Я сидела рядом на случай, если ему понадобиться помощь, но он, похоже, забыл обо мне. Его пальцы разворачивали свертки, открывали пузырьки и капсюли. Медленно, слишком медленно. Звуки боя продолжали доноситься.
Это неплохо. Мы все еще держимся, правда?
Я тихо пошла на звук.
Здесь река течет в ущелье, с обеих сторон окруженная скалами. По звуку воды я определила, что от края уступа меня отделяет всего несколько ярдов, похоже, бойцы совсем недалеко. Очень хорошо, что вы решили встретить корабли именно здесь, укрывшись на высоте, так врагам будет сложнее высадиться и приблизиться к вам.
На краю обрыва деревья стали тоньше, а кустарник более редким. Я сначала пригнулась, а потом и просто встала на четвереньки. Стало слышно, как сидящие в кустарнике мужчины негромко переговариваются друг с другом. До самого края уступа оставалось совсем немного. Хватит ли у меня духа, я не уверена.
Сквозь пучки осенней травы я увидела скрюченного как кузнечик мужчину, он сидел, плотно прижав ступни к бедрам. Длинные белые пальцы сжимали ружье. Это был учитель. Откинув волосы с глаз, он низко пригнулся, прячась от пуль. Я возмутилась, как можно так трусить, когда ты и Даррелл в такой опасности!
Я обошла его. Руперт Джиллис даже и не заметил. Его уши ничего, кроме выстрелов, не различали.
Теперь мне приходилось двигаться еще с большей осторожностью.
Еще шаг. Я прижалась к земле и перестала дышать.
Кто-то остановился рядом и приставил мне к носу дуло ружья.
Я подняла голову и увидела, что это ты в меня целишься.
LXXXIII
Ты жив.
Твое лицо бледно. В глазах ужас. Ты опустил ружье.
– Джудит?
Ты назвал меня по имени. Не мисс Финч. Я встала на ноги.
– Что ты здесь делаешь?
Твои глаза смотрели попеременно то на меня, то на ущелье. Ты больше разозлен или напуган?
– Пожалуйста, иди домой, – сказал ты. – Это место не для тебя. Тебя ранят, и я не смогу…
Вдруг твое внимание переключилось, и ты стал похож на охотничью собаку, которая нюхает воздух.
Ты выглядел так, будто застрял в ночном кошмаре. Наверное, мне следовало бы тебя пожалеть, но я была так счастлива, что ты живой.
– Пожалуйста, иди домой, – повторил он. – Пожалуйста.
Ты что, действительно думаешь, что я тебя преследую? Я чуть не рассмеялась.
Я замотала головой. Домой мне не хотелось. Наверное, мне и надо было рассмеяться, ведь теперь я жена, свободная как птица.
Каждый выстрел заставлял тебя оглядываться назад, туда, где бойцы, рискуя собой, поднимались, стреляли и снова прятались.
– Лукас, – донесся до нас чей-то негромкий голос, – у нас почти закончились патроны.
Ты повернулся на голос, но я тебя опередила. Схватив твою руку, я потянула тебя к твоему отцу. Ты сопротивлялся, но не слишком сильно. Сработал эффект неожиданности. Ты шел. Согнувшись, мы пробирались сквозь траву. Я крепко сжимала твою руку, мозолистую и горячую, мокрую от пота, с волосками на тыльной части. От счастья у меня кружилась голова, в небо черными клубами поднимался дым, свистели пули, а твоя рука была в моей.
Ты остановился и попытался выдернуть ее.
– Что я делаю? Джудит, я не могу с тобой уйти!
Мне ничего не оставалось делать, и я почти по-звериному замычала:
– Ихем!
Получилось довольно внятно.
Ты встал как вкопанный и уставился на меня. Пойдем, и я удивлю тебя не только моим голосом.
Я снова взяла тебя за руку, и ты послушно пошел вперед.
И тогда я раздвинула траву и показала тебе твоего отца, твоего бродягу-отца, который так ярко разыграл свою собственную смерть.
LXXXIV
Сначала ты его не узнал. Ничего удивительного. Потом отец увидел тебя. Увидел, что я держу тебя за руку. Увидел, каким ты стал высоким и складным.
– Лукас.
Ты уставился на него, потом на меня. Ты сверлил меня взглядом, переводя глаза с моего рта на платье, будя во мне самые страшные воспоминания. И ты начал понимать, вернее решил, что понимаешь. Твои губы изогнулись от ужаса. Я стояла перед вами обоими как голая. Мне хотелось юркнуть в заросли и бежать отсюда сломя голову.
В своих мыслях я не заходила так далеко.
Я убила тебя. Убила твою жалость ко мне. Снова убила твоего отца в твоих глазах. У меня нет языка, и я не могу проглотить ту желчь, которая во мне скопилась. Вот стоишь ты, вот на корточках сидит он, вокруг нас рвутся снаряды, а в голубое октябрьское небо, как осенние гуси, поднимаются крики раненых.
LXXXV
Один крик я узнала. Даррелл. Он ранен.
Мы с мамой и папой так привыкли к плачу Даррелла, что почти на него не реагировали. Папин сорванец, мамин любимчик, кудрявый крикун. Какая досада, что симпатичная мордашка досталась именно сыну. Об этом обо всем я размышляла, пока бежала от тебя и твоего отца, на этот раз счастливая, что не вижу тебя. Я бежала на крик Даррелла. Слишком громкий, чтобы исходить от умирающего. Господи, заткни ему рот, если он не прекратит так орать, на него накинутся толпой все, кто высадился с корабля!
Я подошла к нему со спины, он лежал на островке примятой травы, рядом с ним валялось ружье. Слишком близко к краю ущелья. Одежда вся испачкана и местами опалена. Ран видно не было, и я никак не могла сообразить, в чем дело, пока не заметила, что от одного из ботинок вьется дымок.
Обхватив его за плечи, я оттащила его подальше от поля боя под раскидистую иву. Он был тяжелым, но и я не слабая.
– Спасибо, дружище, – всхлипнул он.
Я положила его на землю и встала перед ним. Его потрясенное лицо напомнило мне твое несколько минут тому назад.
– Червяк!
Так я и знала. Горбатого могила исправит. Я встала на колени и осторожно стянула с него ботинок. Верхняя часть ступни оказалась чистой, зато внутренний изгиб был весь в крови. Я затаила дыхание, стараясь его не напугать. Нога, освобожденная от ботинка и носка, выглядела так, как будто кто-то откусил от нее изрядный кусок. Пятка и пальцы остались на месте, а кость между лодыжкой и большим пальцем торчала наружу, рана сильно кровоточила.
Я не раз наблюдала, как разделывают туши животных, как вскрывают нарывы, и еще много ужасных вещей. Но страшнее, чем розовое мясо моего младшего брата, не было ничего.
Я приподняла ему ногу и туго перевязала его рану передником. Он застонал от боли.
Если бы здесь была мама, она бы с ума сошла.
Я попыталась представить, как такое могло случиться. Как выстрел из пушки от реки или даже оружейный выстрел, произведенный карабкающимся на скалу солдатом, мог причинить такое ранение. Это какая-то бессмыслица.
Он лежал на спине, глядя в небо, и плакал.
Ну конечно! Бедный придурок. Он сам в себя выстрелил.
Я прикусила губу. Нечего смеяться над его белыми костями. Тоже мне вояка.
Несмотря на то что под ногу я положила большой камень, повязка быстро набухала кровью. Я положила его голову себе на колени. Он уткнулся в них лицом. Я попыталась извлечь из своего горла нечто утешающее. Это шипение отдаленно напоминало шепот, которым я его успокаивала, когда он был младенцем.
С Дарреллом ничего не меняется.
LXXXVI
Мы сидели и издалека наблюдали за боем, как дети бедняков подглядывают за вечеринкой в богатом доме. Сделать мы ничего не могли, поэтому просто смотрели, как разворачивается действие. Закат расцветил небо над океаном, принесшим к нам эти корабли, пурпурными красками. Вожделенные земли к востоку от нас, которые переселенцы так мечтали прибрать к рукам, были окрашены во все оттенки оранжевого. Вокруг нас как светлячки загорались и гасли искры.
К ночи сильно похолодало. Мы прижались друг к другу, чтобы согреться. Даррелл дрожал от боли, которая мешала ему уснуть. Он так сильно сжимал мне руку, что у меня побелели пальцы.
Он ничего не говорил. Я тоже.
LXXXVII
Как может бой длиться так долго? Неужели это из-за вас с полковником? Могу ли я на что-то надеяться? Вопреки всему, жалкая кучка людей продержалась так долго, похоже, даже без моей помощи. Может, мне не стоило ходить к полковнику. Горькая мысль.
Собираюсь ли я выполнить данное обещание? Стала ли я на самом деле его женой? Разве я что-то должна своему тюремщику?
Мне кажется, что заманить их в ущелье было твоей идеей, Лукас. Ты достоин быть командиром. Если ты переживешь этот день, твое положение в деревне укрепится, все плохое сотрется.
Ты будешь еще дальше от меня, если может быть что-то дальше недоступности.
А я отправлюсь в лесную хижину. Если только не захочу навлечь на себя еще большие неприятности. Я помню его угрозы.
Бесполезная жертва. И никто меня не пожалеет. В деревне этого даже не заметят. Ничто за ничто – справедливый бартер.
Ни кружев, ни праздника для невесты.
LXXXVIII
Закат оставил в небе лишь тонкую полоску света. Даррелл спал. Теперь мне не нужно было скрывать удовольствие, что его теплое тело прижимается к моему. Мир, в котором никто до вас не дотрагивается, очень холоден.
По вечерам папа часто сажал меня на колени. Мне так нравилось, что он пах потом и деревом. Он так и не узнал, какой я стала. В моих воспоминаниях он навсегда остался ласковым, заботливым, внимательно слушающим все, что я говорю. В моих воспоминаниях я могу разговаривать с ним, петь ему мои нехитрые песенки.
LXXXIX
Ты бежал вдоль берега, размахивая руками, и кричал:
– Все на землю, живо!
Я подпрыгнула. Даррелл зашевелился. Что случилось? Мы отступаем?
Люди стали выскакивать из своих укрытий на краю обрыва, как перепелки из-под ног охотника. Я и не догадывалась, что их так много совсем рядом с нами. Одни бежали, согнувшись в три погибели, некоторые спрятались под нашим деревом. Я вскрикнула от неожиданности, надо же, сколько их.
В тусклом свете двух фонарей я увидела, что на другой стороне ущелья люди делают то же самое.
Я начала понимать. Вот интересно, а мы достаточно далеко?
XC
Несколько мужчин заметили меня, и их брови поползли вверх. Это были Авиа Пратт и мистер Джонсон – отец Марии. Они уставились на меня, но это продолжалось недолго. Я не относилась к тем женщинам или детям, жизнь которых нужно было сохранить во что бы то ни стало. Я могла тут находиться. Те, кто приехал из Пинкертона, продолжали на меня пялиться. Они ничего про меня не знали, это было видно по их удивленным взглядам.
Я увидела, как ты мечешься вдоль обрыва, в руках у тебя что-то большое и искрящееся.
Потом раздался звук. Как будто камень упал в колодец. Потом еще один. И еще. Глухие удары падающих на что-то предметов. На землю?
На корабли.
И вдруг земля с оглушительным грохотом как будто раскололась, и все, кто находился под деревом, попадали на спины, ударившись о камни головами. Но даже лежа мы увидели это: сплошную стену огня, которая поднималась от реки в небо. Жар опалил наши лица.
Потом все повторилось. В небо поднялся еще один огненный фонтан.
– Что случилось? – весь дрожа, спросил Даррелл.
– Небесный огонь, – раздался голос пастора Фрая. Я обернулась. Уж его-то я никак не ожидала здесь увидеть.
Из ущелья стали слышны полные страдания крики, запахло чем-то ужасным.
Еще несколько взрывов, но уже не таких оглушительных. Вражескую артиллерию уничтожал огонь. Черный дым заволок этот пылающий ад.
Еще два взрыва. Нет, три.
Где-то в стороне на фоне пламени мелькнул силуэт, я увидела полковника, который быстро передвигался вдоль края ущелья. Неужели он не понимает, что мы его видим? Он явно не в себе. Почему только два взрыва?
– Это же Эзра Уайтинг, – произнес кто-то у меня за спиной так, будто увидел привидение. Собственно, так оно и есть. Привидение или огненный ангел.
– Эзра Уайтинг?
– Не может быть.
– Это точно он. Полковник Уайтинг. Но он же умер…
Один звук твоей фамилии как будто разжег пламя прямо здесь, под укрывшим нас деревом.
– Эзра! – позвал его какой-то человек.
– Что он тут делает?
Ты замер, услышав их голоса. В кромешной тьме ты не мог видеть тех, кто смотрел на тебя и забыл, что вас двоих видно.
– Где же он был все это время?
XCI
Твои бойцы могли впасть в ступор, но ты – нет. Ты закричал, чтобы люди подошли к тебе, и навел ружье на что-то, находящееся на дне ущелья.
Третий корабль. Теперь они в отчаянии. Вполне возможно, они попрыгали в воду и пытаются забраться на скалы, чтобы вступить в свой последний и решительный бой. Даже на одном корабле людей очень много. Они будут сражаться как раненые медведи.
Я увидела, как мужчины Росвелла заряжают ружья и стреляют. Мальчишки возраста Даррелла подносили порох и патроны. Вражеские пули поднимали фонтанчики пыли совсем близко от того места, где мы сидели. Я оттащила Даррелла так далеко, как только смогла.
Я видела, как мужчины Росвелла падают на землю.
Неужели моей помощи оказалось недостаточно?
XCII
Никто больше не смотрел на твоего отца. Никто, кроме меня, не видел, как Авия Пратт подошел к нему и ударил в плечи обоими кулаками.
Полковник упал как подкошенный. Только после этого все увидели. И ты тоже. В мгновение ока ты оказался рядом с Авией Праттом и оттащил его от отца.
Авия крутил в воздухе руками как ветряная мельница, его крики заглушали треск огня. Кто-то помог твоему отцу подняться на ноги. Он отряхнулся и пошел прочь, стараясь не показывать, что припадает на ногу.
Авия напал на полковника! Сейчас, когда мы сражаемся не на жизнь, а на смерть! Неужели он считает, что тот виноват в смерти его дочери? И остальные тоже будут так думать, когда сложат воедино куски этой истории? Этот человек, которого все считали мертвым, появившийся ниоткуда, нагруженный порохом, очень похож на преступника, виновного во всем, что пошло не так с тех пор, как он исчез.
Во время потасовки у меня появилось какое-то предчувствие, но какое именно, я определить не могла. Как будто какая-то мелодия напомнила мне о тех временах и ощущениях, когда я услышала ее впервые, только теперь это не имело никакого смысла.
XCIII
Целая толпа мужчин удерживала Авию Пратта. Глаза твоего отца расширились, когда он окинул их всех взглядом. Он стал похож на зверя в клетке, изготовившегося к прыжку.
Авия Пратт снова рванулся к полковнику.
Из ущелья продолжали доноситься ружейные выстрелы. Твой отец завороженно посмотрел сквозь Авию Пратта вдаль. Он нагнулся и поднял сверток, который еще недавно лихорадочно перевязывал. Остальные просто наблюдали, как будто тоже погрузившись в транс.
Вспышка, еще одна вспышка. Полковник поднял сверток над головой и знаком приказал всем лечь на землю. Устремив взгляд вниз, он быстро похромал к краю обрыва.
До нас дошло одновременно. Я знаю. Твое «Нет!» вполне могли бы слышать жены и дети переселенцев по ту сторону океана.
Растолкав всех, ты бросился к нему.
Нет.
Он прыгнул с обрыва. Какое-то мгновение его ноги тоже стали похожи на крылья мельницы.
Потом он исчез из виду.
Твоя спина, твои плечи, ноги тоже подались вперед.
Нет.
Мистер Джонсон обхватил тебя сзади руками. Ты упал на него.
Земля содрогнулась от грохота, и стало светло как днем.
Темные фигуры оттащили вас обоих от пропасти, подальше от испепеляющего жара.
Когда все кончилось, мы увидели, что последний корабль, а с ним и твой отец превратились в пепел.
XCIV
Последний взрыв окончательно деморализовал противника.
Крики, донесшиеся со дна ущелья, навсегда останутся в моей памяти, всегда, вспоминая их, я буду спрашивать себя, правилен ли был мой выбор.
Но что бы они сделали с нами, будь у них такая возможность? Не случись сегодня чуда, все могло бы быть по-другому. Из нас с тобой получились отличные воины.
XCV
Ты так рвался, что они связали тебя как пленного. Они не отпускали тебя до тех пор, пока не убедились, что ты не прыгнешь вниз, чтобы его спасти. Господи, благослови тех, кто тебя защитил!
Пока в небо поднимался столб огня, я заметила, что ты обернулся и стал кого-то искать среди темных фигур. Ты нашел меня взглядом, и мы долго смотрели друг на друга.
Мы оба знали. Мы оба это почувствовали.
XCVI
Он погиб.
Его смерть была быстрой. Без ожидания и воспоминаний, без страданий.
Он станет легендой для многих поколений. Теперь он герой, погибший в пламени.
Хотя, на мой взгляд, трус, который предпочел вспыхнуть как солнце и обрести славу и бессмертие, а не прозябать до самой смерти, каясь в грехах.
Я больше никогда не увижу его лица, разве что в ночных кошмарах. Я освободилась от данного ему обещания. Он больше никогда не сможет мне угрожать.
Только почему я плачу?
XCVII
Дым как будто проделывал дырки в темном небе.
Рядом лежал раненый Даррелл.
Твой отец погиб.
Переселенцы уничтожены, их души и тела вознеслись к небесам.
Те, кто выжил, с зажженными факелами ищут погибших и раненых.
Река бурлит и пенится вокруг черных, как чернила, камней и поет свою нескончаемую песню.
Мы оба выжили этой ночью.
Ты и я.
Книга вторая
I
Лошадь. Серая в яблоках кобыла. Где она может быть после всего, что случилось. Я не способна даже свистнуть, чтобы ее подозвать.
Я потрясла брата за плечо. Сунув два пальца в рот, я сделала вид, что свищу.
– Что?
Господи, какая мука!
Я снова ткнула его в плечо. Энергично затрясла головой. Подула через губы, растянув их пальцами. Для того чтобы тебя поняли, можно и в шута поиграть.
– Свист?
Я кивнула.
– Ты хочешь, чтобы я посвистел?
Я кивнула так сильно, что у меня разболелась голова.
– Зачем?
Я была готова рвать на себе волосы. Нет, лучше на нем. Я снова ткнула его кулаком. Сделай это, идиот. Я не смогу дотащить тебя до дома.
Он пожал плечами и засунул грязные пальцы себе в рот. Из-за его свиста у меня еще больше разболелась голова. Это был один из немногих его талантов. У него получилось так громко, что к нам сразу подошли люди, чтобы проверить, в чем дело.