Ей не пришлось дважды повторять своего приглашения. Мальчики с похвальной поспешностью подбежали к столу. И были правы, иначе поставленным на столе яствам, пожалуй, не было бы уделено достойного внимания.
— А теперь, — сказала Хлоя, торопливо подымаясь из-за стола, — я займусь твоими вещами, Том. Кто его знает, еще, пожалуй, все отберут. Все они такие… подлецы и только… Видела я таких! Вот погляди: в этот угол я кладу теплую фуфайку на случай, если разыграется твой ревматизм. Береги ее, никто тебе не припасет новую… Вот тут старые рубахи, а там — новые. Вчера вечером я надвязала твои чулки и сунула туда клубочек со штопкой. Но, господи боже ты мой, кто заштопает их тебе в следующий раз? — И тетушка Хлоя, снова поддаваясь приливу горя, уткнулась лицом в крышку сундучка и заплакала. — Как подумаю, что ни за здоровым, ни за больным никто уж за тобой не будет ухаживать! А тут еще будь благочестивым и покорным!.. — приговаривала она.
Проглотив все стоявшее на столе, мальчики стали внимательно приглядываться к происходящему вокруг них. Видя, что мать плачет, а отец чем-то опечален, они принялись вздыхать и тереть себе глаза. Том взял на руки девочку, которая принялась таскать отца за волосы, восторженно взвизгивая и царапая его лицо.
— Веселись, веселись, несчастное ты создание! — воскликнула тетушка Хлоя. — И твоя очередь настанет… Доживешь, что и твоего мужа продадут, а может быть, продадут и тебя… и братьев твоих, вот этих самых, что стоят здесь… их тоже, наверно, продадут, если можно будет выручить сколько-нибудь денег… Разве не так поступают с нами, бедными неграми!..
— Госпожа идет! — крикнул в эту минуту один из мальчиков.
— Зачем она идет сюда? — воскликнула несчастная Хлоя. — Ей здесь нечего делать!
Когда миссис Шельби вошла, Хлоя с мрачным видом пододвинула ей стул. Но миссис Шельби, казалось, ничего не замечала, она была бледна и очень взволнована.
— Том, — проговорила она сдавленным голосом. — Я пришла, чтобы…
Она внезапно остановилась, взглянув на примолкнувшую семью, опустилась на стул и, закрыв платком лицо, заплакала.
— Ах, миссис, — прошептала Хлоя, — мы… — И она также разрыдалась.
Не прошло и минуты, как плакали уже все.
— Том, бедный мой, — заговорила наконец миссис Шельби, — сейчас я ничем не могу помочь тебе. Если я дам тебе денег, у тебя их отнимут. Но я торжественно клянусь тебе, что я не потеряю тебя из виду и при первой возможности выкуплю тебя. А до тех пор соберись с силами…
— Вот идет мистер Хеллей! — закричали дети.
Грубым ударом ноги распахнув дверь, Хеллей остановился на пороге. Настроение у него было прескверное. Ночная поездка и бесплодная охота приводили его в ярость.
— Негр, сюда! Ты приготовился? Сударыня, приветствую вас! — добавил он, увидев миссис Шельби и снимая шляпу.
Хлоя закрыла и завязала сундучок, с гневом поглядывая на торговца. Слезы ее, казалось, превращались в искры.
Том поднялся, спокойный и сдержанный, как всегда. Взвалив на плечи тяжелый сундук, он приготовился следовать за своим новым хозяином. Хлоя подняла на руки девочку, чтобы проводить мужа до повозки. За ней последовали плачущие мальчики.
Миссис Шельби подошла к торговцу и остановила его. Она заговорила с ним горячо и настойчиво. Вся семья Тома между тем направилась к повозке, стоявшей у крыльца. Вокруг нее уже собрались все невольники с плантации Шельби — старые и молодые, желавшие попрощаться с Томом: он пользовался всеобщим уважением и любовью. Его горькая судьба вызывала сочувствие и сожаление, особенно среди женщин.
— Ах, Хлоя, ты переносишь это легче, чем я, — сказала одна из женщин, удивленная мрачной сдержанностью тетушки Хлои, стоявшей возле повозки, и заплакала.
— Я уже наплакалась досыта, — ответила Хлоя, с ненавистью взглянув на торговца. — Я не хочу плакать перед этим мерзавцем!
— Садись в повозку! — приказал Хеллей, пробираясь сквозь толпу негров, стоявшую в мрачном молчании.
Том повиновался.
И тогда, достав спрятанные под сиденьем тяжелые кандалы, торговец надел их Тому на ноги.
Ропот возмущения пробежал по толпе.
— Мистер Хеллей! — крикнула с крыльца миссис Шельби. — Уверяю вас, что это совершенно лишняя предосторожность!
— Не знаю, сударыня, — со злостью ответил торговец. — У меня здесь пропал невольник стоимостью в пятьсот долларов. Я не хочу больше подвергаться риску.
— Ничего иного от него и нельзя было ожидать! — с гневом проговорила тетушка Хлоя. Мальчики, только сейчас начинавшие отдавать себе отчет в происходящем, с плачем и стонами уцепились за ее платье.
— Мне очень жаль, — сказал Том, — что нет мастера Джорджа.
Джордж рано утром уехал к одному из своих друзей на соседней плантации и ничего не знал о беде, которая стряслась над Томом.
— Пожалуйста, передайте мастеру Джорджу от меня привет, — с большой теплотой проговорил Том.
Хеллей хлестнул лошадей кнутом. Повозка тронулась. Том долгим последним взглядом простился с родным домом, с дорогими его сердцу местами и людьми. Но вот и они исчезли из виду.
Мистера Шельби не было дома. По свойственной ему слабохарактерности, желая избежать хотя бы печальной сцены прощания, он с утра уехал, надеясь, что все закончится до его возвращения. Повозка, в которой ехали Том и Хеллей, мчалась по дороге, поднимая за собой облака пыли. Мимо, словно призраки, проносились знакомые предметы. Границы плантации вскоре остались позади, и повозка выехала на большую дорогу.
Проехав около мили, Хеллей остановил лошадей у дверей какой-то кузницы и попросил кузнеца переделать пару наручников, которые он захватил с собой.
— Они маловаты для человека такого роста, — сказал Хеллей, показывая кузнецу наручники и кивнув в сторону Тома.
— Как?! Да ведь это Том мистера Шельби! — воскликнул с удивлением кузнец. — Неужели мистер Шельби продал его?
— Да, продал, — небрежно бросил Хеллей.
— Не может быть! Тома?! Кто бы мог поверить! Ну, вам его незачем заковывать. Это самое доброе, самое кроткое создание, какое…
— Знаю, знаю! — перебил его Хеллей. — Но именно эти «добрые создания» и удирают с особенной охотой. Всякие болваны или пьяницы, которым на все наплевать, лишь бы их досыта кормили, сидят на месте и даже довольны бывают, что их возят по белу свету. А вот такие образцовые рабы терпеть этого не могут и только норовят убежать. Их приходится заковывать.
Кузнец неторопливо рылся в своих инструментах.
— Н-да, — протянул он задумчиво, — негры из Кентукки не любят южных плантаций. Говорят, они там мрут как мухи.
— Да, пожалуй, — равнодушно согласился Хеллей. — Виной климат да еще многое другое… Ну что ж, торговля от этого идет бойчее.
— Так-то оно так, — сказал кузнец, — а все-таки тяжело видеть, что туда отправляют такого честного, такого славного парня, как этот бедняга Том.
— Ему еще повезло. Я обещал, что буду хорошо обращаться с ним. Я устрою его в какую-нибудь хорошую старинную семью в качестве домашнего слуги, и если он вынесет климат и лихорадку, он будет так счастлив, как только может быть счастлив негр.
— Но ведь здесь, если не ошибаюсь, остается его семья, дети? — сказал кузнец.
— Велика штука! Он обзаведется там новой семьей.
Пока шел этот разговор, Том печально сидел в повозке у дверей кузницы. Внезапно он услышал отрывистый стук копыт на дороге. Не успел он опомниться, как его молодой хозяин, Джордж Шельби, в одно мгновение оказался в повозке и, обняв Тома за шею, прижал его к себе.
— Какая подлость! — твердил он. — Какая подлость! Пусть они говорят что хотят; если бы я был взрослым, они не посмели бы этого сделать, не посмели бы! — повторял он с еле сдерживаемым гневом.
— О мастер Джордж! Как вы порадовали меня, — проговорил Том. — Мне так горько было уехать, не повидавшись с вами! Вы очень, очень порадовали меня.
Том шевельнул ногой. Джордж, опустив глаза, внезапно увидел кандалы.
— Какой позор! — воскликнул он, заломив руки. — Я изобью этого паршивца! Изобью!
— Нет, нет, мастер Джордж, не надо! Даже кричать так не надо. Мне вы этим не поможете, а только еще больше озлобите его против меня.
— Хорошо, Том, ради тебя… я не трону его. Я сдержу себя… Но одна мысль об этом… Такой стыд! Они не дали мне знать! Не заикнулись ни одним словом! Если б не Томас Линкольн, я бы ничего не узнал. Ну и отделал же я их всех дома!.. Всех, да, всех!
— Боюсь, что вы много лишнего наговорили, мастер Джордж. Напрасно вы это сделали…
— Я не мог владеть собой! Я сказал им, что это позор! Но вот, дядя Том, — добавил он вдруг с таинственным видом, повернувшись спиной к дверям кузницы, — я привез тебе свой доллар…
— Нет, нет, я не могу взять его от вас, мастер Джордж! Это невозможно, — воскликнул Том, растроганный.
— Нет, нет, я не могу взять его от вас, мастер Джордж! Это невозможно, — воскликнул Том, растроганный.
— Нет, возьмешь! — стоял Джордж на своем. — Погляди: тетушка Хлоя посоветовала мне просверлить в нем дырку, продернуть шнурок и повесить его тебе на шею. Ты спрячешь его под одеждой, чтобы эти паршивцы не отобрали его у тебя. Нет, Том, я не могу! Я исколочу его! Мне будет легче…
— Нельзя этого делать. Мне от этого лучше не будет.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, — сказал Джордж, надевая доллар на шею Тома. — Застегни куртку… вот так… Храни его и каждый раз, когда взглянешь на него, подумай о том, что я непременно приеду за тобой туда и привезу тебя домой. Я и тетушке Хлое сказал, чтобы она не горевала. Я этим делом займусь, а отец… Я буду мучить его, пока он этого не выполнит.
— О мастер Джордж, не говорите так о вашем отце!
— Боже мой, Том, у меня ведь нет дурных намерений.
— А теперь, мастер Джордж, — сказал Том, — будьте добрым, хорошим юношей. Не забывайте о том, сколько сердец уповает на вас… Не предавайтесь безумствам, которым так легко предаются молодые люди. Слушайтесь матери. Не думайте, как многие другие мальчики, что вы уже взрослый и матери незачем подчиняться. Помните всегда, мастер Джордж, что много прекрасного судьба может подарить нам дважды, но что мать у вас одна и другой не будет. Никогда, мастер Джордж, не придется вам встретить другую такую женщину, хотя бы вы сто лет прожили. Не покидайте ее и, когда вы подрастете, будьте ей опорой. Вы исполните это, дорогой мой мальчик, исполните, не правда ли?
— Да, дядя Том, — серьезно сказал Джордж, — обещаю тебе.
— Не забудьте этого обещания, мастер Джордж! Мальчики ваших лет нередко начинают своевольничать, такова уж природа. Но дети, получившие такое хорошее воспитание, как вы, должны относиться к родителям с уважением… Вы не обиделись на меня, мастер Джордж?
— Конечно, нет, дядя Том! Ты всегда давал мне одни добрые советы.
— На то ведь я и старше вас, мастер Джордж, — мягко проводя своей большой сильной рукой по кудрявой голове мальчика, сказал Том. Голос его звучал нежно и ласково, словно голос женщины. — Я ведь вас хорошо знаю, — продолжал он. — О мастер Джордж, у вас все преимущества: вы получаете образование, умеете читать и писать… Вы станете большим, ученым и добрым человеком. Все люди на плантации, и прежде всего ваши родители, будут гордиться вами. Будьте хорошим хозяином, как ваш отец, и добросердечным, как ваша мать… Никогда не забывайте о вашем долге перед людьми, оказавшимися в ваших руках.
— Я постараюсь быть хорошим человеком, дядя Том… Я хочу стать настоящим человеком. Но ты, дядя Том, не падай духом! Я верну тебя домой. Когда я вырасту, я перестрою твой дом, и у тебя будет гостиная с ковром. О, ты еще хорошо поживешь, дядя Том!
Из дверей кузницы вышел Хеллей, неся наручники.
— Послушайте, вы, — высокомерно обратился к нему Джордж. — Я расскажу моим родителям, как вы обращаетесь с дядей Томом!
— Расскажите, расскажите, — сказал торговец.
— Хоть бы постыдились! — продолжал Джордж. — Всю жизнь скупать мужчин и женщин и сажать их на цепь, как скот. Это гнусное ремесло!
— Пока, благодарение господу, находятся люди, которые покупают этих мужчин и женщин, я могу торговать ими. Это примерно одно и то же.
— Когда я буду взрослым, — воскликнул Джордж, — я не стану делать ни того ни другого! Мне стыдно сейчас, что я родом из Кентукки, а раньше я этим гордился. — Он вытянулся, упираясь в стремена, словно желая проверить, какое впечатление его слова произвели на штат Кентукки.
— Прощай, дядя Том! — проговорил он вдруг с болью в голосе. — Прощай — и не падай духом!
— Прощайте, мастер Джордж, прощайте! — сказал Том, глядя на него с нежностью и восхищением. — Да благословит вас бог! В Кентукки не много таких, как вы! — воскликнул он в горячем порыве.
Джордж ускакал. Том смотрел ему вслед, пока стук лошадиных копыт не затих вдали. Это был последний отголосок родных краев!..
— А теперь послушай, что я тебе скажу, — произнес Хеллей, подходя к повозке и бросая на дно ее наручники. — Тебе будет у меня хорошо, как и всем моим неграм, если ты будешь вести себя прилично. Я со своими неграми обращаюсь хорошо, поскольку это в моих силах.
Тебе лучше всего примириться с тем, что произошло, и не устраивать мне никаких штук. К тому же это все равно было бы напрасно: я наизусть знаю все ваши негритянские фокусы; если негры ведут себя спокойно и не пытаются бежать, им у меня живется хоть куда. Если же они фокусничают — что ж, тогда вина не моя, а их собственная.
Том спокойно ответил, что бежать не собирается.
Здесь мы временно простимся с Томом, чтобы проследить за приключениями других героев нашего повествования.
Глава XI Живая собственность проявляет непокорность
Был поздний дождливый вечер, когда у дверей маленького деревенского трактира в Кентукки остановился какой-то приезжий. В общей комнате к этому времени собралось уже довольно смешанное общество. Ненастная погода принудила немало людей искать убежища под гостеприимным кровом трактира. Долговязые, ширококостные кентуккийцы в охотничьих блузах сидели, со свойственной им бесцеремонностью развалившись на стульях и вытянув длинные ноги чуть ли не до середины комнаты. Составленные в углу охотничьи ружья, сваленные в угол патронташи и сумки и возившиеся на полу охотничьи собаки и чернокожие ребятишки дополняли картину. По обе стороны очага, далеко откинувшись на спинки стульев, восседали два длинноногих джентльмена в шляпах, положив ноги в забрызганных грязью сапогах на полку камина.
Читателю необходимо знать, что такова излюбленная поза посетителей трактиров на Западе. Они склонны считать, что это усиливает их умственную деятельность и обогащает ее новыми мыслями.
Стоявший за стойкой трактирщик, как и большинство жителей этих мест, был человек высокого роста. Физиономия у него была добродушная, приветливая. Вся его крупная фигура поражала своей гибкостью. Он был в очень высокой шляпе, только частично покрывавшей его густую шевелюру.
Нужно сказать, что все в этой комнате были в шляпах — этой неотъемлемой эмблеме мужского достоинства в Кентукки. Будь то соломенная шляпа или пальмовая плетенка, касторовая шляпа или лоснящийся цилиндр, но каждая из них соответствовала особенностям характера их владельца. Шляпа характеризует человека. У одних шляпа дерзко склонялась набок — это были весельчаки, беззастенчивые шутники или хитрецы. У других шляпа была надвинута на самый нос — это были люди непокладистые, упрямые, скандалисты, они носили шляпу так, как они желали ее носить, ни с кем не считаясь. Третьи, у кого шляпа сидела на затылке, — были люди живые и подвижные, всем интересующиеся и стремящиеся все видеть. Были и явно легкомысленные люди, надевавшие шляпу как попало.
Да, шляпа такая вещь, которую нелишним было бы изучить самому Шекспиру!
Несколько негров, прекрасно чувствующих себя в своих широких штанах и явно стесненных своими узкими рубашками, скользили между посетителями, стремясь неукоснительно выполнять все распоряжения своего хозяина и его гостей.
Добавьте к этой картине яркий огонь, пылавший в широкой пасти камина и рассыпавшийся тысячью искр, раскрытые двери и окна, занавески, вздуваемые сильным ветром, — и у вас составится полное представление о всех прелестях кентуккийской таверны.
Предки современных кентуккийцев были отважными охотниками. Они проводили ночи в лесу, под открытым небом, и звезды служили им светильниками. Поэтому их потомки смотрят на дом, как на палатку, всюду сидят в шляпах, всюду готовы растянуться, кладут ноги в сапогах на полочку камина или на спинку стула, как их предки — на поваленное дерево. И летом и зимой они держат окна и двери открытыми, чтобы иметь столько воздуха, сколько необходимо для их широких легких. С небрежным благодушием называют всех заезжих людей «чужестранцами», а в общем это самые простодушные, самые покладистые и веселые люди на свете.
Такова была компания, которая представилась глазам нашего приезжего, когда он вошел в таверну. Приезжий был невысокий, коренастый пожилой человек, одетый довольно изысканно. Вид у него был добродушный и благожелательный.
Все внимание его было сосредоточено на саквояже и зонтике, которые он сам внес в комнату, упорно не подпуская к ним никого из негров, настойчиво предлагавших свои услуги. Окинув комнату внимательным взглядом, в котором сквозило некоторое беспокойство, он забрался в самый теплый угол подле очага, положил свои вещи под стул и уселся наконец, с опаской поглядывая на почтенную особу — по всем признакам заезжего скотопромышленника, каблуки сапог которого украшали противоположный угол камина: человек этот поплевывал направо и налево с такой силой и энергией, которая способна была напугать любого приличного джентльмена, не обладающего достаточно крепкими нервами.