Ратибор:
- Я князю Всеволоду был еще полезен!
С ним охраняя наши рубежи…
Мономах:
- То помню и ценю, но будь любезен,
После всего, что молвил ты, скажи:
Мономах медленно поднимается и устремляет тяжелый взгляд на Ратибора.
Мономах:
- Я ль все не делал для Руси,
Опасностям идя навстречу?
Чего не делал я, спроси,
И вряд ли я тебе отвечу!
И нет ответа моего
Не потому, что молча делал,
А потому, что нет того,
Чего б я для нее не сделал!
(дружинникам)
Ни разу еще солнце на постели
Не заставало до сих пор меня
В жару, дожди, туман, мороз, метели
Я не сходил неделями с коня!
Я Русь трудами и боями строя,
Готовя ее к будущей судьбе,
Ни днем, ни ночью не давал покоя
Ни вам…
1-й дружинник:
- То – так…
Мономах:
- Ни самому себе!
И, даже вам всецело доверяя,
Я верил лишь своим ушам, глазам,
Разъезды и дозоры проверяя,
В пути и перед боем – сам… сам… сам!
(кивая на икону)
Сколько я битв провел непобедимо,
Известно только Богу одному!
1-й дружинник:
- И это так!
2-й дружинник:
- Доподлинно вестимо!
3-й дружинник:
- Мы, княже, все свидетели тому!
Мономах:
- А сколько сёл возвёл и городов?
Названий их не перечесть, наверно!
Я жизнь за Русь был положить готов!..
3-й дружинник:
-И мы с тобой!
1-й дружинник:
- И это тоже верно!
Мономах:
- И что же я в итоге заслужил?
Упреки – да от имени народа!
(картинно кланяясь Ратибору)
Спасибо, воевода, удружил!..
Ратибор
(тоже кланяется):
- Пожалуйста, пока я воевода…
(выдержав взгляд Мономаха)
Прошу тебя, и ты меня спроси
Зачем я так жестоко начинаю?
И я тебе отвечу: для Руси!
Иную выгоду, клянусь, не знаю!
Дай, князь, мне слово молвить до конца,
Не гневайся…
Мономах
(махнув рукой):
- Да уж не негодую!
Ратибор:
- А там, как хочешь: хоть спускай с крыльца,
Хоть прикажи рубить главу седую!
(оглаживая бороду)
- Я давеча на пире говорил…
Мономах:
- Как! Ты опять про то, что клятву рушить?
Я ведь тебя за это укорил!
(перехватывая взгляд Ратибора)
Ну, ладно-ладно! Обещал дослушать…
Ратибор:
- Я, князь, дружинникам уже сказал,
Чтоб время драгоценное не тратить,
Что, хоть степняк нас клятвой и связал,
А нам добром – никак нельзя с ним ладить!
И здесь, не тратя попусту речей,
Скажу лишь, да никто пусть не дивится:
Есть план - он весь готов до мелочей
И может в эту ночь осуществиться!
Осталось только получить приказ –
Тому, кому ты это, князь, поручишь…
Мономах
(разводя руками):
- А вот его-то, Ратибор, как раз
Ты от меня вовеки не получишь!
Ратибор:
- Прости, но я еще не все сказал!
(показывая рукой на икону)
Что ханы тут – не милость ли Господня?
И, если бы ты все же приказал,
Мы одолели б их уже сегодня!
Во-первых, сберегли бы этим дань,
Которая нужна нам для иного,
А во-вторых, ты только на шатры их глянь –
Мы перебили б половца так много,
Что возвратили бы былую честь,
Да и добыча бы была немалой.
И, в-третьих…
Мономах
(насмешливо вскинув бровь):
- Что, еще и третье есть?!
Ратибор:
- Да, и важнее первых двух, пожалуй!
(утерев пот со лба)
Змея Итларь и этот волк Кидан
Среди своих имеют уваженье.
За гибель их весь половецкий стан
Придет в необычайное движенье!
Все ханы, дружно в рать объединясь,
И даже, что вдали живут, кочуя,
Пойдут на Русь большой войною, князь,
Пусть не из мести, а добычу чуя!
Мономах:
- Вот видишь? Ты запутался вконец!
1-й дружинник:
- Довольно!
2-й дружинник:
- Хватит!
З-й дружинник:
- Слушать надоело!
Дружинники:
- Наш воевода высек сам себя!
- Глупец!
- Заканчивай!
Ратибор:
(с хитринкой во взгляде)
- Да в том-то все и дело!
Когда мы этих ханов перебьем…
(перехватывая взгляд Мономаха)
Ну, если мы их перебьем, допустим,
То, не волнуйтесь, остальных в наш дом,
А дом наш – Русь, мы половцев не пустим!
Дружинники:
- Да нас порубят в первые же дни!
- И до чего же Ратибор упрямист!
- Ты что забыл, что мы совсем одни?
Ратибор:
- Зачем? Я помню. Да, одни – покамест!
(значительно поднимая указательный палец)
Я утверждать, конечно, не берусь,
Но мню – что половец тогда всей силой,
Пойдет, без исключенья, на всю Русь,
На все уделы!
1-й дружинник:
- Господи, помилуй!
Ратибор:
- Орлу степному – что один журавль
При виде пролетающего клина?
Вот так и ханам: что Переяславль,
Что Киев, что Чернигов – все едино!
Перед такою общею судьбой,
Наши князья про распри позабудут
И, вмиг объединившись меж собой,
Пойти на Степь с тобой, князь, рады будут!
Мономах
(вздрагивая):
- Как ты сказал? На Степь? Пойти?..
1-й дружинник:
- Да нам туда лет сто иль двести,
Спроси любого, нет пути!
Ратибор
(тоном Мономаха):
- Так, значит, будет больше чести!
Гляжу на вас я и дивлюсь:
Сильны, храбры, деретесь круто,
А как на Степь пойти за Русь,
Так стало страшно почему-то?
(снова переходя на свой тон, уговаривая):
А так, пока нас там не ждут,
Пойдем, всей Русью, да с врагом сразимся,
И - что нам еще долго думать тут -
Со славой и добычей возвратимся!
Дружинники:
- Вот он о чем! Я понял, наконец,
Куда он клонит так умело!
- Ну голова же у него!..
- Мудрец!
Ратибор:
- Все, я закончил. Вот в чем суть и дело!
1-й дружинник:
- А в этом есть ведь, кажется, немалый толк!..
2-й дружинник:
- Прав всеконечно воевода!
3-й дружинник:
- Поднимется Олег и Святополк…
2-й дружинник:
- И князь смоленский много даст народа!
Дружинники:
- Ай, воевода!
- Эдаким устам
- Да мед бы пить!
- Хоть горько мажет -
Да сладко есть!
- Тихо вы там!
- Послушаем, что князь нам скажет…
Мономах
(решительно вставая):
- Я не нарушу мирный договор!
Пока я князь, то это – в моей воле.
Всё, Ратибор, закончен разговор!
И никого я не держу здесь боле!
Гридница. Все освещено. Темным пятном выделяется лишь окно, за которым– ночь. Мономах продолжает сидеть за столом один.
Мономах:
- Как будто мои мысли прочитал,
И тайные желания проведал…
Сказал про то, о чем я не мечтал,
Что сам себе – и то всё не поведал!
Ах, Ратибор, ах, Ратибор!
Послал же Бог мне воеводу:
Затеяв этот разговор,
Он взбаламутил всё, как воду…
Мономах встает и подойдя к окну, всматривается в него…
Мономах:
- Вот и зима берет разбег…
А это что там так кружится?
(всматриваясь)
Последний лист на первый снег,
С березы сорванный, ложится!
(после молчания, задумчиво)
Кружит, кружит последняя листва…
А может, это не листва, а годы?
И вскоре, по законам естества,
Настанет время зимней непогоды?..
Оплачут меня горестно дожди,
Завоет вьюга, наметая замять…
И этот крест, что на моей груди,
Земля наденет – обо мне на память!..
А что потом?
Мономах смотрит на летописца, но тот делает вид, что старательно пишет.
Мономах:
- Меня, с одним крестом,
Что нынче, дышит, любит и страдает
Не за вчера иль завтра… что потом
За этот день навеки ожидает?
Мономах смотрит на летописца, но тот по-прежнему молчит.
Мономах:
- Допустим, клятву не нарушу.
Уедут ханы. А потом?
Я успокою свою душу,
Но загорится все кругом!
Нарушу клятву – загорится,
Тогда уже моя душа…
Дать свято ханам удалиться,
Или своих спасать, греша?..
Мономах начинает ходить по гриднице.
Мономах:
- И так не хорошо, и этак худо…
Как ни крути, выходит все равно:
Нет – я убийца. Да – иуда.
И третьего ответа не дано!
Полсотни битв, а то и боле,
Провел, но нет страшней – сего!
Там все понятно в чистом поле.
А тут неясно ничего!
(размышляя вслух)
Как берега, не знающие встреч,
Как стороны различные монеты, -
Всё в жизни – обоюдоострый меч,
И все мы им безжалостно задеты!
В полной тишине слышится тихая грустная песня. Мономах идет на звук, открывает дверь и знаком подзывает гридня.
Мономах:
- Поешь?
Гридень
(виновато):
- Пою! Прости, князь, иногда…
Спать хочешь – очень укрепляет!
Мономах
(желчно):
- И я бы тоже пел – только всегда!
Да княжий сан не позволяет…
Гридень:
- А если вслух не передать
Того, что в сердце, то, быть может,
Петь про себя?
Мономах
(делая вид, что не понимает):
- О! Про меня, видать,
Теперь такие песни сложат!..
Мономах снова идет к окну, но на полпути останавливается и подзывает гридня.
Мономах:
- Что наши люди сообщают?
Гридень:
- Что ханы, хоть и врозь…
(осекается)
Мономах
(невесело усмехаясь):
- Пой, пой!
Гридень:
- Но одинаково вещают…
Прости, смеются над тобой,
Занять твой терем обещают,
И наше всё забрать с собой!
Мономах:
- Что Ратибор?
Гридень:
- Со стен не сходит -
Следит, что делает их рать!
Мономах:
- И что же?
Гридень:
- Словно тени бродит
И, видно, скоро ляжет спать.
Мономах:
- Иди! Нет, стой! А… тут, что люди -
От стариков до отрочат?
Небось, весь дом, как улей - в гуде?
Хулят? Жалеют?
Гридень:
- Нет. Молчат…
Мономах отпускает гридня и обращается к летописцу.
Мономах:
- И ты молчишь?
Летописец
(не переставая писать):
- Я? Никогда!
Мономах:
- Молчишь, и вижу – осуждаешь!
(властно, указывая на трон)
Поди сюда и сядь – туда!
Ну как? Что чувствуешь? Желаешь?
Летописец послушно откладывает перо и садится на трон.
Летописец:
- Хороший стул – удобно и просторно…
Конечно, не чета он моему,
Но думаю, что если сесть повторно -
Привыкнуть в жизни можно ко всему!
Мономах:
- На этом, как ты говоришь, удобном,
Просторном «стуле» думают о том,
Что лучше бы сидеть на месте лобном,
Уже под занесенным топором!
И я сейчас, в смятении великом,
Решенье должен принимать один!
Один! Один!..
(показывая на икону Спаса Нерукотворного)
Вот перед этим ликом…
Я – князь и раб!.. Слуга и господин…
(подходя к летописцу)
А может, правда вызвать воеводу
И сделать красным этот первым снег,
Чтобы потом его всему народу
Не окропить в предательский набег?
Летописец:
- То как еще сказать…
Мономах:
- Как? Только прямо!
Летописец:
- А криво, князь мой, я и не смогу!
Мое перо ты знаешь сам, упрямо,
И пишет только ровную строку!
Мономах:
- Не в правилах моих, ты это знаешь
Просить кого-то дважды, но спрошу:
Ты… вызов воеводы – понимаешь?
Скажи, я жду…
Летописец возвращается на свое место и отыскивает в рукописи нужную строку.
Летописец:
- Сначала устрашу!
Твой внук…
Мономах:
- Мстислава первенец?
Летописец:
- Неважно!
То будет много-много лет потом…
Воюя много, честно и отважно,
Однажды примирится со врагом.
Мономах:
- С Олегом?
Летописец:
- Нет! Его уже не будет…
А князь тот поцелует крест тогда,
Да скоро свою клятву позабудет,
И завоюет внука города!
(показывая издалека развернутый свиток)
Твой внук посла отправил, чтоб напомнил!
И, хоть без должной чести был прием,
Посол все, как положено, исполнил,
Но князь был тверд в решении своем.
Сказал, что он не видит в том кручины -
Ведь крест, он засмеялся, был так мал…
И в тот же день, без видимой причины,
Здоровый, сильный - бездыханным пал…
(сворачивая свиток)
Вот как порой наказывает клятва.
Тех, кто нарушил свой завет…
Каков посев – такая жатва!
Ну, как тебе такой ответ?
Мономах:
- Да, устрашил!
Летописец:
- Теперь о добром будем.
Как говорят – кто ранил, исцелит!
Такого нет греха, который людям
Господь за покаянье не простит!
Мономах:
- Да, ранил и спасительным бальзамом
Помазал рану. Только зря учил:
Для самого себя ведь в главном самом
Ответа я, увы, не получил!
И есть ли он – единственный на свете,
Надежный, как удар мечом, ответ,
Который разрешит сомненья эти?
Быть может, есть. Да времени уж нет!
(отходя от летописца)
Как нитка мысль: свяжу – и тут же рвется!
И снова я вяжу ее, спеша!
О, как моя душа сейчас мятется!
Постой, я говорю – душа?.. Душа?!
(радостно)
Архиепископ – вот кто мне поможет!
Дана им власть вязать и разрешать
Здесь, на земле все то, что после может
Небесному в итоге помешать!
Мономах хлопает в ладоши, и появляется гридень.
Мономах:
- А… ты – опять? Все не дождешься смены?
Терпи! Все нынче терпят на Руси!
Сходи к владыке…
(в ответ на встревоженный взгляд охранника)
Да не стащат стены!
И, если он не спит, то пригласи!
Гридень мнется, но убегает.
Мономах:
- Ну вот и все… На сердце полегчало.
Я должен получить теперь ответ
И положить какое то начало,
Пока не положил его рассвет!
Владыко – старец, знаю верно.
Ему чужда и ложь, и лесть,
И он сейчас нелицемерно
Ответит мне все так, как есть…
Входит архиепископ.
Мономах подходит к нему и, слегка склоняя голову, привычно подставляет ладони под благословение.
Мономах:
- Благослови, владыко!
Архиепископ привычно начинает осенять князя крестным знамением, но вдруг рука его приостанавливается.
Архиепископ:
- И на что же?
Мне, князь, сейчас тебя благословлять:
Идешь ли ты еще на свое ложе
Или встаешь, чтоб дело исправлять?
Мономах:
- Что сон? Одно лишь времени лишенье!
Его я после смерти утолю!..
Благослови… на верное решенье!
Архиепископ
(благословляя):
- Ну что ж, на это я благословлю!
Мономах:
- Святый владыко, как мне быть:
Не медли, я молю, с ответом
Душу спасти иль погубить,
Других людей сгубив при этом?
Архиепископ:
- Молился я в ночной тиши,
Была тиха моя молитва…
Хотя… для мира и души
Молитва – это тоже битва!
Мономах:
- Да-да, конечно, но сейчас
Не время для бесед духовных.
Сейчас возможность есть у нас
Русь от врагов избавить кровных!
Архиепископ
(показывая большую серебряную монету):
- Вот, посмотри-ка на монету,
Что к нам завез купец-араб.
Когда-то тетрадрахму эту
Послушно изготовил раб.
Потом она пошла по миру:
Эллада, Персия, Тунис,
Где, поклоняясь, как кумиру,
Ей торговали и клялись…
Смотри: над профилем Афины
Коринфский шлем в те годы смял
Удар до самой середины –
Знак недоверчивых менял.
Сначала серебро блистало,
Потом стемнело, словно сад,
И, наконец, она устало
Легла в заветный чей-то клад.
Как быстротечно мир устроен!
Давно повержены во прах
Купец и царь, поэт и воин,
Ее державшие в руках.
Теперь вот я, ленив, беспечен,
Иду по тропке бытия,
Не понимая, что не вечен,
Как были все они, и я!..
Мономах
(недовольно):
- К чему всё то? Прости, мне недосужно!
Скажи, пока что время есть у нас -
Как быть с врагом?
Архиепископ:
- Я то к тому, что нужно
О вечности заботиться – сейчас!
Ведь после войн, болезней, моров, слухов
Поверь мне, князь, настанет, наконец,
И – благорастворение воздУхов,
И – благосостояние сердец…
Мономах
(в сторону):
- Не слышит, что ль? Я знал, что он порой
Юродствует и иногда чудачит.
Но чтобы здесь, сейчас, передо мной…
(вслух)
И что сие, владыко, это значит?
Архиепископ:
- То, что тогда – не в силах и представить…
Тогда… тогда – захватывает дух…
Мы, люди, будем Бога вечно славить
За эту горсть сегодняшних укрух!
Как крошки хлебные, Он эти дни и ночи
Любя, нам подает, чтоб мы могли
Заботиться, пока отверсты очи,
И о душе, и для родной земли.
(устало прислоняясь к стене, но бодро)