Я отвернулся. Предательски дрожал нос, и сильно чесались глаза. Должно быть, аллергия. На гремлинов.
– Он не боится, – Максим вздохнул. – Он следует инструкции. А приказы на то и приказы, чтобы их выполнять, даже если они кажутся глупыми.
– Инстру-у-укции, – противным голосом протянули Вареники. – Прика-а-азы.
– Формально он прав, – не сдавался Макс, вдруг решив выступить в роли третейского судьи. – Но и мы тоже правы. Придется решать…
– Кто правее?
– Нет. Нам придется решить, достаточно ли мы взрослые, чтобы принять ответственность на себя. Поступить не по инструкции, понимая, что в случае неудачи… да даже и в случае удачи мы можем попасть в неприятности. И не факт, что нас похвалят, если мы успешно разгадаем тайну… Ну что, будем голосовать?
– Не получится, – отозвался я из своего угла, хотя и продолжал дуться, несмотря на серьезную речь командира, в которой тот не испугался назвать меня правым. – Нас четверо, значит, может и ничья случиться. Вареники вон наверняка будут за одно и то же голосовать.
– Тогда бери себе два голоса, – Максим пошел ва-банк.
– И возьму. Я за то, чтобы уехать на Базу. В крайнем случае, можно просто заглянуть туда, выпить молочка, захватить новые гаджеты и вернуться сюда. Может быть, и с подкреплением, если все так плохо.
– Я против возвращения на Базу. Мы только что узнали, что здесь противник посерьезнее гремлинов. Кто знает, что они предпримут, пока нас здесь не будет?
«И кроме того, – хмуро добавил Максим мысленно, – есть шанс оставить служебный рапорт, в котором я буду не только нелепо падать, бить лабораторную посуду и проигрывать гремлинам. Запоминается последнее, поэтому лучше рискнуть, иначе я так и останусь в проигрыше».
Сестры переглянулись.
«Погадаем?» – мысленно спросила Ника.
«Я пробовала, – подняла брови Варя. – Вероятности с Базой не работают. Какой-то сбой. Придется самим решать».
«Это странно. И сложно…»
– Эй, что там с вами? – Макс нахмурился.
– Это серьезное решение. Можно, мы скажем вечером?
– Вам с Яшкой все равно еще стенку чистить для конспирации. А мы пока поразмышляем.
– А я уж было подумал, – укоризненно сказал Макс, выплевывая маленькие пластмассовые ошметки: колпачок ручки был безвозвратно уничтожен, – что вы составите нам компанию, но у вас, разумеется, оказались дела поважней…
* * *Очень трудно брать на себя лишний вес. Особенно когда есть зрители. У Макса в детстве была любимая сказка Бажова про двух мальчишек, которым голубая змейка пообещала подарить столько золота, сколько они с собой унести смогут. А если не по силам возьмут и на землю уронят – золото в тот же миг угольной пылью обратится. Перечитывая отрывок про то, как у героев не получалось удержать слитки в руках, Макс каждый раз злился и верил, что уж ему хватило бы ума не позариться на слишком большую глыбу. Или хватило бы силы, чего уж проще. Но в жизни вера в себя иногда оказывалась слишком радужной, а та же штанга в спортивном зале слишком тяжелой – до синяков на груди, вывернутых запястий и тренерского недовольства. Но терпение и труд, как известно, все перетрут. Только иногда бывает больно. Макс разглядывал в зеркале поцарапанное лицо и слегка свернутый набок после встречи с гремлинами нос и чуть-чуть переживал за команду.
Очень трудно брать на себя лишнюю обиду. Я чувствовал, как противное кислое чувство то пузырится в груди, то лезет наружу через уши, то тянет за язык – брякнуть какую-нибудь глупость. Я простил людей: их можно понять, возвращение с победой казалось таким близким – и раз, какие-то новые сложности. Тут поневоле из себя выйдешь и уже не до деликатностей. Я уговаривал себя, что не мне стоит обижаться, а ребятам, – у меня-то есть, чем гордиться, а они еще не успели себя показать, вот и не хотят возвращаться… И все равно дулся, хоть ты тресни.
Очень трудно брать на себя вину. Мучиться и переживать из-за того, что зачем-то обидели прекрасного кота, который сам поймал гремлинов и даже почти сам с ними справился. Мучиться из-за того, что «накаркали». Десятки раз перепроверять свое предсказание и маяться вопросом: а если вектор вероятности был сдвинут? Если сами Вареники виноваты в том, что связь с Базой пропала? Вот кто их за язык тянул – предсказывать? Скорее всего, это было мнимое чувство вины, но тот, кто его когда-либо испытывал, знает: по ощущениям оно ничуть не легче настоящего!
Но труднее всего брать на себя ответственность. Не оглядываться на товарища – как он решит, так и я. Не ждать инструкций от руководства. Не прятаться за формальными бумажками. Ужасно трудно решить что-то и придерживаться выбранного курса, что бы ни случилось: начиная от вторжения инопланетян и заканчивая всемирным потопом.
– Надо срочно чем-нибудь заняться, – я покосился на Макса. Тот уже полчаса задумчиво вертел в руках швабру, которой доставал гремлинов из замораживающего контура. – Пойдем, может? Прикрытие отработаем?
– Пошли, – командир поднялся. – Если хочешь, могу тебя взять с собой наружу. Скафандр просторный, вдвоем поместимся.
Я проглотил первую часть вмиг придуманной фразы, понимая, что еще чуть-чуть, и обида станет совсем нестерпимой, – что же тогда с ней делать? Не терпеть? Идти на улицу и мяукать в каждое окно: «Бедненький я, несчастненький котик»? Справедливости ради стоит признать, что позавчерашний «я» именно так и поступил бы. Но сегодняшний был более терпелив, поэтому только пробормотал:
– …И шутки у тебя дурацкие.
– Это не шутка, – Макс искренне расстроился, разумно пошел на примирение, но тут же срезал положительный эффект необдуманной фразой: – С этой беготней я как-то подзабыл, что ты кот.
Мы прошли уже два квартала, когда я все же решил уточнить:
– Это комплимент?
Позавчерашний Макс не преминул отозваться бы: «Именно. Комплимент, но наоборот!» – однако сегодняшний почему-то сдержался и пробормотал:
– Угу.
«Настоящий командир!» – подумали Вареники, поправляя гарнитуры в ушах, – через мой Изпак отлично настраивалась система техномагической радиослежки… На всякий случай. Вдруг опять кого-то захлопнет в ящике (или не в ящике), а они в этот раз сигнал о помощи не услышат…
Техномаги сидели в оранжерее, пили виноградный сок, любезно предложенный Варфоломеем, и слушали, как он разговаривает с цветами. Внимать заунывным пассажам про отсутствие солнца и нормального воздуха было бы ужасно скучно, если бы не один нюанс: за последние десять минут близняшки приметили три микрофона, спрятанные в траве, и одну камеру прямо в центре большой алой розы. Садовник превращался в подозреваемого номер один, оставалось лишь уточнить одну деталь: знает он древнюю гремлинскую узелковую письменность?
Немного настораживало только упоминание кровной мести – это за цветы, что ли? или за две строчки в буклете? – и то, что люди в гремлинском послании именовались «они». Это что же, садовник не человек? Или, например, ему в детстве предсказали, что как только будет заложен первый кирпич подводного города… хотя какой в подводном городе кирпич?!
«Мы подозрительно часто оказываемся около него», – повела бровью Варя.
«Или он – около нас», – отозвалась Ника.
«Возможно, он обладает гипнотической или магнетической силой?»
«Точно! Он из будущего! В будущем он или его родственники пострадали из-за событий в Триллиане, и он вернулся сюда, чтобы предотвратить их».
«А похоже! Все остальные думают, что он нелепый чудак, а он тем временем делает все, чтобы город не был построен и открыт и будущее изменилось!»
Сестры победно улыбнулись и придвинулись поближе друг к другу. Хорошая версия событий! Не терпелось поделиться ею, но пусть Макс с Яшкой подождут. Лучше еще немного понаблюдать и собрать факты, доказывающие, что Варфоломей вовсе не тот, за кого себя выдает.
Однако стоило задуматься об этом, как жизнь подкинула сюрприз, поворачивающий ситуацию если не на сто восемьдесят градусов, то где-нибудь на девяносто уж точно.
Не меняя тоскливой и чуть отстраненной интонации, будто девочки были всего лишь частью пейзажа оранжереи, садовник между прочим заметил:
– А Влад-то… Опять с отцом собачился. Плохой знак!
– С каким отцом? У него что, отец тут? – Варя поначалу особого значения не придала – ну мало ли, отец и отец.
– Ну как же! – всплеснул руками Варфоломей. – Как я мог не рассказать вам об этом! Совсем в заботах закрутился, не подумал, что вы можете не знать-то… У нас-то все знают. Еще шутят про Дарта Вейдера!
У Вареников мигом появилось ощущение, что версия с приходом садовника из будущего летит в тартарары. И не потому, что он заговорил о старых фильмах, – просто появилась более значимая кандидатура, имевшая возможность кровной мести!
У Вареников мигом появилось ощущение, что версия с приходом садовника из будущего летит в тартарары. И не потому, что он заговорил о старых фильмах, – просто появилась более значимая кандидатура, имевшая возможность кровной мести!
– Влад-то наш – архитекторов сын, – как ни в чем не бывало продолжал Варфоломей, крошечной щеточкой протирая листья роз. – И они когда дружат, а когда ссорятся.
Вот это новость!
– А… из-за чего ссорятся? – хором спросили девочки.
– Ну, Валерычу же как нужно? Чтобы все по правилам, идеально и в срок. А сынок у него вырос – раздолбай.
– Это Влад-то раздолбай?
– По-нашему, он зануда!
– Зануда и есть. Но если взять факты, то они говорят другое! – Варфоломей назидательно поднял палец. – В лаборатории погромы – не уследил. На улицах беспорядки – не предотвратил. Успехов при подготовке к открытию – никаких. А вы, аквариумисты, ему и вовсе поперек горла. Архитектор тем самым словно намекнул – не справился сам, пришлось людей с большой земли звать. Представьте себе разочарование Валерия Валерьевича: такой большой сын вырос, а как почистить купол – придумать не сумел. Хотя я ему сразу предложил: «Привези порошок, не мучайся!» Вы-то, как, кстати? Уже попробовали?
– Да-да! Начальник как раз проверяет новый метод в действии!
– Мы, кстати, тоже побежали! А то нам влетит!
– Спасибо за разговор!
– Вечно убегают, – пробормотал Варфоломей под нос, оставшись один. Ну, если не считать роз и микрофоны. Рассеянно протер подушечкой большого пальца камеру в сердцевине цветка. – Все от меня убегают. А зря.
И расплылся в такой хитрой улыбке, что если бы Вареники ее видели, то утвердились бы во мнении, что у садовника под подушкой хранятся по меньшей мере метров десять узелкового письма из отборных волос с хвоста лучших морских коров в стаде! А также машина времени, доставившая его сюда из будущего.
* * *– Вон они, – шепнула Варя.
Они с Никой делали вид, что прогуливаются вокруг площади, как обычные девочки. Это значит поддерживать друг друга за локоток, глупо хихикать, стрелять глазами по сторонам и обсуждать наряды. В крайнем случае – косметику. Тогда никто не заподозрит, что ты спецагент Базы и техномаг, а вовсе не обычная девчонка. По той же причине приходилось шептать друг другу, а не пользоваться мысленным общением. Если бы девушки застыли, как истуканы острова пасхи – недвижимые и серьезные, то подозрений не избежать.
Потом они рассказывали нам об этом моменте со странной смесью вины и восторга: не сумели предотвратить беду, но как же все было красиво!..
Архитектор и Влад, легки на помине, стояли на ступеньках башни. Издали картина походила на то, как большой ворон распекает маленького вороненка за шалость. Одинаковые черные пиджаки, сутулые спины, вздернутые плечи, длинные носы. Как есть вороны! И действительно, как они раньше этого сходства не замечали?
– Думаешь, Влад хочет отомстить отцу за то, что тот его постоянно ругает? – спросила Ника.
– Или наоборот, архитектор пытается Влада проучить таким образом за заносчивость?
– Ну нет! – Варя нагнулась и сорвала травинку, выбившуюся между тротуаром и бордюром. Покрутила ее в пальцах. – Валерий Валерьевич слишком любит Триллиан. Он не мог бы. Мы бы почувствовали.
Архитектор продолжал что-то выговаривать Владу. Повел рукой – полукругом. Про купол что-то говорил, не иначе. Сын слушал, скрестив руки на груди и сохраняя независимый вид. Потом достал планшет и начал в него тыкать, что-то объясняя. Огни на площади внезапно потускнели.
– Ух ты! – прошептали сестры.
Вода будто приблизилась, начала давить на город сверху и с боков. Темно-изумрудная, тяжелая, плотная… Будто камень. У девочек снова возникло то самое ощущение: будто город вовсе не настоящий, а игрушка, построенная в стеклянном шарике… Только одно дело наблюдать за игрушкой со стороны, и совсем другое – находиться внутри нее. В чьих-то огромных зеленых ладонях.
И тут по куполу побежали огненные линии. Они скрещивались и разбегались, гасли и разгорались снова, складываясь в очертания неизвестных науке созвездий.
Вот гигантский скат парит прямо над башней. Вот плывет акула, хищно оскалив полукруглую пасть. Несется косяк мелкой рыбешки. Извивается угорь. Рыба-молот грозит своей опасной головой. Осьминог перебирает щупальцами. То появляются, то исчезают медузы-призраки.
– Как… красиво, – выдохнула Ника.
Они с сестрой на мгновение даже забыли о расследовании и о необходимости быть спецагентами. Отвели взгляды от архитектора и его сына, перестав спорить, кого из них в первую очередь нужно подозревать. Просто смотрели вверх, открыв рты и схватившись за руки, как в детстве.
На месте рыбного косяка возник коралловый куст. На концах веточек расцвели «звезды», взмахнули лучами и полетели. Закружились хороводом над Триллианом.
Люди выходили из домов и застывали, задрав головы.
– Это гипноз? – тихо выдохнула Варя.
– Это ночь. У них здесь будут день и ночь. Со звездным небом.
Они переглянулись. Как бы было здорово здесь пожить! Не притворяться комиссией по аквариумистике, не придумывать способы маскировки, не искать подозреваемых, не вести многозначительные беседы с садовником… не то чтобы он им не нравился, но хотелось разнообразия. А остальные жители города с чужаками не столь многословны. Разве что ученые, но те на «аквариумистов» в обиде.
Просто жить в лимонно-синем полосатом домике на краю площади. Каждый вечер выходить из дома и смотреть на купольное «небо». Шевелить губами, считая, сколько раз осьминог превратился в гигантского моллюска и обратно. Загадывать желания, когда огоньки прочерчивают купол от шпиля башни до прогулочной галереи…
– За что он его ругает? – прошептала Варя. – Это же прекрасно!
– Может быть… – начала Ника, переступая ногами, и осеклась. Холодно-то как стало. И мокро.
Стоп.
Мокро?
Разом позабыв о «созвездиях», они присели и коснулись пальцами брусчатки – по камням бежала вода.
«Авария?» – только успели подумать Вареники, как раздался пронзительный визг сирены.
* * *Мы с Максом наступления искусственной «ночи» не видели – как раз в это время командир стоял в шлюзе, натягивая скафандр, а я развлекал его рассказами о том, как проникнуть в лабораторный корпус и заодно очаровать девушку-ученого.
– Открывает она, значит, дверь, – тоном знатока женской природы, опытного ловеласа-затейника и ведущего программы «Мужской клуб» вещал я. – А ты делаешь вот такие глаза… Нет, ты не болты на ботинках затягивай, а на меня смотри!
– Думаешь, у меня получится? – Макс с сомнением посмотрел на меня, стараясь не показать скрывающуюся за этим насмешку. Что-то он в последнее время стал излишне чутким и толерантным. Аж самому не верится!
– Получится! – твердо уверил я. – У тебя глаза добрые, особенно когда ты не орешь на других. И еще очки стильные. А еще…
– Что еще? – Макс покрутил в руках флягу с чистящим гелем, который передал Варфоломей.
Вареники ранее проверили его и подтвердили, что ничего необычного не чувствуют, так что версия с заговором на суше, кажется, потерпела неудачу. Теперь же требовалось, чтобы гель выполнил то, для чего предназначен. Максима только интересовало: если выдавливать его на швабру в воде, много уплывет мимо? И вообще, получится ли очистить галерею? Не хотелось снова слушать, как архитектор объясняет в очередной раз, что тот, кто работает не на своем месте, достоин всякого порицания, раз результата нет.
– А еще ты можешь говорить с ней! – выпалил я. – Я тоже могу, но она наверняка испугается или на опыты меня пустит. В фильмах всегда необычных животных на опыты пускают. А ты можешь попросить у нее помощи. Знаешь, ученые страшно любят, когда у них просят помощи. Сразу начинают тебя ценить.
– Это ты откуда такое знание почерпнул? Много общался с учеными в прошлой жизни? Или тоже из фильмов?
– Не только из них, – я покачал головой и довольно прикрыл глаза, погрузившись в воспоминания.
В родном харьковском дворе жили мальчишки, которые сочетали в себе два наиполезнейших качества. Во-первых, они любили научную фантастику. А во-вторых, телевизор у них в квартире стоял так, что его было отлично видно через окно. Устроившись на бетонной приступочке, я пересмотрел десятки фильмов: про сражение с инопланетянами, про исследователей, запертых на полярных станциях, про полеты в космос, про то, как вирусы вырываются из пробирки и наступает конец света… В этих картинах с завидной регулярностью встречались ученые, которые вели себя одинаково – и, как оказалось, были очень похожи на настоящих, встреченных уже здесь. Именно поэтому я считал себя вправе именоваться специалистом по людскому научному менталитету.