Но к русским подходили новые и новые резервы, и вскоре зеленый цвет был совершенно поглощен белым. Тотчас японская артиллерия открыла ураганный огонь по месту сражения, добивая своих и чужих раненых. Русские поспешили укрыться за Китайской стенкой.
При первых орудийных выстрелах Варя побежала на Залитерную с перевязочным материалом и йодом. Пробежав с полдороги, она неожиданно оказалась перед японцем, озиравшимся по сторонам. Вид бегущей женщины его озадачил. Он не сразу сообразил, надо ли ему колоть угу бегущую русскую. Воспользовавшись этим мгновением, Варя швырнула ему в лицо банку с йодом. Японец взвыл от острой боли в глазах, стараясь стереть едкую жидкость. Девушка тем временем успела скрыться за поворотом. На батарее она уже не застала японцев и немедленно принялась перевязывать многочисленных раненых.
Борейко, с окровавленным гандшпугом в руках, в разорванном в клочья кителе, без фуражки, с повязкой на голове, осматривал с высоты бруствера свою батарею. Все было в целости, и если бы не десяток-другой японских трупов и большое число раненых, никто бы не сказал, что здесь только что разыгрался кровавый эпизод войны. Увидев Варю, он с сердцем плюнул:
- Опять принесла ее нелегкая!
Солдаты тотчас же столпились около девушки, ожидая своей очереди для перевязки.
- Смирно! - заорал Борейко.
Солдаты вытянулись, обернувшись к поручику.
- Спасибо за службу геройскую! Всем выдам по чарке водки.
- Рады стараться, покорнейше благодарим! - рявкнули в ответ артиллеристы.
- Тимофеич, выясни, кто у нас ранен или убит!
- Убитых, слава богу, нет, а раненых изрядно, - ответил Родионов, у которого тоже были перевязаны голова и левая рука.
- Двадцать человек, - доложил он через минуту, - из них шестеро тяжело.
- Значит, целых осталось всего пятнадцать. Маловато, надо будет просить пополнения. Прапорщик где?
- На "литербу" ушедши. Там тоже есть раненые, - сообщил Блохин, кривясь от боли в простреленном плече.
- Откуда там раненые?
- Капитан самолично пошли нам на выручку с вторым и третьим взводом.
- Сам-то он цел? - забеспокоился Борейко.
- Так точно. Вот они идут к нам.
Борейко оглушительно скомандовал "смирно" и, соскочив с бруствера, подошел к командиру роты с рапортом.
- Бросьте эти церемонии, дорогой! Какие у вас потери? - остановил его Жуковский.
Поручик доложил.
- А у вас? - в свою очередь, спросил он.
- Трое ранено и один убит.
- Жаль беднягу...
Поблагодарив затем солдат за службу, капитан подошел к Варе.
- Вы наш ангел-хранитель! Чуть бой, а вы уже на батарее. Я сейчас пришлю сюда Мельникова вам на помощь.
- Боюсь, чтобы меня отсюда не прогнал Борейко, он смотрит на меня волком...
- ...хоть и сам нуждается в вашей помощи.
- Подождет Мельникова, а я займусь тяжелоранеными. Софрон Тимофеевич, подходи! - ласково обернулась она к Родионову.
- Он мне в морду штык сует, ну я и схватился за него рукой и порезал пальцы, да и голову тоже не предохранил. Кабы не Заяц, закололи б меня, рассказывал фейерверке?.
- А что Заяц сделал? - поинтересовался Жуковский.
- Когда японец меня совсем уже брал на штык, он вскочил на него сзади и укусил за ухо. Тот от неожиданности не устоял на ногах и упал, тут его и прикололи. Вон за батареей лежит. Заяц с него на память башмаки снял видите, красуется теперь в них.
Варя обернулась. Окруженный солдатами, артельщик, заложив руки в карманы, важно расхаживал по батарее в японских ботинках с обмотками.
- Знай наших! Приеду в Свенцяны, все с зависти полопаются, как я начну давить в них фасон, - шутливо хвастался он.
За Родионовым к Варе подошел Блохин. Пока ему очищали сквозную пулевую рану в плече, он морщился, но терпел, когда же ввели туда йодистый тампон, он разразился отборнейшей руганью, но тотчас опомнился.
- Ты не слухай, сестрица, это я для облегчения душевного, - поспешил оправдаться он.
- Потерпи, сейчас конец, - уговаривала его Варя, вводя глубоко в рану зонд. - Вставлю турундочки - и все.
Перевязка раненых уже заканчивалась, когда к батарее подъехали Белый и Кондратенко. Борейко в своем живописном неглиже поспешил скрыться.
Жуковский, как всегда, при виде начальства сразу растерялся, пискливым голосом подал команду и, заикаясь, отрапортовал. Оба генерала тепло поздоровались с ним и поблагодарили за блестящее отражение атаки.
- Вы сами, говорят, зарубили двух японцев, - заметил Белый.
- Откуда вы это знаете, ваше превосходительство?
- На батарее литеры Б нам все рассказал Звонарев.
Капитан сделал досадливый жест.
- Я увидел, что Залитериая находится в опасном положении, и поспешил на помощь. Только и всего. Борейко, тот действовал героически со своими солдатами. Больше половины людей ранены, в том числе и он.
- Не скромничайте, Николай Васильевич! Мы все хорошо знаем вашу личную храбрость и неустрашимость в бою.
Оглянувшись, Белый увидел свою дочь за перевязкой.
- Так вот где ты пропадаешь? - накинулся он на нее. - Ищем ее по всему Артуру. Пошли в госпиталь, там ее нет, на перевязочном пункте тоже нет, а она, оказыватся, лазит по батареям. Постыдилась бы людей - грязная, растрепанная, в стоптанных туфлях. Сейчас же отправляйся домой и приведи себя в порядок.
- Варя вчера и сегодня самоотверженно работала под огнем, - вступился Жуковский.
- И совершенно напрасно. В госпиталях не хватает сестер, а здесь и санитары справятся.
- Все любовь, - бросил вскользь подошедший Борейко.
Варя ответила ему уничтожающим взглядом.
- Просто дурь, - сердито буркнул Белый.
Разобиженная девушка, демонстративно попрощавшись только с солдатами, все же не утерпела и зашла в офицерский блиндаж, где находился телефон. Вызвав Звонарева, она пожаловалась на несправедливость.
- И Борейко гонит, и папа сердится. Но все равно завтра буду опять на пункте. Вы же помните, что береженого и бог бережет. - И девушка повесила трубку, тяжело при этом вздохнув. Затем она гордо прошла мимо Борейки и скрылась за поворотом дороги.
Генералы осмотрели батарею и отбыли в штаб Стесселя, пообещав прислать пополнение из моряков.
Стессель собирался уже покинуть штаб, когда Кондратенко и Белый подъехали к крыльцу.
- Пойдемте, господа, обедать, за столом мы обсудим все интересующие вас вопросы, - любезно пригласил он гостей.
В столовой их встретила Вера Алексеевна. Приветливо поздоровавшись, она распорядилась прибавить два прибора.
Пока генералы совершали предобеденный туалет, подошел Никитин. Он выглядел еще больным после только что перенесенной дизентерии.
- Владимир Николаевич! Как я рада вас видеть, - заспешила к нему навстречу генеральша.
- Первый выход мой к вам, драгоценная матушка Вера Алексеевна. Если бы не вы, давно лежал бы я в земле сырой. Пожалуйте ручку, благодетельница вы моя.
- Для вас, Владимир Николаевич, у меня все найдется. Ведь вы мой рыцарь без страха и упрека.
- Таким и останусь до самой гробовой доски! - пылко заверил ее генерал.
Все заняли места. Пока генеральша разливала суп, мужчины занялись водкой и закусками. Особенно отличался Никитин. Рюмка за рюмкой с быстротой молнии исчезали в его глотке. Одновременно лицо его принимало неестественно красный цвет, а мысли приобретали необычайную легкость.
- Слыхал, Анатолий Михайлович, о новом подвиге нашего артурского Архимеда-Смирнова? - обратился он к Стесселю.
- Опять начудил где-нибудь?
- Сидел это он, сидел и вдруг изобрел новый способ артиллерийской стрельбы при помощи высшей математики и тому подобной ерундистики. Это открытие так его потрясло, что он, забыв обо всем, как был, выскочил на улицу и побежал прямехонько к Василию Федоровичу. Чуть невыразимые по дороге не потерял! захохотал Никитин.
- Отдайте графин, Владимир Николаевич, - решительно потребовала Вера Алексеевна.
- Одну распоследнюю, - взмолился генерал. Но хозяйка уже спрятала водку.
Стессель покатывался со смеху, слушая болтовню своего друга и наблюдая за его войной с Верой Алексеевной.
- Это тебе не я! Здесь потачки не получишь.
Кондратенко и Белый тоже улыбались в усы.
- А Фокушка-то наш тоже отличился, - продолжал Никитин. - Приказал ты отправить все резервы на позиции. Значит, и ему тоже надо с ними отправиться, а идти не хочется, больно сильно японец стреляет. Ну, и объявил он, что ввиду праздничного дня резервы задерживаются до завтра.
- Какого же святого он праздновал? - спросила генеральша.
- Труса праздновал, матушка Вера Алексеевна, - выпалил Никитин.
Его шутка на этот раз не вызвала смеха, - Я тоже хотел доложить вам, Анатолий Михайлович, что ваше распоряжение об отправке резервов на позицию генералом Фоком выполнено не было. Это едва не привело сегодня к прорыву нашей второй линии, - проговорил Кондратенко.
- Подобное поведение Фока совершенно недопустимо! - возмутилась Вера Алексеевна. - Он уже перестал считаться с тобой, Анатоль, он должен твердо помнить, что в Артуре всякое твое слово для всех является законом.
Его шутка на этот раз не вызвала смеха, - Я тоже хотел доложить вам, Анатолий Михайлович, что ваше распоряжение об отправке резервов на позицию генералом Фоком выполнено не было. Это едва не привело сегодня к прорыву нашей второй линии, - проговорил Кондратенко.
- Подобное поведение Фока совершенно недопустимо! - возмутилась Вера Алексеевна. - Он уже перестал считаться с тобой, Анатоль, он должен твердо помнить, что в Артуре всякое твое слово для всех является законом.
- Подайте мне рапорт. Роман Исидорович. Я сам займусь этим делом, распорядился Стессель.
- Дело и так ясное. Раз Фок не хочет тебя слушать, его необходимо отстранить, - вмешалась Вера Алексеевна.
- Пожалуй, я так и сделаю! Завтра же отдам приказ об отчислении его в мое распоряжение, - решил Стессель.
- Как же обстоят дела на позициях? - осведомилась Вера Алексеевна у Кондратенко.
- Все атаки отбиты, особенно отличились артиллеристы-банниками отбивались от японцев на Залитерной и ходили в штыки на батарее литеры Б. Зато и потери велики, из ста двадцати офицеров семь убито и двадцать три ранено.
- Какой ужас! А кто командиры на этих батареях?
- С Электрического Утеса - Жуковский, Борейко, Звонарев, - сообщил Белый.
- Мосье Звонарев тоже отличился? - поинтересовалась генеральша, обращаясь к Белому.
- Об этом лучше спросить Варю, - улыбнулся Кондратенко. - Она днюет и ночует около той батареи, где находится прапорщик.
- Совсем отбилась от рук. Запру ее дома, пусть помогает матери по хозяйству, - сердито отозвался Белый.
- В окошко выпрыгнет, в трубу вылетит, а к своему милому доберется: девчонка боевая! - поддел Стессель.
Обед кончился. Гости стали прощаться.
Вечером Стессель пригласил к себе Фока и в дружеской форме предложил ему временно отдохнуть.
- Тебе Смирнов, с Кондратенко посоветовали убрать меня? - в упор спросил Фок.
- Твое недомогание заставляет позаботиться о твоем здоровье, и, кроме того, ты останешься моим советником.
Генерал просил дать ему время подумать и отсрочить приказ до следующего дня, на что Стессель и согласился. Вернувшись домой, Фок тотчас же вызвал к себе Сахарова и сообщил ему о полученном распоряжении.
- Вот и отлично! - обрадовался капитан. - Вы ни за что сами не будете нести ответственности, и в то же время ваше влияние на Стесселя еще увеличится.
- Так-то оно так. Но все же авторитет мой будет умален, ибо фактически меня отстраняют от дела.
- Себе на голову. Вы отныне будете посторонним беспристрастным наблюдателем. Никто вам не помешает давать критическую оценку происходящим событиям. Эти отзывы можно рассылать в письменном виде в назидание всем начальникам вплоть до командиров полков.
- Не собираетесь ли из меня на старости лет сделать писаку-щелкопера?
- Ваше превосходительство недооцениваете значение печатного слова, им можно достигнуть многого.
- Что же, например?
- Внушения массам нужных идей; подрыва авторитета определенных лиц.
- Я начинаю вас понимать.
- В этом я никогда не сомневался! Письмецо о промахах, действительных или мнимых, Смирнова, Кондратенко и других неугодных вашему превосходительству лиц может иметь весьма серьезные последствия. Их можно отправлять простой почтой, чтобы с содержанием могли познакомиться также и писари, а через них и широкие солдатские массы.
- Вы считаете, что таким образом можно влиять на настроение гарнизона?
- Так точно! Писаря-это прирожденные сплетники и паникеры. От них всегда идут самые нелепые и поэтому кажущиеся солдатам наиболее правдоподобными слухи.
- Тифонтай прекрасно умеет подбирать себе друзей и служащих! Такого прохв... проныру, как вы, днем с огнем не сыщешь. Вы далеко пойдете, Василий Васильевич!
- С вашей помощью, ваше превосходительство... - расшаркался Сахаров.
Друзья расстались, а на следующий день был объявлен приказ об освобождении Фока от должности начальника общего резерва крепости с назначением в распоряжение Стесселя.
К одиннадцатому августа штурм прекратился. В руках японцев остались лишь совершенно разрушенные редуты номер один и два в промежутке между фортами номер два и три. За время штурмов японцы потеряли свыше 15000 человек.
Русские потеряли 3000. Сознание одержанной победы высоко подняло моральный дух гарнизона. Даже Стессель счел нужным обратиться к солдатам со следующим приказом: "Слава вам, доблестные защитники Артура, грудью своей отстоявшие русскую твердыню на Дальнем Востоке! В течение недели вы без смены, без отдыха выдерживали натиск во много раз численно превосходящих вражеских полчищ. Вы под руководством героических начальников, генералов Фока, Кондратенко, Никитина и Белого, показали, на что способен русский солдат в бою. Все мои приказания выполнялись быстро и точно, в чем я лично мог убедиться, беспрерывно находясь на атакованных участках. Приказ прочесть во всех ротах, сотнях, батареях и командах".
- Стессель - на передовых позициях!.. Будет чем посмешить сегодня солдат на вечерней перекличке, - захохотал Борейко, прочитав это произведение.
Глава 3
После штурмовых дней на позициях настало затишье. Редко-редко в раскаленном, знойном воздухе летних артурских дней раздавался одиночный орудийный выстрел. Целыми днями солдаты лежали в тени блиндажей и козырьков, предаваясь отдыху. На батареях литеры Б и Залитерной жизнь шла размеренном чередом. Шесть дней каждый взвод проводил на позициях, а затем на двое суток шел на отдых на Утес. С солдатами менялись и офицеры.
Открытый на Утесе околоток для слабосильных был почти пуст. Рива и Шура вполне справлялись с работой. Гудима, опираясь на палочку, тихонько бродил по двору, наводя порядок среди артиллеристов и выздоравливающих.
Рассчитав, что Звонарев должен находиться на Утесе, Варя утром прискакала верхом. Подъехав к батарее, она, как всегда, оставила лошадь около кухни и отправилась в офицерский флигель. Там она прошла к комнате Звонарева и постучала в дверь. В ответ послышался женский голос, просивший немного обождать. Варя мгновенно насторожилась - голос показался ей знакомым. Кроме того, самый факт нахождения женщины в этот час в комнате Звонарева возбудил в ней ревнивые предположения. Варя нетерпеливо топала ногами, дверь наконец отворилась, и она оказалась лицом к лицу с Ривой. От неожиданности и удивления Варя несколько мгновений была совершенно неподвижна. Рива была тоже не менее удивлена и во все глаза смотрела на гостью. Она не понимала, зачем так рано Варя могла оказаться на Утесе.
- Войдите, пожалуйста, - первая опомнилась Рива.
Девушка вошла и быстрым взглядом окинула комнату. На вешалке у двери вперемешку висели женские платья и офицерские кителя, под ними красовались ботфорты со шпорами рядом с лакированными дамскими туфельками. На столе лежали крахмальные манжеты и приготовленная для починки мужская рубаха, но самого Звонарева не было.
- Где он? - глухо спросила Варя. Лицо ее запылало багровым румянцем.
- Сережа? Он на Залитерной.
То, что Рива назвала Звонарева просто по имени, окончательно нарушило душевное равновесие Вари.
- Вы зачем здесь? - резко спросила она.
- Я здесь живу, - ответила Рива, не понимая раздражения гостьи.
- Вы... Вы завлекли его, мерзкая тварь, вы хотите сделать его несчастным на всю жизнь, но... но это вам не удастся! - трясясь от ярости, закричала Варя и, хлопнув дверью, вылетела наружу.
- Позвольте, вы не поняли!.. - кинулась было ей вслед Рива, но Варя, ничего не помня от горя и обиды, одним махом взлетела на свою Кубань и, огрев ее нагайкой, карьером понеслась с Утеса. Слезы градом катились по ее лицу, косынка съехала с головы, волосы растрепались. Она стремилась скорее повидать Звонарева и выяснить характер его отношений с Ривой. Ее самолюбие было больно уязвлено.
"Как мог этот низкий человек так долго обманывать меня, утверждая, что между ними ничего нет! Заставлю его публично сознаться в этой связи и порву с ним окончательно! - вихрем неслись мысли в голове девушки. - Я-то ему верила, я-то о нем заботилась..."
Затем с чисто женской логикой она начала подыскивать оправдание для Звонарева.
"Не столько виноват он, сколько эта подлая тварь.
Очевидно, она пренагло явилась к нему сама и стала с ним жить, а он... шляпа, тряпка, не мог устоять и забыл обо мне! - всхлипнула Варя при этой мысли. - Быть может, он и вообще обо мне не думает, - пришла она к совсем печальному выводу, но тотчас его отвергла. - Думал и будет думать, и никому я его не отдам".
Размышляя таким образом, она доскакала до города.
На Пушкинской улице ее окликнули.
- Варя, что случилось? Куда ты мчишься в таком неприличном виде? Посмотри на себя! Как тебе не стыдно появляться на улицах такой растрепанной.
Девушка оглянулась и увидела на тротуаре Веру Алексеевну.
- Ни-че-го! - все еще сквозь слезы отозвалась она.