Пашка присел на корточки, но ничего не увидел, кроме грязного пола и дырки в углу. Он подумал, откуда у дядьки ключи от чулана? Мать ему оставила? Чтобы он крыс потравил?
– Вы в порядке, дядь Миш? – озадаченно спросил парень. – Температуры нет?
– Мне лучше.
Пашке стало не по себе. Выражение дядькиного лица, странная поза, в которой он его застал, какие-то крысы… Все это выглядело неестественно, странно.
– Ты как погулял, племяш?
– Нормально…
– У тебя хоть девочка есть? Или ты с дружками тусуешься?
Пашка помотал головой, думая о том, что у дядьки есть какой-то интерес в чулане. Пить он не пьет, что же ему тут понадобилось? В прошлый раз его снаружи закрыли, а в этот…
– Мать про крыс ничего не говорила. У нас и отравы нет.
– Я услышал, как они в чулане скребутся, и решил посмотреть.
Он лгал, и парень это понял. Дядька переминался с ноги на ногу, глаза у него бегали.
– Замок у вас никудышный. Хлипкий замок, – добавил он.
– Вы его без ключа открыли?
– Его любой откроет. Сколько лет этому замку? Не меньше десяти? Дужка вон проржавела. Надо новый покупать.
Слепцов видел, что племянник ему не верит, но продолжал городить чепуху. Он болен, что с него взять? От болезни в мозгах помутилось. Крысы почудились. Вот и залез в чулан. Хорошо, что парень его опять не запер. А мог бы.
– Я за себя не отвечаю, – признался он. – Худо мне! Голова кругом идет… Ни черта не соображаю…
– Скоро мама придет, доктора вызовет.
Паша опасливо покосился на дядьку, который пугал его своим поведением. Коню понятно, что он все врет. Но зачем? На кой ему сдался этот чулан?..
* * *Ренату снились горы. С тупыми верхушками, пологие, и речка в низине. Он спрятался под деревом на склоне, поросшем лесом. От грозовых разрядов сотрясается воздух. Хлещет ливень. И вдруг кто-то словно вырывает почву из-под ног… огромный пласт земли, камней и грязи сдвигается с места и ползет вниз…
– А-а-ааа!.. А-а-а!
Он очнулся в холодном поту. Рядом сидит Лариса, держит в руках чашку с чаем.
– Уходи… – простонал он. – Уходи!.. Здесь опасно… Ты можешь погибнуть…
– Выпей.
Она протягивает чашку, а он отворачивается. Кашляет. И окончательно просыпается.
– Чертов бронхит! Я приехал сюда не для того, чтобы валяться в постели!
– А для чего?
– Не знаю… Кто-то выстрелил мне в грудь, и я хочу выяснить, кто! Этот выстрел – причина моего бронхита. До меня наконец дошло, о чем спрашивал меня доктор. Рана в груди провоцирует воспаление и кашель. Прошлая рана!
Лариса не была уверена, что он говорит о прошлом. Смерть где-то рядом, они оба чувствуют это.
– Рана продолжает существовать в моем сознании. Я должен понять, почему меня убили? За что? Дело не в самом выстреле. Это был… 1949 год! Наконец-то появилась дата… Я долго гадал, когда это случилось…
– Выходит, не так уж и давно.
– Что могло случиться со мной в 1949 году? Кем я был? Уж точно не дизайнером. Война к тому времени закончилась. Где меня могли пристрелить?
– Одно можно сказать наверняка… там были горы и дождь, – заметила Лариса.
– Ага! В небе вспыхивали молнии… сверху лило как из ведра… Я промок насквозь, замерз…
Открывшаяся Ренату картина оставалась темной, размытой. Подробности застилала боль, недоумение и страх смерти мешали видеть.
Лариса поставила на стол чашку и спросила:
– Неужели именно это привело тебя сюда? Забытое прошлое?
– Боюсь, так и есть…
– Почему именно сейчас? Не раньше? Не позже?
– Это необходимо выяснить. Обстоятельства сами не складываются, как говаривал Вернер. Их кто-то складывает! В данном случае от меня почти ничего не зависит. Значит…
– …что-то из твоего прошлого присутствует в твоем настоящем, – подхватила она.
– Или кто-то! А может, и то, и другое.
– Не пугай меня.
– Я сам боюсь, – усмехнулся Ренат. – Прошлое постучалось в мою дверь, а я не готов его встретить.
Он легко мог занять место другого человека и понять его проблему, но в отношении себя все оказалось не так просто. Пережить заново собственную смерть – штука не из приятных.
Лариса тоже была бессильна. Вибрация смерти плотной пеленой окутывала то, что произошло с Ренатом в сорок девятом году. Разумеется, тогда он был другим человеком и звали его по-другому.
– Ты хоть имя свое помнишь?
– Имя? Это не важно…
Он встал, умылся, привел себя в порядок и начал собираться. Надел теплый свитер, сунул ноги в купленные Ларисой непромокаемые сапоги. От слабости темнело в глазах, в груди саднило.
– К врачу пойдем, – бросил он, надевая куртку. – Я ему про выстрел расскажу. Он поймет. Возьми печенье для собаки. Не то облает.
В доме, где доктор снимал жилье, светились все окна. Ренат остановился у калитки и бросил кудлатому псу печенье. Тот проглотил угощение, завилял хвостом, но продолжал тявкать.
– Все улицу переполошит, зверюга! Хорошо, хоть не кусается.
– Тут люди привыкшие, – молвила Лариса, шагая по дорожке к дому. – Ой, кажется, мы не вовремя. Очередь…
У крыльца стояла пожилая женщина, а чуть поодаль – мужик в вязаной шапочке.
– Доктор недавно с работы вернулся, – доложила она. – Еще принимать не начинал. Ждем! Я первая, он за мной.
Мужик в шапочке отвернулся и сделал вид, что разговор его не касается. Он не хотел ни с кем знакомиться, тем более обсуждать свою болезнь.
В отличие от него пожилая дама обрадовалась собеседникам. Она жаловалась на боли в суставах, от которых ничего не помогает, на маленькую пенсию, на дорогие лекарства. Потом перешла к убийству медсестры:
– Ее на пустыре нашли. Мертвую! Никак, ее черт задушил. Слышали про черта?
– Мы приезжие, – из вежливости сказала Лариса. – Из Москвы.
– А-а! К нашему доктору, значит? Из самой столицы пожаловали?
Ренат некстати раскашлялся. Болтливая пенсионерка испуганно посторонилась и прижала к носу кончик платка.
– У него не грипп, случайно?
– Это бронхит.
– Нынче в городе грипп ходит. Заразиться – раз плюнуть. Чихнули на тебя, и готово. К моему артриту только гриппа не хватало.
Лариса не успела ее успокоить, как на крыльцо выглянула молодая девушка и объявила:
– Входите!
Пенсионерка, прихрамывая, поднялась по ступенькам и скрылась в сенях, а мужчина, который стоял за ней, подошел поближе. У него было выбритое лицо и круглые глаза под нависшими бровями. Ларисе он не понравился.
– Вы первый раз к доктору Бортникову? – спросила она.
– Нет.
– Скажите, ему можно довериться? Он хороший специалист?
– Как для кого.
Мужчина отвечал односложно, явно показывая, что не расположен к разговору. Но Ларису это не смутило. Под одеждой человек прятал странный амулет. Она не могла его видеть, просто чувствовала – на шнурке висит штуковина, похожая на… череп? Будь перед ней какой-нибудь байкер, она бы не удивилась.
От человека веяло смертью, и вовсе не из-за черепа…
Глава 18
Анюта собрала на стол и позвала домочадцев ужинать. Брат ел неохотно, зато Пашка уплетал за обе щеки.
– Я тут… в чулан заглядывал, – вынужден был признаться Михаил. – Там крысы развелись, по-моему.
– Крысы? – изумилась хозяйка.
– В полу дырка, мам, – с полным ртом сообщил парень. – Дядя Миша хотел туда отравы накидать. Но у нас не оказалось.
– Какие крысы? Откуда? Может, тебе почудилось, Мишаня? Как твоя ангина? Лучше?
Анюта сыпала вопросами, скрывая замешательство. Опять чулан на повестке дня.
– А ключи-то я с собой ношу, – добавила она. – Как вы чулан открыли?
– Это не я! Это дядя Миша…
Она перевела взгляд на брата, и тот виновато пожал плечами.
– Я шпильку вместо ключа взял.
– Крысы… – озадаченно повторила Анюта. – Экая напасть! Не дай бог, разведутся!
– В чулане им есть нечего, а самогон они не пьют, – ввернул Пашка. – Бутыль не прогрызут, не бойся. Разве что в дом залезут.
– Дырка-то глубокая?
– Не очень. Кулака на два.
– Ладно, я посмотрю, – нахмурилась женщина. – Ты ешь, Мишаня. Тебе сил набираться надо. Горло-то болит еще?
– Болит. Но температура нормальная.
К боли Слепцов привык, а кошмары его донимать перестали. Может, нынешняя ночь пройдет спокойно, и он выспится. Дневной сон – не то. Потом голова как ватой набита, тело вялое.
– Доктор прийти обещался, проведать тебя. Видно, с этим убийством забыл.
– Какое убийство? – насторожился Михаил.
– Медсестру из поликлиники на пустыре нашли. Мертвую. Жалко ее, незамужняя, бездетная. Жизни не видела, а уже на том свете.
Пашка поперхнулся и выскочил из-за стола. Анюта подперла голову рукой и горестно вздохнула.
– Когда это случилось? – спросил Слепцов.
– В ту ночь, как тебя кто-то в чулане запер, и случилось.
Он перестал жевать и отодвинул тарелку. Эта новость неприятно поразила его.
– В ту самую ночь? Ты ничего не путаешь?
– Об этом вся Грибовка гудит. Захочешь, не спутаешь.
– Об этом вся Грибовка гудит. Захочешь, не спутаешь.
Михаил замолчал, хлебнул чаю и встал из-за стола.
– Пойду, прилягу…
– Пашка! – позвала Анюта. – Иди, доедай! Картошка стынет!
Сын прокашлялся и сел подле нее. Ему не терпелось спросить, что люди говорят, но он не решился. Вдруг мать неправильно поймет?
Она сама завела об этом речь:
– К тебе участковый не приходил?
– Нет. А должен?
– Дружков твоих допрашивали, небось?
– Типа да. Только они про меня ни гу-гу.
– А ты и поверил? – усмехнулась она. – Станут они тебя выгораживать! Своя рубашка ближе к телу. Если жареным запахнет, они тебя с потрохами сдадут.
– Че меня сдавать-то? Я, блин, не при делах…
– Кто разбираться будет? Найдут козла отпущения и посадят. Ментам лишь бы убийство раскрыть.
Парень нервно кусал губу. У него самого сердце не на месте, а мать нарочно нагнетает. Хочет его с друзьями рассорить.
– Ладно, не кисни, – сжалилась она. – Обойдется как-нибудь. Я маслица в лампадку подлила, молиться буду. Бог милостив!
Пашка долго молчал, прикидывая, говорить матери о своих подозрениях или нет.
– Ты бы с доктором посоветовалась насчет дядьки…
– Зачем? Он идет на поправку, слава богу.
– Да странный он какой-то. Крыс придумал, в чулан опять полез…
– Может, там и правда крысы развелись?
– Я после него весь пол облазал, – оглянувшись на дверь, прошептал Пашка. – Крысами и не пахнет! Дырка в углу есть, но пустая. Я проверил.
– Надо ее цементом заделать. В сарае осталось немного.
– Может, у дядьки того… типа крыша поехала? Он же больной!
– От ангины крыша не едет! – сердито отрезала мать.
– Что-то с ним не так… В прошлый раз он в чулане закрылся, теперь опять…
– Как это он мог снаружи закрыться? Молчи лучше! Это твои проделки!
– Че сразу мои…
* * *Пациентку с артритом сменил на приеме Чемагин. Он был счастлив, что пришла его очередь и он отделался от приставучей бабенки. Та так и сверлила его глазищами, так и сверлила. Он терпеть не мог, когда его пронизывают, словно рентгеном.
– Вы чем-то расстроены? – осведомился доктор. – Боли усилились?
Он стоял, прислонившись к подоконнику. За столом сидела медсестра и что-то записывала в журнал.
Чемагин окинул ее недобрым взглядом и шумно вздохнул. Спина ощутимо давала о себе знать, о чем он и сообщил Бортникову.
– Может, вам массажик предложить? У нас в поликлинике отличный массажист.
– Массажи я уже пробовал. Я вижу, вы несерьезно относитесь к моей болезни. Вам, как и прочим врачам, плевать на чужие страдания.
– По-моему, все наоборот. Это вы не хотите искать причину своего недуга.
– Разве это не ваша работа?
– Чужая душа – потемки, – улыбнулся доктор, как будто произнес удачную остроту.
– Вы полагаете, болезнь гнездится в душе? Какое учебное заведение выдало вам диплом врача?
– Столичный университет.
«Он издевается надо мной, – подумал Чемагин, прилагая усилие, чтобы не коснуться рукой талисмана. – Цирк устраивает перед этой смазливой девицей! Распускает хвост, как павлин. Небось, кадрит ее, надеется переспать! Если бы они уже были любовниками, он вел бы себя скромнее».
– Я вам не подопытный кролик.
– Боже упаси! У меня и в мыслях не было ставить на вас опыты.
Мариша залилась краской. Перепалка между доктором и пациентом противоречила ее профессиональным принципам. Кирилл Сергеевич перегибает палку, нарывается на скандал. Она желала бы положить этому конец, но не посмела вмешаться.
– Вашей помощнице стыдно за вас, – заметил ее румянец Чемагин. – Вы собираетесь меня лечить? Между прочим, я плачу вам деньги.
– А я их усердно отрабатываю.
– Допустим. Но где результат?
– Исцеление – это взаимообразный процесс. В нем участвуют оба, и врач, и пациент. А вы хотите всю ответственность переложить на меня. Так дело не пойдет.
– Что еще от меня требуется? – насупился Чемагин. – Я выполняю все ваши рекомендации, а толку ноль.
– Вы обещали подумать, зачем вам нужна ваша болезнь. Какую выгоду вы извлекаете из нее?
– По-вашему, мне выгодны мои мучения?
– Ваш ум говорит, что нет. Но я отказываюсь общаться с вашим умом. Мне нужен контакт с вашей сутью! Вы закрылись от чего-то в себе, Чемагин. Вы играете в прятки с самим собой. И хотите вовлечь в эту игру меня.
– Вы просто бессильны перед недугами и не нашли ничего лучшего, как обвинять больных в том, что они больны, потому что сами хотят этого. Обратитесь к психиатру, доктор, его консультация пойдет вам на пользу.
Бортников пропустил его колкость мимо ушей.
– Ваше подсознание цепляется за боли в спине, у вас есть железная мотивация иметь их, как… Как что, Чемагин?
Пациент не нашел ответа. Его что-то беспокоило, мешало сосредоточиться. Он пытался сообразить что. Неужели назойливая бабенка и ее спутник? Тот кашлял и не участвовал в разговоре. Черт! Точно, они. Ему стало не по себе, как только они зашли во двор. Особенно подозрительным был мужчина. Чемагину не хотелось встречаться с ним взглядом.
– Вы меня не слушаете…
– А?.. Да вы меня достали своими лекциями! – рассвирепел больной. – По-моему, вам следует переквалифицироваться в священника. Будете пудрить людям мозги и ловить кайф! А меня увольте…
Он вышел из роли и заговорил на другом языке. Еще немного, и Бортников понял бы, кто стоит перед ним, прикрываясь маской шофера-дальнобойщика.
Между тем Чемагин мысленно представлял себе тех двоих. Чем они его задели, заставили нервничать? Доводилось ли ему раньше встречаться с ними?
Мариша опустила голову, выводя в журнале какие-то каракули. Этот пациент пугал ее. У него злые глаза и мстительная натура. Пожалуй, с него станется настрочить жалобу на доктора и попортить ему кровь. Бортникову придется уезжать из Грибовки, и она никогда больше его не увидит. Конечно, если он не возьмет ее с собой. А он – не возьмет! Недавно они страстно целовались в темноте у забора, а теперь он делает вид, что ничего не было.
Мариша изо всех сил сдерживала слезы, стоило ей вспомнить о своих разбитых мечтах.
– Я на вас не в обиде, Чемагин, – обронил доктор, глядя на часы. – Борьба с болью испортила ваш характер. Идите и продолжайте пить лекарства. Это вам по вкусу и вполне логично, верно? Лелейте свою логику дальше! Ваш ум будет удовлетворен… и что с того?
Больной помрачнел, рассеянно кивнул и вышел из кабинета. За дверью он нахлобучил на голову шапку и шагнул в сени. Что за день сегодня? Прошвырнуться, что ли, по пустырю? Занятное местечко…
Он спустился с крыльца, не глядя на Ларису и ее спутника, и устремился на улицу. Ноги сами понесли его к зарослям орешника, над которыми торчали печные трубы бараков…
Глава 19
Ночью Пашка глаз не мог сомкнуть. Вспоминал гогочущих дружков и слова матери, что, в случае чего, вину за убийство медсестры Авиловой свалят на него. Парень гнал от себя дурные мысли, но те становились страшнее и страшнее. Он ворочался с боку на бок, сердито сопел и строил планы побега. Если уж «запахнет жареным», как выразилась мать, лучше укатить куда подальше. Хоть в Москву. Затеряться там, залечь на дно. Устроиться грузчиком на рынок…
От душевных переживаний или от дешевого пива у Пашки пересохло во рту. Он прошлепал в кухню, зачерпнул кружкой воды из ведра и выпил большими глотками. Потом подкрался к чулану, проверил замок, приставил ухо к двери и прислушался. Не скребутся ли крысы?
Никаких похожих звуков. Только мерно посапывает мать в приоткрытой спальне. Из комнаты дядьки не было слышно храпа. Пашка, ежась от холода, заметил свет в щели и решил подсмотреть, что делает больной. Он тихо оделся и выскользнул из дому. Нужное ему окно выходило в сад. Парень топтался на пожухлой траве, становился на цыпочки, вытягивал шею. Тщетно.
– Ни хрена не видно…
Он сбегал на веранду за табуреткой, пристроил под окном и влез на нее. Табуретка опасно накренилась. Но Пашка не боялся упасть. Его внимание было поглощено странным поведением дядьки. В проем между шторами виднелась согнутая мужская фигура. Больной сидел боком и что-то пристально разглядывал.
– Читает, что ли?
Должно быть, дядька почувствовал посторонний взгляд и повернулся к окну спиной. Парень не видел, что у него в руках. Может, книжка…
Он продрог и хотел уже слезать с табуретки, как дядька начал странно размахивать руками, словно отбивался от кого-то. Потом упал на кровать и завопил не своим голосом. От неожиданности Пашка покачнулся, табуретка завалилась, и он оказался на земле.
– Блин…
На крики брата прибежала мать в ночнушке и накинутой сверху шали. Пашка поспешно метнулся в дом, сорвал куртку, разулся и бросился в горницу. В соседней комнате что-то падало, больной орал благим матом, мать ему вторила.
– Что с тобой, Мишаня?.. Тебе плохо?.. Помогите кто-нибудь!.. Пашка! Пашка!
Парень осторожно заглянул в распахнутую дверь. На комоде горела настольная лампа. Брат и сестра боролись на разоренной кровати. Подушки валялись на полу, одеяло съехало.