Артурчик неопределенно кивнул.
— На этом позвольте попрощаться, приятного вам вечера. — Сергей вынул из пистолета обойму, пистолет забросил на верхнюю площадку, обойму уронил между перилами вниз, предварительно стерев, естественно, свои отпечатки. И ушел. Горшков даже не попытался его остановить, помериться силами почему-то желания не выказал.
А Сергей соображал, есть ли у Артурчика такие деньги. А если нет, успеет ли он за три дня занять у друзей или продать квартиру, машину или что-нибудь еще столь же существенное? Тем более что, скорее всего, не за три дня. Вначале культурист обязательно попытается решить вопрос силой, попробует вычислить Сергея, добыть пленку и снимки, потратит время… Ну а потом?
10В ведущей из двора длинной арке Сергея ждали двое. Как они так быстро успели, оставалось только гадать. Но когда он вышел из подъезда, парочка уже подпирала стену. То ли у них тут с сегодняшнего дня постоянный пост, то ли Артурчик еще во время долгого разговора на лестнице успел их как-то вызвать? Могло же у него в кармане лежать какое-нибудь устройство экстренного вызова? Черт его знает, тщательно Сергей его не обыскивал.
Впрочем, предвидел же Сергей, что вопрос будет решаться силой. И хорошо, что все вот так быстренько, без подготовки, внаглую. Тщательно спланированное нападение из засады было бы гораздо опаснее.
Парочка была в лучших традициях: кожаные куртки, щеки на плечах, плечи — косая сажень, обхват брюха — две косых сажени, лишнего веса — килограммов по двадцать пять на брата. Когда-то они, наверное, были спортсменами, по крайней мере, у одного типично боксерские уши, прижатые, со сломанными хрящами. Но сейчас главный их вид спорта точно — кто больше сожрет. В свите Щукина Сергей их не видел, хотя особого внимания на рядовых мордоворотов он и не обращал.
Он шел на сближение с видом полного безразличия. Они побросали недокуренные сигареты, позасовывали руки в карманы и отлипли от стены.
— Ну че за дела, мудила долбаный? — нахраписто спросил бывший боксер, преграждая дорогу. — Ты, бля, говорят, к честным людям пристаешь?..
— А-га… — гыгыкнул второй, неспешно обходя Сергея сзади. — Жить надоело…
— Ребята, вы не правы, — миролюбиво ответил Сергей. — Возможно, вы меня с кем-то спутали?
— Он нас за идиотов держит?
— А-га…
— Давайте не будем осложнять друг другу жизнь, — предложил Сергей, прекрасно понимая, что драки все-таки не избежать. Но пока шел разговор, он мог еще относительно свободно двигаться и занять более выгодную для себя позицию. — Я понимаю, вы тут самые крутые, это ваш город, ваша подворотня… Ну и владейте на здоровье, а я пойду, ладно?
— Э-э, я не понял! — процедил задний браток и зацепил Сергея за локоть. — Ты куда, козляра вонючий?
— А за козла, между прочим, ответить придется. — Сергей вырвал руку и развернулся спиной к стене.
— Не-е, в натуре, он еще бакланит! Да я тя! — Бывший боксер выбросил вперед кулак. Но медленно, слишком медленно…
Сергей успел аккуратно присесть и точно выверенным движением вогнал свой кулак ему между ног. Экс-боксер взвыл от боли и мешком свалился на асфальт.
Второй браток приторможенно проследил сей печальный факт и тоже ударил. Ударил ногой. И промахнулся. Сергей без труда блокировал удар и провел первоклассный апперкот. Результат — еще одно бесчувственное тело на асфальте. Ребятки были явно не в форме.
К сожалению, этим все не кончилось. К месту событий торопливо приближался еще один участник. Может, он отлить ходил, может, в машине сидел грелся. Но выглядел третий посерьезнее своих коллег. Тонкий, жилистый, дерганый, с пустым, неподвижным взглядом. На лице полное равнодушие: ни злости, ни ярости, ни волнения. Таких психованных каратистов Сергей не любил больше всего. Они стремительны и непредсказуемы, даже хорошая боксерская техника против них сплошь и рядом бессильна.
А каратист все ускорялся, он уже бежал, он взмыл в высоком прыжке, внешней стороной стопы метя Сергею в шею. Сергей увернулся, сместился чуть в сторону и, пока каратист приземлялся, успел рубануть его локтем по затылку. Но тот, казалось, и не почувствовал, только встряхнул головой. Удары посыпались один за другим, каратист как заведенный приплясывал вокруг, молотил руками, ногами по очереди и одновременно. Сергей не мог блокировать все, а сам ударить не успевал и подавно. Пропустив мощный пинок ногою в живот, он оказался на земле, а каратист уже взлетал, метя ему коленом в грудь. И в его отсутствующем взгляде читалась неотвратимая картина ломающейся грудины, расколотых ребер, впивающихся в легкие…
Сергей успел лишь откатиться на несколько сантиметров, и острое колено опустилось на левый бицепс, разрывая мышцу, выворачивая сустав. Боль была адская, рука мгновенно отнялась, от болевого шока он едва не отключился. А каратист уже снова на ногах и готов к новой атаке.
Чем это могло закончиться, предсказать нетрудно. Но на улице, совсем рядом, взвыла спасительная сирена. Каратист, как будто в нем что-то выключили, остановился, отряхнул брюки и не торопясь пошагал себе восвояси. Сергей тоже счел за лучшее ретироваться, объясняться сейчас с ментами не входило в его планы. Каково же было его удивление, когда, покинув подворотню, он понял, что сирена была не милицейская. По улице, сверкая мигалками, неслась реанимационная машина «скорой помощи». Выходит, спасли его собственные коллеги — сами того не ведая.
11Дома, вправив плечо и обработав раны, Сергей был вынужден признать, что в ближайшие как минимум две недели он не боец. Вывих плюс разрыв сухожилия плюс внутреннее кровоизлияние в мышцу — его левая рука нуждалась в полном покое и длительном восстановлении.
Он вышел на улицу, из таксофона позвонил Артурчику и с удовольствием послушал, как дрогнул его голос. Славный мачо наверняка полагал, что о «народном мстителе» больше никогда не услышит.
— Артур Геннадьевич, — сладчайшим голосом обратился к нему Сергей, — я бы вам все-таки порекомендовал в следующий раз думать, прежде чем натравливать на меня своих друзей. Я ведь и им могу показать те самые замечательные фотографии. И когда до них дойдет, что они, защищая вас, фактически предают своего большого босса, что они, по-вашему, сделают? Они наперегонки побегут вас закладывать. И будут драться за почетное право вас линчевать.
— Я подумаю, — выдавил из себя Артурчик.
— Вот и подумайте. А я буду регулярно справляться в клинике. И как только деньги будут перечислены, вы получите негативы. Только думайте не очень долго. Повторяю, если через три дня денег не будет, я передам фотографии Щукину.
«А если заупрямится? — размышлял Сергей, медленно возвращаясь домой. — Отсылать снимки или не отсылать?» Щукин однозначно Артурчика убьет. Но Циммерману-то от этого легче не станет… И вдруг мачо побежит плакаться своей пассии? Ведь косвенно и ее социальное положение поставлено на карту. Что предпримет она? Вдруг придумает что-нибудь изощренное, против чего он, простой врач «скорой помощи», окажется бессилен? Что предпримет эта парочка вместе?
Увы, следить за ним теперь бесполезно. Артурчик наверняка будет осторожен, а никаких спецсредств для прослушивания телефонных и прочих его разговоров Сергею не достать. И даже ходить за ним по тренажерным залам и ресторанам теперь, когда он знает Сергея в лицо, не получится. Значит, остается только ждать и уповать на его трусость…
Но деньги все-таки пришли. Сергей отослал Горшкову по почте фотографии и негативы, но два комплекта фотографий все-таки оставил себе — для страховки. Циммерман уехал в Москву лечиться, и ему Сергей, разумеется, о своей роли в решении финансовых вопросов не рассказывал. Циммерман, возможно, был уверен, что Горшкова в конце концов замучила совесть и он решил таким образом снять грех с души. Давно наступила зима, Сергей и думать забыл об Артурчике. Но однажды замечательным морозным вечером он шел с дежурства, весело скрипел под ногами снег, свет фонарей отражался в миллиардах иголочек инея, облепившего голые ветки деревьев, рядом шла Татьяна и, против обыкновения, не расписывала ему прелести семейной жизни, а молча любовалась окружающей красотой. И они оба одновременно услышали сзади странный мелкий топот и тяжелое дыхание. Обернулись они тоже одновременно, Татьяна завопила, валясь на землю и закрывая руками голову. У Сергея в голове билась одна-единственная мысль: бежать поздно, бежать поздно! бежать поздно!!! А тело, подчиняясь импульсам, посланным откуда угодно, только не из головного мозга, действовало. Сама собой поднялась с оттяжкой нога, встречая в полете рванувшего неудержимо бультерьера. Животом налетев на внешнюю сторону ботинка, зверь клацнул вхолостую челюстями и отлетел в снег. В один прыжок Сергей оказался рядом, прижал одной ногой к земле голову пса, а другой бил в живот, пока что-то внутри не хрустнуло и лапы, до того бешено колотившие воздух, не вытянулись и не замерли. К горлу толчками подступала тошнота, перед глазами все еще стояли налитые кровью глаза и сочащиеся слюной челюсти. Сергей поднял голову и несколько раз глубоко вдохнул. От ствола дерева метрах в двадцати отделилась широкоплечая тень и пошагала прочь. Сергей нисколько не сомневался, что это был Горшков. Артурчик не бросился к телу своего любимца, не полез в драку, не выстрелил в сердцах, и вообще, Сергей с ним больше никогда не пересекался.
Как наши обыватели любят голливудскую «Скорую помощь»!.. Прямо затаив дыхание замирают у телеэкранов, наблюдая за усилиями медиков, спасающих многочисленных пациентов.
Вот молоденькая, симпатичная доктор в сексуальном зеленом костюмчике и белых мокасинах, с неизменной планшеткой и жизнерадостной улыбкой — врач отделения «Скорой помощи». Как она осматривает плачущего мальчугана, которому придется наложить швы! «Ему только два года, — она не перестает жизнерадостно улыбаться. — Смотрите, как он расстроен, потому что упал со стула и расшиб головку». Трогательно до слез. И слеза действительно прошибает нашего обывателя. Даже того, кому пришлось иметь дело с нашей родной «скорой».
А телегероиня с блеском расправляется с любыми неожиданностями. Пациенты сменяются как в калейдоскопе: только что зашивали рану малышу, потом пациент с инфарктом, за ним — травма ноги, аллергия, авария, экзотическая лихорадка. И каждого клиента ждет внимание, забота, чуткость, сострадание… Доктор ставит диагноз в считанные минуты — конечно, к ее услугам любые диагностические приборы, — и вот больной уже в палате, одноместной, разумеется, светлой, чистой, с картинами на стене и телефоном на тумбочке, лежит в веселенькой больничной пижаме на чудо-кровати, которая тебе и складывается, и раскладывается, и поднимается, и опускается одним нажатием кнопки, а вокруг суетятся медсестры, санитарки, сиделки, их много, гораздо больше, чем больных, а в дверях толпятся родные со счастливыми улыбками — и сразу становится понятно, что все самое страшное уже позади, что молоденькая доктор снова оказалась на высоте.
Какая идиллия!.. Так и хочется сломать ногу или грохнуться с лестницы.
Но только там, в Америке.
Ибо у нас никакой идиллией и не пахнет. И благодарите Бога, если вы просто сломали ногу или упали с лестницы! Можно вызвать такси и доехать до травмопункта, где вам вначале озвучат прейскурант, а дальше сделают рентген и наложат гипс в соответствии с вашими финансовыми возможностями. Но не приведи господь, если у вас что-то с сердцем. «Скорая» может опоздать или не приехать вовсе. И не потому, что вам не хотели помочь. Хотели, еще как хотели, и мучились не меньше вашего. Но — сломалась в дороге изношенная машина, или бензина сегодня дали только двадцать литров на бригаду, и он уже просто кончился. И, корчась на любимом диване от нестерпимых болей в животе, вы не зря раздумываете: вызывать или не вызывать? Может, дешевле умереть прямо тут? И потом, почувствовав все прелести езды по ухабам, не раз пожалеете, что вызвали. И, сидя в продуваемом всеми ветрами коридоре приемного покоя, окончательно проклянете все на свете. А дежурный хирург будет мять, давить и простукивать, причиняя новую боль, а в перерывах между экзекуциями — ходить курить и справляться, готовы ли ваши анализы. И не потому, что он садист или идиот, а потому, что и самый блестящий диагност не может дать стопроцентной гарантии, что поставленный пальцами диагноз верен. А томограф есть не во всякой приличной больнице, и на УЗИ сплошь и рядом нужно записываться за несколько дней. И, примеряя на ваши симптомы по очереди отравление, аппендицит, простатит и гастрит, он вовсе не хочет от вас отделаться и не намекает на взятку. Он, в отличие от того жизнерадостного доктора из сериала, действительно спасает вам жизнь.
Не только по американским, но и по нашим законам неотложная помощь должна быть оказана любому человеку, которому она требуется, независимо от его социального положения и наличия медицинской страховки. Только у них это действительность, а у нас — миф. Как ни кощунственно это звучит, обычный простой россиянин может рассчитывать на всестороннюю квалифицированную и, главное, своевременную медицинскую помощь, только если он жертва теракта или аварии всероссийского значения. Если Президент России лично заинтересован в вашем выздоровлении, тогда, скорее всего, у вас будет почти все то же самое, что и у больных-раненых героев голливудской «Скорой помощи».
И вины врачей в этом нет. Они делают все что могут, работают на пределе сил, порой рискуя собственной жизнью ради спасения больного. Вот симпатичный теледоктор объясняет молодому коллеге: «Наша работа сопряжена с риском и требует огромной ответственности. Часто приходится иметь дело с больными СПИДом или туберкулезом, мы в любой момент можем заразиться смертельной болезнью. Случается, что пациенты приходят с оружием, могут даже напасть на медицинский персонал. Безобидный с виду студент может в состоянии опьянения сломать тебе челюсть, а старичок, страдающий болезнью Альцгеймера, выколоть глаз. Нам нельзя забывать об этом». Но по его безмятежному лицу понятно, что ни он, ни его прототип, реальный врач американской «Скорой», никогда не сталкивались ни с чем таким в реальной жизни. И возможность заразиться или получить увечье для них в основном гипотетическая. Во всяком случае, у них достаточно резиновых перчаток и защитных масок, и если они выезжают на пьяную драку, то могут рассчитывать на помощь полиции.
Собственно, речь даже не об опасности заразиться, контакты с заразными больными — для врачей производственная необходимость, они знают, как себя обезопасить, их научили этому в институте, им объясняли это на практике. А приемы самообороны в медицинских вузах не преподают. Считается, что врачам это как бы без надобности. И на военной кафедре учат в основном оказывать медицинскую помощь в экстремальных полевых условиях, но не выживать. Доктора не сдают спортивные нормативы, и при приеме на работу их даже не спрашивают: владеете рукопашным боем, оружием? И по-настоящему крепких ребят отбирают только в санитары психиатрической помощи. А между тем порой здоровье и жизнь врача зависят от быстроты реакции и крепости кулаков. Тысячи случаев нападения на бригады «Скорой» фиксируются в стране ежегодно, последствия иногда бывают трагическими. Выезжая на ранение, ножевое или огнестрельное, побои, пьяные драки, врачи подспудно готовятся к худшему. В общественных местах, особенно в кафе, ресторанах, в отдаленных криминальных микрорайонах вполне могут ждать неприятные сюрпризы. Да и обычные люди, те самые, что пускают слезу, глядя на американских эскулапов, с каждым разом ведут себя все опаснее, порой слетая с катушек просто оттого, что на вызов явилась не жизнерадостная красавица в сексуальном зеленом комбинезоне, а пожилые, уставшие люди в несвежих белых халатах.
Когда Сергей еще только пришел работать в «Скорую», бывалые коллеги порассказали ему такого! Как-то больной оглушил фельдшера и пытался изнасиловать молоденькую докторшу, совсем недавно бригаду «Скорой» остановили в подъезде обкурившиеся подростки и ограбили, однажды в студенческом общежитии врачей пинками спустили с лестницы, буквально вчера скинхеды избили фельдшера-азербайджанца, врач десятой бригады до сих пор на больничном, потому что раненый в аварии мотоциклист напал на него и сломал шлемом нос.
Вообще же врачей, на которых хоть раз не напал пьяный больной, в «Скорой» можно пересчитать по пальцам одной руки — рано или поздно это случается с каждым, и скорее рано, чем поздно.
Вначале Сергей особо в это не верил, предполагал, что так принято — стращать новичков байками. Но на одном из первых же дежурств он сам попал в переделку. Приехали оказывать помощь ребенку, который якобы разбился, катаясь на роликах. А выяснилось, что множественные ушибы головы и конечностей двенадцатилетняя девочка получила от собственного отца-алкоголика. И когда Сергей попытался записать в карту, как все было на самом деле, пьяный папаша бросился на него с табуреткой. Сергею пришлось давать отпор, а потом на Сергея же поступила жалоба в милицию, было длинное разбирательство, и ему инкриминировали превышение пределов необходимой самообороны. Слава богу, в тот раз разобрались.
Все ужасы, о которых рассказывали бывалые коллеги, оказались правдой. За год только на сотрудников их подстанции нападали сорок шесть раз, угрожали оружием, избивали, грабили… Прокуратура заводила дела, расследования даже совершенно очевидных инцидентов тянулись месяцами, и ни разу пострадавшие медработники не получили никакой компенсации даже за увечья, не говоря уж о моральном ущербе.
И однажды терпение Сергея Великанова лопнуло. Доктор Светлана Ильинична Беляева приехала на вызов к тяжелобольной старушке. Она едва успела войти в квартиру, как получила удар по голове. Очнулась на больничной койке со сломанным носом и тяжелейшим сотрясением мозга. Так встретил врача сын старушки. Ему, видите ли, показалось, что «Скорая» ехала слишком медленно.
Светлана Ильинична полтора месяца провела на больничном и ушла из «Скорой», устроилась участковым терапевтом. Но иногда по старой памяти заглядывала на родную подстанцию, где проработала добрых двадцать лет. О случившемся предпочитала не вспоминать, а если все-таки заходил разговор, жалела не себя, а старушку, которая, между прочим, умерла, так и не получив помощи, и фельдшера Анну Павловну, которая тоже была на этом злосчастном вызове. У нее на почве нервного потрясения развился паралич.