– А до Воронков дров хватит? – усомнился Смыков.
– Дров, может, и хватит, а вот воды маловато… Но не ведрами же ее таскать. На это сутки уйдут… Авось и так доедем.
– А через Талашевск не опасаетесь следовать? Ведь там обстрелять могут или вообще под откос пустить, – эта малоприятная мысль только что пришла в голову Смыкова.
– Не опасаюсь… Уж тут-то как раз все должно гладко пройти. Ложил я на этот зачуханный Талашевск с прибором, – хитровато улыбнулся Жердев. – Известна мне одна заброшенная ветка, которая через шпалозавод идет, минуя город. Правда, ветхая она уже, еще довоенной постройки, но мы по ней тихонечко прокатимся, пердячим паром.
– Будем надеяться… – произнес Смыков с неопределенной интонацией.
– Тут и надеяться нечего! Верное дело… А вон уже и лесок показался, за которым наша ненаглядная свое гнездышко свила. Пора притормаживать.
– Пора, – согласился Смыков без особого восторга.
– Кто к этим рогометам на уговоры пойдет? – поинтересовался Жердев. – Сам понимаешь, что время сейчас дороже каши с маслом. Если котел остынет, так на нашей затее крест можно ставить.
Он уже успел отсечь пар от машины, и состав катился только по инерции.
– Сходите лучше вы сами, – Смыков представил, как вытянется лицо у Зяблика, когда он нежданно-негаданно заявится в расположение анархистов. – Вам ведь за словом в карман лезть не надо.
– Уж это точно, – довольный таким комплиментом, осклабился Жердев. – Мне все одно кого уговаривать – хоть бабу, хоть казачий полк… Пока меня не будет, ты здесь ничего не касайся. Только дровишки время от времени подкидывай, чтоб жар не пропал. Усек?
– Разберусь как-нибудь, – последнее время Жердев почему-то стал раздражать Смыкова. – А вас, братец мой, убедительно прошу не задерживаться.
– Я мигом, – пообещал тот, спускаясь с паровоза на насыпь. – Костыль здесь, а протез уже там.
– Эй, эй! – встрепенулся вдруг Смыков. – А как же насчет простреленной ширинки? Вы ведь обещали!
– Совсем забыл! – Жердев сокрушенно развел руками. – После той заварухи на разъезде все из головы вылетело. Ладно, по дороге что-нибудь придумаем… Ты только не засни, пока меня не будет.
Заезженный физически и морально, Смыков поступил вопреки просьбе Жердева и спустя полчаса опочил, предварительно подкрепившись припасами, оставшимися в четвертом вагоне от гвардейцев, и немного подкормив вечно алкающую топку.
Снилась ему Бацилла, в нагом виде парящая над обратившимся в руины разъездом Рогатка. Поскольку Смыков даму своего сердца в неглиже еще не видел, тело она имела чужое, пышное, как у рубенсовских моделей. Нельзя сказать, чтобы Смыков предпочитал подобный тип женской красоты, но именно таким телом ему пришлось однажды пользоваться две недели подряд, и с тех пор оно накрепко засело в его памяти.
Все попытки привлечь внимание любимой закончились безрезультатно, и Смыков решился на крайнюю меру – стал шарить вокруг себя в поисках подходящего куска щебня. Тот факт, что подбитая в полете Бацилла во время приземления может получить травмы, почему-то мало волновал Смыкова. Стремление обладать девушкой было так велико, что уже не имело значения, в каком виде она ему достанется.
Однако вместо камня под руку Смыкова попалась еще не остывшая кочерга, что мигом положило конец сладострастным видениям.
Он со стоном вскочил, сразу вспомнив все перипетии последних суток, и узрел, что через торфяное поле к железной дороге цепочкой бегут люди с поклажей на спине и с оружием в руках. И о чудо – та, что недавно мерещилась Смыкову в сладких грезах, явилась ему во плоти. Бацилла первой вскарабкалась на паровоз и протянула Смыкову свою хрупкую ладошку.
– Ну привет!
– Здравствуйте, – не какими-то там банальными голосовыми связками, а всеми фибрами своей души произнес Смыков. – Здравствуйте…
Впрочем, чудное видение длилось недолго. Бациллу тут же оттер в сторону Зяблик, по глумливой ухмылке которого можно было понять, что вся подноготная геройских поступков Смыкова для него яснее ясного.
– Ну ты, кореш, и даешь стране угля, – сказал Зяблик, с любопытством оглядывая механизмы управления паровозом. – Хоть и мелкого, да много… А пацанов этих вы зачем замикстурили?
– Это не мы. Сейчас я все объясню, – заторопился Смыков. – Но сначала пусть мне кто-нибудь дровишек подаст… Тут, понимаете, какое дело приключилось…
Энергично шуруя кочергой в почти потухшей топке, он кратко рассказал историю, случившуюся на разъезде Рогатка. Внимательно выслушав Смыкова, Зяблик помрачнел.
– Обнаглела природа. Похоже, беда эта все ближе к нам подбирается… Эх, жаль, Левки с нами нет… Уж он-то бы объяснил, что к чему…
– При чем здесь Левка! – сорвался Смыков. – Разве у вас своих мозгов не хватает?
– Откуда у меня мозги? – вызверился в ответ Зяблик. – Я как раз хотел у тебя немного одолжить, чтобы свою задницу намазать. Тебя, муфлон чеканутый, куда послали? Ливер давить в Кастилию или на курсах машинистов обучаться?
– Т-с-с! – Смыков приложил к губам палец.
Речи Зяблика уязвить его не могли, однако нельзя было допускать, чтобы эти поношения дошли до слуха Бациллы. К счастью, та уже перебралась на тендер и внимательно рассматривала тела убитых гвардейцев. Зяблик, понизив голос, продолжал распекать приятеля:
– Верка, считай, на верную смерть пошла! Левка с Шансонеткой к черту на рога поперли! А ты из-за этой шилохвостки назад вернулся! Погубят тебя бабы когда-нибудь! Носишься с ними, как курва с котелком! Взять бы тебя за шкирятник да в эту топку сунуть!
Смыков, не сводивший с Бациллы глаз, отвечал толково и вполне дружелюбно:
– Вы, братец мой, много на себя не берите. Не хватало еще, чтобы всякая барачная моль меня жизни учила. Сами подумайте, какая выгода для нас всех будет, если мы сейчас Воронки с наскока возьмем и кастильскую миссию деблокируем. Иначе бы вы еще целый месяц собирались… Дошло? А теперь относительно меня самого. Если я в Кастилию тайно проберусь, как тихарь чужеземный – это одно. А если совместно с доном Эстебаном, как его почетный гость, – совсем другое. Разве Жердев вам все это не объяснил?
– Что он объяснить мог, фраер опухший, – махнул рукой Зяблик. – Только сопел да за свое мудье держался. Жаловался, что пуля его задела, аккурат за причинное место. Хотя, какая к хренам пуля, если ты говоришь, что никакой перестрелки не было! Вон, кстати, и он. – Зяблик выглянул в боковое окошечко. – Под руки ведут, как цацу малахольную…
Вскоре снаружи раздались сдавленные стоны, похожие на те, что издают в туалетах люди, страдающие запором, и Жердев при содействии целой толпы анархистов влез в кабину паровоза. Его брюки в паху набрякли от свежей крови.
– Ох, несчастье-то какое, – заныл он, исподтишка подмигнув Смыкову. – На нос понос, на жопу насморк, а на елду боевая рана. Не думал, не гадал, а обрезанцем стал.
– Давайте я вашу рану перевяжу, – без тени юмора предложила Бацилла. – У меня как раз и бинт при себе имеется.
– Да уж я сам перевязал то, что осталось, – печально сообщил Жердев. – Раньше мне на это дело и солдатской обмотки не хватило бы, а теперь носовым платком вполне обошелся.
– Сочувствую, – буркнул Зяблик. – Хотя что-то ты, дядя, темнишь…
– А с этими что делать будем? – спросила Бацилла, имея в виду мертвых гвардейцев. – Похоронить бы их надо по-человечески…
– Времени нет, – ответил за всех Зяблик. – Отнесем пока в задний вагон, чтоб не мешали. Пусть с нами до самых Воронков едут. А там определимся. Если аггелы нас укокошат, все в одной куче и сгнием. Ну а если мы верх возьмем, один хрен могилу рыть придется. То на то и выйдет.
Пока анархисты снимали мертвецов с тендера, Смыков шепотом спросил у Жердева:
– Вы что, и в самом деле членовредительство учинили?
– Еще чего! – лукаво ухмыльнулся тот. – Мне моя елда дороже, чем народному артисту Лемешеву – глотка. Тут смекалка нужна. Я воробья камнем подбил, башку ему оторвал и в штаны засунул. Скажи: правдоподобно получилось?
– Правдоподобно, – Смыков критически покосился на ширинку Жердева. – Как вы только не догадались кочета туда засунуть… Но все равно спасибо. Слово свое сдержали.
– Мое слово – кремень! – незамедлительно воскликнул Жердев. – Я, между прочим, в такие тайны посвящен, от которых у других сразу очко треснет. Двадцать пять лет подряд подписку давал о неразглашении. Сначала мяснику Абакумову, потом суке Серову, а уж напоследок – фуфломету Семичастному. А когда к этому моньке пучеглазому, Андропову то есть, вызывать стали, я наотрез отказался. Говорю, что забыл все по причине фронтовой контузии и хронического алкоголизма. Ну и махнули на меня рукой. Тем более что международная обстановка в тот момент сильно обострилась. Сам помнишь, чумиза косопузая на нас рогом поперла да и с чехами стоп с прихватом получился…
Неизвестно, какую новую парашу выдал бы сейчас Жердев, до этого уже намекавший на свою дружбу с маршалом Линь Бяо и президентом Готвальдом, но Смыкова позвал снаружи Зяблик, помогавший анархистам снимать с тендера покойников.
Окоченевшие трупы гвардейцев были сложены в рядок под железнодорожной насыпью, а поблизости от них переминались с ноги на ногу Зяблик и Бацилла. Анархисты, уже разместившиеся в вагонах, пялились на все происходящее из разбитых окон.
– Ты, Смыков, все на свете знаешь, а особенно следственную практику, – хмуро промолвил Зяблик. – Вот и скажи нам, как считаешь, почему этих жмуриков вместе с дровами на тендер засунули?
– Полагаете, что их сжечь собирались? – насторожился Смыков, живо вспомнивший жуткую заваруху на разъезде Рогатка.
– Уверен на все сто. Мне эти красавцы сразу не понравились. Когда их с паровоза тащили, еще ничего были… Дубари как дубари. А сейчас… Подай-ка сюда кочергу.
Заполучив длинную железную клюку, сплошь покрытую чешуей окалины. Зяблик принялся энергично тыкать ею в ближайшего покойника, однако так и не смог сдвинуть тело с места. Звуки при этом производились такие, словно железо соприкасалось не с человеческой плотью, а с обожженной на огне глиняной болванкой.
– Как будто к земле приросли, черти, – Зяблик прекратил свои безуспешные попытки. – Так говоришь, там на разъезде каменный человек вам поперек дороги встал?
– Именно, – высунувшийся наружу Жердев опередил с ответом Смыкова. – Со мной уже второй раз такое случается. Тогда в Киркопии и сейчас. Чудище каменное, но с виду как человек. Я так соображаю, что эта самая зараза, что под землей таится, шутки с людьми шутит… Не то нас под свою поганую сущность подгоняет, не то, наоборот, из своего теста новую человеческую породу лепит.
– Ладно… пусть тут и лежат, – подумав немного, решил Зяблик. – Лучше их зря не трогать. Неизвестно ведь, по какой причине они ласты свернули. Крови-то ни капли не видно… Наверное, первые, кто помер, в каменных идолов превратились, которые за своими же друзьями гонялись. Тогда очередных еще тепленькими стали на тендер стаскивать, чтобы сжечь к едреной матери. Огонь ведь от любой заразы очищает. Только не успели дело до конца довести. Помешало что-то…
– Да вы посмотрите только, посмотрите! – Бацилла отскочила от мертвецов с такой прытью, словно кто-то из них попытался ущипнуть ее за ляжку.
Гвардейцы, по неизвестной причине отдавшие Богу душу, выглядели еще более мертвыми, чем раньше, но с ними сейчас происходило что-то неладное. Сразу на нескольких трупах лопнула одежда, отлетели от гимнастерок пуговицы, трещали распираемые изнутри голенища сапог. Мертвые лица раздулись, почернели и превратились в уродливые маски.
Зяблик резко взмахнул кочергой, и у одного из покойников по плечо отломилась рука, но тут же приросла к животу другого трупа. Мертвецы, до этого лежащие в рядок, на глазах увеличивались в размерах, теряли сходство с представителями рода человеческого, соединяясь в одну слитную массу, серую, как гранит, и зыбучую, как лава.
– Атас! – заорал Зяблик, занося свое орудие для нового удара. – Рвем отсюда!
Паровоз засвистел, зашипел и окутался паром. Рычаги шатунов крутанули колеса: раз, другой, третий – сначала с натугой, а потом все энергичнее и энергичнее. Состав резво тронулся с места, и Смыков, забросив Бациллу на лесенку, едва успел вскочить следом. Зяблик, так и не выпустивший из рук кочерги, запрыгнул на подножку последнего вагона.
Поезд, словно почуявшее опасность живое существо, быстро набирал скорость. Позади него росло и ворочалось серое чудовище, еще недавно бывшее мертвой человеческой плотью, а ныне превратившееся неизвестно во что…
После того как у Жердева появились сразу двое помощников, самозваному машинисту уже не приходилось повторять, как заклинание: «Дрова, дрова, дрова!»
Хрупкая на вид, Бацилла оказалась девчонкой на удивление расторопной и крепкой («Я в Степи к любой работе привыкла, – объясняла она. – И аркан бросала, и юрту ставила, и баранов резала»), так что вскоре топка была забита до отказа.
Как и любой человек, родившийся в эпоху Великого Затмения, с детства наблюдавший крах и агонию окружающего мира, исколесивший немало чужих стран и много раз сталкивавшийся со всякими мрачными чудесами, Бацилла восприняла недавнее происшествие достаточно спокойно. Куда больше ее волновало будущее – обходный маневр вокруг Талашевска и схватка с врагом, осаждавшим кастильскую миссию. Лучше других зная все сильные и слабые стороны своего отряда, она полагалась в основном на фактор внезапности и стратегическое чутье Зяблика, о подвигах которого была наслышана еще с детства.
На многозначительные взгляды и сомнительные комплименты Смыкова она пока не реагировала – не то просто не замечала их, не то стеснялась присутствия бывшего любовника, получившего в бою пусть и неопасную для жизни, но весьма плачевную для мужского достоинства рану.
Впрочем, когда появилась возможность отдохнуть, она предпочла проветриться на тендере, а не глотать пыль в тесной и душной кабине. Поезд, теряя скорость, полз на подъем, и сейчас его мог обогнать даже заяц. Шлейф густого дыма уходил влево, сизым туманом ложась на пустынные поля.
Смыков вытер рукавом полено, на которое собиралась сесть Бацилла (правда, чище оно от этого не стало, скорее наоборот – чего-чего, а сажи на одежде галантного кавалера хватало), и голосом Кисы Воробьянинова, охмурявшего юную Лизу Калачеву, произнес:
– Печально, знаете ли, каждодневно рисковать жизнью и при этом ощущать себя совершенно одиноким человеком.
– Не рискуйте, – пожала плечами нечуткая Бацилла. – В каждой общине вдовых баб хватает. Выбирайте любую, да и живите в свое удовольствие.
– Это совсем другое… Выбирают кобылу или, скажем, кусок мяса пожирнее, – произнес Смыков многозначительно. – А с избранницей тебя должна судьба свести. Для жизни и для смерти.
Бацилла покосилась на него, по-видимому, осталась неудовлетворена результатами осмотра и вновь уставилась на унылые дали, проплывающие мимо. Лицо ее выглядело столь откровенно порочным, что могло принадлежать только исключительно высоконравственному существу. Смыкову уже стало казаться, что он стал жертвой очередного жердевского розыгрыша, но тут Бацилла сама прервала неловкое молчание:
– Вы бы лучше табачком меня угостили. А не то мы уже десятый день сушеные листья курим.
В голове Смыкова мгновенно созрел коварный план.
– Сейчас что-нибудь придумаем, – порывшись в тайном карманчике, где хранилась его доля бдолаха, он извлек наружу немного зелья, ровно столько, сколько могло уместиться на ногте мизинца.
– Дурью балуетесь? – разочарованно произнесла Бацилла. – Вот бы не подумала. Только мне это не надо.
– Тут совсем другое дело, – горячо заверил ее Смыков. – Вы и в самом деле курить сильно хотите?
– Аж нутро трясется, – честно призналась Бацилла. – Иначе зачем бы я просила…
– Ну, по-разному бывает… Некоторые так знакомятся. Дескать, мужчина, угостите папироской.
– Мы ведь уже знакомы. – Бацилла не поняла его шутки.
– Конечно, знакомы, – кивнул головой Смыков. – Только сейчас речь о другом. Эта штука в принципе безвредная. – Он ладонью старательно прикрывал щепотку бдолаха от потока встречного воздуха. – Приняв ее, каждый получает то, чего он в этот момент сильнее всего хочет.
– А вы не обманываете?
– Как можно!
– Ладно, давайте, – Бацилла высунула симпатичный розовый язычок (будь Смыков человеком с более тонким душевным устройством, он непременно сравнил бы его с лепестком волшебного цветка).
С видимым трудом сглотнув малоаппетитное зелье, она подперла личико ладошкой и стала ждать результатов. Притих и Смыков, получивший возможность вволю полюбоваться ее профилем.
Не прошло и полминуты, как глаза Бациллы округлились от удивления и она зашмыгала носом, словно принюхиваясь к чему-то.
– Ну как? – поинтересовался довольный Смыков.
– Вы случайно не гипнотизер? – впервые в ее взгляде появился неподдельный интерес к собеседнику. – Ведь такого просто быть не может! Клянусь, что лучшего табаку я в жизни не пробовала. Хотя когда-то у папки «Казбек» воровала… Это надо же! Кайф ломовой, а дыма никакого.
Она помахала рукой перед своим носом.
– Я же говорил! – окрыленный удачей, Смыков попытался обнять ее за талию.
– Ладно, не отвлекайте. – Бацилла вернула руку Смыкова на прежнее место и следующие четверть часа провела в блаженной расслабленности, время от времени с шумом выдыхая воздух, который казался сейчас ароматным сигаретным дымом.
– Вот спасибо так спасибо. – Она наконец шевельнулась и, как показалось Смыкову, даже немного пододвинулась к нему. – Ох, на целый день накурилась… И где же вы только достаете такое добро?