— Да, бедная девочка. Кстати, что ты с ней сделала?
— Убила, присвоила внешность, девственность и частичку силы. Тело испепелила. Что ещё я могла с ней сделать?
— В самом деле. А я отпустил паренька, который пытался убить меня, защищая её честь.
— Никогда не пойму мужчин, — вздохнула колдунья. — Ты ведь сам направил его на путь. Не боишься, что он когда-нибудь встанет на твоём пути?
— Всё возможно, — пожал плечами рыцарь. — А вот мне непонятно, почему вы, жёны, так ненавидите друг друга. Вы давно захватили бы мир, если бы действовали сообща.
— Вам, мужам, не понять, — женщина поправила волосы. — Мест силы мало, и чем дольше ты ищешь своё, тем меньше у тебя остаётся маны. Поэтому на каждое известное место много претенденток. Моя пещера — лакомый кусочек, там очень много силы. Чем старше я становлюсь, тем реже покидаю свой дом. Всегда может появиться какая-нибудь соплюшка с сильной маной, которой повезёт. Соплюшкам иногда везёт.
— Личный опыт? — поинтересовался Певец. — Ты ведь не первая хозяйка пещеры?
Женщина промолчала, только складка у губ стала резче.
— Ладно, — Певец понял, что больше ничего не добьётся. — Насчёт еды — кажется, в горнице что-то осталось. Ты сможешь приготовить завтрак по своему вкусу… если у тебя осталась мана после того колдовства.
— Найдётся немного, — в глазах ведьмы пробежали искорки, — но если ты позволишь мне распоряжаться твоими слугами, будет гораздо лучше. Тебе ведь не жалко такой малости?
— Договорились, — усмехнулся рыцарь и принялся одеваться.
Когда он вышел в горницу, на столе дымились куски вчерашней поросятины, аккуратно разложенные по тарелкам. Пивной кувшин обернулся стеклянным графином с красным вином, а деревянные чашки были превращены в бокалы. Откуда-то появилась зелень и две чистые тарелки. Огненный волк, сидя на полу, аккуратно вылизывал длинный нож, зажав его между передними лапами.
На волшебнице был тёмно-коричневый халат с широким поясом, завязанным под грудью. Волосы были аккуратно забраны в сложную причёску. Над головой ведьмы колыхалось облачко: дух воздуха поправлял выбившиеся волоски.
— Недурно, — рыцарь сел и взял рукой кусок свинины. Ведьма посмотрела на него с немым укором и вытащила из-за пояса нож и какую-то палочку с двумя зубцами.
— У меня достаточно маны, чтобы держать руки и тело чистыми, — усмехнулся Певец и отправил кусок поросятины в рот. Женщина аккуратно отрезала ножом кусочек, насадила его на палочку и макнула в чашку с солью и тёртой травой.
Мясо было нежным, вино — терпким и вкусным, так что после трапезы Певец слегка расслабился.
— И что же ты хотела мне предложить? — сказал он, откинувшись и опустив руки. Водяной дух поплыл между пальцев, смывая грязь.
— Начну с начала, — сказала ведьма. — Когда я узнала, что к моим пещерам приближается муж, ищущий следы своего отца, я подумала, что ты — тот, кто мне нужен. Когда я посмотрела на тебя, то убедилась в этом. Ты похож на него даже рисунком ауры.
— Так ты знала моего отца? — рыцарь подался вперёд.
— Подожди, — женщина загородилась ладонью. — Сначала поклянись маной, что выслушаешь меня до конца и не попытаешься причинить мне вреда.
Рыцарь молча сплёл пальцы, вспыхнуло и опало зелёное пламя.
— Что ж, — ведьма опустила голову. — Когда-то путь твоего отца прошёл возле моей пещеры. Мне он понравился, и я сделала с ним то же, что пыталась сделать с тобой. Только он не смог освободиться. Ему пришлось поклясться маной, что он останется со мной, пока я не захочу его отпустить. Сперва я думала, что просто развлекусь с ним, пока он мне не надоест. Но он оказался слишком хорош — и как муж, и как мужчина. Я полюбила его и оставила себе. Мы, женщины — собственницы, мы всегда хотим обладать тем, что нам нравится. Даже тем, чего нельзя удержать в плену.
— Ты пленила его, он сошёл с пути и стал терять ману, — это был не вопрос.
— Да. Через семь лет он потерял почти всё.
Скрипнула дверь, и в щели показалась испуганная и любопытная рожа деревенского старосты. Увидев высокого господина, беседующего с женщиной, одетой не по-местному, он выпучил глаза.
Женщина улыбнулась и щелчком пальцев послала в его сторону длинную искру, она вонзилась мужику в глаз, и тот с воем покатился с крыльца. Певец усмехнулся, взглядом закрыл дверь на засов и на всякий случай запечатал коротким заклятьем.
Ведьма ждала, пока он закончит.
— Семь лет, — наконец, сказал рыцарь, осторожно беря бокал за тонкий стеклянный стебелёк. — Это много.
— Он был очень силён. А я его очень любила. Старалась делать для него всё, что он захочет. Представь себе, я даже водила к нему баб, когда ему надоедала я. В конце концов он захотел от меня ребёнка — я пошла и на это.
— Мой единокровник? — заинтересовался Певец. — Вряд ли ты стала рожать девочку. Ведь она может вырасти в сильную ведьму и захотеть отнять у тебя пещеру, так?
Ведьма потупила взгляд.
— Я не увидела вовремя пол ребёнка, — сказала она виноватым голосом, — а когда всё стало ясно, твой отец запретил мне убивать плод… и я послушалась. Кажется, тогда он уже думал о побеге.
— Он убежал? — не понял Певец. — Ты говорила, он поклялся маной, что останется, пока ты не захочешь его отпустить. Теперь он навеки лишился силы и все пути для него закрыты.
— Да, но… Он бежал не один — с новорождённой. А от дочери я, честно говоря, рада была избавиться. Я хотела его вернуть — и не хотела, чтобы он возвращался с ней. Поэтому клятва связала его, но не полностью. У него сохранились остатки силы и возможность вернуться на путь.
— Но почему ты его не остановила? — Певец посмотрел на пустой бокал, и тот закрутился.
— Я была в ярости, и хотела его вернуть и наказать… но… — колдунья опустила голову ещё ниже. — Тебе не понять, ты мужчина.
— И где же он скрылся? — спросил Певец. — Только не сочиняй, что он пошёл через Чёрные Горы. Это невозможно. Горы неприступны.
— Тут вы все ошибаетесь. Есть проход в горе, он начинается в моих пещерах и кончается на той стороне. Я когда-то нашла его и показала твоему отцу. Хотела похвастаться… и вот…
Певец внезапно ощутил дыхание между лопаток, и мана затрепетала в кончиках пальцев.
— Что же там, на той стороне? — небрежно спросил он.
— Я там не бывала, это слишком далеко от моей пещеры, там я бессильна. Но посылала слуг, и они всё выведали. Там другой мир. Иные люди. Они непохожи на нас. Их железо твёрже нашего, у них есть орудия, извергающие огонь, а воины ходят, одетые в блестящую броню. Но они не свободны: их земля поделена на большие куски, и у каждой есть свой хозяин. Они называют эти куски государствами, их хозяев — королями, а себя — их подданными. И ещё — у них никто не владеет маной, потому что они в неё не верят. Мужей и жён у них нет, только мужики и бабы. Во всяком случае, твой отец со своим жалким остатком былой силы сумел-таки основать своё королевство, растратив на это последнюю ману. Теперь он прячется в большом замке — вроде тех, которые строят ведьмы, у которых места силы находятся на открытой земле.
— Мужчина прячется в замке? За стенами? — Певец скривился.
— Подданные считают это почётной и завидной участью, — объяснила колдунья.
— И ты всё-таки хочешь его вернуть, — задумчиво сказал рыцарь.
— Нет, — ведьма расправилась с последним кусочком мяса и отпила немного вина. — Я до сих пор мечтаю о нём, но никогда не буду с ним счастлива. Нужно было отпустить его тогда… впрочем, чего уж теперь-то. Но меня беспокоит дочь. Место, где стоит дворец — место силы. Не такое, как моя пещера, маны там чуть-чуть. Но всё-таки она там есть.
— Не беспокойся, — Певец улыбнулся. — Если маны мало, она не успевает скопиться. Насколько я понимаю в этих делах, твоей дочке достаточно выйти за пределы места силы — и всё, что она набрала, выдует ветром. Вряд ли отец держит её взаперти.
— Вот именно, — вздохнула ведьма. — Он держит её взаперти. Наверное, хочет, чтобы она когда-нибудь стала сильной женой, чтобы укрепить свою власть через неё… а может, мечтает отомстить мне. Не знаю. Так или иначе, он не позволяет ей выходить из дворца. Даже на празднества она смотрит с балкона замка. Рано или поздно в ней скопится достаточно маны, и она её ощутит. Когда же она станет ведьмой, ей захочется больше. А её отец знает, где маны много… Подожди, я знаю, о чём ты думаешь, — ведьма снова выставила перед собой ладошку. — Я не хочу их убивать — ни дочь, ни её отца.
— Тогда зачем я тебе нужен? Я так понял, что ты не можешь дотянуться до них, потому что твоя сила не простирается за пределы гор.
— В общем, да, но дело не в этом. Я не хочу их смерти. Мне нужно только одно: чтобы моя дочь осталась бабой. Помоги мне.
— Что ты предлагаешь? — рыцарь в задумчивости закрутил вкруг пальца золотой локон.
— Тогда зачем я тебе нужен? Я так понял, что ты не можешь дотянуться до них, потому что твоя сила не простирается за пределы гор.
— В общем, да, но дело не в этом. Я не хочу их смерти. Мне нужно только одно: чтобы моя дочь осталась бабой. Помоги мне.
— Что ты предлагаешь? — рыцарь в задумчивости закрутил вкруг пальца золотой локон.
— Её нужно похитить из дворца и увезти. Куда угодно, только подальше от мест силы. Лучше всего, если вы будете постоянно перемещаться с места на место — тогда у неё уж точно не останется ни капли маны. Кстати, девочке сейчас четырнадцать, и она очень красива. Только не обращайся с ней в постели, как с дочкой мельника. Пожалуй, — ведьма плотоядно улыбнулась, — я просто обязана дать тебе несколько уроков галантного обхождения…
— Я понимаю, зачем это нужно тебе, — медленно сказал Певец. — Но я не понимаю, зачем это нужно мне.
— Подумай о своём отце. Во-первых, я сниму с него клятву, и он станет свободен. Дальше: если его дочь похитят, он не сможет усидеть на месте. Сейчас он превратился в мужика, чья задница приросла к удобному стулу, который у них называется троном. Но дочь он любит и будет искать. Сначала, конечно, пошлёт на поиски кого-нибудь другого — он слишком обленился и закис. Но потом он поедет сам. А мужчину в дороге несёт ветер… и дорога может стать путём.
— А может и не стать, — вздохнул рыцарь. — Но ты права, это, по крайней мере, шанс… а для меня — интересное приключение. Хотя ведь его дочь — моя единокровная сестра… — вспомнил он.
— Тебя это беспокоит? — ведьма в упор посмотрела на рыцаря.
— Честно говоря, нет. Я же не собираюсь делать ей ребёнка. Я вообще не хочу обзаводиться постоянной подругой. Много славных мужей ушло с пути из-за любви, и твой рассказ — тому подтверждение.
— Просто побудь с ней, пока тебя это будет развлекать. Пусть она привыкнет, что все её проблемы решает мужчина. И когда ты её бросишь, она будет думать о мужчинах, а не о собственной силе… Ладно, это уже не твои заботы. Сейчас мне нужно, чтобы ты вытащил её из дворца и увёз. Сможешь влюбить её в себя? Если хочешь, наложу на тебя заклятье.
— Ну, это я умею, — рыцарь пошевелил пальцами, рассыпав малиновые искры. — Меня больше волнует, как подобраться к этому замку. Если это то же, что и у нас, то у него есть стены, а дворец хорошо укреплён. Я, конечно, могу ворваться силой… но тогда будет понятно, что она у меня есть. Если мой отец настолько жалок, как ты говоришь, он не будет преследовать сильного мужа, потому что для мужика это самоубийство. Значит, мне нужно притвориться безобидным… но чтобы меня пустили в замок, и чтобы девочка увидела меня хоть раз. Что ж… погоди. Вспомню молодость. Когда я только-только встал на путь, то ходил по селениям, пел песни и показывал фокусы. Помнится, меня везде хорошо принимали, во всяком случае поначалу… Кто там? — он с негодованием обернулся к двери, и та слетела с петель.
За дверью стояла крестьянка — та самая, которую он встретил на дороге. Она тряслась от страха, но не уходила.
— Высокий господин, — женщина стиснула руки на груди, пытаясь унять дрожащий голос, — пощадите старуху… помогите. У меня горе. Пропал мой сын, старшенький, вчера ушёл и не вернулся. Вы ведь сильный муж, вы можете помочь… ну хотя бы скажите, что с ним?
Колдунья нахмурилась и чуть повела пальцем, намереваясь испепелить наглую бабу. Певец покачал головой: ему пришла в голову идея позабавнее.
— Он меня рассердил, и я его скормил заживо своим слугам, — сказал он, смотря в лицо крестьянке и улыбаясь. — А если ты будешь портить мне настроение своей кислой рожей, я отдам им весь ваш клоповник.
Певец залюбовался тем, как бессильная ненависть и обессиливающий ужас сминают лицо старухи. Потом сложил губы в трубочку и дунул. Крестьянку снесло с крыльца, как ветер сдувает луковую шелуху.
Ведьма поощрительно хлопнула в ладоши.
— Баба, скорее всего, повесится, — сказала она.
— Думаю, утопится, — не согласился Певец.
— Хочешь поспорить? Я не против. Любое желание в пределах разумного, — ведьма подмигнула.
— Неплохая идея, — вернул ей взгляд рыцарь. — Интересно, заявится ли мельник за дочкой.
— Какая разница? — улыбнулась ведьма. — Теперь, когда мы договорились, я с удовольствием дам тебе галантный урок. А потом укажу путь. Если поторопимся, утром будешь уже на той стороне. Хотя, если ты хочешь задержаться?
Рыцаря передёрнуло.
— Нет, — сказал он, -
…Восходящее солнце пламенело меж отрогами Чёрных Гор, когда Певец выехал из лощины. Селений он не увидел: то были пустынные места.
Он вздохнул, вспоминая тяжкий подземный путь — тьму, сырость, холод. В одном месте ему пришлось плыть под водой, в другом его перенёс через завал дух воздуха. Но всё это позади, а впереди — новый мир.
Уныло заскрипела повозка. Он позаимствовал её у местного крестьянина, на свою беду повадившегося собирать сушняк слишком далеко от дома. Крестьянина пришлось оставить в овраге, лисам и волкам.
Певец лежал на соломе и продумывал подробности предстоящего дела. Нужно показать себя волшебником, владеющим маной — но не сильным, дилетантом и недоучкой. Затем — устроить представление, после этого — напугать, ошеломить, сбить с толку. А потом…
— А потом, папаша, ты захочешь меня купить — пока у меня есть сила, которую ты потерял. И сам отдашь мне дочку, чтобы привязать к своему дворцу и пользоваться остатками моей силы, пока она не кончится. Когда я останусь пустым, ты прикажешь меня убить. По твоим расчётам, это случится месяца через три. За это время дочка обрюхатится, и уж точно никуда больше не высунет носа… Вот как-то так ты и и будешь рассуждать, папа, — вслух завершил свои размышления Певец.
— Р-р-рискованно, — прорычал пёс, бегущий рядом с телегой. Певец скосил глаза и усмехнулся: дух огня в новом обличье смотрелся забавно и безобидно — что, собственно, и требовалось.
— Норма-а-ально, — зевнул леэащий в повозке дух воды, сворачиваясь чёрным клубочком.
Дух земли молча молотил копытами землю. Длинные серые уши чуть подрагивали.
Под колесом хрустнула ветка. Бабочка-капустница села на край телеги, кокетливо сложилась маленькой белой книжечкой. Дух воздуха нахохлился и посмотрел на неё одним глазом, но склёвывать столь жалкую добычу не стал.
Певец усмехнулся. Он чувствовал дыхание между лопаток, мана искрилась в пальцах. Настроение было чудесное, хотелось петь — как тогда, в молодости.
Рыцарь взмахнул рукой. В воздухе зазвучали аккорды.
— Ничего на свете лучше не-е-ту, — Певец потянулся до хруста в костях, — чем… чем… чем бродить друзьям по белу све-е-ту… — слова сами побежали на язык, резво перебирая гласными. — Тем, кто дружен, не страшны тревоги — нам любые дороги доро-о-ги… Ги?
— Ги, ги, — отозвался дух земли.
— Лучше — ге, ге, — заметил Певец. — Примерно так — ла-ла-ла-лай-ла… ла-ла-ла лай-лай-ла… и вот тут уже гегеканье. Надо будет попробовать… А вот и дорога.
Повозка скатилась с зелёного холма и вылетела на большак, подняв тучу мелкой сухой пыли.
— Наш ковёр — цветочная поля-а-на, — вдохновенно голосил Певец, — наше… наши… наши стены — сосны-велика-а-аны… Наша крыша — небо голубое, наше счастье — жить такой судьбо-о-ю… А что, неплохо. А-ла-ла-лай-ла… а-лала-лай-лай-ла…
Проходящий мимо крестьянин выронил связку хвороста и открыл рот, уставившись на странную компанию.
— Эй, милейший, — Певец свесился с телеги, — как проехать к королевскому замку?