— Разве кто-то может волноваться о тебе больше, чем я — твоя родная мама?
На миг Эглантина совсем смутилась и поискала глазами Рыжуху.
— Я привела с собой подругу. Где же она?
— Здесь нет никого, кроме нас, дорогуша.
— Что ты, здесь только что была Рыжуха! Она прилетела вместе со мной. Я пообещала, что ты разрешишь ей остаться с нами. Она сирота, понимаешь?
— Ай-ай-ай, какое несчастье, — вздохнула мама. — Ну конечно, дорогу… детка, у нас хватит места еще для одной дочки.
— Я знала, что ты поймешь, мама! Я ей сразу сказала, что ты будешь рада, — пролепетала Эглантина, не сводя глаз с матери, словно пыталась убедить себя в чем-то. — Только я никак не пойму, куда она подевалась.
— Может быть, твоя подруга решила дать нам время побыть вдвоем? Ведь нам с тобой так хочется поиграть в дочки-матери, правда? Нам этого так не хватало.
— Да, правда, — еле слышно прошептала Эглантина.
— Я как раз хотела побаловать свою дочку ее любимыми лакомствами. Смотри, вот сороконожки, вот жирная полевка, а это кусочек мышатины.
— Вот это да! — воскликнула Эглантина, внезапно почувствовав зверский голод.
Она поела, зевнула и вяло подумала о том, куда могла запропаститься Рыжуха.
Перед тем как уснуть в уютном гнездышке, которое мама с любовью выстлала для нее свежайшим мхом и пухом с собственной грудки, Эглантина с трудом проговорила сонным, заплетающимся голосом:
— Мамочка, прошу тебя, не давай мне слишком долго спать. У меня будут неприятности, если я не вернуть домой вовремя. Может быть, для тебя это всего лишь легенда, но для меня — самая настоящая жизнь.
— Конечно, дорогуша. Слишком настоящая, я бы сказала.
Не успела Эглантина закрыть глаза, как вспышка ослепительного света пронзила дупло, подобно лезвию острейшего меча.
На ветку напротив входа опустилась огромная сипуха, и лунный свет вспыхнул на металлической маске, скрывавшей ее лицо.
ГЛАВА X Эглантина берется за книги
«Я здесь? Или там?»
Во сне она чувствовала прикосновение мягкого мха и нежного пуха, но сейчас под ней было что-то колючее, совсем не похожее на уют материнского гнезда.
Эглантина резко открыла глаза.
Стоял ясный день. Рядом спала Рыжуха.
Значит, они вернулись в свое дупло на Великом Древе Га'Хуула?
Эглантина помнила, что была очень далеко, в дупле из своих снов, вот только попала она туда не во сне.
«Я была там по-настоящему. Кажется, я видела маму. Она сказала: „Возвращайся“, но как я могу туда вернуться?»
Эглантина совершенно не помнила, как вернулась обратно.
Она обвела глазами дупло.
Где Примула? Ах, да, в лазарете. Кажется, она обещала навестить больную перед наступлением сумерек, когда совы только-только начнут пробуждаться ото сна.
Эглантина завозилась, пытаясь устроиться в неудобном гнезде.
Как это она раньше могла спать на этом жестком мху, в котором нет ни единого белого перышка?
Сна не было нив одном глазу.
Эглантина чувствовала себя совершенно выспавшейся, и ей почему-то очень хотелось немедленно отправиться в библиотеку.
Она встала, вылетела из дупла, пронеслась по яркому полуденному небу и начала по спирали подниматься вверх, к входу в библиотеку. Она знала, что в это время там будет совершенно пусто. Даже Эзилриб, вечно торчащий за своим столом, вряд ли придет туда среди дня.
Обычно в библиотеке Эглантину интересовала только полка, где стояли книги с загадками и головоломками, но сегодня такое чтение показалось ей скучным.
Лапы сами понесли ее к любимой полке Отулиссы, где стояли заумные книги по высшему магнетизму.
Великий Глаукс, она хорошо помнила, какой скандал был прошлой зимой, когда Вислошейка, вопреки основным правилам острова Га'Хуул, хотела поместить эти книги под скрытень.
Ночные Стражи всегда считали, что знание не может быть запрещенным.
«И правильно! — неожиданно подумала Эглантина. — Знаниями нужно делиться! Это мой долг. Моя миссия».
Она стащила с полки толстый том под названием «Высший магнетизм и разрушительные силы» и принялась за чтение. И как только раньше она могла тратить время на дурацкие головоломки?
А вдруг она не сумеет всего этого запомнить? Эглантина встала, взяла лист бумаги, перо и чернильницу и принялась делать пометки Для памяти.
Она с увлечением проработала несколько часов подряд, а когда подняла голову, то заметила, что полуденная яркость красок уже начала меркнуть, а ей на смену через дверь библиотеки заструился мягкий, приглушенный свет сумерек.
Эглантина нисколько не чувствовала себя усталой, но почему-то ей не хотелось, чтобы ее застали в библиотеке, даже сейчас, во вполне обычное для занятий время.
Она быстро собрала свои бумаги и решила вернуться в дупло, чтобы ненадолго вздремнуть. Оставался еще целый час до того, как мадам Плонк запоет свою песню «День прошел, погасло солнце в небесах».
Кажется, у нее было еще какое-то дело. Какое же? Ах да, Примула! Она обещала навестить ее в лазарете. Ладно, это можно сделать и попозже.
Вернувшись в дупло, Эглантина увидела, что Рыжуха все еще спит. Она спрятала бумаги, засунув их в щель, и забралась в гнездо.
Эглантине показалось, что она не проспала и пяти минут, когда первые звуки травяной арфы задрожали в вечерних сумерках и дивный голос мадам Плонк разбудил обитателей Великого Древа.
Стояли густые сумерки, и Эглантина сразу увидела, что Рыжуха уже проснулась. Ей не терпелось как можно скорее расспросить подругу о том, не приснился ли ей полет в Клювы и как они вернулись оттуда обратно.
— Рыжуха, — тихо окликнула Эглантина, — мы были там, правда?
— Где?
— Сама знаешь, где. У моей мамы, в Клювах.
— Конечно. Мы туда летали, — заверила ее Рыжуха. — Разве ты не помнишь?
— Частично… Только я не помню, как мы вернулись.
— Ну ведь вернулись же. Ты здесь.
— А ты где была?
— Когда? — вопросом на вопрос ответила Рыжуха.
— Мне показалось, что ты исчезла, как только я вошла к маме в дупло.
— Что ты, Эглантина! Я все время была с тобой. Наверное, ты была так рада встрече с мамой, что не заметила меня! Но я была с тобой. Я слышала, как твоя мама пела смешную песенку про сороконожек.
— Правда? — искренне обрадовалась Эглантина.
«Значит, все было на самом деле. Мама жива!»
— Конечно. Твоя мама была так добра ко мне.
— Честное слово?
— Честное слово, — ответила Рыжуха.
— Ах, я просто не могу дождаться, когда полечу туда снова! Как ты думаешь, сегодня нам удастся улизнуть?
— Почему бы нет?
— Знаешь, может быть, надо рассказать Сорену…
— На твоем месте я бы не торопилась, — остановила ее Рыжуха. — Разве тебе не хочется, чтобы мама немножко побыла только твоей мамочкой?
— Пожалуй, — заколебалась Эглантина.
— Кроме того, он так часто пренебрегал тобой, — вкрадчиво напомнила Рыжуха. — Уже поэтому ты имеешь полное право не делить с ним свою маму.
— Да-да… наверное, ты права.
На какую-то долю секунды Эглантина почувствовала себя обыкновенной жадиной, но тут же позабыла об этом неприятном ощущении, погрузившись в нетерпеливое ожидание материнской любви и внимания.
С тех пор каждую ночь Эглантина и Рыжуха улетали с острова.
Все было прекрасно, вот только странные вещи начали происходить с памятью и сознанием Эглантины.
Например, она никогда не могла вспомнить, как возвращается из Клювов домой, а еще ей казалось странным, что Рыжуха постоянно исчезает из материнского дупла. И папа почему-то так и не появился.
Но все эти странности не слишком тревожили Эглантину, со временем она перестала обращать внимание даже на случайные мамины оговорки, когда та, забывшись, называла ее «дорогушей».
Эглантина вообще стала быстро забывать обо всем досадном и ненужном.
Она забыла рассказать Сорену о вновь обретенной маме и своих еженощных полетах, забыла навестить Примулу в лазарете. Стоило ей прилететь в Клювы и очутиться возле дупла, как все заботы и тревоги мгновенно испарялись.
Мамочка не могла нарадоваться на нее, но особенно она гордилась тем, как ее дочка умеет читать и писать.
Мама бережно хранила каждый клочок, принесенный Эглантиной, и не уставала восторгаться ее аккуратным почерком. Она внимательно следила за тем, что читает дочка.
— Мамочка, в этой книге рассказывается о крупинках и о том, как делать новые крупинки из уже имеющегося запаса.
— Неужели? Я тоже хочу узнать о таком чуде! Прошу тебя, перепиши мне этот фрагмент.
— Ох, даже не знаю… Это огромная книга, в ней все страницы густо-густо исписаны, и еще там очень сложные схемы.
— Тогда не мучай себя, детка! Просто вырви нужные странички и принеси мамочке. Уверяю тебя, никто ничего не заметит!
Эглантина моргнула. Мелькнуло ли что-то в ее сознании? Почувствовала ли она хотя бы едва заметное содрогание в желудке? Как бы то ни было, она нисколько не обеспокоилась. Она просто сказала:
— Хорошо, в следующий раз я принесу тебе эти страницы.
И принесла.
ГЛАВА XI Последняя мысль Примулы
— Послушай, Эглантина! Я две недели пролежала в лазарете, а ты ни разу меня не навестила. Ни разу. — Примула с болью и осуждением смотрела на Эглантину.
Эглантина моргнула.
— Прости, у меня как-то вылетело из головы, — ответила она. На самом деле она и не думала просить прощения.
Примула видела, что подруга ни о чем не сожалеет. И вообще, она заметно изменилась. Ее всегда сияющие черные глазки потускнели, живой взгляд затуманился.
Примула просто не знала, что и думать.
— Ты же знаешь, я была очень занята.
— Нет, не знаю, — отрезала Примула. — Откуда мне знать, если ты ни разу у меня не была?
— Ах, да… Но я была занята, поверь мне!
«Поверь мне!» — Не успели эти слова сорваться с клюва Эглантины, как в голове у Примулы щелкнуло, а желудок болезненно сжался. Она больше не верила Эглантине. Ни единому ее слову не верила. И теперь она непременно должна была выяснить, почему это произошло.
Что так изменило ее подругу?
Дело было уже не в мелких обидах на то, что Примулу во что-то не посвятили.
Здравый смысл подсказывал Примуле держаться подальше оттого, во что ввязалась Эглантина, но сердце и желудок заставляли выяснить все до конца. Пока она не узнает наверняка, ей лучше помалкивать, но как только все выяснится, она тут же полетит к Сорену.
А пока, может быть, стоит задать Эглантине один маленький вопрос?
— Я бы хотела спросить тебя кое о чем…
— Ну конечно, спрашивай.
— Как ты думаешь, Рыжуха — она какая на самом деле?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, просто мне кажется странным, что она постоянно стремится полностью завладеть тобой.
— Завладеть мною?
— Ну да. Такое впечатление, что она ревнует тебя ко всем на острове.
— Ревнует? — Эглантина моргнула и равнодушно уставилась прямо перед собой.
— Да, ревнует. Мне кажется, настоящие друзья не должны ревновать.
— В самом деле?
«Это бесполезно!» — вздохнула Примула. Эглантина просто повторяла ее последние слова, только и всего. Это был не разговор, а Глаукс знает что такое. В любом случае, это было совершенно не похоже на беседу двух давно не видевшихся подруг!
Следующие несколько дней Примула смотрела во все глаза, но так и не заметила ничего необычного.
Но через неделю после своего выхода из лазарета в самом начале сезона медного дождя Примула поняла, что Эглантина часто исчезает после окончания занятий, во время свободных полетов.
Когда это случилось в третий раз подряд, Примула решила проследить за подругой.
Ночь выдалась темная, безлунная.
Тяжелый полог туч скрыл звезды, и Примула, которая, как и все воробьиные сычики, не умела летать бесшумно, была даже рада пронзительному ветру, который не только гнал рябь по морю и свистел над землей, но и успешно заглушал шелест ее крыльев.
Интересно, почему Эглантина решила взлетать с юга? В этом месте остров от материка отделяла наиболее широкая полоса воды.
Если лететь в южном направлении, то попадешь прямо в Клювы, которых ночным стражам настойчиво советовали избегать.
Миссис Плитивер была особенно настроена против Клювов, она часто вспоминала, что, когда стая случайно залетела туда во время поиска острова Га'Хуула, все четверо сов впали в какое-то странное оцепенение.
Эта земля славилась прекрасными озерами, таившими в себе смертельную опасность.
Неужели Эглантина летит в Клювы? Какая сила тянет ее туда?
«Ладно, — решила про себя Примула, — если за ответом придется лететь в Клювы — я полечу. Я хоть и маленькая, но сильная — и крыльями, и желудком».
И она полетела.
Всю дорогу она ломала голову над тем, что Эглантина тащит в клюве. Это было похоже на листы бумаги.
Странно: когда наставник объявил свободное время, никаких листов у Эглантины не было, но перед тем как отправиться в полет, она опустилась на один из утесов и взлетела оттуда уже с бумагами.
Через какое-то время тучи расступились, вдали показалась темная глыба земли.
Близость одиноких остроконечных скал, прозванных Клювами, чувствовалась задолго до того, как они стали видны взгляду.
Несмотря на ночную прохладу, над горами клубились соблазнительные потоки теплого воздуха. Они так и манили покататься на своих крутых гребнях. Даже в такую глухую, безлунную ночь ослепительно сверкали волшебные Зеркальные озера.
Эглантина летела к высокой ели, росшей на берегу одного из озер.
Сейчас Примуле нужно было быть особенно осторожной, чтобы ее не заметили. Она резко снизилась и отыскала на противоположном берегу озера густую елку, с которой можно было без опаски следить за всеми действиями Эглантины.
Примула увидела, как на ветке высокой ели показалась крупная сипуха с ослепительно-белым лицом.
— Мамочка! — завизжала Эглантина.
«Какая еще мамочка? Спятила она, что ли? Если она думает, что это ее мать, почему она ничего не рассказала Сорену?»
Примула заморгала. Перед ней был не скрум. Это была настоящая сова из костей и перьев. Она не была прозрачной и могла разговаривать.
Тем временем Эглантина протянула этой сипухе свои листочки.
— Какая ты умница, дорогуша! — довольно ухнула сова.
Примула напрягла слух. Нет, видимо, все-таки придется перебраться поближе.
Она осторожно перепорхнула на соседнее дерево, потом на следующее, стоявшее ближе к берегу.
— Мамочка, а сороконожки будут?
— Разве я могу забыть о своей доченьке?
— Нет, мамочка! Ты никогда обо мне не забываешь! Никогда! А папа где?
— Охотится.
— И Сорен тоже с ним?
— Конечно, они охотятся вместе.
Примула растерянно моргнула. «Сорен? Сорен охотится в Клювах? Но Сорен на Великом Древе! Что тут происходит?» — это была предпоследняя мысль Примулы. Потом она зажмурилась.
Что-то ослепительно вспыхнуло — а потом наступила тьма. Примула еще успела почувствовать, как ее пихают куда-то вроде мешка.
И вот тогда-то к Примуле пришла последняя мысль.
Мешок, в который ее затолкали, был точно такой же, в каком носили свои инструменты бродячие кузнецы.
Когда-то давно в Клювах тоже жил такой кузнец. Он был из рода полосатых неясытей. Сорен, Гильфи, Сумрак и Копуша нашли его умирающим на полу пещеры. Сначала они подумали, что его убила рысь. Но оказалось, что это сделал Клудд со своей бандой Чистых.
«Я погибну, как кузнец-одиночка из рода полосатых неясытей. Я погибну».
Это и была ее последняя мысль.
ГЛАВА XII Желудок оживает
— Это очень интересная книга, Эглантина, — сказала Отулисса, входя в библиотеку. — Я как раз читала ее на днях. В ней говорится о том, что между квадрантами в совином желудке и соответствующими участками мозга существует связь. Но никогда в жизни я не видела совы, у которой желудок был бы настолько тесно связан с мозгом, как у моей любимой Стрикс Струмы!
Эглантина вздрогнула, да так сильно, что Отулисса и Сорен, который тоже только что вошел в библиотеку, со всех лап кинулись к ней.
— Что с тобой, Эглантина? — закричал Сорен.
— Почему ты сказала про Стрикс Струму «моя любимая»? — пролепетала Эглантина, во все глаза глядя на Отулиссу.
— Моя любимая? — переспросила Отулисса. — Потому что так оно и есть. Я любила ее больше всех на свете, она была моей любимой совой.
Эглантина словно окоченела.
— Это мамино слово! Так мама называла нас с Сореном! Ты должна это знать! Ты знала!
Сорен с Отулиссой ошеломленно уставились на Эглантину.
— Не будь дурочкой, Эглантина. Ты не можешь присвоить себе это слово, правда? Если Отулисса хочет назвать Стрикс Струму своей любимой совой, она имеет на это полное право. Великий Глаукс, да что на тебя нашло?
— Пусть называет ее по-другому. Дорогушей, например, — упрямо твердила Эглантина.
— Ка-ак? С какой стати я должна называть ее дорогушей? Мне не нравится это слово! Оно слащавое и фальшивое. Оно похоже на блестящую дребедень, которой мадам Плонк украшает свои апартаменты. Дорогуша! Тьфу! — Отулисса издала горлом противный звук, как будто отрыгнула ядовитого слизняка.
— Срыгни погадку, Эглантина, — резко приказал Сорен. Он очень редко повышал голос на сестру, но сейчас она даже не заметила его грубости.
Это насторожило Копушу, который даже на миг оторвался от следопытской книги, рекомендованной красавицей Сильваной, в которую он уже давно был безответно влюблен.
«Интересно, почему Эглантина так ополчилась на слово „любимая“ и осталась равнодушна к грубым словам Сорена?»