Антонов со своей первой женой жил уже неважнецки. Он познакомился со славной Анечкой, которая его понимала, помогала ему и выводила в свет. Помимо работы он вдруг увидел, что на свете существует еще много интересных вещей – например, рестораны, бильярд, курорты и прочие блага цивилизации. Правда, Анечка показывала их физику на его же собственные деньги, однако в объятиях родной жены он и этого не видел. К тому же Анна была намного моложе прежней супруги, что тоже Антонов разглядел. Иными словами, мужчина созрел для нового брака и стал подумывать о разводе. Анна Петровна идею о разводе с Инной Николаевной жутко приветствовала, даже нещадно торопила Вячеслава Валерьевича с этим делом. Но тот никак не мог решиться, хотя все уже знали.
– И Инна знала? – уточнила Василиса.
– Инна Николаевна еще надеялась на свою женскую мудрость. Ну подумаешь – молоденькая свиристелка! Каждый мужчина через это проходит. Но и сама не дремала – каждый день готовила мужу изысканные блюда, стала яростно посещать косметологов, нашила новых нарядов и ежедневно в них щеголяла перед охладевшим супругом, обливалась сладким иностранным парфюмом. В общем, Инна не собиралась сдаваться. Правда, у нее уже стали пошаливать нервишки, она даже пару раз устраивала скандалы, но немедленно исправлялась. Все же вещи любимого находились еще в доме, а самое главное, у нее в столе лежала драгоценная синяя папка – плод нескольких лет антоновской работы. Она в физике понимала мало, но знала: пока он не уносит папку, он ей доверяет, значит, не все потеряно, значит, мосты не сожжены, и молоденькая фря сколько угодно может вилять своим тазобедренным суставом, главное для ее мужа – это его работа. В чем-то она была права. Антонов действительно болел физикой, потратил уйму лет на какое-то открытие, им была выстроена мощная теория, однако требовались еще и опыты. А на опыты требовались деньги. И эти деньги могли бы дать спонсоры, но вот их-то найти было еще труднее. В тот день Антонову сказочно повезло – какие-то зарубежные ученые вкупе с нашими светилами заинтересовались разработками Антонова. Спонсоры нашлись. Нужны были документы, точные данные, а все это хранилось дома, в синей папке, за семью печатями.
– Ну, уважаемый, покажите нам ваш труд… – потирал ладони седой ученый старикан.
Антонов облился холодным потом – папка была дома.
– Я сейчас, только возьму из своего кабинета, – промямлил он бледными губами.
– Конечно-конечно, а мы пока разберемся вот в этих документах…
Вячеслав Валерьевич стрелой ворвался в кабинет, старенькая техничка уныло скребла пол тряпкой. Чего здесь искать, надо нестись домой. Время еще есть, со своими документами старикан может сидеть до ночи.
Антонов схватил ключи от машины и рванул домой. Через семь минут он уже звонил в дверь. Он точно помнит – через семь, потому что каждая минута была на строгом учете.
Двери открыла разряженная Инна.
– Вячеслав! Как мило, что ты удрал сегодня пораньше! А у меня для тебя в духовке…
– Папка! Где моя синяя папка? Давай скорее! – кинулся он в комнату.
– Папка? – вдруг побледнела жена. – Ну уж не-е-ет. Что угодно, но ее ты не получишь.
– Инна! У меня нет времени!
– А я знаю, – идиотски улыбнулась она. – Я знаю. На меня у тебя времени нет. Зато его хватает на молоденьких дур. Что, она велела тебе принести папку? А я не отдам! В конце концов, это я из тебя сотворила ученого, я тоже имею право…
Она лопотала еще какую-то дребедень. Она вяло бродила по комнате, разводила руками, поправляла безупречную прическу, трясла розовым бантом на шее и объясняла, в чем Антонов не прав.
Он рванул к столу, достал папку, но она тигрицей кинулась к нему, выхватила документы и снова стала трясти бантом:
– Нет-нет-нетушки, я лучше выброшу это в форточку, пусть валяется в пыли, в грязи…
Минуты летели, а она все скалилась и трясла бантом. Он кинулся на нее, ухватил за этот бант и стал крутить, крутить… Когда она перестала дышать, он почувствовал только одно – путь свободен, и ему хватит времени доехать до института, старикан с денежными мешками еще не должны укатить!
Они и не укатили. Мало того, они даже не заметили, сколько времени отсутствовал Антонов. Потом все вместе уткнулись в исписанные атоновским почерком листы и вовсе забыли про время. Когда, уже ближе к ночи, в кабинете появилась милиция и сообщила о страшной вести, все присутствующие искренне заявили, что Вячеслав Валерьевич все время находился в институте, у них на глазах.
– Черт-те что… – пробормотала Даша. – Выходит…
– Да, выходит, ты убила невинного человека. Вот к чему самосуд приводит, – сверкнула на нее глазами Василиса.
– Ни фига не невинного! А чего тогда Анька боялась, когда я к ней с бантом на шее заявлялась? Всегда деньги давала.
Пашка почесал макушку.
– Я знаю, – выступила Люся. – Анна наверняка видела Антонова в тот день и догадывалась, кто убил Инну. Дело в том, что Анна сделала себе липовую справку… Кстати, из-за этого она так лихо отвертелась от подозрений. На самом деле справка ей нужна была для того, чтобы показать Антонову: дескать, я из-за тебя ребенка лишилась, а ты, негодяй, до сих пор с женой не можешь развестись. Она потом так и сделала, но в тот день она должна была лежать в больнице, поэтому старалась, чтобы ее никто не видел. Сама же тем временем заявилась к Инне. Кто теперь знает, может, она хотела с ней просто поговорить, а может, у нее были планы устроить скандал и свалить на Инну потерю младенца. Однако она в квартире Антоновых в день убийства была. Это подтверждала Лидия Николаевна – она ее видела. Вполне вероятно, что сама Анна видела Антонова, когда тот садился в машину, а потом сопоставила его приезд домой со временем гибели соперницы и сделала вывод. Славика ей подставлять не было резона и, естественно, поднимать шум из-за убийства тоже. Поэтому ей было легче отдать деньги Даше, нежели доказывать что-то.
– Ну, Люся, я тобой горжусь, – мотнула головой Василиса.
– Да я и сама… Мне только непонятно – что там за страшилки с могилой Инны творились? То разрыта, то с фотографией проблемы…
– А, ерунда, – дернула носом Даша Часикова. – Тетя Лидия так заставляла шевелиться эту сладкую парочку. Могилу расшевелила – Антонов какую-то мистику придумал, а сам, между прочим, потом все зарыл, да еще и землю вокруг мрамором застелил. Так же и с памятником. Ну стыдно, в самом деле! Пока этой фотографией им все глаза не истыкали, они не догадались нормальный, мраморный поставить. Тетка Лидия на такие приколы мастачка была…
– Да уж… Я смотрю, вы все…
– Ну вот! Слава богу, теперь все ясно, – вздохнула Василиса. – Теперь и поспать можно…
– Нет уж, у нас с тобой, маменька, отдельная беседа…
– А что такое, сынок? – наивно вытаращилась Василиса на Пашку.
– «Что такое»… Мама, ты вот сюда посмотри! – Пашка тюкнулся носом в стол и боднул мать головой. – Ну? Видишь?
– Лысина, что ли, намечается? Так вроде нет еще, ты голову хозяйственным мылом…
– Там седина, мама! Там прямо седые клочки! Это твои клочки! Это я из-за тебя седой стал!
– Так это ж и покраситься можно… – успокоила сына Василиса, и тут неожиданно лицо ее стало белеть, а пот на лбу в одно мгновение высох.
Женщина быстро стала ощупывать себе голову.
– Часикова, скажи мне! Только честно! Эту краску, которой ты меня мазала, ее сколько на волосах держать надо?
– Да, думаю, уже можно смывать… – осторожно ответила Даша и принялась разглядывать люстру.
Василиса рванула в ванную.
– Васенька! Дай я тебе помогу! – кинулась за ней Люся. – А я еще думаю – чего это у тебя с головой? И наволочка вся грязная, на которой ты сейчас лежала…
Когда Василиса появилась в комнате, все ахнули – волосы у сыщицы были светлые, с нежно-сиреневым оттенком, и цвет их невероятно ей шел.
– Вот идиотство! – зашипела Часикова. – Я сколько раз пыталась в такой цвет покраситься, но у меня все не получалось. А тут – надо же! И ведь не пережгла же!
И все же Василисе нездоровилось. Но уходить в спальню она не хотела, а сидеть уже не могла, поэтому устроилась здесь же, на диване.
Ольга с Володей тихо попрощались с Люсей и ушли, обещав зайти позже. Пашка, увидев, что мать сильно разболеваться не собирается, тут же отправил своих ребят доставлять семейную парочку по назначению. С ними увязался и Потапов. Павел тоже надумал уходить – матери нужен был покой. Но все же напоследок он не утерпел, присел на краешек дивана:
– Мама, зачем это все, а? Я не ругаюсь, мне просто интересно.
– Сынок… Когда ты здесь же, на этом диване, больной валялся, знаешь, что ты нам говорил?
– Не нам, Вася. Он просто говорил, – поправила ее Люся.
– Да, пусть просто. Ты кричал, что тебе некогда заниматься какой-то там Клеопатрой и что наплевать тебе на репутацию… Сынок, ну как же наплевать? И кто-то помощи от тебя ждал. Вот мы с Люсей и решили тебе помочь. Мы бы все равно тебе все рассказали, доказательства бы добыли, а потом бы получилось, что ты сам все и раскрыл. Вот и сунулись в эту «Клеопатру».
– Мама! И вы, теть Люся! Ну с чего вы взяли, что я про парикмахерскую бредил-то?!
– То есть как это «с чего»? – возмутилась мать. – Мы ж тебя триста раз спрашивали – какая Клеопатра тебя тревожит? Люся, мы спрашивали?
– Я бы даже сказала – пытали.
– И ты всякий раз клялся, что думаешь только о парикмахерской. О нашей, которая здесь рядом. Клялся? Ну вот, туда мы и направились! Не просто наобум пошли, а сначала выяснили, с тонким научным подходом.
– В бреду ты совершенно ясно про Клеопатру говорил, – подтвердила Люся. – Вася, она хоть видит неважно, но подслушать-то всегда – с доброй душой!
– Ну, правильно, была Клеопатра. Приходили насчет нее, припоминаю. И отказал я. Да только… там бабуся потеряла кошку, а кошку Клеопатрой звали. Понимаете вы? Ну куда нам, к черту, еще кошками Клеопатрами заниматься?! Между прочим, кошечка через неделю сама домой заявилась, правда, без девичьей чести, зато с котятами. Про парикмахерскую никто даже и не думал!
– Как же… как же так? – расстроилась Василиса. – Мы же помочь…
– Александр Сергеевич! Ну что с ними делать? – устало повернулся Павел к оставшемуся гостю, который уже прекратил упражнения и теперь маленькими глоточками пил чай. – Вот так и мучаемся.
– А не надо мучиться, – откликнулся тот, сосредоточенно глядя в чашку. – Зачем? Вам же сказочно повезло. У женщин необыкновенный дар – их тянет туда, где должно состояться преступление. Они появляются в самой гуще еще до того, как кто-то успевает их заподозрить. Так сказать, летят впереди паровоза, удачно внедряются и раскрывают преступление. Я их возьму к себе.
– Вот уж спаси-и-бо! Уте-е-ешили! – развел руками Павел. – Летят они! Впереди паровоза! Внедряются они! Раскрывают! Счастье еще, что под этот паровоз не угодили! Но… мы поговорим об этом позже. Поправляйся, мама.
Александр Сергеевич пил чай недолго. Согревшись как следует, он подошел к дивану, припал губами к горячей руке Василисы и посмотрел ей в глаза – долго и внимательно, как доберман.
– Я буду ждать вашего выздоровления, Василиса. И тогда обязательно приглашу вас в ресторан.
Он говорил теперь каким-то новым, тихим и грудным голосом, и у Василисы мгновенно подпрыгнула температура. Больше мужчина задерживаться не стал. Галантно попрощавшись с обеими сыщицами, Александр Сергеевич удалился.
– Люся! – крикнула вдруг Василиса. – Люся, он ушел? Догони его, спроси, к какому ресторану мне завтра подходить?
Подруга настойчиво уложила ее в постель.
– Еще не хватало, чтобы ты за ним бегала, – дернула она губой. – Он и так тобой уже пленен. Спи.
Василиса чувствовала себя слабой, но сна не было. Она долго смотрела на худенькую спину подруги – та убирала за гостями со стола и старалась не шуметь. Василиса села:
– Люся, это же ты кричала «Вася» там, в лесу… И про деньги… А как ты меня нашла?
Люся обернулась, увидела полные интереса глаза Василисы и поняла, что та сейчас все равно не уснет.
– Ну, как нашла… – села Люся на диван. – Когда я осталась одна, села смотреть телевизор. Там про цветы рассказывали. И я… ой, подожди-ка… – Люся подскочила, унеслась в кухню, что-то там выключила и вернулась на диван к подруге. – Я тут размышляла, размышляла… Помнишь, я тебе сказала, что вычислила преступника? Я тогда твердо поняла, что убийца работает в «Клеопатре», что это кто-то из девчонок. Но кто из троих? И вот под цветочную телепередачу мне припомнилась беседа с Галей, с дочкой бабы Веры. Женщина рассказывала, что Лидия и ее дочь не любили цветы. Просто терпеть не могли. А припомни, когда мы были у девчонок, что там видели?
– Что? – завороженно переспросила Василиса.
– У Татьяны маленькие кактусы везде торчат, розочка цветет, так?
– Ага, говорили, что она на даче помешана, а на окне еще и гиби… я не помню…
– Гибискус. У Юльки и вовсе в доме сплошной цветник.
– Еще бы! У нее же мать растения всякие испытывает.
– В том-то и дело. И о матери, кстати. О Юльке мы знали, кто ее родители, о Татьяне тоже кто-то говорил, что она с матерью квартиру разменяла, а теперь семена ей шлет, а вот о Даше мы ничего не знали. Абсолютно ничего про ее прошлое.
– Но у нее дети были, – качнула головой Василиса.
– Знаешь, это только на первый взгляд. А как только я сомневаться начала, так и с детьми все на свои места встало. Вот ты к своим внучкам приходишь, у них в комнате – что?
– Ой, ну ты спросила! Чего только нет! И игрушки везде валяются, и книжки… Нет, они убираются, конечно…
– Убираются, конечно. А что, твоя невестка – грязнуля? Нет, она тоже все по местам складывает. Только дети так устроены, что когда они играют… Да чего там говорить! Вспомни: у Часиковой ничего, кроме конструктора детского-то, в доме и не было. Ни одежды, ни книжки! Зато порядок, как в лаборатории. И это при трех-то отпрысках? Значит, не ее это дети были. Потом еще вспомнилось: Даша не раз повторяла, дескать, ей удобно в «Клеопатре» работать, потому что детский садик рядом. А тетка противная, с которой мы поссорились в домоуправлении, наоборот, говорила – лучше бы Анна детский сад открыла, нет их в микрорайоне. Я потом специально узнавала – точно, нет садиков поблизости, ближайший за две остановки и совсем в другую сторону от дома Часиковой. Еще кое-какие мелочи с мужем… Сама Даша от силы пятерых клиентов в день принимала. Что за деньги, посчитай. А муж, она говорила, и вовсе ерунду йогуртом зарабатывает. Так на что же они живут да троих детей кормят? Дети одеты явно не по средствам… Ну, в общем, получалось, что виновницу я нашла, а вот куда ее прицепить, не знала. И мы с Володей поехали к Часиковой. Еще теплилась надежда, что одна ты не станешь соваться к ней на дом, знала ведь, что опасно. Мне даже страшно было представить, что она могла с тобой сделать.
– Ничего не сделала. Но ты права, могла бы. Если бы не наболтала лишнего. Девчонка на самом деле психически нездорова. Представляешь, еще в детстве она влюбилась в Антонова…
– Нашла же в кого! – охнула Люся.
– Да вот. Ну а потом ее влюбленность переросла в манию. И Анну она убила вовсе не из-за большой любви к матери, она и мать-то не любила из-за того, что та о ее чувствах догадалась. Ну, ладно, про нее и говорить не хочется… Вы-то как вовремя успели!
– Не успели мы. Мы с Володей как раз таки опоздали. Пришлось поднимать на ноги Пашку, а уж тот… Вася, скажи мне, где твой сын научился так ругаться? У меня от стыда на щеках кровеносные сосуды лопнули.
– Это у тебя варикоз, не обращай внимания. И что дальше?
– А что? Они уж сами там как-то. По рации связывались, по телефонам орали, с гаишниками перекликались. Вася, ну кто мне расскажет, как тебя искал твой сын! Честно говоря, в какой-то момент они вас потеряли, мы-то с Володей за ними на машине ехали, видели. Потеряли, точно. Но тут по вам, видимо, стали стрелять, и тогда Пашка со своими ребятами взял и их, и вас. Между прочим, тебя нашли самую последнюю. Мы уж думали, грешным делом, ты к медведю в берлогу схоронилась до весны. Насилу тебя докричалась. Ну у тебя и видок был! Вся синяя, даже фиолетовая, руки лиловые, вместо башки засохшее воронье гнездо, и в черном пальто!
– Это Александр Сергеевич мне свое отдал, так бы я окоченела насовсем. Правда, он приятный? – смущенно спросила Василиса и по-девичьи спрятала нос в одеяло.
– Конечно! Конечно, он замечательный! – воодушевилась Люся. Она уже знала, что ее тактика по сведению этих двоих раскрыта и что ее неминуемо ждет кара. – Ты только вспомни: раньше ради женщин в окна лазили, на балконы взбирались, стрелялись!
– Да, не те пошли теперь женщины, – вздохнула Вася.
– А он такую, стало быть, нашел. С чего бы ему верхней одеждой раскидываться на таком-то морозе? Хороший человек. И работу нам предлагает, и сам в тебя влюбился, я же видела!
– «Сам»! – передразнила ее Вася. – А кто Потапову звонил? Ты. «Для дальнейшего содружества»… Ладно еще он не понял, какое содружество ты имела в виду!
Люся не сдавалась.
– Ну и что! Ну и что! А зато он тебе руки целовал! А тебе уже сто лет никто их не целует, кроме Малыша! И все! И давай спать, уже девять утра, а мы не ложились!
Хотелось спать и спать, но в дверь звонили и звонили. Люся еле продрала глаза и вдруг поняла – если сейчас она не встанет, то поднимется больная Василиса.
– Ой, ну кто там? – открыла она двери.
«Там» были девчонки из «Клеопатры». Непонятно, откуда они узнали про подвиг Василисы, но заявились вдвоем. Татьяна притащила долг и выставляла руку с деньгами далеко вперед, отчего-то думая, что без них ее в дом не пустят. В других руках у них топорщились громоздкие букеты и пакеты с продуктами, грозившие вот-вот лопнуть.
– А вот и мы-ы-ы! – радостно закричали девчонки. – Где наша героиня? Ну-ка, показывайте ее!
– Девочки, героиня спит еще. Она же серьезно простыла, температура невозможная, слабость…
– У кого слабость? – вышла к гостям Василиса с новой прической и уже при макияже. – Я же знаю: ко мне могут теперь прийти в любой момент. И никакой слабости!