К своем удивлению, Моррисон не чувствовал себя беспомощным. Он, скорее, испытывал удовольствие от ощущения невесомости.
Калныня нажала на край своего сиденья между колен, и ремень вокруг ее талии расстегнулся. Моррисон был уверен, что ремня на ней не было. Она повернулась к нему и сказала:
— Здесь, слева, ваше устройство, выпускающее ремень.
Моррисон не мог не почувствовать, как, освободившись от ремня, она слегка приподнялась с сиденья и прильнула к нему. Софья нажала на устройство. С легким свистом выстрелил гибкий ремень, плетенный из светлого пластика, и обернулся вокруг него, спрятав тройной наконечник в кресле с другой стороны. Он оказался как бы в упругой сети.
— Если вы хотите освободиться, здесь, прямо между колен, — расцепляющий механизм.
Калныня наклонилась к нему ближе, чтобы показать место, и Моррисон почувствовал удовольствие от прикосновения ее тела.
Казалось, она не заметила этого. Справившись со своей задачей, она откинулась на сиденье и заново застегнула ремень.
Моррисон быстро оглянулся вокруг, вытягиваясь вверх и вперед, насколько позволял ремень, и выглядывая с трудом через плечо Конева. Все пятеро были пристегнуты.
Он сказал:
— Мы уменьшились до такой степени, что стали очень мало весить, не так ли?
— Вы сейчас весите всего лишь двадцать пять миллиграмм, — заметила Баранова, — так что вы даже можете чувствовать себя невесомым. К тому же, корабль поднялся.
Моррисон посмотрел на Калныню осуждающе. Она слегка пожала плечами и сказала:
— Я помню, что обещала вам все объяснять по ходу, но вы, кажется, заснули, и я подумала, что лучше оставить вас в покое. Качка при движении разбудила вас и вытряхнула из кресла.
— Качка? При движении?
Он посмотрел в сторону. Ему показались какие-то тени, но стены уже были непрозрачными, и он уже было выбросил это из головы. Но вдруг вспомнил, что стены корабля прозрачные, опять догадался, что свет снаружи выключен.
Калныня кивнула головой:
— Движение крепко держит нас и помогает сохранять равновесие, поэтому нас излишне не трясет. Оно кажется ужасным, но это очень незначительное и искусно смягченное обивкой движение. А мы уже помещены в маленький резервуар с соляным раствором. Мы также сохраняем равновесие, благодаря потоку воздуха, всасывающемуся верхней насадкой. Нас толкает в сторону насадки. Таким образом, нас удерживает сила, действующая в. трех направлениях.
Моррисон опять взглянул наружу. Предметы за стенами корабля, не скованные движением и потоком воздуха вверх, могли бы быть видимы, но Моррисон их не видел. Он уловил отрывочные блики света и тени и понял, что все, что находится снаружи, настолько велико, что его просто невозможно рассмотреть. Если фотоны, достигающие корабль, не подвергаются минимизации, попадая в поле, они будут вести себя как длинные радиоволны, совершенно невидимые.
Он почувствовал, как корабль опять внезапно пошатнулся и даже двинулся назад, хотя в действительности движение происходило незаметно. Каждый момент все менялось. Движение — в его масштабе — невозможно было рассмотреть.
Затем его слегка приподняло вверх, и сдерживающий его ремень натянулся, корабль пошел вниз. За этим последовало ощущение медленного приседания.
Дежнев указал на темную горизонтальную линию, которая медленно двигалась вверх и вниз по стене корабля, и произнес с удовлетворением:
— Это поверхность воды. Я думал, что сейчас буду двигаться сложнее. Очевидно, здесь почти такие же хорошие инженеры, как я.
Баранова заметила:
— Собственно говоря, мастерство инженеров здесь ни при чем. Нас удерживает давление поверхности. Оно оказывает свое действие, только когда мы находимся на поверхности потока. Как только мы попадем в тело Шапирова, его воздействие на нас прекратится.
— Но этот эффект волны, Наташа? Это движение вверх-вниз? Разве оно совсем не влияет?
Баранова внимательно следила за приборами и особенно за маленьким экраном, на котором горизонтальная линия, казалось, застыла навсегда, не смещаясь от центра. Моррисон старался рассмотреть ее, поворачиваясь и приподнимаясь до боли.
— Она непоколебима, — сказала Баранова, — как твоя рука, когда ты трезвый, Аркадий.
— Лучше не бывает, а? — громко рассмеялся Дежнев.
«Он выглядит оживленным», - додумал Моррисон тревожно, — и что это на него подействовало?»
— А что сейчас происходит? — спросил Моррисон.
Насколько помнил Моррисон, Конев заговорил впервые с начала минимизации:
— Вы все хотите знать?
Моррисон сердито ответил:
— Да! Вам все объяснили. Почему мне нельзя знать всего?
Баранова успокоила всех:
— Альберт абсолютно прав. Юрий, пожалуйста, будь благоразумным. Достаточно скоро тебе понадобится его помощь, и я надеюсь, он не настолько невоспитан, чтобы огрызаться.
Конев передернул плечами, но ничего не ответил.
Баранова объяснила:
— Мы попадем в цилиндр шприца, Альберт. Это произойдет с помощью дистанционного управления.
И, как будто дождавшись ее слов, сзади опустилась тень, которая почти моментально поглотила их. Какое-то время впереди маячил свет, но потом и он исчез.
Баранова опять спокойно заметила:
— Игла уже готова. А сейчас нам нужно подождать немного.
Корабль изнутри, где было совершенно темно, вдруг наполнился белым светом, пожалуй, более мягким и спокойным, чем раньше, и Баранова сказала:
— С этого момента и до конца эксперимента не будет внешнего света. Мы должны полагаться только на наше внутреннее освещение, Альберт.
Пораженный Моррисон начал искать источник света вокруг. Казалось, что свет излучали сами прозрачные стены. Калныня, поняв его взгляд, объяснила:
— Электролюминесценция.
— Но где источник?
— У нас имеется три двигателя из микросплава. — Она гордо на него посмотрела. — Самые лучшие в мире. — И повторила: — В мире.
Моррисон промолчал. Он захотел вдруг рассказать об американских двигателях из микросплава на последних космических кораблях, но какой в этом был смысл? Когда-нибудь мир освободится от национальной лихорадки, но этот день еще не пришел. И пока эта лихорадка не выливалась в насилие или в угрозу насилия, ее можно было переносить.
Дежнев, откинувшись на кресле, подложив руки за шею и, очевидно, обращаясь к мягко светящейся стене, проговорил:
— Когда-нибудь мы увеличим шприц, поместим в него корабль нормальных размеров и все это уменьшим. Тогда нам не надо будет маневрировать в маленьких масштабах.
Моррисон спросил:
— А можете вы делать другое? Как вы это называете? Максимализация? Гигантизация?
— Мы никак это не называем, — резко ответил Конев, — потому что это невозможно сделать.
— Может, все-таки придет время.
— Нет, — сказал Конев, — никогда. Это физически невозможно. Для минимизации требуется огромное количество энергии, а уж для максимализации — просто бесконечное.
— Даже если рассматривать это с точки зрения теории относительности?
— Даже таким образом.
Дежнев губами издал не совсем приличный звук:
— Это для вас физически невозможно. Что ж, посмотрим...
Конев, обидевшись, промолчал. А Моррисон спросил:
— Чего же мы ждем?
Ответила Баранова:
— Шапиров пройдет последние приготовления, затем игла будет введена в сонную артерию.
Пока она говорила, корабль резко дернулся вперед.
— Еще нет. Это они просто удаляют пузырьки воздуха. Не волнуйся, Альберт. Когда все начнется, мы узнаем.
— Откуда?
— Они передадут. Аркадий поддерживает с ними связь. Это не сложно. Фотоны радиоволны минимизируются, проходя границу, а затем, возвращаясь, подвергаются максимализации. На это идет совсем немного энергии — даже меньше, чем в случае со световыми волнами.
— Пора двигаться к основанию иглы, — сказал Дежнев.
— Ну что ж, — откликнулась Баранова, — по крайней мере, испытаем действие движущейся энергии во время минимизации.
Нарастающий грохот достиг предела и превратился в глухое гудение. Моррисон повернул голову, насколько позволяли привязные ремни, старясь разглядеть происходящее сзади.
Вода за ними вспенивалась, словно от вращения мельничных колес. При отсутствии какой-либо точки отсчета снаружи было сложно определить, насколько быстро они движутся. Моррисону движение казалось медленным.
— Мы намного продвинулись? — спросил он.
— Нет, но в этом нет необходимости, — ответила Баранова, — не к чему тратить энергию на повышение скорости. Ведь мы пробиваемся сквозь молекулы нормальной величины, а это означает преодоление высокой плотности.
— Но с микроплазменными двигателями...
— Энергия нужна нам на многое другое.
— Да я просто думаю, сколько времени нам понадобится, чтобы достигнуть ключевых точек мозга.
— Но с микроплазменными двигателями...
— Энергия нужна нам на многое другое.
— Да я просто думаю, сколько времени нам понадобится, чтобы достигнуть ключевых точек мозга.
— Поверьте мне, — сердито сказала Баранова, — я тоже весьма заинтересована в этом, но ведь есть еще и артериальный поток крови, который доставит нас к нужной точке.
— Мы на месте. Видите? — воскликнул Дежнев.
Прямо перед ними, в свете прожектора, виднелся какой-то крут. Моррисон не сомневался, что это — основание иглы.
Из конца иглы они попадут прямо в ток крови Петра Шапирова и окажутся действительно внутри человеческого тела.
37.
— Наталья, мы слишком велики для того, чтобы пройти сквозь иглу, — сказал Моррисон. Он снова засомневался: опять пришла мысль, что весь эксперимент, возможно, провалится. Если минимизация не будет достаточной, чтобы преодолеть иглу, им придется подвергнуться деминимизации, и тогда со всем будет покончено.
Но выше этого, тщательно скрываемого, чувства было некое разочарование: зайти так далеко и вдруг отказаться от проникновения внутрь мозга человека и исследования его нервных клеток? Естественно, он не был ни отчаянным смельчаком, ни покорителем высот и поэтому мог отказаться от эксперимента — а он уже действительно был готов в ужасе повернуть назад — но, подвергнувшись минимизации, зайдя так далеко, преодолев столько препятствий, мог ли он не хотеть продолжения?
И над всеми его противоречивыми чувствами было реальное осознание, что эти люди не могли быть настолько глупы, чтобы иметь дело с кораблем, который не сможет миновать иглу. Невозможно было даже вообразить такое.
И Баранова, словно уловив его мысль, почти безразлично сказала:
— Да, конечно, сейчас мы еще слишком велики, но мы не останемся такими. В этом и заключается моя работа.
— Ваша? — озадаченно переспросил Моррисон.
— Конечно. Мы были уменьшены до теперешнего размера с помощью приборов центра. А теперь окончательная минимизация будет проведена мной.
Калныня пробормотала:
— И это одна из причин, по которой мы должны, насколько возможно, беречь наши микроплазменные двигатели.
Моррисон переводил взгляд то на одного собеседника, то на другого.
— У нас на борту действительно имеется достаточно энергии для продолжения минимизации? У меня сложилось впечатление, что большое количество энергии требуется для...
— Альберт, — перебила Баранова, — в том случае, если бы гравитация подверглась квантизации, нам понадобилось бы такое же огромное количество энергии, чтобы уменьшить массу наполовину, независимо от начального значения. Одинаковая энергия требуется для уменьшения в два раза массы мыши и массы слона. Но гравитация не подвержена квантизации, как не подвержено ей и уменьшение веса. Следовательно, энергия, необходимая для уменьшения массы, растет в зависимости от величины уменьшения. Сейчас наша масса настолько мала, что дальнейших затрат энергии потребуется совсем немного.
Моррисон возразил:
— Но до сих пор вы ни разу не уменьшали на такую величину тело размером с наш корабль. Вы занимаетесь экстраполяцией объектов совсем другого масштаба. («Они не с ребенком разговаривают, — сердито подумал он, — я такой же, как они».)
— Да, — согласилась Баранова. — Но мы надеемся, что экстраполяция пройдет, как обычно, без неожиданных сюрпризов. В любом случае, мы живем во Вселенной, которая постоянно преподносит нам неожиданности. И ничего с этим не поделаешь.
— Но если что-то пойдет не так, все мы погибнем.
— А вы не знали этого? — спокойно спросила Баранова. — Вы решились испытать все трудности нашего фантастического путешествия только для того, чтобы почувствовать удовольствие от их преодоления? Не только мы вовлечены в это. Если что-нибудь случится и энергия минимизации будет освобождена, она уничтожит не только нас, она может в какой-то мере повредить Гроту. Уверена, что большинство из тех, кто не подвергался минимизации, сейчас с замиранием сердца думают: а уцелеем ли мы при взрыве? Видите, Альберт, даже те, кто не подвергается риску минимизации, в безопасности не находятся.
Дежнев повернулся к ним и скривился в усмешке. Моррисон заметил, что один из верхних коренных зубов был вставным и явно отличался по цвету от остальных, имеющих желтоватый оттенок.
— Друзья мои, — сказал Дежнев, — постарайтесь сконцентрироваться на мысли, что даже если что-то произойдет, вы никогда об этом не узнаете. Мой отец любил говорить: «Уже если суждено умереть, единственное, о чем можно просить, это о быстрой и неожиданной смерти».
Моррисон заметил:
— То же самое говорил Юлий Цезарь.
Дежнев согласился:
— Да, но у нас-то не будет времени сказать: «И ты, Брут...»
— Мы не погибнем, — резко вставил Конев. — Глупо говорить об этом. Расчеты абсолютно верны.
— Ах, — вздохнул Дежнев. — Были времена, когда люди полагались на защиту Бога, теперь нам остается полагаться только на правильность расчетов.
— Не смешно, — выдавил Конев.
— А я и не хотел быть смешным, Юрий.
— Наташа, они там, в центре, готовы продолжать эксперимент.
— Тогда хватит размышлений. Продолжаем.
Моррисон плотно вжался в сиденье, подготавливая себя к главному. Но ничего не почувствовал, однако заметил, что круг, четко видимый ранее, становится все более размытым и словно медленно удаляется.. Наконец он пропал.
— Мы движемся? — машинально спросил он. Это был вопрос, от которого он не мог удержаться, несмотря на то, что ответ был ясен.
— Да, — сказала Калныня, — и при этом не тратим энергии, не пробиваемся сквозь молекулы воды. Внутри иглы нас несет поток, который приводится в движение давлением цилиндра шприца.
Моррисон считал про себя. Так ему лучше удавалось занять свои мысли, чем следить за секундной стрелкой часов.
Досчитав до ста, он спросил:
— Сколько времени нужно для этого?
— Нужно для чего? — переспросила Калныня.
— Для того, чтобы попасть в ток крови? — ответил Дежнев. — Несколько минут. Они перемещают нас очень медленно на случай возникновения микроволнений среды. Как говорил мой отец: «Тише едешь — дальше будешь!»
— Мы все еще подвергаемся минимизации? — со вздохом спросил Моррисон.
Стоя за ним, Баранова ответила:
— Нет, мы уже уменьшились до клеточного уровня. Этого достаточно.
Моррисон весьма удивился, заметив, что его бьет дрожь. После всего, что произошло, появилось столько нового для обдумывания, что для страха просто не осталось места. Страха не было. Во всяком случае, острого. Тем не менее, он продолжал дрожать.
Он попытался расслабиться. Но для этого требовалась не только воля, но и гравитация, так что попытка была бесполезной. Он просто закрыл глаза, замедлил дыхание. И попытался тихонько напеть мелодию Девятой симфонии Бетховена.
Наконец, он почувствовал себя в состоянии говорить.
— Извините, — пробормотал он, — кажется, я здорово дрожал.
Дежнев встрепенулся:
— Ага! А я-то все думаю, кто же первый признается?
— Это не вы дрожите, Альберт, — сказала Баранова. — Мы все чувствуем легкую дрожь. Это корабль.
Моррисон сразу же отреагировал:
— С ним что-то случилось?
— Нет, это связано с его теперешним размером. Корабль настолько мал, что на него действует даже броуновское движение. Вы знаете, что это такое?
Это был чисто риторический, формальный вопрос. Поверив, что выпускник физического факультета знает о броуновском движении, она оставила Моррисона в покое. Моррисон же вдруг обнаружил, что в уме пытается изложить свою концепцию броуновской теории.
Каждый объект, погруженный в жидкость, со всех сторон подвергается ударам атомов или молекул. Эти частички сталкиваются беспорядочно, но эта беспорядочность настолько незаметна из-за малого размера частиц в сравнении с телом, что не порождает заметного эффекта.
Если же объект уменьшится, эффект от броуновского движения станет заметнее, потому что все меньшее и меньшее количество частиц будет ударяться о него в единицу времени:
Корабль был сейчас достаточно мал, чтобы реагировать на беспорядочные толчки частиц и летать из стороны в сторону. А легкое движение и создавало эффект дрожания.
— Да, мне следовало раньше подумать об этом, — сказал Моррисон. •— Дрожание будет возрастать при дальнейшем уменьшении.
— Безусловно нет, — возразила Баранова, — появятся другие, противодействующие эффекты.
— Я не знаю ни одного, — насупившись, пробормотал Моррисон.
— И тем не менее, они появятся...
— Оставь это теории, — нарочно благочестивым тоном посоветовал Дежнев, — теории известно все.
Моррисон заметил:
— Думаю, эта вибрация может вызвать морскую болезнь.