(замечая вошедшего Ратибора)
- Ну что, спасибо, воевода!
Мономах сам подходит к Ратибору и крепко пожимает ему руку.
Мономах:
- Всё сделал?
Ратибор:
- Всё, как говорили!
Мономах:
- А что ж так долго ты молчал?
Ратибор:
- Так ведь не мед мы с ханом пили…
Молчал – зато не подкачал!
Мономах:
- То так! То верно!
(Гите)
Хватит, право,
С немилосердием таким
Мне портить лаской Святослава!
Иди! А мы поговорим!
Счастливая Гита с сыном уходит. Мономах с Ратибором садятся на лавку.
Мономах:
- Теперь остался хан Итларь…
Ратибор:
- Ну, со змеей – и мы, как змеи!
Не ускользнет и эта тварь
От нас, заверить тебя смею!
Мономах:
- Дать бы вина им, Ратибор,
Покрепче, из германской бочки!
Ратибор:
- Уж дал – чтоб помутней был взор
У них после тяжелой ночки!
Мономах:
- Ну, а изба – не подведет?
Ратибор:
- Так дело не в избе, а в крыше!
Пусть только он в нее войдет,
И тут, как тут – на хана свыше…
Все остальное Ратибор досказывает согласно кивающему Мономаху на ухо. Воевода уходит. Мономах опять сидит на лавке, подперев голову рукой. Судя по светлеющему окну, наступает рассвет, который сменяет солнечное утро.
Вошедшие слуги гасят свечи.
Мономах:
- Вот и закончился рассвет.
Как никогда он долог ныне,
А Ратибора нет и нет…
Летописец
(кивая на дверь, за которой слышатся громкие шаги):
- Да вон он, легок на помине!
Ратибор:
- Ну, вот и всё: нет волка и змеи,
И войска их, как не бывало!
Мономах:
- Потери?
Ратибор:
- Волосы мои…
(в ответ на недоуменный взгляд Мономаха)
- Седых их за ночь много стало!
Мономах подходит к воеводе и крепко обнимает его.
Мономах
(летописцу):
- Пиши князьям…
Летописец:
- Что?
Мономах:
- Всем - одно и то же:
Что я изветом ханов истребил,
И степь теперь пойдет на нас…
Гита
(входя):
- О, Боже!
Мономах:
- И чтоб здесь каждый скоро с войском был!
Да и еще! Олегу – вставь особо:
Пусть уничтожит сына Итларя,
Чтоб за отца не мстил до гроба,
И мы не лили крови зря!
(гридню)
Поедешь к брату Святополку,
Дашь грамоту ему, и там,
Чтобы побольше было толку,
Доскажешь все, что видел сам!
(замечая жену)
А я, чтоб ты вновь не серчала,
Пойду немного отдохну,
Позавтракаю для начала,
И после - править суд начну!
Ярко освещенную гридницу заполняет народ: ремесленники, купцы, смерды… Они постепенно заслоняют пишущего летописца. Все ждут Мономаха.
Летописец:
- Наутро воеводы хитрый план
Исполнен был. Пишу про то, как слышал.
Вошел с людьми в избу-истобку хан,
И сам он из нее – уже не вышел!
Столы ломились от различных блюд,
Стояли, подбоченясь, в ряд кувшины…
И к ним рванулся хан и его люд,
Давя друг друга и гася лучины.
Расселись шумно, только смех вокруг,
И, ничего не видя и не слыша,
Запировали весело, как вдруг
Над головами их разверзлась крыша!
И вместо неба – с луками в руках
Сын Ратибора с меткими стрелками.
Вскочили половцы: «Эй! Ай! Ох… Ах!»
Прикрылись, кто кувшином, кто руками…
Пропела звонко первая стрела,
Вонзаясь прямо в сердце хана злого,
За ней вторая… третья… И пошла
Охота до последнего живого!
Кричали люди ввысь: «Всё! Перестань!»
Метались люди: «Хватит, пощадите!..»
А вниз ответом: «Вы хотели дань?
Так вот она вам! Нате! Получите!»
Всё реже были крики, и когда,
Уж ничего не видя и не слыша,
Итларь с людьми умолкнул навсегда,
Открылась дверь и затворилась крыша…
Как мне сказали, так и говорю.
Но только даже в этот век суровый,
Еще рассветную зарю
Я не видал такой багровой…
Последний прибывший на княжий суд человек заслоняет летописца, и он умолкает. Появляется Мономах. Он энергичен и радостен. Вместе с ним – его сын Изяслав.
Народ
(приветствуя князя):
- Кормилец наш!
- Отец родной!
- Ты спас всю Русь от ханской тризны!
- Мы все с тобой душой одной!
- Нам за тебя не жалко жизни!..
Тиун
(кланяясь Мономаху):
- До нужд народа снизойди!
Чтоб не было вражды и мести,
Послушай, князь, и рассуди
Всех их по совести и чести!
Мономах
(оглядывая пришедших, благодушно):
- Я суд свой отложил на пару дней.
Но думаю от этого решенья
Мои не станут менее верней
И более неправедны прошенья!
Меня держали срочные дела,
Которые и вас касались тоже.
Ну, а теперь, когда пора пришла,
(крестясь на икону)
Благослови меня на суд сей, Боже!
С кого начнем?
Тиун
(подталкивая вперед двух крестьян-смердов):
- Да вот, хотя бы с них!
Мономах:
- В чем суть?
Истец
(показывая на ответчика):
- Прошу я на него управу,
В который раз он на полях моих
Наводит сильную потраву!
Мономах:
- Вина доказана?
Тиун:
- Вполне!
Давно уж нет меж ними мира!
Мономах:
- Тогда осталось только мне
Сказать, какою будет вира!
(подзывая летописца)
- Пиши!
Тиун
(подсказывая):
- Пять кун в казну и три ногаты -
(показывая на истца)
Истцу!
Мономах:
- Быть посему за вред!
Истец
(ворча, но с довольным лицом):
- Не хватит и для ткани на заплаты…
Но будет теперь в страхе мой сосед!
Мономах
(летописцу):
- Ты все молчишь! По совести и праву,
Быть может, я не прав. Но ты представь -
Какую б ханы навели потраву?!
Им только волю дай, или… в живых оставь!
В дверях показывается Ратибор. Увидев в гриднице толпу народа, он недовольно качает головой. Мономах, заметив его, огорченно разводит руками, мол, сам видишь – дела… Ратибор показывает на свой меч и доспехи, дескать, пойду, проверю пока, как готовится оружие к предстоящему походу, и выходит. Суд продолжается.
Тиун выводит нового истца и связанного по рукам и ногам ответчика.
Мономах:
- Кто он такой, и почему так связан?
Тиун:
- Это разбойник, князь, - тать коневой!
Он своровал коней, и я обязан
Такого тебе выдать головой!
Мономах:
- Да, это не какая-то потрава.
Закон гласит, и с ним согласен я!
(ответчику, строго)
Лишаешься имущества и права,
И вольности…
Ответчик:
- Князь, пощади меня!..
Ответчик, падая на колени, ползет к Мономаху, но гридни останавливают его.
Мономах
(летописцу):
- Смотри, смотри, как страшно быть рабом!
И за вину, заметь. А так безвинно,
Оставь я ханов, стали бы кругом
Рабами все! Все, начиная с сына!
(народу)
- Доволен ли таким решеньем люд?
Народ:
- Да, слава Богу!
- И тебе, князь, слава!
Победивший истец
(восторженно):
- У князя Мономаха – скорый суд!
Побежденный ответчик
(злобно):
- И скорая, жестокая расправа!
Тиун
(выводя могучего мужчину, по виду и одежде кузнеца):
- Вот – тать его хотел пограбить крепко,
Но он его, на том поймав, скрутил
(кузнецу)
И нет, чтоб тут же – голова, как репка! -
А на рассвете молотом убил!
Мономах:
- Не молотом, а кулаком, наверно!
Таких ручищ не видел отродясь…
Какая вира?
Тиун:
- Дело его скверно!
Двенадцать гривен за убийство, князь!
Кузнец
(не веря собственным ушам):
- Что – вы меня подвергли вире,
Хоть он грабитель, а не я?
Да есть ли справедливость в мире…
За что так судите меня?!
Летописец
(тихо Мономаху):
- Князь…
Мономах:
- Что тебе?
Летописец:
- Хочу я до ответа
И приговора твоего
Спросить: а не напомнила ли эта
Тебе расправа ничего?..
Мономах:
- Мне?
Летописец:
- Да – шатры…изба… летели
На ханов стрелы, их губя!
Они же тоже ведь хотели
Ограбить, кажется, тебя?
Мономах:
- Ну, ты сравнил! И больше в душу
Ко мне не лезь! Пиши, что говорят!
(кузнецу)
- Всё! Я Закона не нарушу!
Кузнец:
- Но, князь! Ведь я не виноват…
Тиун:
- Иди-иди! С такими-то руками
Ты эту виру выправишь вполне!
Мономах:
- А хочешь – так в бою со степняками,
Если в дружину перейдешь ко мне!
Кузнец с радостью соглашается. Мономах тоже доволен, что это дело разрешилось как нельзя лучше. Он улыбается. Тем временем, тиун выводит вперед двух купцов.
Тиун:
- Вот, князь, еще. Тут – клятвопреступленье!
Мономах
(вздрагивая):
- Что?
Тиун
(показывая на ответчика):
- Этот вот поклялся на кресте,
Взяв долг на корабля приобретенье…
Истец:
- И мне не возвращает деньги те!
Ответчик:
- Так утонул корабль со всем товаром!
И я продал пустой амбар и дом,
Чтоб за товар отдать, почти что даром…
Мономах:
- Но ты ведь клялся Господом Христом!
Летописец
(показывая, что не успел записать):
- Князь, повтори последние слова!
Мономах:
- Изволь: «но ты же ведь поклялся»…
Летописец:
- А дальше? Что-то слышу я едва…
Поклялся – кем? Ты что-то, князь, замялся…
Истец
(призывая всех в свидетели):
- Он крест мне целовал на том!
Он клялся, что отдаст – Христом!
А нынче – сожаленья просит?
Да как земля такого носит!
Народ
(волнуясь):
- Такого, князь, нельзя прощать!
- Сначала крест пусть свой покажет!
- Он хуже, чем последний тать!
- Не ты – так Бог его накажет!
Мономах переводит глаза с одного кричащего на другого, услышав последние слова, отшатывается, словно они были адресованы ему и, опуская голову, уходит в свои мысли…
Тиун
(Мономаху – с одной стороны):
- Не слушай, князь, ты больше их -
Язык народа слишком длинен!
Летописец
(с другой):
- Как станешь ты судить других
За то, в чем сам теперь повинен?
Тиун
(указывая на ответчика):
- Тут дело ясное: он – вор!
Кончаем с этим – и к иному!
Мономах привстает, чтобы огласить свое решение.
Летописец:
- Ну, и какой твой приговор
За тот же самый грех – другому?
Мономах снова тяжело опускается на трон.
Тиун
(народу):
- Не спал наш князь совсем три ночи,
И вот, как видно, занемог…
Народ:
- Да, вид усталый!
- Потемнели очи!
Мономах
(подзывая Изяслава):
- Я сына попрошу, чтоб мне помог…
(народу)
Он мелкие дела вам все управит
Не здесь, а на пороге, у крыльца…
Надеюсь, снисхождение проявит…
(сыну)
Иди, суди, не подведи отца!
Изяслав, подбоченясь, жестами приказывает тиуну, чтобы поскорее выводил народ во двор.
Мономах
(Изяславу):
- Тебя на днях я отправляю…
Изяслав
(с готовностью хватаясь за рукоять меча):
- В Муром?
Мономах:
- В Ростов! Ты княжить навыкай:
Старайся быть ни радостным, ни хмурым,
Все слушай, ничего не упускай!
К народу относиться надо
Всегда и строго, и любя.
Ступай и помни: он – как чадо!
Изяслав:
- А ты?
Мономах:
- А мне… пора судить себя!
Гридница. Мономах на троне и летописец за своим столиком. На столе – прочитанные письма от князей.
Мономах:
- Ну что, доволен? Отобрал покой
В тот час, когда легко и без сомненья
С горячим сердцем, твердою рукой
Мне нужно принимать свои решенья?
Когда, казалось бы, иди, верши
Все то, о чем вчера и не мечталось,
Я должен здесь сидеть один, в тиши
И размышлять: что вдруг со мною сталось?
(вставая и подходя к окну)
Всю радость – как рукой сняло!
Все силы, как запорошило…
Снег… снег… как там все замело,
Так тут, напротив, – только обнажило!
Мне мнится, что пролил чужую кровь
Я из своей мучительнейшей раны…
Летописец:
- Да, князь, отныне вновь и вновь
Тебя лишать покоя будут ханы!
Мономах:
- Тебя я для чего приблизил?
Чтоб ты мне – правду говорил!
Летописец:
- Я и сказал…
Мономах:
- Нет, ты меня унизил -
С купцом-преступником сравнил!
Летописец:
- С клятвопреступником!
Мономах:
- Молчи, упрямый!
Язык тебе отрезать приказать?
Летописец:
- Но, князь, ведь крест же – тот же самый !..
Мономах
(возвращаясь на трон, после молчания):
- Утешил, нечего сказать…
Забудем спор. Тебе я доверяю.
Но, сам не зная, что со мной уже,
Я, Мономах, монахом повторяю:
Мне нужен мир… мир… в собственной душе!
(подходя к летописцу)
И вот, пока ты не поставил точку,
Позволь из хартии твоей
Мне вычеркнуть одну лишь строчку…
Летописец
(показывая):
- Вот эту?
Мономах:
- Да! И пожирней!
Летописец прячет за спину руку с хартией.
Мономах:
- Я ничего не пожалею!
Мехов и золотых монет
Получишь – горы!
Летописец:
-Я не смею…
Мономах:
- Полкняжества в придачу!
Летописец:
- Нет!
Мономах:
- А не отдашь – заставлю силой,
И твоей кровью зачеркну!
Летописец:
- Как ханов?
Мономах
(со стоном):
- Господи, помилуй!
(обращая взгляд на икону)
- Сам прикажи ему!..
(требовательно протягивая перед летописцу руку)
- А ну…
Дверь открывается. Входит довольно потирающий руки Ратибор.
Ратибор:
- Я давеча пришел, а тут – смотрю
Стоит несметная толпа народа!
(видя, что Мономах не слышит его, повторяет)
Толпа стоит народа, говорю…
Мономах:
- Так за него и страждем, воевода!
Ратибор
(подхватывая):
- Еще и повоюем за народ!..
(летописцу)
Готовь побольше перьев и бумаги,
Чтобы достойно описать поход,
Исполненный победы и отваги!
Летописец
(кланяясь):
- Все сделаю, как ты велишь!
Ратибор:
- Люблю монахов, между прочим,
За послушанье, этот - вишь!
Какой смиренный!
Мономах
(ворчит):
- Даже очень!
Ратибор
(подходя к столу и перебирая письма):
- То хорошо, что всех ты отпустил!
Гляжу, уже ответы появились?
Все больше, больше, больше наших сил!
Как они сразу все зашевелились!
Дверь открывается и входит гонец. Он передает грамоту Мономаху, тот читает ее и кладет на стол.
Ратибор:
- Гонцы, гонцы, смотрю я, без конца!
Спешили, видно, без ночлега…
Мономах:
- От Святополка только нет гонца,
Да… от мятежного Олега.
Мономах и воевода перебирают свитки, и обсуждают между собой каждое письмо.
Летописец:
- Есть в памяти у каждого страница,
Которую бы нам хотелось сжечь.
Она порой в ночи кошмаром снится,
А утром не дает расправить плеч.
(глядя на Мономаха)
Да, у кого-то это только строчка,
А у иного – неподъемный том.
Когда ж конец всему поставит точка,
То будет поздно вспоминать о том,
Что было нам дано благое время,
Когда, упавши перед Богом ниц,
Могли мы снять безжалостное бремя
Своих постыдно-горестных страниц…
Ратибор
(показывая одно из писем):
- Вот этим к нам – день-два лишь ходу!
Пойду, теперь бы надо нам успеть
Все приготовить к их приходу…
Мономах:
- Постой! Ты… вот что мне ответь!
(заглядывая в глаза Ратибору)
После того, как крест твой князь нарушил,
Пойдешь ли ты с ним, как и прежде в бой?
Ратибор:
- Да ты и впрямь, как будто занедужил!
Ну что ты, княже, делаешь с собой?
Да все мы ежедневно, ежечасно
Не нарушаем разве крест, греша?
Ты с ханами хоть это не напрасно!
А так – зря гибнет вечная душа…
Мономах:
- Ну, успокоил…
Ратибор:
- Ради Бога!
Не мне описывать круги,
Когда прямая есть дорога!
Мономах
(задумчиво):
- Вот он зачем считал шаги…
Ратибор:
- Кто? Чьи?
Мономах:
- Да так… Владыка!