в хлев.
– Мне кажется, ей здесь будет хорошо, – сказала я Дарреллу, как будто это его волновало.
– Тебе виднее, – ответил он, пожав плечами.
Запрыгнув в повозку, отчего та закачалась, ты дернул за поводья, и мы поехали дальше. Всю дорогу к школе вы с Дарреллом болтали об учебе, погоде и охоте. Интересно, Даррелл догадался? Я помахала рукой Гуди Праетт, ты предложил довезти ее до города. Она отказалась.
– Спасибо большое, но Гуди Праетт пока может ходить на своих ногах.
Да хранят нас боги от ее любопытных глаз! Что ей известно? От Гуди всего можно ожидать.
Как бы мне хотелось, чтобы ты никуда сегодня не уезжал!
Должно быть, ты понял, о чем я думаю, и сказал:
– Прости, но сегодня я не смогу вас забрать после школы.
– Не важно, – сказала я. – Дороги уже чистые.
В центре города на площади, где располагались школа и церковь, стояла группа мужчин. Перед ними в церковном облачении стоял и что-то вещал пастор Фрай.
Когда мы проезжали мимо, все они внимательно и с осуждением посмотрели в нашу сторону. На меня, немую девушку, которую похитили, а потом вернули, и на тебя, сына чудовища. На нас обоих, едущих вместе на одной повозке. На покрасневшем от виски лице Авии Пратта ясно читалось подозрение. Я посмотрела на тебя и увидела, как сжались твои губы, а на шее запульсировала вена.
XLIV
Утро в школе прошло ужасно, и на этот раз совсем не из-за Руперта Джиллиса. Белобрысые дочери Робинсонов, сидевшие со мной за одной партой, видимо, усвоили уроки вежливости от своей матери. Сев на лавку, я услышала треск и почувствовала, как запахло чем-то вроде сидра. Они нашли где-то червивое, сгнившее яблоко и решили поделиться им со мной. Сок насквозь промочил юбку. Весь день от меня воняло, остальные ученики едва сдерживались, чтобы не рассмеяться.
Ничего страшного, говорила я себе. Я к такому привыкла. Я смогу это вынести. Сегодня я вообще смогу вынести все, что угодно. Их жестокость меня не волнует. К тому же я хорошо выучила четвертый урок букваря. Проучившись менее недели, Даррелл снова стал первым учеником в классе. Именно поэтому мы продолжали ходить в школу.
В конце дня учитель вызвал всех учеников пятого класса к доске и заставил произносить по буквам разные слова. Я уже знала их написание, и поэтому, прихватив с собой грифельную доску, написала слова на ней и показала ему. Но он приказал мне отложить ее в сторону. Я не стала произносить вслух слово «ведьма», Руперт Джиллис снова взялся за линейку, отхлестал меня по рукам и перед всем классом сказал:
– Я уже говорил вам, если вы и в дальнейшем хотите остаться ученицей моего класса, вам нужны дополнительные занятия. Я не могу оставить вас здесь, чтобы вы тянули весь класс назад. Приходите на занятия сегодня вечером, или мне придется серьезно поговорить с вашей матерью.
Теперь он мне делает публичные предложения.
XLV
После школы я взяла Даррелла под локоть и повела к улице. Руперт Джиллис со злорадством глазел на нас в окно и радовался нашему уходу. Я едва сдерживалась. Такая долгая прогулка будет тяжела для Даррелла, костыль наверняка натрет едва зажившую нежную кожу культи. Но нам нужно было добраться до дома.
По дороге мы много раз останавливались, чтобы отдохнуть. Когда мы вошли в дом, Даррелл рухнул на стул и стал массировать натруженную подмышку.
С чашкой желудевого кофе с мамой за столом сидела Гуди Праетт.
– Приходите на службу, Элиза, – говорила она матери. – Если уж твой сын ходит в школу, то и в церковь тоже сможет. И ты приходи вместе с ним. Гуди Праетт тебя по-хорошему предупреждает, если не придешь, тебя накажут. У Гуди есть уши. Она слышит, что происходит вокруг.
Мама помрачнела, но кивнула головой. Меньше всего ей хотелось целый час простоять у позорного столба за то, что она не ходит в церковь. Хватит с нее унижения, которое она терпит из-за меня.
Я выскочила из дома, чтобы поздороваться с Существом. Ну ладно, с Ио. Я вообразила, что она скучает по Фантом, хотя на самом деле по ней скучала я сама. По дороге к хлеву я обдумывала то, что сказал мне Даррелл во время нашей долгой дороги к дому.
– Зачем ты продолжаешь ходить в школу, Джудит?
Я не стала сразу отвечать.
– Я знаю, что Гетти Робинсон подложила тебе гнилое яблоко.
Я пожала плечами.
– Я вижу, как с тобой обращается Джиллис. Если бы у меня была вторая нога, я бы ему преподал урок. Хороших манер.
– Не надо, – сказала я. – Продолжай учиться, пока можешь.
Даррелл остановился на пару минут, чтобы передохнуть.
– Я и буду, – он поковылял дальше. – У меня другого выхода нет. Просто тебе самой не нужно ради меня туда ходить. Если Лукас будет и дальше меня возить, ты можешь оставаться дома.
– Я тоже хочу учиться, – напомнила я ему.
Он искоса посмотрел на меня и скорчил рожу, как когда-то ребенком.
– Не понимаю, почему это так важно для тебя сейчас, сказал он, слегка ткнув меня костылем. – Какой резон мужней жене читать?
И проворно поскакал вперед, чтобы не получить от меня сдачи.
XLVI
Весь вечер я не могла найти себе места от беспокойства за тебя, даже мама это заметила. Она несколько раз громко повторила, какое для нас облегчение избавиться от лошади и от ее большого рта. Интересно, что она скажет, если найдется где-нибудь стойло и для меня?
Наконец я не выдержала и вышла на улицу. Собрав упавшие ветки, я сложила их поленницу. Снег изрядно уменьшил запасы наших дров. За полчаса работы поленница выросла в размерах. Собирая хворост, я старалась двигаться к твоему дому. Джип, твой мул и овцы наверняка уже проголодались.
Я провела там столько времени, сколько смогла, надеясь, что ты сегодня вернешься. Но холод и темнота заставили меня уйти домой. Наверное, ты решил остаться на ночь в хижине отца. Мне это казалось не слишком разумным. Твое отсутствие может привлечь внимание.
XLVII
Открыв дверь, я увидела Руперта Джиллиса у нас за столом. В руках он вертел стакан с элем и пытался вовлечь Даррелла в разговор. Мама по обыкновению не обращала на него внимания и занималась ужином. Было слишком поздно притвориться, что я его не вижу, и я вошла. Мамино лицо мгновенно изменило выражение.
– А! Доченька! – сказала она. Даррелл кинул на нее удивленный взгляд. – Наработалась. Ты у меня такая труженица!
В полном недоумении я, не снимая пальто, уселась на стул.
– Пойдем, Даррелл, – проворковала она. – Тебе пора прогуляться. Я помогу тебе дойти до хлева, там для тебя есть кое-что интересное.
Даррелл запротестовал, но мама подняла его и подтолкнула к двери. Мы переглянулись.
Не бросай меня!
Но выбора у него не было.
Дверь за ними захлопнулась.
– Как прекрасна и трогательна любовь матери к своей дочери, – сказал Джиллис.
Я не хотела смотреть на него.
– Она так любит тебя, что ей вопреки всему кажется, что именно я могу стать твоим избранником.
Молчание тянулось как холодная патока.
Учитель подвинул стул и сел прямо напротив меня. Я уставилась на свои колени.
– Но, по-моему, ты мечтаешь совсем о другом ухажере, – проговорил он. – Это еще больший абсурд, чем мечты твоей матери.
Он нагнулся и приблизил ко мне ухмыляющуюся физиономию. Я закрыла глаза.
– Лукас Уайтинг никогда не обратит на тебя внимания, – он рассмеялся и снова стал серьезным. – Я смогу сделать из тебя честную женщину. Я всегда считал молчание одним из главных женских достоинств.
Я стиснула зубы. Не буду на него смотреть.
– У меня хороший дом. Не дай пустым надеждам разрушить твой единственный шанс на респектабельную жизнь.
Он подождал, чтобы я осознала свалившееся на меня счастье. Я встала и подошла к очагу, повернувшись к нему спиной.
Он зло задышал. Встав со стула, он схватил меня за локоть и дернул, чтобы я повернулась к нему лицом.
– Если ты считаешь, что твой герой войны когда-нибудь захочет потасканную немую, ты – полная дура!
Его слова попали в цель, и мои глаза наполнились слезами.
Тьма, пожалуйста, скрой меня! Удержи, не дай ничего закричать в ответ этому дьяволу!
– Впрочем, какая разница. Твой герой войны все равно скоро погибнет.
Я открыла глаза.
В его взгляде было ликование.
– Знаешь, где он сейчас? Наверняка он тебе говорил, что поедет искать хижину отца, пока до нее не добралась экспедиция, – он снова рассмеялся. – Так и быть, поделюсь новостями. Забавно, но твой возлюбленный еще больший дурак, чем ты.
Я не могла заставить себя отвернуться. В его глазах горела кровожадная радость.
– Это была ловушка. Они специально говорили при нем об экспедиции на случай, если он решит поискать хижину самостоятельно. Сегодня утром он уехал, и они отправились за ним. Он наверняка уже привел их прямо к логову полковника.
Господи, Лукас! Фантом, сделай так, чтобы вы с ним заблудились в лесу, не возвращайся в старый дом!
Я ничем не могу ему помочь, и это вызвало у меня панику. Руперт Джиллис наслаждался. Ему не удалось меня добиться, и теперь он получал удовольствие, делая мне больно.
Он сделал большой глоток из кружки с элем, самым лучшим, который мама хранила для гостей, и облизал губы.
– Не знаю, что они с ним сделают, когда поймают.
Я смотрела на пузырьки, поднимающиеся со дна кружки.
– Или уже сделали.
Снаружи послышались голоса. Даррелл открыл дверь и с помощью мамы проковылял внутрь. На ее лице как приклеенная застыла улыбка.
– Может, поужинаете с нами, мистер Джиллис?
– Большое спасибо, но нет, – ответил он и поставил кружку на каминную полку. – Я и так уже подзадержался.
Он сделал поклон в мою сторону.
XLVIII
Я подождала, пока мама с Дарреллом уснут, бесшумно оделась и выскользнула на улицу, молясь, чтобы не встретить ночного гостя, рыскавшего вокруг дома прошлой ночью.
Я не смогу в одиночку перейти через реку в темноте. После снегопада и оттепели вода поднялась. Ты взял мою лошадь, а я возьму твоего мула. По дороге я зашла в хлев и набрала полные карманы яблок. Нужно же было как-то убедить его пойти за мной.
Я запрягла его, вывела во двор к изгороди, чтобы забраться верхом. Он громко заревел, и я испугалась, что это разбудит Гуди Праетт, не говоря уже о маме. Но через какое-то время, благодаря уговорам и яблокам, я все-таки оказалась у него на спине, и мы направились к реке.
В эту безлунную ночь река казалась вздувшейся, почти черной и бездонной.
Как я и думала, у самой реки мул заупрямился.
Думать-то я думала, но почему не составила план?
Я стала его уговаривать, била ногами, входить в воду он отказывался. Я спешилась и попробовала подманить его яблоками, протягивая их над водой. Но он мог вытянуть шею дальше, чем я руку. Я стала толкать его сзади. Но он упорно стоял на месте.
Мне ничего не оставалось, как снять одежду и обувь и привязать к холке мула. Температура была недостаточно низкой, чтобы заморозить реку, зато меня – в самый раз. Ветерок, показавшийся мне свежим, когда я выходила из дома, стал пронизывающим. И я еще даже не дотрагивалась до воды.
Сначала я опустила туда одну ногу.
Холодно! Холодно, так холодно, что обжигает. Я не могу. Не могу.
Я отступила и задумалась.
Лукас, Лукас, ну как ты не понял, что это ловушка? Почему я не поняла? О чем я думала?
Там, в лесу, им будет наплевать на правосудие, и они расправятся с тобой. Око за око.
Я взяла мула за упряжь, скормила ему последнее яблоко и вошла в реку.
XLIX
Это было похоже на самоубийство. Холодно. Больно. Так больно мне никогда не было.
Мул шел рядом. Не важно. Так холодно, что ничто уже не важно.
Холодные острые камни впивались в босые ступни. Мул продолжал идти.
Я поскользнулась на гальке и с головой окунулась в воду. Теперь холод проник в рот и горло. Слишком холодно, чтобы бояться.
Мул плыл рядом и тянул меня за собой, пока мои колени не стали волочиться по камням на другом берегу реки. Ног я не чувствовала, но все-таки мне удалось встать. Я была вся мокрая и окровавленная.
Потом я рухнула на берег, белая и обнаженная, как Ио. Мул лег рядом, от него шел пар.
L
Чудо. Моя одежда осталась сухой. Я отряхнулась от воды, немеющими пальцами натянула ее на себя и только потом отжала волосы. Я не могла больше ехать верхом, но это и к лучшему. Мне нужно двигаться, чтобы согреться. Я повела мула через темный лес, он как безропотная овечка шел за мной.