- Зачем изволили пожаловать? Что привело вас в Артур? Надеюсь, вы будете скромны и не проявите чрезмерного любопытства? - приветствовал их через переводчика генерал. - Что это за сволочь и что им тут надо? - спросил он по-русски Сахарова.
Капитан поспешил объяснить Стесселю.
- С ними нужно быть нелюбезнее, Анатоль, - предупредила Вера Алексеевна.
- Весь мир будет читать, что они напишут о нас. Я приглашу их к обеду.
Накормим, напоим, они и нас помянут добром!
- Не возражаю. Приглашай, а заодно позови и наших генералов - Фока, Никитина, Белого, Кондратенко.
За обедом хозяева и гости обменялись приветственными тостами, плотно покушали, хорошо выпили. Эмерсон и Лямбреже старательно записали все меню обеда и вскользь осведомились у Стесселя, как долго может продолжаться оборона крепости.
- До освобождения Артура Маньчжурской армией остался месяц-другой, ответил генерал.
"Иностранцы" в осторожных выражениях рассказали о неудачах у Ляояна.
- Чушь, ерунда, враки! Не Куропаткин, а японцы стремительно отступают к Артуру. Это все пленные на допросе в один голос показывают, - уверял Стессель.
Корреспонденты дипломатично промолчали. Фок, внимательно наблюдавший за разговором, попросил разрешения вечером побеседовать с ними поподробнее.
- Вы сколько дней собираетесь здесь пробыть? - в упор спросил Никитин, уже успевший зарядиться.
- Сколько разрешит его превосходительство, наш гостеприимный хозяин.
- Да, по мне, живите хоть до конца осады! Только предупреждаю - все ваши корреспонденции будут просматриваться в моем штабе.
- Само собой разумеется, господин генерал, - согласился Эмерсон.
По окончании обеда перешли в гостиную. Для увековечения исторического момента несколько раз снялись всей группой. Фотографировали сначала "иностранцы", а затем Гантимуров, Рейс и другие члены штаба генерал-адъютанта.
Поблагодарив за гостеприимство, корреспонденты попросили разрешения побыть на позициях и осмотреть город, чтобы воочию убедиться в положении Артура. Стессель охотно разрешил и направил с ними в качестве сопровождающих Сахарова и Гангнмурова.
- Хотите видеть лучшую нашу батарею - поезжайте на Залитерную, посоветовал Никитин, еще не забывший гостеприимства Борейко.
На двух экипажах, под эскортом казаков, "иностранцы" отправились осматривать город и крепость Борейко и Звонарев отдыхали в своем блиндаже, когда денщик доложил о приезде гостей. Недовольно бурча, поручик оделся и вышел.
Появление Сахарова и Ганчимурова в сопровождении двух штатских его удивило. Капитан начал было объяснять, кто и зачем пожаловал на батарею, но Борейко, увидев, что Эмерсон и Лямбреже приготовились снимать позиции, ринулся к ним и без стеснения отобрал аппараты.
- Фотографировать не разрешу, - решительно заявил он.
- Сам генерал Стессель позволил им снимать, - вмешался Гантимуров.
- Пусть они его и снимают, а здесь я хозяин и съемки не допущу.
"Иностранцы" сердито заговорили, требуя возвращения своих фотоаппаратов.
Сахаров смущенно извинялся перед ними.
- Уезжайте-ка отсюда подобру-поздорову, - посоветовал им Борейко. Знаете, незваный гость хуже татарина, особенно в военное время. Откуда они взялись? Морда вон того, рыжего, что-то мне знакома, - приблизился он к Эмерсону, вглядываясь в его лицо.
Корреспондент побледнел и поспешил отойти.
- Ба, да это никак наш артурский ростовщик Янкель Эйдельзон! Ну конечно, он самый! Его надо немедленно задержать как шпиона.
- Вы ошибаетесь! Мистер Эмерсон никогда в Артуре не был и по-русски ни слова не понимает, - возразил Сахаров.
- Да что вы мне рассказываете! Посмотрите, есть ли у него шрам с левой стороны головы! Два года тому назад я смазал его по уху, да так, что пришлось потом платить штраф за нанесенное увечье, - настаивал поручик, подходя к Эмерсону.
Корреспондент, усиленно жестикулируя, протестовал, продолжая в то же время пятиться назад.
- Господин корреспондент говорит, что в Артуре действительно проживал похожий на него родственник и вы его смешали с ним, - сообщил Гантимуров.
- А ну-ка, покажи свою башку, Янкель! - протянул руки Борейко.
- Сейчас же отпустите господина Эмерсона, - остановил поручика Сахаров. Если даже ваше заявление справедливо, то оно должно быть сначала проверено в штабе. Поедемте, господа, обратно, - обернулся он к своим спутникам.
Последние не заставили повторять приглашения и поторопились к экипажу.
- Я сейчас отправлю рапорт Стесселю обо всем этом, - крикнул им вдогонку поручик.
- Не страшно, - успокоил по-английски Сахаров Эмерсона. - Рапорт можно и под сукно положить. Все-таки как вы неосторожны! Прежде чем ехать сюда, вам необходимо было изменить свою наружность, а то, извольте видеть, какой получился камуфлет!
По возвращении в штаб Сахаров рассказал о случившемся Рейсу и спросил, что же делать дальше.
- Борейко известный алкоголик, мало ли что ему могло показаться с пьяных глаз. Не обращайте на это внимания и продолжайте свое путешествие, разрешил полковник.
После этого "иностранных" гостей повезли на батарею Золотой горы, где, не в пример Борейко, командир ее, капитан Зейц, встретил их очень любезно, охотно разрешил ее снять, став сам на переднем плане, показал и другие укрепления, которые были видны отсюда, сообщил о помощи флота и степени готовности его к выходу в море. Одним словом, он совсем очаровал своих гостей. После Золотой горы проехались по городу, заглянули ненадолго к городскому комиссару Вершинину, который рассказал им о тягостях, переживаемых оставшимися мирными жителями города. Корреспонденты и его запечатлели из фотографической пластинке...
Борейко хотел лично отправиться в штаб Стесселя, но затем раздумал.
- Не примут меня там, а если и примут, то не поверят. Больно у меня репутация неважная. Да и Стессель, верно, еще не позабыл своего последнего посещения Залитерной и вряд ли обрадуется при виде меня. Где твоя амазонка, Сережа?
- Зачем она тебе понадобилась?
- Попросил бы ее съездить к Стессельше и все ей рассказать. Та, наверное, настоит на их немедленном аресте. Сделай милость, Сережа, поезжай туда.
Генеральша тебя знает, лаже приглашала к себе, воспользуйся этим, - просил Борейко.
- Если бы вместе с Варей, - колебался Звонарев.
- Супружеский, так сказать, визит, - усмехнулся поручик.
- Не в том дело. Она там свой человек, а я нет.
- Вашбродие, пишите письмо, я его самой генеральше Стесселевой в руки передам, - предложил Блохин.
- Там тебя дальше порога не пустят с твоей физиономией С генеральшей родимчик случится, когда она увидит твою рожу.
- Тогда сказочника пошлите. Он с лица чистый, и голос у него ласкательный.
- Мямля, не подойдет. Так отправишься, Сережа?
Прапорщик нехотя согласился.
Вера Алексеевна приняла Звонарева благосклонно и даже удостоила поцелуя в лоб, когда Звонарев приложился к ее ручке. Выслушав с интересом сенсационное сообщение, она живо проговорила:
- Мне тоже все время казалось, что я где-то видела это лицо, но не могла вспомнить где. Теперь припоминаю... Я хотела купить у него золотой кулон за пять рублей, а он просил двадцать и не уступил. Я очень тогда рассердилась.
Сейчас разбужу Анатоля.
Но генерал, выспавшийся после сытного обеда, сам появился в гостиной.
- Прикажу сегодня же обоих мерзавцев вздернуть, а потом Костенко задним числом оформит это с судейской точки зрения, - тотчас решил Стессель. - Вот и наш Ножин тоже... Я приказал отобрать у него разрешение посещать позиции, а если он его нарушит - повешу без всяких разговоров.
- Давно пора. Он то и дело выбалтывает секреты и пишет в газете не про тебя, а про Смирнова. Можно подумать, что Смирнов, а не ты главное лицо в Артуре, - поддакнула Вера Алексеевна.
- Не следует все же забывать, что они - иностранные подданные, - робко заметил Звонарев.
- Да, мы это совсем упустили из виду, - быстро согласилась генеральша.
Решено было пригласить на совет Рейса. Полковник не замедлил явиться и посоветовал без шума выпроводить незваных гостей тем же путем, как они прибыли в Артур.
- Я сейчас пошлю Григоровичу просьбу отправить их в море. Пусть плывут куда хотят, - откланялся Рейс.
- Как ваши дела с Варей, мосье Звонарев, когда свадьба?
- Этот вопрос не поднимался...
- Не скромничайте, юноша. О вас с Варей щебечут все воробьи на крышах, улыбнулась генеральша.
Звонарев откланялся.
- Благодарю вас от лица службы за проявленную бдительность, - церемонно пожал ему руку Стессель.
Когда корреспонденты вернулись в штаб, Рейс сообщил им, что Стессель нездоров и не может их принять. Гостей отвели в отдельную комнату и приставили к ним, как будто для посылок, казака. Оба "иностранца" просили передать их глубокую благодарность Стесселю и занялись приведением в порядок своих заметок. Об инциденте с Борейко они сочли за лучшее умолчать. Вскоре пришел Фок. Он по-немецки попросил поподробнее рассказать ему все последние мировые новости. Эмерсон ответил ему на том же языке. Разговор постепенно принял интимный характер.
- Благодарю вас от лица службы за проявленную бдительность, - церемонно пожал ему руку Стессель.
Когда корреспонденты вернулись в штаб, Рейс сообщил им, что Стессель нездоров и не может их принять. Гостей отвели в отдельную комнату и приставили к ним, как будто для посылок, казака. Оба "иностранца" просили передать их глубокую благодарность Стесселю и занялись приведением в порядок своих заметок. Об инциденте с Борейко они сочли за лучшее умолчать. Вскоре пришел Фок. Он по-немецки попросил поподробнее рассказать ему все последние мировые новости. Эмерсон ответил ему на том же языке. Разговор постепенно принял интимный характер.
- Мы хорошо осведомлены о роли вашего превосходительства в деле обороны Артура, - с ударением на слове "роли" проговорил Эмерсон.
- К сожалению, я сейчас не у дел и мое влияние здесь ничтожно.
- Если Кондратенко называют душой обороны, то вы, ваше превосходительство, без сомнения, являетесь ее мозгом.
- Что же тогда остается на долю Стесселя?
- Кулаки, которые, как известно, всегда направляются головой.
- Вы не лишены остроумия, герр Эмерсон.
- Поскольку нам удалось установить связь непосредственно с вами, мне думается, что прочие передаточные инстанции становятся излишними, - перешел на деловой тон Эмерсон.
- Вы имеете в виду Сахарова?
- Хотя бы его.
- Но он очень много знает и потому, в случае чего, несомненно обидится и может сильно навредить нам.
- От него можно легко избавиться. Артур ведь осажденный юрод; произойдет, например, несчастный случай при бомбардировке, что ли...
- Я этот вопрос обдумаю.
- Теперь о деталях связи с вами, - уже вполголоса проговорил Эмерсон, и они перешли на шепот.
- Вы очень неосторожны, герр Эмерсон. А что, если я передам вас куда следует?
- Ваше превосходительство не сделает такой глупости, хотя бы из боязни огласки некоторых документов, писанных вашей рукой и доставленных нам капитаном Сахаровым.
- Эта сволочь, значит, сумела-таки обеспечить себе отступление?
- Капитан - человек осторожный и дальновидный.
- Но не дальновиднее нас с вами.
- С этим я вполне согласен.
Фок поднялся и, поблагодарив за приятную беседу, удалился.
Было уже совсем поздно, когда в окно постучался Ножин. Дежуривший казак долго не хотел пускать его, пока он не вручил свою визитную карточку.
- Мы очень рады видеть артурского коллегу по профессии, - приветствовал его Лямбреже, соскучившийся во время долгого визита Фока, когда разговор велся на малопонятном ему немецком языке.
Боязливо озираясь но сторонам, Ножин начал говорить об узурпаторстве Стесселя, его трусости и глупости, полном неумении руководить осадой; рассказал о не совсем чистых торговых операциях Веры Алексеивны, превознося одновременно Смирнова, как истинного вдохновителя и героя обороны. Оба "иностранца" слушали его с величайшим интересом и обещали принять все меры к разоблачению дутой славы Стесселя. Ножин ушел, окрыленный надеждой, что ему наконец удастся свести старые счеты с генерал-адъютантом и ею супругой.
На следующее утро Гатимуров вежливо сообщил, что господ корреспондентов в порту ожидает их шлюпка, которая и будет отбуксирована в море. Затем поручик попросил вернуть ему все имеющиеся при них блокноты и фотографические пластинки. "Иностранцы" запротестовали, но затем исполнили это требование, предварительно вырвав все наиболее нужные им листки и сохранив самые интересные негативы. Одновременно в руки князя перешло несколько крупных американских банкнот. Тут же ему был передан и разговор с Ножиным.
С Золотой горы видели, как далеко в море к шлюпке с корреспондентами подошел японский миноносец и принял их на борт.
- Жаль, послушался Рейса и выпустил этих щелкоперов, - выругался Стессель, узнав об этом. - Но Ножин так легко не отделается. Виктор Александрович, прикажите Микеладзе и Тауцу учредить за ним самый строгий надзор и отберите у него корреспондентскую карточку.
День семнадцатого сентября выдался серый, дождливый, но теплый. На фронте продолжалось затишье, изредка нарушаемое одиночными орудийными выстрелами. В городе тоже было спокойно. С утра по разрушенным улицам двигались толпы людей. Во всех уцелевших от бомбардировки церквах усиленно благовестили. Шла подготовка к торжественному богослужению по случаю именин "самой" - Веры Алексеевны. К Отрядной церкви, игравшей роль артурского кафедрального собора, стекались многочисленные богомольцы: военные в мундирах при орденах и лентах, штатские - во фраках, моряки - в треуголках, несколько застрявших в городе дам - в шелковых и бархатных платьях, солдаты - в новом обмундировании.
Около девяти часов подъехал и экипаж генерал-адъютанта, из которого вышла сама превосходительная именинница со своим супругом в придворном мундире.
Она проплыла через наполненную до отказа церковь к своему бархатному коврику, лежавшему у самого амвона. По дороге она милостиво кланялась во все стороны, а Стессель на ходу пожимал руки генералам и полковникам, удостаивая всех остальных кивком головы.
После парадной литургии и молебна о здравии "благодетельницы града сего болярыни Веры", с провозглашением ей многолетня, Вера Алексеевна приняла поздравления от присутствующих в церкви и вышла на паперть, где были выстроены без оружия солдаты от различных полков, офицеры же вместо сабель и палашей держали в руках пышные букеты цветов. Мадам Стессель в сопровождении блестящей свиты генералов и полковников прошла по фронту. Солдаты приветствовали ее громкими криками "ура", а офицеры, почтительно целуя ее ручку, преподносили букеты.
Особое внимание генеральша уделила девятой роте крепостной артиллерии, которой командовал Вамензон. Вера Алексеевна обратилась к солдатам с речью, призывая их к ратным подвигам под руководством их доблестного командира.
Затем Гантимуров зачитал приказ о награждении крестами некоторых артиллеристов, и генеральша собственноручно нацепила их на груди новоиспеченных героев: фельдфебеля, каптенармуса, писарей и одного рядового.
На этом парадная часть окончилась, и превосходительная чета отбыла домой.
Вскоре к дому Стесселя стали один за другим подъезжать экипажи. Одним из первых подкатил экипаж Белых, на передней скамеечке которого скромно восседала Варя в форменном сестринском платье. Она поглядывала по сторонам, рассеянно слушая наставления матери, как ей следует вести себя в обществе.
- Будь любезна со всеми, не фыркай на молодых людей, не смейся громко, не гримасничай... Помни, что по твоему поведению будут судить о нас, наставляла Мария Фоминична свою дочку.
- Знаю я все это, мама, но что мне делать, если меня так и разрывает от смеха при виде напыщенно-глупых физиономий гостей и хозяев? Так и хочется расхохотаться, выкинуть какую-нибудь штуку...
- Слушай, что тебе говорит мать, и не смей дурить, Варвара, - вмешался Белый. - Я сам послежу за тобой.
Девушка со вздохом замолчала.
В гостиной было уже много народу. На диване сидела Вера Алексеевна в окружении дам и высших чинов. Заметив Белых, она поспешила им навстречу и по-родственному перецеловалась со всеми. Варя склонилась перед ней в глубоком реверансе и принесла свои почтительные поздравления, после чего отошла в сторону. К ней тотчас же приблизился Гантимуров и рассыпался в комплиментах. Девушка выслушала его со скучающей гримаской и попросила:
- Найдите мне стул и принесите чаю, я хочу пить.
Князь исчез и через минуту появился с креслом, сопровождаемый денщиком с подносом в руках. Варя поблагодарила его и принялась за чай, рассеянно прислушиваясь к болтовне своего кавалера.
- Как ваша работа в госпитале? Я часто вижу вас проезжающей туда верхом.
Вы настоящая артурская Афина Паллада, вам недостает только шлема и копья.
Варя мило улыбнулась, а про себя подумала:
"А ты - просто шут гороховый, которому не хватает только дурацкого колпака и погремушки!"
Генерал-адъютант по случаю именин своей строгой супруги и повелительницы был в ударе и громко хохотал, сотрясаясь при этом своим монументальным корпусом. Рядом с ним маленький, щупленький, скромно улыбающийся Кондратенко выглядел невзрачным и незначительным. Фок, как всегда, хитро ухмылялся в седенькую бородку и изредка вставлял едкие замечания по чьему-либо адресу.
В соседней комнате около столика с выпивкой, в окружении нескольких партнеров, прочно обосновался Никитин.
Варя начала подумывать, как бы ей скрыться из гостиной. В это время в дверях появился Надеин в старинного покроя мешковатом парадном мундире, с крестами и лентами на груди. В руках он торжественно чес позолоченный складень. Приблизившись к имениннице, он раскрыл его и шамкающим старческим голосом произнес:
- Пожвольте вам, матушка, поднешти ображ ваших небешных покровительниц Веры, Надежды, Любови и матери их Шофии. Он хранилша у меня с нежапамятных времен как шемейная швятыня. Отныне он принадлежит вам, наша общая жаштупница перед Анатолием Михайловичем.