Ренар одарил ее своей самой добродушной улыбкой:
— Послушайте меня, мадам. Принц Филипп настолько замечателен, добродетелен, благоразумен и скромен, что даже удивительно существование таких людей. Несмотря на молодость, его высочество обладает твердым и непоколебимым характером. Если ваше величество примет его предложение, он освободит вас от забот и трудов, которые приличествуют скорее мужчинам, нежели женщинам. Его высочество — великий принц, к которому ваше королевство могло бы обратиться за помощью и защитой. Ваше величество, вы всегда должны помнить, что у вас есть враги: еретики и мятежники в вашем королевстве, французы и леди Элизабет. Будь у них возможность, все они давно уже восстали бы против вас.
Мария воспользовалась представившимся шансом, чтобы сменить тему:
— Рада сообщить, что у леди Элизабет таких возможностей больше нет. По крайней мере в одном отношении. На прошлой неделе я говорила с Кортни, и он признался мне, что никогда не собирался на ней жениться, поскольку она слишком упертая еретичка. Я посоветовала ему не рассчитывать на брак со мной, что, боюсь, его несколько задело, и предложила найти ему подходящую невесту-католичку, но он отказался. Надеюсь, он уедет за границу, и я недвусмысленно намекнула ему на это. Он только вредит королевству, а теперь, когда я его отвергла, может причинить еще большее зло. Взгляните. — Она протянула Ренару пачку памфлетов.
— Чудовищно! — воскликнул тот, быстро просматривая их и читая оскорбительные и непристойные заявления о моральном облике Филиппа, отчасти весьма близкие к истине и, несомненно, опиравшиеся на сведения, услужливо предоставленные той крысой — французским послом. — Их цель исключительно в очернении имени принца Филиппа, что выставило бы Кортни в лучшем свете, — изрек Ренар, оправившись от шока. — Не обращайте внимания, мадам, поскольку в этой клевете нет ни грана правды. — Он погладил бороду. — Меня больше тревожит заявление Кортни о нежелании жениться на леди Элизабет. Я в это не верю. Она оказывает ему явные знаки внимания и часто бывает в его обществе. Их дружба может угрожать вашему величеству.
— Я придумала, как поступить, — вдруг сказала Мария. — Элизабет нужно найти мужа-католика за границей. Это поумерит ее амбиции.
День был ясным и свежим, и Элизабет бодрил ветер, развевавший ее длинные волосы. Она пришпорила лошадь, упиваясь охотничьим азартом. Впереди мчалась королева в окружении своих фаворитов и вездесущего Ренара. Послышались дикие крики — оленя заметили и загнали; все придержали лошадей, дожидаясь, пока Мария не спешится, чтобы нанести смертельный удар.
Элизабет сидела в седле, бесстрастно наблюдая, как из горла затравленного оленя хлещет кровь. Когда его сердце замерло и придворные возликовали, она вдруг узнала в ближайшем всаднике Кортни, который, казалось, ее не замечал. Она слегка похлопала его по руке.
— Сударыня. — Он коротко кивнул и отвернулся.
Элизабет Кортни нисколько не волновал, — собственно говоря, она презирала этого глупца-позера, но ей нравилось с ним заигрывать, да к тому же хотелось раздуть побольше слухов о них двоих, чтобы досадить императорскому послу. Но будь она проклята, если позволит некогда пылкому ухажеру держаться столь неучтиво!
— С чего такая холодность, милорд? — вызывающе спросила она.
— Нас не должны видеть вместе, сударыня. За нами наблюдают, — сухо ответил Кортни, косясь на Ренара.
— За нами наблюдают уже много недель, — возразила Элизабет. — Раньше вас это совершенно не беспокоило, даже когда болтливые языки пытались нас поженить.
— Теперь я не могу на это рассчитывать, — пробормотал он.
— Ходят слухи, что вы рассчитывали на большее, но вас отвергли, — тихо сказала Элизабет. — Воистину, милорд, вы слишком переменчивы и жестоки к тем, кого якобы любили.
Кортни повернулся к ней, и она различила в его взгляде презрение.
— Разве я говорил, что люблю вас, сударыня? Не помню. Наверное, это лишь ваши фантазии, ибо у меня нет в мыслях жениться на еретичке, как и на той, что впала в немилость у королевы. Я ценю место, которое занимаю в мире. А теперь прошу меня извинить.
Слова его были подобны пощечине. Лишившись дара речи, Элизабет смотрела ему вслед. Ей вдруг захотелось оказаться как можно дальше отсюда, вдали от интриг, злословия, слухов, подозрений и всепроникающего ощущения близкой беды. Она понимала, что ее положение при дворе становится все более шатким, но при этом было ясно как день, что она лишилась уважения высших кругов, иначе Кортни никогда не посмел бы обращаться с ней в столь оскорбительной манере.
Внезапно она поняла, что тоскует по миру и спокойствию Хэтфилда, и ей захотелось вернуться туда вместе с Кэт, Эшемом и Перри, вновь погрузившись в привычные домашние заботы. На обратном пути во дворец Элизабет, повинуясь порыву, поравнялась с королевой.
— Ваше величество, могу я просить вашего позволения покинуть двор? — страдальчески осведомилась она.
Мария нахмурилась:
— Но почему?
— Я устала при дворе, мадам, и хочу вернуться домой.
— Нет, — отрезала королева. — Этого я не могу позволить.
— Но, мадам…
— Я сказала — нет! — загремела Мария. — И больше никаких разговоров!
Упав духом, Элизабет поотстала.
— В чем дело, мадам? — спросил Ренар, подаваясь в седле к королеве.
— Она спрашивает дозволения уехать в Хэтфилд, — ответила Мария, поджимая губы. — Она и впрямь думает, что я разрешу? Там у нее будет полно времени, чтобы плести заговор. Нет, она нужна мне здесь, под присмотром.
— Весьма разумно, мадам, — одобрил Ренар. — Я видел, как она разговаривала с Кортни. Уверен, что она затевает с ним и месье де Ноайлем интриги против вашего величества. И снова, мадам, советую отправить ее в Тауэр, где она никому не причинит зла.
— Нет, — упрямо ответила Мария. — Пусть остается здесь. А если Кортни что-то замышляет, он скоро расскажет об этом своей матери, поскольку во всем ей доверяет. А его мать поделится со мной, ибо мы уже много лет как добрые подруги. Нам нужно просто сидеть и ждать.
— Королева помолвлена! — сообщила Кэт Элизабет, которая угрюмо сидела в спальне и украшала шитьем книжный переплет. — Она выходит замуж за испанского принца! Двор только об этом и говорит.
Элизабет вскочила на ноги, забыв о вышивании:
— Значит, она все-таки решилась! Я надеялась, что она его отвергнет.
Она не сомневалась, что Мария совершала роковую ошибку.
— Многие тоже надеялись — если держать ухо востро и слушать, что говорят вокруг, — сказала Кэт.
— Признаться, я боюсь за королевство, — убежденно молвила Элизабет. — Этот принц приведет в Англию инквизицию. Он не выносит протестантов. И он может втянуть нашу бедную страну в свои разрушительные Габсбургские войны — вряд ли народ одобрит такой выбор.
Народ не одобрил. Начались мятежи и массовые протесты. Никто не хотел видеть королем испанца и не желал, чтобы Англия стала мелкой вотчиной Империи. Люди боялись, что Филипп будет править жестко и безжалостно, — не таковы ли испанцы? Кто не слышал жутких историй об их жестокости и кровавом преследовании еретиков? Королева, должно быть, сошла с ума, пусть даже только помыслила о подобном браке.
Но, дав однажды слово — нехотя, почти с болью, — королева уже ничего не могла изменить.
— Я буду всей душой любить принца и покорюсь ему, — поклялась она Ренару. — Я никогда не поступлю против его воли, и, если он пожелает взять на себя правление моим королевством, я не стану ему препятствовать.
— Ничто не должно помешать этому великому союзу, — настаивал Ренар. — Но остается еще леди Элизабет. Боюсь, что именно она опаснее всех. Она ваша наследница, ее еретические взгляды известны всем, и противники этого брака наверняка стремятся посадить ее на ваше место. Мадам, вы должны ее обезвредить — либо отправить в Тауэр, либо относиться к ней как к наследнице трона со всеми положенными почестями. Таким образом, вы могли бы заручиться ее лояльностью и поддержкой, хотя я в этом сомневаюсь. — Он покачал головой. — Я предпочел бы Тауэр.
— Я не могу заключить ее в тюрьму, — заявила Мария. — Это несправедливо, ибо безосновательно. Но мне все труднее относиться к ней дружески. Я не могу ей доверять и не в силах забыть той боли, которую мне причинила ее мать, да упокоит Господь ее душу. И тем не менее пусть лучше все остается как есть с той оговоркой, что всякий, кто пожелает посетить ее при дворе, сперва должен получить мое разрешение. Это положит конец козням месье де Ноайля.
Ненавидя себя, Элизабет шла по галерее в часовню. Снова было воскресенье, и ей предстояло очередное тягостное посещение мессы. В дверях ждала королева в окружении фрейлин. При виде Элизабет Мария повернулась к своим родственницам — герцогине Саффолк и графине Леннокс — и жестом пригласила следовать за ней к королевской скамье.
Ненавидя себя, Элизабет шла по галерее в часовню. Снова было воскресенье, и ей предстояло очередное тягостное посещение мессы. В дверях ждала королева в окружении фрейлин. При виде Элизабет Мария повернулась к своим родственницам — герцогине Саффолк и графине Леннокс — и жестом пригласила следовать за ней к королевской скамье.
Элизабет стояла как изваяние, ошеломленная и оскорбленная. Королева публично унизила ее. Только она, наследница трона и вторая леди в стране, имела право следовать за ее величеством в часовню вперед остальных. Но Мария единственным жестом поставила под сомнение ее статус и опозорила Элизабет в глазах придворных, которые стояли, прикрывая рукой ухмылки, перешептываясь и откровенно на нее таращась. Вынести этого она не могла.
Все инстинкты Элизабет в очередной раз подсказывали: опасность! Ей следовало как можно скорее покинуть двор. После мессы она нашла сестру, опустилась перед ней на колени и вторично попросила отпустить ее в поместье. И снова Мария отказала.
Увидев однажды ноябрьским утром Уильяма Сесила, который мрачно ждал ее в зале, Элизабет поняла, что он принес дурные известия.
— Мне разрешили встретиться с вами под предлогом государственных дел, — объяснил он. — Но на самом деле я пришел сказать, что леди Джейн Грей и ее мужа судили и приговорили.
— Но ей всего шестнадцать лет! — потрясенно воскликнула Элизабет. — Она моложе меня. И я думала, что королева готова проявить милосердие.
— Полагаю, так оно и будет, — заверил ее Сесил, — но ее в любом случае никто не должен видеть на публике. Мои друзья при дворе говорят, что суд был просто формальностью с целью порадовать испанского посла, который хочет казни Джейн, и он вовсе не друг вам, сударыня, о чем вы наверняка знаете.
Элизабет охватила паника. Сердце забилось сильнее, ладони вспотели.
— Значит, на самом деле они не собираются казнить Джейн?
— Сомневаюсь, — ответил Сесил. — По моим сведениям, королева намерена оставить ее в Тауэре, пока у нее самой не появится наследник. Мастер Ренар этому не слишком рад, но королева, по слухам, полна решимости пощадить девочку. В конце концов, та вовсе не хотела надевать корону, ее заставили — так что она не изменница. Нет, ее величеству стоит опасаться не леди Джейн. От ее имени строят козни другие, поскольку эта глупая юная леди, в отличие от вас, сударыня, упорно хранит верность протестантской религии. Поэтому вокруг нее вполне может сплестись новый заговор. Слишком многих злит перспектива брака с испанцем, и найдется не одна горячая голова, готовая рискнуть собственной шеей и выступить в поддержку леди Джейн.
— Значит, ей все еще грозит опасность, — молвила Элизабет, и сердце ее билось отчаянно. — И мне, Уильям! Вокруг меня тоже может сложиться протестантский заговор. Я не настолько ревностно исповедую римскую веру и ясно дала понять, что посещаю мессу под принуждением. И если королева способна казнить шестнадцатилетнюю девочку, в жилах которой течет ее кровь, то может так же поступить и со мной. И что-то подсказывает мне, что она это сделает, если Ренар добьется своего.
— Успокойтесь, сударыня, — утешил ее Сесил, робко обнимая за вздрагивавшие плечи. — Большинство считает, что Джейн останется жива. Ее жизни ничто не угрожает. Хотя некоторые требуют ее смерти, королева милостива и справедлива.
— Молю Бога, чтобы вы оказались правы, — сказала Элизабет, глядя на него полными страха глазами.
Она понимала, что больше не может рассчитывать на любовь и милостивый нрав королевы. Внезапно мир показался ей еще более опасным, чем прежде.
Едва войдя в свои придворные покои, Элизабет увидела подсунутое под дверь письмо. Она осторожно нагнулась, чтобы поднять его.
— Что это? — с любопытством спросила Кэт, подошедшая сзади.
— Не знаю, — ответила Элизабет с тяжелым от дурного предчувствия сердцем.
Осторожно, словно письмо было отравлено, она сломала простую восковую печать. Подпись внизу короткой записки, за которой следовали слова: «Сожгите это ради всего святого», была ей незнакома.
— Это от сэра Томаса Уайетта, — сказала она. — Он утверждает, что пишет мне из любви к королеве и королевству Англии. Он желает предотвратить брак с испанцем, поскольку был в Испании и видел, что там творит инквизиция.
— Сэр Томас Уайетт? — переспросила Кэт. — Был такой поэт — сэр Томас Уайетт. Его семья, миледи, близко дружила с вашей матерью, а сестра до конца оставалась с ней на плахе. Поговаривали, что в свое время этот поэт был влюблен в вашу мать и соперничал за ее любовь с королем Генрихом.
— Я читала его стихи, — кивнула Элизабет. — Он много писал о любви. Он посвящал их моей маме?
— Некоторые, полагаю, да, — ответила Кэт. — Даже наверняка, поскольку после ее смерти эти стихи при дворе больше не ходили. Очевидно, это его сын.
— Жаль, что он не унаследовал талант отца, — заметила Элизабет. — Слишком уж неуклюже написано. — Она пробежала взглядом письмо. — Он сообщает, что у него есть друзья в высших кругах, которые готовы, если понадобится, применить силу, чтобы помешать королеве выйти замуж за принца Филиппа. Он называет Кортни, месье де Ноайля…
— Меня это совершенно не удивляет, — вставила Кэт.
— Он пишет, что не желает зла королеве, а он с друзьями — ревностные католики, но также патриоты Англии. Он просит моей поддержки.
— Только не это! — воскликнула Кэт.
— Думаешь, я так глупа? — возразила Элизабет. — У меня без того хватает хлопот, и время сейчас опасное. Я сожгу письмо и забуду о нем. Собственно говоря, — добавила она, расхаживая по комнате и взволнованно заламывая руки, — я предвижу множество неприятностей. Думаю, мне было бы намного безопаснее жить вдалеке от двора. Я просто обязана уехать отсюда. Я пойду к королеве и снова попрошу разрешения перебраться куда-нибудь к себе.
Мария подозрительно взглянула на коленопреклоненную сестру.
— Почему ты хочешь покинуть двор? — резко спросила она.
— Я тоскую по мирной сельской жизни, ваше величество, — твердо ответила Элизабет. — Я устала постоянно находиться на публике и хочу учиться дальше, в тишине и покое. Говоря откровенно, мне больше ничего не нужно от жизни.
Мария сидела молча, погрузившись в размышления. Стоит ли отпускать Элизабет? Так ли опасна сестра, как утверждает Ренар? Или она искренне желает уединения? На самом деле Мария была бы только рада с ней расстаться, лишь бы избавиться от этой занозы, чей юный облик столь контрастировал с ее собственным увяданием и чье спорное отцовство доставляло Марии немало тревог.
Внезапно она поняла, что впредь не вынесет даже вида Элизабет. Сестра причиняла одни лишь хлопоты, и Мария была счастлива от нее отделаться.
— Что ж, — холодно молвила она, — можешь уехать в Эшридж, как ты и хотела. Но предупреждаю, мне известно, какую игру ты ведешь. Если ты пренебрежешь долгом и продолжишь искать дружбы французов и еретиков — нет, не спорь со мной, я знаю, что у тебя на уме, — ты горько об этом пожалеешь.
— Мадам, — потрясенно воскликнула Элизабет, — я никогда не искала дружбы французов и не вступала в союз с еретиками. Я верная и любящая подданная вашего величества и никогда не стала бы строить заговоры против вас. Я благочестивая католичка и возьму с собой в Эшридж священников, чтобы обрести утешение мессы.
— Мне докладывали, что ты тайно встречалась с месье де Ноайлем, — упрекнула ее Мария.
— Ваше величество, кто бы этого ни сказал, он желает мне зла, — возразила Элизабет. — Это неправда. Я всегда беседовала с ним на виду у всех.
Марию, похоже, не убедили ее слова.
— Мадам, — продолжала Элизабет, — покорнейше благодарю вас за дозволение удалиться от двора. Клянусь, что в Эшридже буду делать все возможное, чтобы заслужить вашу благосклонность.
— Гм, — пробормотала королева. — Можешь идти. Желаю тебе счастливого пути.
Как только Элизабет поднялась с коленей и, присев в реверансе, вышла, Мария откинула занавеску, скрывавшую вход в нишу, где прятался Ренар. Вид у него был обеспокоенный.
— Ваше величество, я боюсь, что вы чересчур снисходительны к леди Элизабет. Вам следовало оставить ее здесь, под вашим присмотром.
— Я не хочу ее видеть, — твердо заявила Мария.
— Неужели вы поверили ее игре? — нахмурился Ренар.
— Нет. Как и вы, друг мой, я считаю, что она навлечет на нас великое зло, если с ней не покончить. Но совесть не позволяет мне подвергнуть ее преследованию, не имея никаких доказательств.
— Будете ли вы следить за ней? — озабоченно спросил посол.
— Разумеется. В ее доме будут мои осведомители, — ответила королева. — Вам нечего бояться.
— Превосходный план, мадам, — одобрительно кивнул Ренар, слегка успокоившись. — А поскольку она ничего не подозревает, предлагаю вашему величеству попрощаться с ней, как подобает сестре.