Дружинники и половцы
(стараясь перекричать друг друга):
- Так! Так его!
- Бей русского под дых!
- Держись, Олбег, бывает и больнее!
- Ударь еще! Не оставляй в живых!
- Дави его сильней!
- Еще сильнее!!
- Поставь ему синяк, чтобы как днем
Он видел ночью…
- Эй, поганый!
Что делаешь - нечестный ведь прием!
- У половцев все честно!
- Окаянный!
- У вас и чести-то ведь нет в Степи!
- Жми, жми его!
- Да он неодолимый!
- Еще, еще немного потерпи!
- Вот так! Вот так!
- Хватай его, родимый!
Олбег, изловчившись, неожиданно подхватывает ханского сына и вертит у себя на плечах. Затем еще немного приподнимает и с силой бросает на пол.
Дружинники:
- Как он его!
- Вот сила у Олбега!
Итларь
(склоняясь над сыном, подбадривая):
- Все хорошо! Ты воин, ничего!…
(подзывая слугу)
Вези его скорей в дом князь-Олега.
Там - лекарь грек, он вылечит его!
Ратибор
(Мономаху):
- Не надо княже, хмурить брови!
Он сделал все, как ты сказал!
Ведь на змееныше – нет крови!
Мономах:
- Уйди! Пока не приказал…
Слуги выносят ханского сына. Мономах хочет сказать что-то Итларю, но тот не желает даже слушать его.
Итларь:
- Всё! Кончен пир! Мы сыты солью-хлебом!
(Мономаху)
И если ты не дашь нам завтра дань,
То я клянусь змеей, землей и небом,
Мы послезавтра – начинаем брань!
Гридница. Слуги убирают столы и лавки после пира. Мономах, Гита и княжич Святослав. Врывается Ратибор.
Ратибор:
- Князь, поспеши: торопит хан Кидан!
Мономах:
- Так дай еще вина в дорогу хану!
(сыну)
Поворотись, не стой, как истукан…
Плащ, шапка, меч, сапожки – всё по сану!
Гита:
- То – худшая из всех твоих затей!
Мономах:
- Ну что ты, моя лада, в слезы сразу?
Мы провожали ведь уже детей!
Гита:
- Да, как князей, но так – еще ни разу!
(поправляя на сыне одежду)
Я помню до сих пор, как уезжал
Наш первенец Мстислав в ваш Новагород.
Но разве – посмотри! – он так дрожал?
Мономах:
- Так то ведь летом было, а не в холод!
(сыну)
С тобой поедет десять человек.
Гита:
- Десяток гридней – против рати целой!
Мономах
(жене, но явно успокаивая сына):
- Больше не надо – он же не навек,
Притом, одиннадцатый – самый смелый!
(сыну)
Ну, что в дорогу мне сказать тебе?
Крепись, мужайся, ничего не бойся
И привыкай ко княжеской судьбе…
В дверях появляется Ратибор, но Мономах резким знаком удаляет его, не давая раскрыть и рта.
Мономах
(Ратибору):
- Да что же это делается? Скройся!
Гита:
- С ребенком даже не дают проститься!
(засовывая в карман сына деньги):
Вот тебе десять золотых монет -
В дороге может всякое случиться…
Ты правда не боишься сильно?
Святослав:
- Нет…
Гита
(оглядываясь на недовольно кашлянувшего мужа):
- Я это просто так… на всякий случай,
И на меня сердито не смотри!
Мономах:
- Ты понапрасну княжича не мучай,
А лучше дело… дело говори!
Гита
(с недоумением):
- Какое еще может быть тут дело?
Мономах
- Тогда я сам напутствую его!
(сыну, строго):
- Веди себя достойно, твердо, смело,
А главное – не бойся ничего!
Княжич согласно и быстро кивает, незаметно кулаком утирая нос.
Мономах
(сыну):
- Ну вот, я все сказал. И – Бог с тобою!
Дай я тебя теперь благословлю
Вот так… так…так… отцовскую рукою!
Мономах осеняет сына большим крестом и только после этого целует в голову.
Мономах:
- И вытри слезы. Знаешь – не люблю!
В дверях снова появляется Ратибор и, похлопав по рукоятке меча, красноречивыми жестами показывает, что хан Кидан больше не будет ждать.
Мономах
(Гите):
- Ну, что стоишь и ждешь беспечно?
Благословляй же сына, мать!
Гита:
- Что?.. А?.. Да-да, конечно!
(торопливо, вперемешку с частыми поцелуями, крестя сына):
Я плохо стала понимать…
Мономах, Гита и Святослав выходят.
Как только слуги выносят последний стол, в гриднице появляются Ратибор и Олбег.
Ратибор
(Олбегу - выгнав остававшихся слуг):
- Отряд готов?
Олбег:
- Да, если что – не медля!
Ратибор
(хмуро):
- Вот это «если что» - страшней огня!
И как он не поймет, что это не для -
Его, его детей, жены, меня?!
(после короткого раздумья):
Что наши торки?
Олбег:
- Согласились тоже!
Ратибор:
- То – хорошо. Аж отлегло в груди!
На половцев они точь-в-точь похожи…
Ты им одежду степняков найди!
Олбег:
- Уже достал!
Ратибор:
- А что изба-истобка?
Олбег:
- Как ты велел, сказал я мастерам!
Ратибор:
- Добавь, чтоб крышу сделали торопко!
(усмехнувшись)
- То есть, не сделали… Скажи, проверю сам!
(опять немного подумав)
Пока что все… Как главное услышим,
По моему сигналу и начнем!
Пошли!
Ратибор с сыном уходят. Вошедшие слуги начинают гасить свечи.
Летописец:
- И это тоже мы запишем -
Как темные дела творятся днем…
Входят расстроенные Мономах и Гита. В гриднице темно. Горит только один канделябр с тремя зажженными свечами. Они останавливаются около него.
Мономах:
- Вот и уехали. Ты успокойся, лада!
Гита:
- Прошу меня не трогать! Как ты мог?
Мономах:
- Не буду, хорошо…Так было надо!
Гита:
- Все надо…надо…надо… О, мой Бог!
Гита:
- Ведь он – мой сын!
Мономах:
- Мой, между прочим, тоже!
Гита:
- Тем более! Так шел к моим рукам,
Так ласков был, а ты его, о Боже,
Отдал на растерзанье степнякам!
Мономах:
- Да ничего, поверь мне, не случится!
Гита:
- Как ничего? И как спокойно ждать?
Ты что, не видел этих ханов лица?
Я б и раба им не решилась дать!
Нельзя играть так мальчика судьбою!
Всё это, князь, сведет меня с ума…
Мономах:
- Ну, раз уж мы на титулы с тобою,
Княгиня, ты должна понять сама!
Во-первых, он не мальчик, а мужчина -
Ему не к лику кружевная вязь!
Он воин, и на это есть причина,
Ты видела ее сегодня…
Гита:
- Князь!
Мономах
(не давая ей говорить):
- Второе есть. Он – княжич. Это значит
Вести дружину за собою в бой,
Когда охрана по бокам лишь скачет,
И только враг бывает пред тобой!
Вот почему мы сызмальства их учим
Скакать, стрелять, рубить, колоть и бить…
Ты все твердила, что напрасно мучим!
А мы – любя! Чтоб позже не сгубить…
Мономах подходит к двери, подзывает гридня и, сказав ему что-то, возвращается.
Мономах:
- О чем я, бишь?..
Гита:
- О гибели детей!
Мономах:
- Тогда о третьем, и последнем -
О половцах…
Гита:
- Что, говорят, едят живых людей?
Мономах:
- Не надо верить глупым бредням!
Да, половцы, чего таить греха,
Действительно, сырое мясо ели,
Но – лошади, барана, петуха!
А с нами научились – подглядели,
Как надо жарить, парить и варить
Причем, готовят так искусно…
Гита:
- Ты пробовал?!
Мономах:
- Да, что греха таить,
На их пирах, и это - очень вкусно!
Иное дело, что они сильны.
И, рати наши, разметав по полю,
Теперь непобедимы и вольны
Нам диктовать свою чужую волю!
Хотел я подготовиться к войне,
Да не успел – такою злою данью
Они сейчас скрутили руки мне
Так, что не пошевелишь даже дланью!
(с горечью)
Ни средств, ни сил… Я подвожу итог:
Князь Мономах – как связанная птица!
Гита:
- И кто же нам тогда поможет?
Мономах:
- Бог!
Гита:
- А что же делать нам теперь?
Мономах:
- Молиться!
Гита:
- Ты думаешь, что мало я молюсь?
Или иконы меньше почитаю?
Гита подходит к большой иконе, кладет перед ней земной поклон и с вызовом оглядывается на мужа.
Мономах
(помогая ей встать):
- Гляжу я на тебе и всё дивлюсь,
Мономах
(помогая ей встать):
- Гляжу я на тебе и всё дивлюсь,
А без обиды как сказать – не знаю!..
Гита:
- Скажи, как есть!
Мономах:
- Ну, ладно, не тая,
Скажу: ты призываешь Бога,
Его, по сути, не зовя,
И не пуская до порога!
Гита:
- Я? Не зовя! Как это?
О, мой Бог!
(спохватывается и прислушивается к себе)
Мономах:
- Вот видишь, ты опять сказала всуе!
И хочешь, чтобы Он тебе помог?
Что толку в хладном поцелуе?!
Нет – нужно пред иконой и крестом
Молиться горячо и непрестанно…
Гита
(задумчиво):
- Ты учишь так, хоть с Господом Христом
Вы позже познакомились! Как странно…
Мономах:
- Ну, это как сказать! Святой Андрей
Над нашей Русью крест большой поставил,
Когда у вас, в далекости своей,
Еще и царь, наверное, не правил!
Гита:
- У нас – король! И, князь мой, о, мой Бог,
Какая разница – кто раньше или позже?
Но почему у вас другой пирог,
Хотя одни и те же дрожжи?
Я помню то, как во дворце отца,
На встречах, на балах и на приемах -
Всё люди, люди, люди без конца…
И много было среди них знакомых.
И на приемах, встречах и балах
Они – и все это прекрасно знали,
О Боге говорили на словах,
А на делах – вторично распинали!
Мономах хочет что-то сказать, но теперь Гита не дает ему этого сделать.
Гита:
- Гляжу на вас и не могу понять…
Прости – в худом не ведаете меры,
И в то же время не могу объять
Умом всю силу вашей веры.
Воюете… Грызня, как князь умрет…
Мономах:
- Но – каемся! И в этом наша святость,
За что Господь нам, по молитвам льет
На горечь грешных ран святую сладость!
Гита:
- Да-да, про святость, я не скрою
Уже слыхала: там и тут,
С насмешкой Русь, зовут святою
А вас – святошами зовут!
Мономах:
- В том, что кому-то кажется потешным,
Я ничего смешного не нашел!
Христос, ответь мне, разве не ко грешным,
Чтоб сделать их святыми, в мир пришел?
И от Христа, хоть мы не без греха -
И спор наш не ко времени и месту -
Не оторвать нас, как от жениха
На доброй свадьбе – верную невесту!
Для нас Христос – всему Глава.
А там нас жалуй, иль не жалуй!
Гита:
- Какие важные слова!
И я запомню их, пожалуй…
Мономах:
- Вот я – когда бы не был Мономахом,
В иные, еще юные года,
То стал бы чернецом!
Гита
(глядя на него во все глаза):
- Монахом?!
Мономах:
- И был бы рад тому!
Гита
(ревниво):
- Сейчас?
Мономах
(успокаивающе):
- Тогда!
Гита
(качая головой):
- Такой живой и крепкой веры
Нигде, наверно, нет теперь!
Я вижу, вы – не лицемеры!
Мономах:
- А кто тебе мешает? Верь!
Я, князь, и дело мое – битва,
Где жизнь кладется для людей,
А матери дана молитва
Особой силы – за детей!
Она, когда беда настанет,
Хоть эта помощь не видна,
Их даже из огня достанет,
И вытащит с морского дна!
В слепой степи среди метели
Под градом стрел, под свист мечей,
Дано вам – только б захотели
Спасать молитвою детей!
Слуги бесшумно вносят большой стол, лавки. Один из них вопросительно смотрит на Мономаха, князь согласно кивает, и слуга начинает зажигать остальные свечи.
В гриднице постепенно становится всё светлее.
Мономах
(заканчивая разговор):
- Храненье Божие – надежнее людского!
Гита:
- Я верила, что успокоишь ты меня
Словами, обещаньем, но… такого -
Поверь, никак не ожидала я…
Мономах:
- И что теперь, как очи ясны стали,
Про ханов, сына можешь мне сказать?
Гита
(послушно):
- Они сейчас нам выбора не дали,
А сами мы его не можем взять!
Мой лад, ты, сделал все, как надо
Мне не в чем тебя больше упрекнуть!
Я складно говорю?
Мономах
(обнимая жену):
- Ты клад мой, лада!
И сына, верь мне, я смогу вернуть!
Гита:
- Ну, вот и помирилась с мужем!
А то – нельзя, нельзя, нельзя…
Мономах
(в шутку):
- И нам нельзя, мы тоже – служим!
Гита:
- Ох, эти мне князья, князья!
(прижимаясь к мужу):
Ах, Рюрика варяжье семя…
Мономах
(обиженно отстраняясь):
- Что ты! Он был славянский балт!
Гита:
- А это что еще за племя?
И что это за шум и гвалт?
Двери приоткрывается, показывается голова гридня.
Мономах
(гридню):
- Что, все уже на месте?
Гридень:
- Точно!
Мономах
(Гите):
- Это - дружинники и Ратибор.
Он попросил собрать их срочно
На очень важный разговор.
Гита:
- Да-да, я, разумея, понимаю!
И к Божьей Матери пойду, молясь…
Она ведь тоже Мать и знаю
Поймет меня, (целуя Мономаха) мой лад, мой муж, мой князь!
Гридница освещена в самом центре. На лавках за длинным столом сидят старшие дружинники. Ждут Мономаха.
Ратибор:
- Такое в жизни только раз бывает!
1-й дружинник:
- Да, если всем пойти за вал…
2-дружинник:
- С мечами, ночью…
3-й дружинник:
- Кто-то забывает
Что князь - крест с клятвой целовал!
Мономах появляется в двери и, знаками велев гридню и тем, кто его заметил, молчать, слушает.
Ратибор:
- Что крест?! Да будь я Мономахом,
То, позабыв про Божий страх
Все разрешил единым махом…
Мономах кашляет, и Ратибор осекается на полуслове.
Мономах:
- Вот и молчи, раз ты не Мономах…
Дружинники встают и приветствуют князя. Тот проходит на свое место, не глядя на Ратибора.
Ратибор:
- Князь!..
Мономах:
- Говори, но с толком!
Ратибор:
- А без толку – что толковать?
Снестись бы нам со Святополком,
Чтобы прислал побольше рать.
(разводя руки широко в сторону и сводя их в кольцо)
Они – оттуда – мы с порога
Окружим ханов и тогда,
Когда появится подмога…
Мономах
(перебивая):
- Ты все сказал?
Ратибор
(сникая):
- Пока что да…
В гридницу входит гридень. Он передает грамоту летописцу, и тот вручает ее князю. Мономах срывает печать, разворачивает свиток и швыряет грамоту на пол. Дружинники встревоженно переглядываются.
Ратибор
(снова вставая):
- Покуда половец не вытер
Сапог о знамя наших слав…
Мономах:
- Молчи!!
Летописец
(поднимая грамоту):
- Ты сердишься, Юпитер?
Мономах:
- Да-да, я знаю – я не прав…
(уже спокойно, обводя глазами сидящих)
- Ну, что еще могу сейчас сказать вам,
Мои соратники и старые друзья?
Я уж послал с гонцами письма братьям…
1-й дружинник:
- И что тебе ответили князья?
Мономах:
- Как сговорились все! Ответ, к несчастью.
От них, как сами видели, един.
И перед половецкою напастью -
Переяславль останется один…
(перечисляя)
Чернигов, Киев с братом Святополком,
Смоленск – не в помощь…
2-й дружинник:
- А Тмутаракань?
Ратибор:
- Я был там воеводой, знаю с толком:
Они людей к нам не пошлют на брань!
Мономах:
- Итак, друзья, князья нам не подмога.
Кто в них поверил, тот весьма блажен…
3-й дружинник:
- Тогда у нас надежда лишь на Бога,
Самих себя и крепость наших стен!
Ратибор:
- Ну, хорошо, осаду, словно вьюгу
Мы с вами переждем, а что потом?
Ведь выместит всю злобу на округу
За это половец, и выжжет все кругом!
На люд – какими глянем мы глазами?
Как дань платить – так тут же тиуны!
А как дошло до тягостной войны
То защищайтесь, как хотите, сами?!
(Мономаху)
Уж то-то люди вспомнят про тебя!
И про всех нас, когда их на арканах
Потащат в Степь, безжалостно губя,
Подумают не лучше, чем о ханах!
Мономах:
- Ты что-то нынче дерзок воевода!
То Мономахом себя мнишь…
Дружинники смеются, пряча смех в бороды и кулаки.
Мономах
(продолжая):
- То от лица всего народа
Уже как будто говоришь!
Ратибор:
- Я князю Всеволоду был еще полезен!