…Запах кофе усилился, шибанул в ноздри, сбивая с ног. Чтобы не упасть, Арина присела к столу, сжала чашку обеими ладонями. Ну же!
…И снова запах. Но на сей раз не кофейный, а терпкий травяной, знакомый. На плите кипит маленькая кастрюлька. Вон та, с подсолнухом на боку. А на дне кастрюльки – трава, как водоросли на дне пруда. И в каменной ступке тоже трава, только сухая, измельченная в порошок. Хочется чихнуть, но она сдерживается, закрывает нос краем шелкового платка. Волшебные степные травки…
Этого мало! Арина оттолкнула от себя чашку, та покатилась по столу, упала на пол, разлетелась острыми черепками. Это лишь подготовка к войне, а ей нужно знать, где место будущей битвы.
Арина вскочила на ноги, заметалась по дому, прикасаясь, ощупывая десятки чужих вещей, прислушиваясь к отголоскам чужой жизни. Ничего полезного. Должно быть что-то еще, что-то связанное с местом.
Машина! Второй дом для Анук, ее верная железная лошадка.
Машина стояла открытой. Арина рухнула на водительское сиденье, обеими руками вцепилась в руль. Хорошо, что вцепилась, потому что в ту же секунду ей стало плохо: закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, запахло смертью. Давней, позабытой, но вытащенной из лап забвения.
Она знала, откуда все это – и слабость, и запах, и смерть. На приборной панели – небольшая металлическая коробка. Необходимо взять ее в руки, чтобы понять все до конца. Но не сейчас, на этот последний рывок понадобятся все силы. Железная коробка, хранящая в себе что-то неведомое, очень важное, ее обесточит, опустошит. Не сейчас. Сначала нужно узнать место.
Кожаная оплетка руля гладкая и блестящая, отполированная тысячами прикосновений Анук, вобравшая в себя тепло ее рук. Мотор урчит успокаивающе, как сытый кот: «Ты все правильно делаешь, хозяйка!» Пока еще вечер, и можно пользоваться машиной, не привлекая ненужного внимания. Но ночью, ночью придется пешком. Ночью не только темнота, но и тишина станут ее подельницами. Дорога, узкая, гравийная, местами совсем разбитая, ныряет под колеса, шуршит, постукивает мелкими камешками по капоту. Тук-тук… Слева река поблескивает черной спиной в прорехи стены из рогоза, справа лес, а впереди домик. Не домик даже, а так… сарайчик, прилепившийся к берегу, поглядывающий на реку окошком, густо затянутым паутиной, как бельмом.
Прибыли! Вот он – пункт назначения и одновременно начало пути.
За спиной шипение, хочется оглянуться, но она не станет, потому что и так знает, кто там лежит на заднем сиденье связанный по рукам и ногам, с пыльным мешком на голове. Ведьма, которую нужно убить. Во что бы то ни стало…
Арине понадобилось время, чтобы разжать сведенные судорогой пальцы, выпустить руль из рук, а потом обернуться, посмотреть на пустое заднее сиденье. Уже пустое.
– Что ты видела? – Марго сидела рядом, заглядывала в лицо.
– Анук отвезла Саломею в какой-то речной домик, потом вернулась сюда, чтобы подготовиться.
– К чему?
– К убийству.
Железная коробка тускло поблескивала чуть прихваченным ржавчиной боком, манила. Что в ней? Какие еще секреты? Пока не откроешь – не узнаешь. Арина сделала глубокий вдох, взяла коробку в руки. Щелк – замочек открылся легко, и коробочка явила свое отполированное нутро.
– Что это? – спросила Марго.
– Иглы, кажется.
Иглы были тонкие, длинные, золотые.
– Зачем? – Марго тянула шею, силясь разглядеть все в подробностях. – Для чего такие иглы?
– Это не просто иглы. Это иглы для акупунктуры. – Арина взяла одну в руку.
…Залитый солнцем кабинет, горький запах от дымящейся полынной сигары. Меридианы, которые она, в отличие от других, может видеть. Золотистая нить Ци пульсирует жизнью, завязывается узелком на ладони. Под иглой – сопротивление, но не кожи, а энергии. И если нажать с нужным усилием, а потом чуть повернуть, если сделать все правильно, то Ци больше ничто не будет сдерживать, и сила хлынет не тонким ручейком, а полноводной рекой, заполняя каждую клеточку, даря жизнь и ощущение счастья. Но ей нужна другая точка, совсем другая… Больно не будет, будет хорошо. Даже умереть можно с улыбкой. Ей ли не знать. Жаль только, что не все закончено, столько интересного не сделано, столько удивительных открытий не совершено. Было впереди, осталось позади. Но до чего же не хочется умирать вот так… бездарно, без мук, но с ощущением, что тебя обокрали, забрали не просто жизнь, а что-то гораздо более ценное. Золотистая нить теряет цвет, и свечение наполняется чернотой, как грязью. Ци уходит, и вместе с ней уходят сила, жизнь и надежда на то, что все еще можно исправить, надо лишь найти способ. Та, другая ведьма, не желает ждать. Другой хочется жить так же сильно, как ей сейчас умереть…
Железная коробка выпала из рук, золотые иглы рассыпались по салону. Арина всхлипнула, замотала головой, прогоняя чужие предсмертные воспоминания.
– Что это? Чье? – Марго смотрела испуганно, по-рыбьи открывая и закрывая рот.
– Это иглы Марты. Она… убила себя. Сама, собственными руками. Анук ее как-то заставила.
Задыхаясь, обливаясь холодным потом, Арина нажала на кнопку, открывающую багажник, и едва не вывалилась из салона машины – так ей хотелось на свежий воздух, подальше от всего этого.
В багажнике лежала лопата. Обычная садовая лопата со следами земли на основании черенка. Вот только земля эта оказалась не садовая. Арине не нужно было брать ее в руки, чтобы понять очевидное. Этой лопатой Анук раскопала могилу Марты…
Арина уселась на землю прямо у колеса машины. Ноги не держали, руки дрожали. Хороша ведьма! Еще ничего не сделала, а уже выдохлась.
– Ты как? – Марго присела перед ней на корточки.
– Плохо. Сил нет. – Марго не нужно врать, она и сама все видит.
– Возьми веретено. Ночами, когда я к тебе… подключалась, оно не позволяло обессилить тебя окончательно. Я чувствую такие вещи, можешь мне поверить.
Верить нельзя никому. Она поверила Анук, и вот что из этого вышло. Но силы ей и в самом деле нужны. Не какие-то особенные ведьмовские силы, а самые обычные – человеческие.
Веретено, родовая батарейка, привычно легло в ладонь, согрелось от тепла ее тела. Или это кожа согрелась от веретена? Не важно. Важно, что Марго оказалась права: так значительно легче. И уже не хочется распластаться на сырой земле и лежать, разглядывая тусклую луну. Наконец появились силы, чтобы встать на ноги. И в голове больше не шумит, перед глазами не плавает кровавый туман. Можно жить. Родовая вещь не подвела, поддержала хозяйку, поделилась силой тех, кто был до нее, кто вырезал свои имена на коре дерева, что росло в самом центре изнаночного мира. Можно жить. Можно даже попробовать победить.
* * *– Ты уверена? – Марго бодро шагала рядом с Ариной по грунтовой дороге.
– Блэк чует.
Он появился из ниоткуда в тот самый момент, когда Арина поняла, что жизнь еще не кончена, что силы есть и нужно спешить, потому что времени осталось совсем мало. Блэк поднырнул под руку, лизнул в щеку.
– Ты знаешь, где Анук?
Блэк не ответил, но посмотрел так, что пропали всякие сомнения. Он знает, он нашел путь и готов привести их к Анук.
Блэк трусил впереди по узкой дороге, зажатой между густым подлеском и стеной из рогоза, за которой плескалась, несла свои черные воды река. Арина знала этот путь. Узнавала. Вот сейчас дорога вильнет, повторяя изгиб реки, рогоз исчезнет, уступая место кряжистым старым вербам, а там уже рукой подать до рыбацкого домика. И нужно будет что-то делать, что-то решать, потому что от смертного боя не отвертеться, потому что в этой войне не может быть перемирия.
Арина полной грудью вдохнула пахнущий рекой воздух, прислушалась к себе и ничего не услышала. Ни биения силы, ни нетерпения, ни страха. Она была похожа на пустой сосуд. Стукни по нему, и он зазвенит. Черная кровь молчала, не помогала и не подсказывала.
Дорога вильнула, чиркнула обочиной по корням старой вербы и уперлась дальним своим краем во что-то темное, едва различимое в смутном лунном свете. Арине не нужно было видеть, она и без того знала, что это тот самый домик, в котором Анук держит Саломею.
Блэк больше не убегал далеко, держался рядом, словно ожидал команды. И Марго все время тревожно поглядывала на Арину, тоже ждала. А у нее не было никакого плана. Даже самого завалящего, и черная кровь молчала, не вмешивалась.
– Может, я схожу, посмотрю? – Марго первой нарушила молчание.
– Нет. Сейчас на самом деле опасно. Она почует тебя быстрее, чем меня. Анук чует смерть, ты же знаешь.
– Я не буду заходить внутрь, просто загляну в окошко. Через стекло она ведь не учует.
– Мы пойдем вместе. – Арине не хотелось отпускать Марго одну. Ей хотелось увидеть все своими глазами. Почуять, что там творится внутри домика, который скоро, наверное, превратится в поле боя.
– Нет. Сейчас на самом деле опасно. Она почует тебя быстрее, чем меня. Анук чует смерть, ты же знаешь.
– Я не буду заходить внутрь, просто загляну в окошко. Через стекло она ведь не учует.
– Мы пойдем вместе. – Арине не хотелось отпускать Марго одну. Ей хотелось увидеть все своими глазами. Почуять, что там творится внутри домика, который скоро, наверное, превратится в поле боя.
А может, не превратится. Может, у нее получится нейтрализовать Анук, не убивая ее. Она не сможет убить даже такую, как Анук. Однажды Арина уже попыталась убить, но не сумела. И черная обуглившаяся рука, припорошенная дорожной пылью, теперь нет-нет да и снится ей в кошмарах. Уже не так часто, как раньше, но все равно… С совершенным злом нелегко ужиться. Можно придумать себе оправдания, можно в них даже верить, но жить с этим тяжело…
– Ты уверена? – По глазам Марго было видно: идея идти вдвоем ей не нравится. Она бывалая разведчица и вполне справится сама, без какой-то там живой ведьмы.
– Пойдем! – Арина не хотела спорить. Только не в этот глухой полуночный час, только не накануне предстоящего боя. – И, пожалуйста, давай без самодеятельности.
Вместо ответа Марго лишь возмущенно хмыкнула и исчезла.
– Спасибо за понимание, – буркнула Арина и сошла с гравийки.
Земля под ногами слегка пружинила. Как на болоте, подумалось некстати, и по спине пробежал холодок. Или это был просто налетевший с реки ветерок?..
Домик был крошечный: одна дверь, одно окошко. Сараюшка, а не избушка. Будка для хранения лодки и рыбацких снастей. Вон и прогнившие деревянные сходни, тусклые на фоне металлического блеска воды. Вон и колышек, к которому привязывали лодку в лучшие, более светлые времена, когда не нужно было готовиться к войне. Марго стояла у окошка. Стояла, не таясь, не опасаясь, что ее могут увидеть. У мертвых свои преимущества. Арине же пришлось пробираться к окошку едва ли не ползком.
– Они обе там, – сказала Марго одними губами, хотя слышать ее могла только Арина. – Саломея жива.
Это хорошо, хоть раз они успели. И если у них получится, Саломея останется жить.
Арина посмотрела в окно, стараясь одним быстрым взглядом охватить все, что творилось внутри. Главное – Саломея. Неподвижное тело, спутанное веревкой по рукам и ногам, так же, как совсем недавно была связана сама Арина. Мешок на голове, из-за которого никак не понять, живая она или мертвая.
– Саломея шевелилась, я видела. – Марго ответила на ее невысказанный вопрос. – Старая ведьма не торопится, я смотрю.
Анук стояла спиной к окошку, лицом к самодельному, сколоченному из досок столу. На нем горели свечи. В их неровном свете тень Анук жила своей собственной жизнью. Длинный нос сделался еще длиннее, спина согнулась, точно под тяжестью неподъемного груза, руки походили на пауков. Если сама Анук была старой, то тень ее казалась вековой.
Словно что-то почуяв, ведьма проворно обернулась. Арина едва успела отпрянуть от окошка, Марго так и осталась стоять столбом.
От реки тянуло холодом, от мокрой травы джинсы пропитались сыростью и липли к ногам. Арина вжалась в стену, кожей чувствуя шарящий в темноте, ищущий взгляд. Только бы стена оказалась достаточно толстой, только бы Анук ничего не почуяла.
Тень выползла из окошка, распласталась на траве в квадрате неровного свечного света, коснулась туфель Марго и медленно, словно нехотя, вернулась обратно. Марго качнулась из стороны в сторону, провела ладонями по лицу, стирая что-то невидимое, но отвратительное, махнула рукой: выбирайся из укрытия, пронесло!
Арина ощупала коленки, лодыжки, пробежалась пальцами по волосам, стряхивая с себя страх и оцепенение. Только дети боятся теней. Дети и ведьмы, которые пусть не знают, но догадываются, что тень – это темная частичка души.
«Стоп! Прячься! – зазвенел в голове голос Марго. – Она выходит!»
Некуда прятаться. Да и поздно. Веретено легло в руку, Арина шагнула к открывающейся двери, застыла, прижавшись к стене.
Анук вышла на крыльцо одновременно со своей тенью, втянула воздух широкими ноздрями, нахмурилась – почуяла Марго.
Можно было стукнуть веретеном, но Арина ударила дверью – резко, изо всех сил, как тараном. Анук ахнула, ничком свалилась с крыльца, тень укрыла ее плащом.
– Против лома нет приема! – нервно хихикнула Марго и, наверное, от избытка чувств хлопнула в ладоши.
Рано радоваться. С такими, как Анук, все слишком сложно, банальным ломом их не возьмешь. Арина подходила к неподвижному телу осторожно, как к пришибленной, но недобитой гадюке. Первым делом подобрала упавший на землю кинжал. Холодная сталь так и норовила ужалить. Особенная вещь, родовая, при любом раскладе готовая защищать свою хозяйку.
– Свяжи ей руки, – инструктировала Марго.
– Чем?
– А вот хоть поясом от ее платья. На первое время сойдет, а там распутаем Саломею и спеленаем эту как следует. Она хоть жива?
Арина присела перед Анук на корточки, всмотрелась в лицо. На виске алела ссадина – след от удара дверью. Против лома нет приема. Жива, но сотрясение мозга ей гарантировано. Арине бы возликовать от скорой и бескровной победы, а на душе по-прежнему лежала каменная плита. Нет чести в такой победе.
– Ты дура, да? – спросила Марго и даже притопнула ногой. – Вспомни, скольких она убила, эта гадина! Она меня убила! Я бы на твоем месте ее прямо сейчас камнем по башке, и концы в воду…
– Перестань! – Поясом Арина связала Анук руки, проверила крепость пут. – Пусть с ней разбирается полиция.
– Точно дура! Пусть полиция разбирается с ведьмой! А мне ты что прикажешь делать? Я устала! И не хочу тут оставаться. Я, может, отбыть желаю. Да не могу! Вдруг, когда она сгинет, меня отпустит? Что мне делать, я тебя спрашиваю!
– Проверь, как там Саломея. Сделай доброе дело.
– Добрыми делами вымощена дорога в ад! – Марго злилась, но Арина понимала: от страха, а не из-за черноты души.
– Не в этом случае. Сходи, посмотри.
С Анук нужно было что-то делать, оставлять ее снаружи опасно, даже связанную и обезоруженную. Кто знает, какое у нее еще есть оружие, у старой ведьмы с вековой тенью. Самое разумное – отнести ее в домик, чтобы была на виду, когда очнется. А там, может, Саломея подскажет, как правильно поступить.
В домике сильно пахло свечным воском и едва заметно – рыбой. Арина кое-как пристроила Анук у стены, еще раз проверила крепость пут и только потом подошла к лежащей на грязном полу Саломее, сдернула мешок.
На глазах повязка, рот заклеен скотчем. Платиновые волосы в неровном свете кажутся седыми космами. Бороздки морщин от повязки до скотча и подсохшая кровавая дорожка под носом и на подбородке. Страх меняет человека. А страх неминуемой смерти меняет до неузнаваемости.
Узел на повязке был слишком тугой и никак не поддавался, поэтому Арина просто дернула повязку вниз. У Саломеи были такие глаза… Весь ее ведьмин век отразился в них, все трещинки, сколы и выбоины, опыт прожитых лет, страх перед неминуемым и безмерное удивление.
«Ты?! – читалось на дне ее зрачков. – Это ты пришла меня спасать?! Глупая, маленькая ведьмочка…»
Может быть, потому скотч Арина отдирала безжалостно, наплевав на возмущенные крики Саломеи. Да, она, глупая маленькая ведьмочка, пришла спасать старую матерую ведьму, когда та со всем своим умом и житейской мудростью угодила в ловушку. И спасла! Хоть кого-то.
– Аккуратнее, – сказала Саломея вместо «спасибо».
– На здоровье! – Не нужна ей эта благодарность.
– Как ты чертовски вовремя! – Саломея завозилась, пытаясь принять более удобную позу. – А я уже подумала: все, пришел мне конец от этой старой дуры. Кстати, где она?
– Там, – Арина мотнула головой в сторону Анук. – Лежит.
– И чем ты ее вырубила? Каким-то особенным заклинанием?
– Дверью.
– Дверью?! Надо же, как просто! А я вот все пыталась по старинке, магией, да только она быстро смекнула. Ну, что ты стоишь? Развяжи меня, пока она не очухалась.
– Ты погляди, какая выдра! Нет бы поблагодарить за спасение, в ножки упасть. – Марго смотрела на Саломею едва ли не с отвращением. – Графиня, футы-нуты…
Что-то изменилось в лице Саломеи, словно легкая рябь пробежала, разглаживая морщины, убирая заломы, подтягивая провисшую кожу, подсвечивая зеленью глаза, наполняя их настороженным удивлением.
– Эта твоя мертвая подружка тоже здесь? – Губы растянулись в улыбке, и кровавая дорожка на подбородке пошла трещинками.
– Да. – Арине не хотелось смотреть ей в лицо. В происходящих с ним метаморфозах было что-то противоестественное, пугающее. – И у нее есть имя.