Певец - Михаил Харитонов

Михаил Харитонов Певец

Заходящее солнце последний раз вспыхнуло меж отрогами Чёрных Гор, когда Певец выехал из лощины и увидел селение. Белёные халупы, на стенах которых пятнами угасали грубые румяна заката, рощица, заросший лебедой овраг. Скудная местность, живущая тем, что даёт природа. В таких краях не странствуют сильные мужи, а жёны покидают эти земли, не дорожа их зыбкой, бессильной маной.

В воздухе висела вечерняя сырость, мокрые пряди воздуха липли к лицу, путались в волосах.

Певец сжал ногами бока единорога. Дух Земли фыркнул, мотнул тяжёлой головой, увенчанной адамантовым рогом, и прибавил шагу. Земля содрогнулась под каменными копытами.

Певец потянулся в седле, зевнул, прикрывая рот ладонью.

— Остановимся здесь, — решил он. — Давно я не ел настоящего мяса и не спал под крышей.

— Й-а-у хочу-у-у у-у-уголька-а-ау, — провыл рыжий волк, дух огня, чья спина мелькала у правого стремени.

— Берёзы не обещаю, — усмехнулся Певец. — Будь доволен, если у них найдутся хоть какое-то дерево, а не кизяк. Тут плохо с лесом.

— Зато вода здесь м-мяягкая, как перина в богатом-м дом-ме, — промурлыкал чёрный леопард, дух воды. Он мягко стелился слева, расплёскивая лапами пыль. За ним струилась полоса белого тумана.

— И пиво, надеюсь, недурное, — предположил Певец, поглядывая вверх.

Сверху, из глубины темнеющего неба, на плечо Певца упал голубой сокол.

— Я облетел небо и слушал речи здешних, — сказал дух воздуха. — Это просто мужики и бабы, лишённые маны. О мужах здесь знают, но никто не видел их. Правда, в горах есть пещера. Говорят, там обитает ведьма.

— Ведьма? — Певец улыбнулся. — Это интересно. Пожалуй, наведаюсь к ней… если она молода и хороша собой. Но сейчас меня устроит и поселянка.

Из кустов на дорогу выбежала крестьянская баба в заплатанном тряпье. Увидев золотоволосого всадника на единороге, окружённого духами стихий, она в ужасе бухнулась в пыль лицом вниз.

— Высокий господин, — пролепетала она, — не губите, мы простые люди, мы всё сделаем, что прикажете.

Певец поморщился.

— Передай своим: я муж, обладающий силой. Мне нужен хороший дом, сытный ужин, постель без клопов. И грудастую девку, — приказал он. — Всё сразу и быстро: у меня много дел.

Где-то заревел испуганный ребёнок. Баба дёрнулась, не смея встать.

— Беги, — позволил Певец. Крестьянка, лепеча какие-то слова — то ли благодарности, то ли причитания — вскочила на ноги, и, придерживая руками подол, побежала к халупам, переваливаясь на бегу.

Золотоволосый всадник осадил единорога, тот пошёл медленным шагом.

Когда сумерки сгустились, Певец уже сидел под низким, закопчённым потолком и не спеша разделывал жареного поросёнка, снятого прямо со стола деревенского старосты. В очаге трещали остатки дубовой лавки, над ними прыгали языки огня с волчьими головами: дух огня насыщался. Кувшин с просяным пивом издавал ухающие и постанывающие звуки: в нём отдыхал водяной дух. Из мыльни слышался плеск, шорох и хихиканье: красивая дочка мельника готовилась расстаться с опостылевший девственностью, а пока играла с ветерками, раздувающими банный жар — это резвился дух воздуха. За стеной, в стойле, фыркал единорог, с хрустом разделывающий адамантовыми зубами остатки известковой кладки.

Внезапно уличная дверь распахнулась, и в спину Певца полетел топор.

Певец лениво повёл пальцем. Топор повис в воздухе, завертелся блестящим колесом и с хрустом врезался в стену.

— Дверь закрой. Дует, — всё так же, не оборачиваясь, распорядился рыцарь.

Из дверного проёма высунулось чумазое лицо. Потом появился паренёк — длинный, нескладный, с кухонным ножом в руке.

— Ладно, сам закрою, — беззлобно сказал Певец. Дверь с силой ударила парня по лицу. С той стороны донёсся всхлип и грохот — похоже, дуралей грохнулся с крыльца.

Приезжий прожевал розоваире, распаренное мясо, хлебнул пива, улыбнулся: водяной добавил скверному пойлу вкуса и крепости. Подумал, хочется ли ему мельникову дочку прямо сейчас, и решил, что та подождёт.

— Принеси мне этого дурака, — бросил он духу огня.

Рыжий волк выскочил из камина, в два прыжка пересёк комнату, дверь отскочила. Огненный зверь нырнул в темноту и тут же вынырнул, волоча за воротник тело. Дотащив до середины комнаты, волк выпустил добычу, завертелся и ухнул в камин струёй сердитых искр.

Водяной дух выплыл из кувшина туманной лентой, прошёл над полом, смывая кровь, на миг обвился вокруг разбитой головы паренька. Тот открыл мутные от боли глаза и успел увидеть, как туман рассеивается.

Дух воздуха покинул мыльню и завис над потолком небольшим облачком, готовым выпустить молнию.

Паренёк прокашлялся — кровь попала в горло, — и, кривясь от боли, кое-как поднялся.

— Хорош, — всё так же, не оборачиваясь, процедил Певец. — Ты и в самом деле рассчитывал этой железкой убить мужа?

— Тогда убей меня, — парень хотел произнести это гордо и спокойно, но голос сорвался.

Певец, всё так же, не оборачиваясь, просмотрел парня магическим зрением, прочёл его мысли и не обнаружил ничего примечательного.

— Ага, — сказал он, — ты, оказывается, любишь эту девку. Ты настолько глуп, что собрался защищать её честь. Нет, я не убью тебя. Пошёл вон. Если, конечно, не хочешь посмотреть, как я буду с ней развлекаться. Я не против — меня это развлечёт.

Парень не двинулся с места. Певец поднял бровь.

— Тебе не нравится? В таком случае возьми её первым, раз это тебе так важно. А я посмотрю, как вы возитесь. Тоже развлечение.

Юнец метнул в Певца ненавидящий взгляд, а затем — кухонный нож.

Певец поднял руку и поймал нож в воздухе. Всё так же, не глядя, швырнул за спину, усилив бросок выплеском маны. Стальная полоса вылетела из руки, как птица — и, дрожа, вонзилась в пол у ног парня.

— Не обмочился? — рыцарь, наконец, повернулся к юноше лицом. — Гм, а ты не так уж плох для мужика. Давай поступим так. Я могу отдать тебе девку и взять другую. Или оставлю её себе, а тебе… что дать тебе взамен? Если хочешь, твоё поле будет урожайно всегда, даже в засуху и в заморозки. Или — твой топор сможет рубить железо и никогда не затупится. Или — изменю тебе зрение, и ты сможешь видеть сквозь землю и искать клады… Любое желание в пределах разумного.

Ненависть на лице парня сменилась испуганным удивлением, а потом и надеждой. С последними словами рыцаря он упал на колени.

— Господин, — прошептал он, — я хочу стать таким, как ты.

Певец расхохотался — так, что в кувшине что-то забулькало.

— Вся разница между нами в том, что я муж, а ты мужик, — отсмеявшись, проговорил он. — Знаешь, что такое мужик? Маленький, очень маленький муж. Если хочешь стать настоящим мужем, ты знаешь, что делать. Способ общеизвестен, не так ли?

— Знаю, господин, — парень склонил голову. — Но не могу решиться. Я не знаю, откуда берётся сила мужей, как её найти и что с ней делать. Расскажи мне об этом, и я смогу уйти.

— Вот, значит, как. Похоже, у тебя в голове есть что-то вроде мозгов, — Певец помолчал, собираясь с мыслями. — Попробую объяснить совсем просто… По земле гуляет ветер, не колыхающий деревьев. Он несёт силу, которую мужи и жёны называют маной. Люди могут ловить этот ветер, но по-разному. Мужчин он несёт, а женщин — пронизывает. Поэтому муж должен найти свой путь и идти по нему, а жена — отыскать своё место и удерживать его. Как — этого не могу объяснить ни я, ни кто-либо ещё. Это или приходит к тебе, или нет.

— А что сделал ты, чтобы стать мужем? — испуг на лице парня почти прошёл, равно как и злость.

— Да просто убежал из дому, — рыцарь усмехнулся. — Из такого же, как твой. Бежал, как только понял, что крестьянин из меня никудышный, да и работник скверный. Сначала добрался до соседней деревни, потом — до города. В городе я голодал и воровал, а когда мне стало везти, я убежал прочь. Потом скитался в окрестных лесах, охотился на оленей. Лес я покинул, когда почувствовал, что привык к нему. Я боялся только одного — оставаться на месте. В конце концов я ощутил между лопаток дыхание ветра, а в руках почувствовал ману. Тогда я увидел путь и с тех пор иду по нему.

— А дальше? — парень смотрел на Певца, полуоткрыв рот.

— Как у всех мужей. Сначала у меня было мало маны и я не умел с ней управляться. Хотя кое-какие штуки у меня получались. Ходил по деревням, показывал фокусы и пел песни, меня даже прозвали Певцом. Но чем дальше я уходил, тем сильнее становился. Когда сила перестала помещаться во мне, я создал себе слуг — из земли, воды, воздуха и огня. Меня признали сильным мужем, и теперь я сам себе хозяин… Вот, пожалуй, и всё. Ах да, вот ещё что: как-то раз мой путь пересёкся с родной деревней, и я заглянул в родной дом. Моя мать была ещё жива. Она не хотела говорить со мной, но я её заставил. И она рассказала, что я был рождён не от мужика, а от рыцаря, путь которого задел краем через ту деревню. Он развлёкся с ней, а потом её отдали за деревенщину. Тогда-то я и решил отыскать отца — может быть, наши пути когда-нибудь сойдутся. Сейчас я странствую, разыскивая его следы. Путь привёл меня сюда, и я не знаю, почему. Всё.

— Про меня тоже такое говорили, — пробормотал парень. — Что я байстрюк, а мой отец — заезжий муж.

— Забавно может получиться, — пробормотал Певец. — Может быть, всё-таки возьмёшь ту грудастую тёлку? В конце концов, ты ради неё рисковал жизнью. Из неё со временем получится хорошая жена.

— Нет, — парень мотнул головой. — Я никогда не хотел быть мужиком и пахать землю, а теперь и подавно.

— Учти, — сказал рыцарь, — из ушедших выживает меньшинство, а находят свой путь — один из ста.

— Или найду, или умру, — пожал плечами парень. — Кажется, мне пора собираться в дорогу.

— В дорогу собираются крестьяне, — поправил его Певец. — Ты же вступаешь на путь, запомни это. И не заходи домой. Или ты никогда не оторвёшься от земли.

— Благодарю за совет, — парень поклонился. — Мне пора в путь. Прощай, рыцарь, и спасибо тебе.

— Пожалуй, я пожелаю тебе удачи, — сказал золотоволосый, встал, и, не оглядываясь, отправился в мыльню, где заскучавшая девка подрёмывала в корыте с горячей водой.

Певец вышел, когда небо уже утонуло во мраке. Одеваться он не стал, решив, что приготовленная постель его вполне устраивает. Клопы, правда, всё-таки были, так что воздушному духу пришлось обернуться маленькой птичкой и выклевать насекомых. Огненный волк согрел постель дыханием и устроился у очага, а водяной, обернувшись чёрным леопардом, улёгся внизу — сторожить покой хозяина.

Устроившись на ложе, рыцарь отправил волка, чтобы он привёл девку. Возможно, решил он, она ему ещё понадобится утром.

Девка оказалась понятливой. Сначала она прижалась к телу Певца, а когда он оттолкнул её — спокойно повернулась спиной. Рыцарь закутался в толстую холстину, которую ему постелили в качестве одеяла, потом подумал и уделил наложнице часть тряпки — ему не хотелось утром обнимать озябшее тело. И тут же заснул — быстро и крепко.

Как обычно, ему снились звёзды.

Проснулся он непонятно где. Было холодно, страшно холодно. Кровати не было, не было и слуг. Он лежал на глыбе льда, голый, распластанный, и над ним смыкались своды огромной пещеры. Два огромных сталактита спускались с вышины прямо к нему, их острия почти касались глазных яблок, третий сталактит упирался в пуп. Голую спину кололи острые столбики сталагмитов. С каждым мигом они, казалось, чуть подрастают, бодая и буравя онемевшую от холода спину.

Певец попробовал шевельнуть рукой. Ничего не вышло. Голоса тоже не было. Но главное — он не чувствовал маны: во всём теле не оставалось ни капли силы, как будто холод высушил его досуха.

Видимо, решил Певец, его каким-то образом похитили — победив его слуг — и перенесли в место силы. Старой, настоявшейся за многие годы… а то и столетия.

Откуда-то сверху донёсся тихий смешок — несомненно, женский. Так смеются довольные старухи.

— Ты попался, — прошелестело под сводами. — Что ты теперь будешь делать? Ах да, ты же не можешь говорить. Какая жалость. У тебя неплохое тело. Мне будет приятно смотреть, как его проткнут мои колышки… — сталактиты задрожали, их острия опустились ещё ниже, а сталагмиты закололи спину с удвоенной силой.

Певец тем временем собрался с духом. Маны не было, но оставалась воля и умение управлять собой. Он сконцентрировался на горле. То, что мешало говорить, было чем-то вроде льда, разлившегося по мускулам шеи. Рыцарь осторожно пошевелил языком: вроде бы получилось.

— Или, может быть, дать тебе пожить ещё немножко? Ты, кажется, ещё толком не проснулся, и не успел ощутить всю прелесть положения, — старуха гадко хихикнула.

Каменные челюсти чуть-чуть разжались — сталактиты отодвинулись от глаз, сталагмиты как будто стали покороче.

— А ты не очень-то любезный кавалер, — продолжала она, — с этой грудастой девкой ты обошёлся как с последней шлюхой.

Певец попытался пошевелить пальцем. Ничего не почувствовал. Тогда он согнул руку. Ощущений не было никаких, но он увидел краем глаза, как шевельнулась тень на стене, и понял, что неподвижность — иллюзия.

— Э, нет, так мы не договаривались, — раздалось сверху. — Лежи спокойно…

Каменные челюсти снова начали смыкаться. Сталактиты нависли над глазами — казалось, острия вот-вот коснутся зрачков.

Рыцарь дёрнулся в сторону, схватив рукой самый острый сталактит и с усилием — в отмороженных мышцах вспыхнула боль — сломал его.

Тут же он почувствовал, как возвращается мана. Её было немного — как раз хватило, чтобы усилием мысли расколоть ледяное ложе и упасть в чёрную воду под ним.

— Куда-а-а… — завыла старуха, но Певец оттолкнулся ногами от ледяной кромки и нырнул в глубину.

Чем ниже он опускался, тем больше росла сила. Когда светлое пятно наверху скрылось из глаз, в глазах потемнело от нехватки воздуха, а мышцы свело от холода, он смог наполнить лёгкие маной и согреть себя изнутри. Потом он утяжелил тело, и оно стало опускаться само. Он падал… падал… падал…

Певец очнулся на ложе. Оставаясь абсолютно неподвижным, приоткрыл глаза. Сторожевые духи спали, не чуя дурного. Мельникова дочка лежала рядом, её большая грудь мерно поднималась и опускалась, колыхая холстину.

Рыцарь, не шевелясь, прогнал силу по телу, разогреваясь, потом резко повернулся и вцепился девке в горло. Та захрипел и попыталась сопротивляться, но он сдавил так, что у неё полезли глаза из орбит.

— Поклянись маной, что никогда не причинишь мне вреда, — сказал он совершенно спокойно, — или я тебя убью, прямо здесь.

Девушка отчаянно затрясла руками. Вспыхнуло и опало зелёное пламя магической клятвы. Встрепенулись потревоженные духи: из-под кровати ударила струя пара, огонь в очаге защёлкал зубами, выбивая из поленьев снопы искр, а с потолка ударила, как тяжёлая лапа, воздушная волна. Рыцарь невольно разжал пальцы, и девушка, вывернувшись, выпрыгнула из постели.

— И это всё, на что ты способна, ведьма? — спросил золотоволосый.

— Я далеко от дома, — спокойно сказала девка, поправляя волосы. — Но даже здесь я смогла заморочить тебя и твоих слуг. И почти победила. Если бы ты не расколол ту льдину.

— Кстати, что это было? Просто сильный морок? Или ты перенесла меня к себе? Я думал, это невозможно.

— Нет, не так, — девка провела перед собой открытой ладонью, и в воздухе возник зеркальный овал. Девка наклонилась над ним и принялась внимательно изучать шею, ища пятна от пальцев.

— Что же? — не отставал рыцарь.

— Я перенесла кусочек своей пещеры сюда. Сложное заклинание, берёт много сил, но результат того стоит. Ты оказался в моём пространстве, оно полностью подавило твою ману. К сожалению, я далеко от дома и смогла перенести сюда только очень маленький кусочек пещеры — ровно столько, чтобы раскрыть его над тобой. Когда ты сломал сталактит, то в облегающем пространстве появилась дыра. Через неё ты смог дотянуться до своей силы, а потом расширить дыру и выбраться.

— Ах, ты та самая пещерная ведьма, — понял Певец. — Что ж, ты хороша, если способна ворожить вдали от своего места. И мою охрану ты обвела вокруг пальца.

— Обычный женский приём. Хорошие слуги не интересуются тем, что происходит в постели господина, не так ли?

— Кстати, может быть, ты вернёшь настоящую внешность? — проворчал рыцарь. — Хочу посмотреть, с кем же я кувыркался в мыльне. Надеюсь, меня не стош… не испугаюсь.

— Не много ли чести? — колдунья всмотрелась в зеркало особенно внимательно. — Впрочем, любуйся.

Вспыхнуло серебро, и вместо туповатой деревенской красотки перед Певцом встала высокая женщина с белой кожей и длинными каштановыми волосами. Чуть раскосые глаза, осенённые длинными ресницами, смотрели внимательно и недобро, рот был собран в волевую складку. Взгляд Певца скользнул по тяжёлым грудям, напряжённому животу и гладко выбритому лобку.

— Н-да, — пробормотал Певец. — Недурно. Пожалуй, я и в самом деле был грубоват.

— Нравится? — в голосе ведьмы рыцарю послышалось едва заметное облегчение.

— Объясни сначала, зачем тебе понадобилось… — рыцарь не нашёл подходящего слова и просто щёлкнул пальцами. — Ведь ты не хотела меня убивать? Я не делал тебе зла, мстить мне не за что, а любовью со мной ты уже занималась. Значит, у тебя есть дело ко мне. Так, может, стоило бы начать со светского визита?

— Я собиралась, — спокойно сказала женщина, — но сначала захотела посмотреть на тебя поближе. Тут подвернулась эта девка, а твой слуга отвлёкся. Не могла же я упустить такой случай? И я не хотела причинить тебе вред — просто немножко попугала бы, а потом взяла бы клятву маной, что ты исполнишь то, о чём я попрошу. Теперь придётся торговаться, а я этого не люблю. Мы, жёны — собственницы, мы не любим делиться даже малостью… Кстати, я стою, и хочу сесть. И, между прочим, мельниковой дочке ты не предложил ни кусочка свинины.

— Да, бедная девочка. Кстати, что ты с ней сделала?