Но на пороге появился странный субъект, бритый, одетый в офицерскую форму без погон, с белой повязкой на левой руке, на которой четко виднелись две буквы - "В. К. ".
- Дворянин Ножин, - представился он, отдавая честь.
- Попович Борейко, - поднялся поручик навстречу гостю.
На лице Ножина появилось выражение растерянности и удивления.
- Я вас не понимаю...
- Вы изволили довести до моего сведения, что принадлежите к благородному российскому дворянству. Поэтому я почел за должное сообщить вам, что я происхожу из кутейников, - не моргнув глазом ответил Борейко. - Что касается тебя, Сережа, то, право, не знаю, кто ты по своему происхождению.
- Из интеллигентов, если такое сословие имеется, - улыбнулся Звонарев.
- Очень приятно, - пожал ему руку Ножин, все еще не оправившийся от удивления.
- Прошу садиться. Иван, подай стакан! - скомандовал Борейко денщику. Чем могу быть вам полезен?
- Я состою военным корреспондентом артурской газеты "Новый край"...
- Артурская сплетница тож, - проворчал поручик.
- Я не согласен с такой оценкой нашей деятельности.
- Описываете мифические генеральские подвиги, а о настоящих героях-солдатах и матросах - молчите. Послушать вас, так весь Артур держится на Стесселе, Никитине, Фоке и прочей сволочи. И все свое внимание уделяете тому, что сказала, что подумала и о чем не думала Вера Алексеевна, какой готовят обед у генерала Смирнова, сколько раз мадемуазель Белая встречалась с Звонаревым, - гудел Борейко.
- Оставь меня в покое, Борис! - вспыхнул прапорщик.
Ножин недоумевающе глядел на обоих офицеров.
- Мадемуазель Белую я не имею чести знать, и вообще о ней, насколько мне известно, никогда ничего не писалось!
- Зато, наверное, знаете мадемуазель Селенину.
Ведь вы, кажется, живете рядом с Пушкинской школой?
- Эту маленькую и очень свирепую учительницу, которая беспрерывно меня терзает своей музыкой и пением? Увы, знаю, и даже слишком хорошо!
Звонарев торжествовал, ехидно поглядывая на Борейко.
- Ольга Семеновна обладает прекрасным слухом и недурным голосом, заметил Борейко.
- Надо добавить: на твой вкус и взгляд, - подсказал Звонарев.
- Конечно, иногда бывает приятно послушать и ее, но после целого дня канонады так хочется тишины и покоя...
- Пьете? - перебил Ножина Борейко, наливая водку в стаканы.
- Пью, но только рюмками.
- В чужой монастырь со своим уставом не суйтесь!
На Залитерной рюмок и в заводе нет, поэтому прошу. И поручик протянул корреспонденту стакан. - Ваше здоровье!
Ножину ничего не оставалось, как выпить, Борейко не замедлил вновь наполнить стакан.
- Не могу, ей-богу, не могу больше, - уверял корреспондент.
- Я выпил за ваше здоровье, надеюсь, что вы, хотя бы из любезности, ответите мне тем же.
Пришлось гостю еще раз опорожнить свой стакан. Он быстро начал хмелеть.
- Разрешите осмотреть батарею? На свежем воздухе мне будет лучше.
- Милости прошу! - И они вышли из блиндажа.
Солнце еще достаточно сильно грело. От жары Ножину стало еще хуже, и он поторопился отойти в сторону. Вернувшись через некоторое время, он умылся, привел себя в порядок и, извинившись за причиненное беспокойство, предложил сфотографировать батарею вместе с солдатами и офицерами.
- Я этого не разрешу, - нахмурился Борейко.
- Снимок не будет помещен в газете.
- Если вы это сделаете, я настою на вашем расстреле. В Артуре и так достаточно шпионов, - заявил поручик. - Не угодно ли вам пройтись вместе со мной в стрелковые окопы? Оттуда вы сможете заснять японские укрепления. Надо думать, они им известны лучше нашего и едва ли заинтересуют их.
- Судя по вашим словам, можно подумать, что "Новый край" издается для штаба Ноги, а не для жителей и гарнизона осажденного Артура.
- Во всяком случае, для него она представляет во много раз больше интереса, чем для местных аборигенов и гарнизона.
- Ваша точка зрения совпадает со взглядами генерала Стесселя по этому вопросу.
- Сомневаюсь, чтобы это было как! Газета в Артуре нужна, но газета, хорошо снабженная новостями извне и совершенно не касающаяся вопросов обороны, поскольку они секретны.
- Мы и пишем о том, что произошло два-три дня тому назад...
- Чем и облегчаете работу японской разведке.
- Имеется, кроме того, специальная военная и морская цензура...
- Но в ней сидят или олухи, или предатели, разрешающие вам печатать о положении наших войск, - не унимался Борейко. - Пойдемте-ка лучше к стрелкам. Там вы сможете вблизи полюбоваться на наших желтолицых друзей, которые уже скоро восемь месяцев учат нас уму-разуму и, в частности, военному делу.
- А там не очень опасно?
- Я думаю, что чувство страха незнакомо представителю доблестного российского дворянства.
- Да, конечно, но все же...
Борейко повел своего гостя не по ходам сообщения, а напрямик, укрываясь лишь за складками местности. Японцы вскоре заметили их и открыли ружейный огонь. В воздухе запели пули. Ножин весь съежился, втянул голову в плечи и пугливо наклонялся при каждой близко пролетавшей пуле.
- Много, видно, у вас знакомых среди японцев, что вам приходится так часто раскланиваться!
- Дорога, знаете, здесь неровная, боюсь споткнуться и внимательно смотрю себе под ноги...
- Этак вы ничего не увидите! Поднимемся на холм, что вправо. Там хорошо видна вся линия японских траншей.
Но его спутник вдруг споткнулся и присел на землю.
- Ой, больно! Нога подвернулась, и, верно, растянулись связки... Помогите мне добраться до окопов.
Поручик сгреб Ножина под мышки и быстро отволок его до ближайшего блиндажа. Затем он велел позвать Шметилло.
- Гости к вам пожаловали, Игнатий Брониславович. Потомственный дворянин и военный корреспондент газеты "Новый край" господин Ножин, - торжественно представил Борейко. - Объят желанием сфотографировать японцев, осаждающих Артур.
Шметилло поморщился и довольно сухо поздоровался со все еще охающим корреспондентом.
- Пройдемте в передовой окоп, гам всего шагов пятьдесят до противника.
Отдельные фигуры то и дело показываются над бруствером.
- Благодарю вас, я и здесь увижу все, что меня интересует, - залепетал Ножин.
- Отсюда что-либо снять трудно - слишком далеко, а там до японцев рукой подать, - уговаривал Шметилло.
Отчаянно охая и сильно хромая, незадачливый корреспондент поплелся за офицерами - Здесь начинается ход в передовой окоп - сейчас налево, но дальше передвигаться можно только ползком, - указал Шметилло.
- С больной йогой я едва ли туда проберусь, - нерешительно проговорил Ножин.
- Харитина, проводи их благородие в секрет, - приказал капитан.
- Слушаюсь, ваше высокоблагородие. Пожалуйте за мной, - повернулась она к Ножину...
- Право же, мне трудно...
- Ты и есть знаменитая Харитина? - приподнял за подбородок голову молодой женщины Борейко. - Глаза ясные, чистые, видать - девка хорошая. Певунья?
Харитина сперва смутилась и хотела высвободиться, а затем, взглянув на приветливую физиономию поручика, с улыбкой ответила:
- В девках самой голосистой считалась на селе.
- Вот и отлично! Заходи вечерком к нам на Залитерную, а то у нас одни мужики и не хватает женского голоса. Да ты не бойся, - успокоил он, увидев недоверие в глазах Харитины, - у нас народ смирный.
- Если капитан пустят...
- Разрешит, не сомневайся. А теперь проводи-ка их благородие.
Ножин скрепя сердце пополз вперед. Вечерело, солнце косыми лучами освещало русские окопы, японские же были в золотистой дымке пыли.
- Отсалютуем, что ли, нашему гостю? - предложил Борейко и, не дожидаясь ответа, выстрелил из самодельною пулемета. Наглухо укрепленный с помощью кольев в землю, пулемет дал резкий залп. Поручик радостно захохотал.
- Вот так здорово! Даже самому страшно стало.
Встревоженные японцы тотчас появились у бойниц бруствера.
- Снимайте! - заорал Борейко, сложив руки рупором, и, припав к прикладу крайней винтовки, выпустил раз за разом всю обойму.
В ответ загремели сначала одиночные выстрелы, а затем залпы. Их дополнили гулкие взрывы ручных гранат.
- Заварилась каша! Теперь до темноты не успокоятся, - заметил Шметилло.
- Как бы Харитину не задело, - забеспокоился Борейко - Она баба обстрелянная, сумеет спрятаться, а вот щелкоперушку может и зацепить.
- Наука ему впредь будет.
В этот момент в окопе появился без шапки, в разорванном кителе, весь измазанный Ножин и, бессмысленно оглянувшись вокруг, кинулся бежать вдоль окопа.
- Поберегите ногу, она у вас, того и гляди, сломается! - кричали ему вдогонку Шметилло и Борейко, но корреспондент с быстротой молнии мчался по направлению к батарее литеры Б.
- Он теперь, пока не добежит до своей редакции, ни за что не остановится, - усмехнулся капитан.
Подошла смеющаяся, тоже измазанная Харитина, держа в руке фуражку Ножина.
- Ох, и напугались они, когда началась стрельба: припали ничком к земле и только просют: "Спаси, Харитинушка, озолочу". Я им говорю: "Ползите обратно пошвыдче, авось пуля не заденет". Они и задали стрекоча! Что же я теперь с ихней фуражкой делать буду?
- Коль скоро писатель наш бросил ее при бегстве, значит - это твои военные трофеи Нацепишь на нее свою кокарду и будешь носить, - решил Шметилло.
- А вдруг они вернутся?
- Не вернется, - заверил Борейко. - Значит, придешь к нам, Харитина? На батарее так и спрашивай: "Где у вас тут живет главный Медведо".
- Слушаюсь. Спрошу поручика Медведева, - не поняла Харитина, чем еще больше развеселила поручика.
Сахаров расхаживал по кабинету. Мягкие ковры заглушали шаги, и только шпоры тихо позванивали при каждом движении. Капитан был в отличном расположении духа. Ему только что удалось обжулить морское ведомство почти на пятьдесят тысяч рублей, продав портовому управлению украденную у него же медную электрическую проволоку. Дело было так. Один из его агентов, служащий Управления порта, ежедневно выписывал фиктивные требования на провода для различных кораблей эскадры. Когда таким образом весь провод оказался израсходованным, его преспокойно вывезли якобы на позиции и доставили на склад. Как только это было выполнено, Сахаров отправился к адмиралу Григоровичу с предложением приобрести "случайно обнаруженные на складах провода", образец которых он захватил с собой.
- Благодетель вы рода человеческого, Василий Васильевич, - обрадовался адмирал. - Прямо из петли меня вынимаете. Сколько за него хотите?
Капитан назвал такую цифру, что даже у видавшего виды адмирала зашевелились от изумления волосы на голове.
- Побойтесь вы бога, - взмолился он. - Половину дам, а больше ни копейки, и в случае острой нужды прибегну к реквизиции.
- Это будет невыгодно нам обоим, ваше превосходительство. Я предлагаю вам десять процентов стоимости - и дело в шляпе.
- Вы меня за младенца считаете, капитан?
- Никак нет, за адмирала!
- А проценты предлагаете обер-офицерские!
Вскоре сошлись в цене, и в порт через те же ворота, на тех же подводах была доставлена и сложена на прежнем месте партия проводов.
Все это капитан вспоминал с видимым удовольствием. Приход служащего с бумагами отвлек его от приятных размышлений. Среди присланных пакетов оказался и небольшой голубой конверт, надписанный мелким женским почерком, пахнущий духами. Капитан отложил его в сторону. Отпустив служащего, занялся чтением коротенькой любовной записочки, содержавшейся в конверте, затем он подогрел ее на спичке и прочел выступившие между строк отдельные фразы, после чего записку сжег и пепел развеял.
Полистав висевший на стене календарь, Сахаров что-то прикинул в уме и приказал подать экипаж. Через полчаса он бил опять у Григоровича, но на этот раз флаг-офицер адмирала задержал его в приемной, таинственно шепнув:
- У его превосходительства сидят два иностранных корреспондента, только что прибывшие в Артур.
- Какие? Откуда? - изумился капитан.
- Сегодня на рассвете дежуривший в проходе катер с "Полтавы" заметил идущую по направлению к Артуру шлюпку под французским флагом. Он привел ее в порт. В ней и оказались два корреспондента. Сейчас Григорович беседует с ними.
- Какие же новости они привезли нам?
- Плохие! Ляоян сдан, Куропаткин отступает к Мукдену, Балтийская эскадра еще в России, японцы усиленно высаживаются в Дальнем, - махнул рукой лейтенант.
- Может, все это враки?
- К сожалению, нет! Они захватили с собой американские и английские газеты и журналы. В них приведен ряд фотографий с трофеями, взятыми японцами в Ляояне.
- Чем же все это объяснить?
- Полной нашей неподготовленностью в военном отношении. В мирное время больше учились маршировать, чем стрелять.
- Таким образом, надежда на скорое освобождение Артура отодвигается на неопределенное время, - вздохнул Сахаров.
- Если, конечно, он будет когда-либо освобожден.
Все, что я вам говорю, - строго секретно, гарнизон ничего не должен значь об этом, - спохватился моряк.
Вскоре Григорович освободился, и капитан прошел к нему в кабинет - Слыхали новости, Василий Васильевич? - прежде всего спросил адмирал.
- Узнал, вернувшись к себе домой, и приехал сюда их проверить.
- Так, значив, у вас имеются известия о Ляояне из своих частных источников?
- Из Чифу, откуда доставили мне письма и газеты.
- Какой же вы делаете вывод из всего этого?
- Просьба не позже завтрашнего дня учинить со мной полный денежный расчет за продажу порту проводов, и по возможности в золотой валюте.
- Так и быть, три четверти суммы выплачу золотом, - согласился адмирал.
Сахаров благодарно поклонился.
Перед уходом капитан заглянул в комнату, где допрашивались прибывшие корреспонденты. Один из них, рослый, рыжий, курчавый, с золотыми передними зубами, предъявил карточку сотрудника газеты "Чикаго дейли ньюс" Джека Эмерсона, второй - низкий, толстенький, подвижной брюнет, с лихо закрученными в стрелки усиками и эспаньолкой, оказался корреспондентом газеты "Матэн" Жаком Лямбреже. Никаких разрешений из штаба Маньчжурской армии на посещение Артура у них не имелось. Путешествие свое они, по их словам, предприняли на свой страх и риск.
Поздоровавшись, Сахаров присел и стал прислушиваться к допросу. Лейтенант Макалинский, которому поручено было это дело, любезно угощал корреспондентов чаем с ромом и печеньем. Оба иностранца снисходительным тоном отвечали на задаваемые вопросы. Вскоре лейтенант вышел из комнаты.
- Вы и есть мосье Сахаров, которого нам рекомендовали? - спросил Лямбреже по-французски.
- Он самый, - подтвердил Эмерсон, хитро улыбаясь.
- Господин Эйдельзон? - удивленно воскликнул капитан по-русски. - Я только сегодня получил известие о предстоящем вашем приезде сюда и поторопился в пор г.
- Вы не ошиблись, Василий Васильевич...
- Но почему вы превратились в Эмерсона?
- Мало ли что может случиться!.. Нам нужно осмотреть город, порт, батареи и повидать самого Стесселя или его начальника штаба. Мы ждем от вас помощи в этом отношении.
- Сделаю все, что могу. Но не опознает ли Стессель вас?
- Едва ли. Он, конечно, не помнит в лицо бедного артурского "жидка", которого в ответ на поклон изволил наградить площадной бранью.
- Сейчас повидаю Григоровича. - Сахаров вышел.
Ему удалось быстро уговорить адмирала отправить корреспондентов в штаб Стесселя.
- Пускай там с ними разбираются, как хотят, - махнул рукой адмирал.
Через пять минут оба "иностранца" в экипаже Сахарова уже катили в штаб генерал-адъютанта.
Вера Алексеевна была сильно заинтересована прибытием в осажденный Артур "знатных иностранцев", к тому же представителей крупнейших заграничных газет. Особенно приятно было это еще и потому, что Вера Алексеевна впервые выступала в роли жены овеянного мировой славой боевого генерал-адъютанта русского императора. Это весьма льстило ее самолюбию и заставило особенно тщательно подготовиться к встрече интересных гостей.
Сам генерал отсутствовал с раннего утра, объезжая форты и батареи. В ожидании его возвращения Вера Алексеевна решила принять их запросто, в домашней обстановке. Дежурный ординарец казак в передней получил приказание пропустить гостей, не задерживая. Генеральша пригласила переводчиком князя Гантимурова, так как считала, что титулованный переводчик произведет сильное впечатление на корреспондентов и придаст импозантность ей самой.
Нарядная Вера Алексеевна, не по годам моложавая и интересная, вышла в гостиную. Сахаров торжественно представил обоих "иностранцев" превосходительной хозяйке. Лямбреже с французской галантностью рассыпался в комплиментах по адресу "порт-артурской героини, которой восхищается весь мир". Ему вторил Эмерсон. Генеральша была приятно польщена и начала расспрашивать гостей о последних новостях.
Завязалась дружеская беседа, во время которой Вера Алексеевна подробно сообщила о деятельности порт-артурского благотворительною общества, председательницей которого она состояла. Попутно она осветила положение в артурских госпиталях и указала общее число больных и раненых офицеров и солдат, что тотчас же было записано в корреспондентские блокноты. Для большей верности из штаба доставили точную ведомость всех госпиталей и вручили ее гостям. Затем вопрос, естественно, перешел на болезни в гарнизоне и причины, их вызывающие. С печальным вздохом генеральша повествовала о свирепствующих в Артуре цинге, тифе, дизентерии.
- Причиной всего этого, конечно, является голод. Солдаты уже давно питаются кониной и не видят свежих овощей. Кроме того, со взятием Водопроводного редута приходится пользоваться грязными дворовыми колодцами.
Корреспонденты едва успевали записывать все эти сведения. Подробнейшая информация о состоянии города и крепости была закончена как раз к тому моменту, когда появился сам Стессель. В серой рубахе, таких же брюках и высоких сапогах, с генерал-адъютантскими аксельбантами и Георгиевским крестом на шее, высокий, плечистый, он имел весьма внушительный вид. Оба "иностранца" вскочили и удостоились крепкого рукопожатия.