— А вы, Цветкова, зачем притащили Петра к себе? Для обеспечения алиби? — прищурился следователь.
— Вам, может, кофе налить? — спросила Люся, но Артем Александрович проигнорировал ее вопрос. Он уже обращался к Петру: — Вы знаете, что дача ложных показаний является тяжелым преступлением?
— Знаю. Только какое это сейчас имеет отношение ко мне? Я не в суде…
— Вы всю ночь были с гражданкой Цветковой? Вы можете это подтвердить и сейчас, и, если надо, в суде?
— Да, мы всю ночь были вместе, — ответил ничего не понимающий артист.
— А вот уже врете! Только что вы говорили, что не спали вместе!
— А я и не говорю, что мы спали вместе! Яна спала на кровати, а я рядом, как и говорил, на матрасе, на полу.
— Она могла незаметно выйти из квартиры? Отъехать на часик и вернуться? — спрашивал Артем Александрович.
— Почему вы говорите обо мне в третьем лице? Почему у меня напрямую не спросить, отъезжала я куда или нет? — спросила Яна.
— Мне нужны свидетели! — отрезал следователь и внимательно посмотрел на Петра.
— Нет! Яна никуда не уходила! Ей бы пришлось пройти по мне ногами, и во обще, я очень чутко сплю, — ответил Петр.
— Может, объясните, что случилось? — спросила Люся, уже и не надеясь на ответ, потому что следователь ее как-то игнорировал.
Но внезапно Коновалова словно прорвало. Он сел на стул, расстегнул ворот и потрогал горло, а затем сердце.
— Сумасшедший Новый год какой-то! Я с ума сойду! У меня уже и давление и сердце болит! Вчера в театре вы подрались с польской актрисой Элизабет Турковой — то ли из-за роли, то ли из-за мужчины…
— Из-за какой роли? Она начала меня прилюдно оскорблять и унижать! — возмутилась Яна.
— Вы ее даже грозились убить, — сказал Артем Александрович и, взяв у Яны чашку, отхлебнул кофе.
— Бутербродик? — услужливо спросила Люся.
— Давайте! — отчаянно кивнул следователь, словно решил сегодня пуститься во все тяжкие.
Люся хлопнула дверцей холодильника, и через минуту перед Артемом Александровичем уже лежали бутерброд с сыром и два бутерброда с сырокопченой колбасой.
— Да что не скажешь в таком состоянии? Я даже не помню, что я говорила! Взбесила она меня! — сказала Яна.
— Все бы было хорошо… и даже на драку вашу никто не пожаловался. Если бы не одно «но». Сегодня утром Туркову обнаружили в театре мертвой. — Следователь сказал это с таким чувством, словно у него камень с души свалился.
Воцарилась неприятная, затяжная пауза. Было слышно только, как упали два кусочка сахара в чашку с кофе, которую налила для себя Люся, чтобы присоединиться к общему застолью. Эффект кусочки сахара произвели такой, словно началось цунами.
— Какой труп? — икнула Люся. — Вы что-то путаете, милок… — внезапно перешла она на какой-то деревенский говор, видимо, от сильного волнения. — Элизабет играла сцену Мертвой царевны, если вы что и видели, так это показалось вам… Съемки это… Да и грим у меня очень реалистичный.
— Похоже, что доигралась она в Мертвую царевну… Пришли сегодня рабочие демонтировать старые декорации и устанавливать новые, а там… гроб хрустальный! Спецзаказ! — выругался Артем Александрович. — А в гробу том… тело Турковой. Грим гримом, но пульса-то у нее не было… Аккуратно так уложена, ручки на груди, ножки в струнку. Рабочие, конечно, попытались разбудить ее, не получилось. Кто-то даже высказал предположение, что она так репетирует, глубоко входит в роль. Мол, актриса без предрассудков. Но народ все же испугался и вызвал «скорую». Врач констатировал смерть, наступившую несколько часов назад, тело увезли в морг, естественно, сообщив в полицию. А там всех собак из вашего «веселого театра» сразу же вешают на вашего покорного слугу. После мне позвонили из морга и сообщили, что актриса убита тем же способом, что и Дина, — острым длинным предметом в в сердце. Как вы думаете, что произошло потом? — спросил следователь и махнул рукой. — Понимаю… Вы сейчас ни о чем не думаете, вы пребываете в шоке, как и я, когда узнал об еще одном убийстве… А сейчас эти два преступления объединяются в одно дело! А это уже серийные убийства, усиленное внимание начальства, усиленный контроль. И если маньяка не поймают, то будет и третье, и четвертое убийство. То есть найти его надо как можно быстрее.
— Ага! И поэтому вы опять пришли ко мне? — возмутилась Яна. — Нашли маньячку!
— Ваш приезд в наш городок как раз и совпал с началом убийств. И теперь вы последняя актриса, претендующая на роль в фильме.
— Не поверите! Я — врач-стоматолог и ни на какую роль в фильме не претендую! Это шутка была! — ответила Цветкова.
— И алиби у нее, — подал голос Петр.
— А может, это вы? — посмотрел на него следователь. — Точно! Вам понравилась Цветкова, и вы ради любимой женщины устранили всех конкуренток!
— Ага! Здорово придумали! Только я отвечу, как в фильме: где доказательства и факты?
Артем Александрович почесал затылок и снова приложился к кофе Яны.
— Не боитесь, что отравлено? Я же — маньяк, — спросила она.
— Нет, вы же его пили, — ответил следователь.
— Логично. Но от Петра вы бы тоже отстали. Вы, конечно, были бы рады выставить нас этакими Бонни и Клайдом, но хочу вас разочаровать… Боюсь, Петр не настолько меня любит, как вы высказались, чтобы убить двоих женщин. Не тот мотивчик, да и Петр вроде как психически здоров.
— Он тюльпан, — заявила Люся.
— Что? — переспросили Яна и Артем Александрович.
— Тюльпан… красивый, сочный, строгий, мужской… — пояснила гримерша, смотря в одну точку.
И дальше началось самое страшное. Сколько бы они ни старались, больше от Люси добиться ничего не могли. Она глупо улыбалась и смотрела в одну точку, что-то бормоча про цветы.
— Ромашка… дрянная ромашка, с испорченными лепестками, как ни гадай, все время выходит что-то плохое. Она сорняк, это не цветок… А сорняки выпалывают… Глупая ромашка…
— Что же делать?! Люся! Люсенька! Очнись! Ну! Ты же помнишь меня? Люся, я — Яна Цветкова, — попыталась Яна до нее достучаться, впрочем, безрезультатно.
Взгляд гримерши оставался безучастным и остановившимся.
— Роза! Красивая роза с шипами! Можно взять и не уколоться, а только любоваться самим совершенством страсти и цвета, а можно пораниться в кровь. И только сама роза решает, общаться с этим человеком, любить его или оттолкнуть, убить…
— По ходу, она того? — первым произнес то, о чем уже все подумали, следователь.
— Плющ… ядовитый, вездесущий плющ… — бормотала Люся.
— Похоже, ничего другого она не скажет, — произнес на пониженных тонах Петр.
— Господи, что же произошло? — расстроилась Яна, набрасываясь на Артема Александровича. — Это все вы со своими страшными рассказами об убийстве в ее родном театре. Вы знаете, как Люся трепетно к нему относится? На самом деле театр для нее все! Личной жизни у нее нет, и она вся там! А тут такое! — высказалась Яна.
— Во-первых, я не знал, что у вас такие сложности и тонкости, — несколько стушевался Артем Александрович. — Как я мог предположить, что она вдруг так с катушек слетит? — Следователь посмотрел на Люсю и не заметил у нее никакой реакции на свои слова.
— Я сама не знала, — честно призналась Цветкова. — Нет, мама мне говорила, что когда-то были проблемы, но это было очень давно… И конечно, совсем не ожидаешь, что человек вот так — раз и сошел с ума!
— А что нам сейчас с ней делать? — спросил Петр.
— А позвоните своей маме! — вдруг высказался Артем Александрович. — А то вызовем «скорую», так объяснить придется, что с человеком случилось, и упекут ее не в самое благополучное место.
Люся же все это время сидела абсолютно ровно, смотря в никуда, и улыбалась.
Яна несколько дрожащей рукой набрала номер Валентины Петровны и рассказала о том, что случилось с Люсей. Обо всем остальным она умолчала. Да и понятно, что ни одно материнское сердце не выдержало бы, если бы Яна рассказала о том, что приключилось с ней за эти дни. При разговоре с матерью Цветкова даже вышла на лестничную клетку, чтобы ничем не потревожить впавшую в транс Люсю.
Когда Яна вернулась в комнату, она застала всего ту же картину.
— Мама в шоке… — заявила Яна мужчинам. — Она надеялась, что с Люсей это больше не повторится, но надежды, по ходу, не оправдались. И главное, все повторяется точь-в-точь. Опять цветы. В прошлый раз она чувствовала себя какой-то клумбой. И вот опять — тюльпаны, розы…
— Вы не темните, говорите, что нам делать? — спросил Артем Александрович.
— Мама сказала, что Люся в прошлый раз лежала в областной психиатрической лечебнице. И лучше обратиться к Аркадию Борисовичу, если он еще работает. Он должен знать всю ситуацию.
— Так я действую? — спросил Артем Александрович.
— Конечно… надо же, чтобы ее вернули нам, — чуть не плакала Яна.
— Так я действую? — спросил Артем Александрович.
— Конечно… надо же, чтобы ее вернули нам, — чуть не плакала Яна.
Настала очередь следователя выходить из квартиры, а когда он вернулся, то сказал:
— Я все разрулил. Аркадию Борисовичу сейчас семьдесят пять лет, но он еще работает, хоть и на полставки. Его сейчас вызовут на работу, чтобы он принял Люсю. Я попросил об этом. Машина уже выехала. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
— А он ее помнит? — спросила Яна.
— С самим врачом я еще не говорил. Но как везде пишут, любой хороший врач помнит каждого своего пациента. Так что если он еще не впал в старческий маразм, вспомнит Люсю. И если он ей помог в первый раз, значит, знает, как помочь и во второй. Не волнуйтесь, гражданка Цветкова, а то на вас просто лица нет.
— Так я переживаю! Знакомый все-таки человек-то…
— Интересно она про цветы говорила… Как будто про нас. Я — тюльпан, хорошо еще, что не нарцисс и не гладиолус, — сказал Петр. — А ты роза, вне всяких сомнений!
— Ну а я вездесущий плющ, — заметил Артем Александрович.
— А кто тогда глупая ромашка? — спросила Яна. — Она еще говорила про ромашку!
— А это покрыто мраком… И вряд ли Люся может сказать сейчас что-то вразумительное, — покосился на нее следователь. У него зазвонил телефон. — Алло? — ответил Артем Александрович и по мере того, как он слушал, лицо у него вытягивалось.
— Что? — сразу же спросила Яна, как только он закончил разговор.
— По ходу, не будет Аркадий Борисович лечить вашу Люсю. Он слег с сердечным приступом. Его увезли на «скорой». Что-то разнервничался старик…
Яна с Петром задумались. От размышлений их отвлекли какие-то стонуще-пищащие звуки. Все посмотрели на Люсю. Она сидела все в той же позе и по-прежнему смотрела в одну точку, только по щекам ее текли слезы.
— Дождь, весенний первый дождь, — сказала она, — вода поливает все цветы на моей лужайке и сорняк-ромашку тоже…
И Люся замолчала. Яна переглянулась с Петром.
— Ну а что? Кто-то представляет себя овощем на грядке, кто-то цветком… Какая разница?
— А у тебя и фамилия Цветкова, — задумчиво добавил следователь.
— Это-то тут при чем? — не поняла Яна.
— Надо обо всем думать, — включил Шерлока Холмса Артем Александрович. У него снова зазвонил телефон. — Приехали… Ну, давайте, помогайте! — обратился он к Петру, — вы сейчас все равно временно безработный.
— Чего это? — не понял Петр.
— Так прикроют вашу сказочку. Больше претенденток на главную роль не осталось. Или будете вызывать новых? Подкидывать работу серийному маньяку?
— А вы умеете поднять настроение, — отметила Яна и побежала собирать для Люси вещи в больницу.
Глава 14
Яна давно не видела такой откровенной капели — с длинных-длинных сосулек, висящих в ряд вдоль металлической крыши, срывались капля за каплей и падали вниз, успев блеснуть в лучах солнца драгоценным алмазом. В Москве такое редко где увидишь, а в провинции — пожалуйста. Давно уже прошел Новый год, на дворе стоял конец марта и только-только стало припекать яркое солнце.
Яна специально приехала из Москвы, чтобы навестить Люсю, лежащую в закрытой психиатрической лечебнице.
Гримерша вроде как пришла в себя и иногда отвечала очень даже по делу… У нее было серьезное психическое расстройство, известное как раздвоение личности. Что она творила, Люся не помнила.
Когда Люсю поместили в лечебницу, а ее давнишний лечащий врач внезапно слег с сердечным приступом, Яна не успокоилась.
Она дождалась, когда Аркадия Борисовича перевели из реанимации в обычную палату, и заявилась к нему. Правда, Цветкову несколько испугал тот факт, что Аркадий Борисович решил, будто она его пациентка и пришла навестить его.
— Это не очень приятный комплимент, если тебя принимают за пациента психиатрической больницы, — сказала Яна.
— А что тут такого? — не понял пожилой мужчина, пошевелив седыми кустистыми бровями. — Любой человек рано или поздно нуждается в психологической помощи! Это не постыдно! Может, галлюцинации какие? Потеря памяти?
— Нет, ничего такого! — сплюнула через левое плечо Яна.
— Вы такая яркая! Я даже удивился, как я мог вас не вспомнить.
— Мы видимся первый раз, уверяю вас, и если вы честно ответите на мои вопросы, то и в последний! — заверила его Яна, присаживаясь на больничный стул.
— Не пугайте меня, такая женщина не может быть из органов. На какие вопросы я должен ответить?
— Они касаются одной вашей пациентки…
И Яна поведала ему про Люсю. Аркадий Борисович сделал вид, что его рассказ Цветковой совсем не тронул, но по вы ступившей на лбу испарине Яна поняла, что он прекрасно понимает, о ком идет речь.
— Что вам нужно от меня? Я — старый человек, — прокашлялся психиатр.
— Думаю, что вы что-то знаете про нее. Кроме того, когда вы узнали, что ее везут к вам с полицией, так разволновались, что стало плохо с сердцем. Вот я и хочу знать, что с Люсей не так?
— Господи, девушка, какое вам дело?! Столько лет прошло! Я видел ее последний раз лет тридцать назад! Я старый, больной человек! Я сейчас позову лечащего врача, сообщу ему, что вы меня мучаете! Вас выставят вон! — распалялся старик.
— Я и сама могу уйти, — повела плечом Яна, — только я еще раз убедилась, что вы явно что-то скрываете. Я понимаю ваше состояние, но Люся — мне друг! Одинокая и беззащитная женщина, и я готова пойти по трупам, чтобы помочь ей. Знаете почему? Потому что больше ей помочь некому… Или я, или никто! Я отправлю к вам следователя Коновалова, и думаю, ему-то вы все расскажете. Он вцепится в вас, как клещ, и уже не отпустит.
Яна выдержала паузу, внимательно смотря на Аркадия Борисовича. Он весь сжался в размерах и затих, в его глазах отражался мучительный мыслительный процесс.
— Подождите… Лучше вам… Но не из-за того, что боюсь полицейского, у меня все сроки давности вышли… — засмеялся старик. — Чего мне бояться? Если только апостола Петра, но вряд ли он сильно удивится. И не с таким мешком грехов к нему приходили. Хочу рассказать вам потому, что вы единственная, кто сказал, что беспокоится о Люсе… Я тоже всегда думал о ней, я знал, что еще услышу об этой пациентке… Это как бумеранг, брошенный когда-то по случайности, по нелепости, по алчности, по непониманию… да черт его знает почему! Но он вернется, этот бумеранг. И ты живешь этим ожиданием, но все равно оказываешься не готов. Вот и ваше появление здесь совсем неожиданно для меня. К этому нельзя подготовиться, — сказал Аркадий Борисович.
— Расскажите, что с Люсей? — попросила Цветкова, у которой сердце забилось с утроенной силой. Честно говоря, решив навестить Аркадия Борисовича, Яна шла ва-банк и не надеялась, что старый психотерапевт что-то захочет рассказать.
— Я тогда работал заведующим отделением. Привезли женщину из театра… За нее очень хлопотали, естественно, я взял ее под свое крыло. Случай был очень неординарный, мне он как врачу был интересен. Женщина ощущала себя клумбой и очень боялась каких-то сорняков, которые у нее могут вырасти. Ни гипноз, ни психотерапия не сдвигали ситуацию с мертвого места. И отпустить я ее не мог… Как? Если не было улучшения. Я и сам привязался к ней. А потом я понял, что Люся беременна.
— Беременна? — ахнула Яна, совсем не ожидавшая такого поворота событий. Все всегда привыкли считать, что Люся — одинокий человек, старая дева со странностями.
— Да, я заметил, что у нее растет живот, пригласил своего знакомого гинеколога, и он подтвердил мою догадку. Вот тут-то я и растерялся. Я не знал, что делать.
Она решать за себя не могла, была полностью неадекватна, родных у нее не было, кто бы решил за нее… И я принял решение. Я не мог лишить младенца жизни, ведь ребенок мог быть абсолютно нормальным. Где-то я читал о таких состояниях ступора, в котором пребывала Люся, и выйти из этого состояния человек мог, только испытав сильнейший стресс. А роды для женщины — вершина стресса, никакая прочистка мозгов током не сравнится. И я, честно говоря, тешил себя мыслью, что стану свидетелем такого чуда… Амбициозный был. Не знаю, бог мне судья. Сейчас думаю, что не имел я права ставить такие эксперименты над недееспособным человеком. Но получилось как получилось.
— Так Люся родила? — не вытерпела Яна.
— Я рассказываю… Налейте воды, — попросил Аркадий Борисович.
Яна принесла ему пластиковый стаканчик, налив в него воды из кулера. Старик взял стакан дрожащей рукой и выпил.
— Я, конечно, наблюдал за ней, и мой друг-гинеколог навещал периодически. Беременность проходила у Люси на редкость благополучно. Все анализы и физические параметры мамочки и плода были в норме. А вот психическое состояние оставляло желать лучшего. Конечно, мы с моим другом делали все это в тайне, нам никто бы не разрешил проводить такие эксперименты, да еще с психически нездоровым человеком.