– Стоп-машина, – сказал дедушка, – а то мое сердце не выдержит…
Она успокоилась.
– Надень бабушкины тапки, холодно… И шаль накинь!
Лика стала послушной-послушной, влезла ногами в теплые тапки, накинула бабушкины кофточку и шаль.
– Что это ты делаешь?
– Да вот, не знал, что квитанции зелеными чернилами заполнять нельзя. Теперь сижу, обвожу синими… Раньше бабушка за все платила, я и не ходил никогда в сберкассу.
– А не проще было новый бланк взять?
– Ну… Зачем бумагу переводить?
– Давай я!
Лика села и старательно обвела ровные дедушкины буквы. Вдруг зазвенели ордена, она повернулась и увидела, что дедушка пересматривает бабушкины вещи в шкафу. Никогда раньше он этого не делал, по крайней мере, при ней. Постоял у шкафа еще немного, вернулся к столу. Лика уступила место и осторожно уселась у него на коленках.
– Лика… Бабушкины вещи выбрасывать нельзя.
– А мы разве собираемся?
– Сейчас не собираемся, но в принципе – нельзя. Я просто говорю. Тем более тебе вон как все подходит. Они, конечно, не модные, но теплые. Дома ходить можно…в осенне-зимний период.
Лика понимала, к чему он клонит, и держала себя в руках, но когда услышала родное дедушкино «в осенне-зимний», не выдержала и тихонько заплакала.
– Лика… Лика… Ангелика, – нараспев стал успокаивать ее Валерий Иванович.
– Анжелика, – поправила она, – Спой мне, что бабушке пел.
– А плакать не будешь?
– Нет.
Дедушка еще немного покачал ее и обвил руками. Каблуками стал тихонько отстукивать ритм.
– В этот вечер, в вихре…
– В танце, – поправила Лика. Она хоть и расстроилась, но была очень внимательной девочкой.
– В танце карнавала, – улыбнулся дедушка, – я руки твоей коснулся вдруг…
Закачал Лику, словно танцуя с ней. Она улыбнулась.
– Ну, а то – расплакалась. Взрослый человек…
– … называется! – сказали они уже хором: Лика знала дедушкины присказки и порой успевала его опередить. Они засмеялись и поцеловались. Посидели еще немножко молча.
– Анжелика, – официально прошептал дедушка на ухо, – можно личный вопрос?
– Спрашивайте.
– Откуда у нас в доме свежие цветы?
– Это тебе… В честь выздоровления.
– А… Я так и подумал…
– Что хоть вы все ко мне привязались, – нежно промурлыкала Лика, – я еще маленькая.
8
Прошли эти долгие пять дней. Пятнадцатое апреля. Пятнадцать градусов.
Полдня Елена пробыла у костюмеров и теперь сидела в гримерке напротив окна, в красивом платье Графини. Валерий Иванович стоял рядом и, как всегда, пристально всматривался в ее лицо. Потом робко трогал веки, щеки, шею. А потом начал гримировать быстро и деловито. Лика помогала. Она следила за каждым движением рук, каждым сгибом фаланг больших дедушкиных пальцев. Запоминала, как ложится материал, как ходит кисточка. Грим превращался в лицо, Елена двигала губами и скулами, а новая кожа, как живая, ходила вверх-вниз, морщинилась и натягивалась.
Дедушка снова отошел к окну.
– А улыбнуться?
Елена подняла краешки губ.
– А погрустить?
Сдвинула бровки.
– Вот теперь мы, наконец, одного возраста, – неожиданно сказал он, – получилось…
Елена встала и посмотрела в зеркало. Лика кинулась к ней.
– Что случилось?
Елена заплакала и быстро промокнула салфеткой глаза, чтобы не испортить грим. Но слезы не слушались.
– Валерий Иванович! – обняла она дедушку. – Можно я вас поцелую?
Дедушка сел в кресло.
– Это я у вас должен о таком спрашивать…
Елена поцеловала его, обняла и прижала к себе.
– Я сбегаю за всеми? – спросила Лика и, не дождавшись ответа, выбежала в коридор.
Она старалась не думать ни о чем плохом, просто летела по коридорам, как обычно, ракетой и приземлилась в кабинете Анны Николаевны.
– Можно смотреть, готово, все сделали.
Обратный путь занял больше времени: у Анны Николаевны болели ноги. Когда вошли в гримерку, Елена стояла у окна, спиной к двери. Анна Николаевна не сказала ни слова, только подошла чуть ближе.
– Это не я, – прошептала Елена, – я думала, что это будет, как будто я, но – старая. А это – не я.
– А где Валерий Иванович?
– Он почему-то домой ушел.
Анна Николаевна еще несколько секунд посмотрела на Елену, опустилась в кресло и сказала:
– Одно лицо.
– Что «одно лицо»? С кем?
– Неважно, Леночка, это я так…
– Мне еще горб сошьют, Анна Николаевна. Завтра, к «генеральной».
Вечером дедушка молчал, что-то рисовал, несколько раз перевесил из шкафа в шкаф свой пиджак с орденами. Ничего не поел, лег подремать и тут же глубоко уснул.
Глава четвертая
1
Следующий день был очень длинный. Самый длинный в жизни Лики.
Рано утром она проснулась и пролежала, почти не двигаясь, полчаса, а может, час. Светало, но ночной холод задержался в комнате, было лень встать и закрыть форточку. То ли живот болел, то ли грустно было – непонятно. В общем, это был странный час. Наконец она поднялась, прокралась на цыпочках мимо дедушкиной постели в душ, а потом решила приготовить завтрак.
Трамваи уже вовсю звенели, но дедушка прожил здесь много лет и спал под этот шум «как убитый». Ровно в полвосьмого он встал безо всякого будильника. Зная чудеса его режима, Лика подготовила все заранее, нарезала хлеб, вытащила масло из холодильника, а без одной минуты восемь разбила два яйца на нагретую сковородку. Дедушка «вышел к завтраку» опрятно одетый и улыбающийся.
– Волнуешься? – спросила Лика.
– Нет, – ответил он, и они замолчали на какое-то время, потому что – «когда я ем, я глух и нем». Потом она налила чаю. Это был долгий завтрак.
– Какие у тебя сегодня планы? – спросил дедушка.
– Сначала в школу, потом к тебе на «генеральную»!
– Разве тебе не нужно в «Чиполлино?»
– Да, но сегодня такой день, хочется к тебе пойти!
Дедушка поцеловал Лику в голову, она прижалась к нему.
– Спасибо за вкусный завтрак… Но ты не права. Твоя работа – в «Чиполлино», у тебя же нет замены.
– Нет…
– Тогда иди туда. Каждый должен быть на своем месте, а не бегать «куда хочется».
– Ты… Просто хочешь один с ней? Без меня?.. Работать? – поспешила добавить Лика.
– Нет, – ответил дедушка после короткой паузы, – нет.
Дурацкий какой-то получался разговор. Она испугалась, что дедушка обидится, и быстро собралась. Уже в дверях оглянулась, а он улыбнулся и помахал рукой: «Беги, беги, опоздаешь!» Она снова развернулась к двери, дедушка окликнул:
– Не холодно?
– Нет вроде.
– Может, бабушкину кофту наденешь?
– В школу?
– Ну, хорошо… Ты вообще надевай, не стесняйся. Чего ей лежать? Ей еще долго сносу не будет.
– Хорошо…
– Похолодание объявили.
– Тем более. Не волнуйся, я из нее не вылезу.
Потом было почему-то два урока вместо шести. Все разбежались, а Лике было некуда идти, и она осталась на школьном стадионе. Повисела на турнике, попрыгала по вкопанным в песок шинам, но цели так и не появилось, время замерло.
– Привет! – окликнул ее кто-то. Она обернулась. Паша, как всегда, поздоровался издали, словно спрашивая разрешения подойти.
– Привет, – улыбнулась Лика и тут же насупила брови, вспомнив, что не собирается быть с ним милой. Паша подошел и уселся на самую большую шину от грузовика.
– Лика, – сказал он, – давай сходим куда-нибудь.
– Куда? – в принципе было здорово, что он подошел. Время сдвинулось с мертвой точки.
– Давай за «круг»?
Они прошли мимо совсем старых домиков окраины и вскоре миновали «круг» – последнюю остановку троллейбусов. Лика толком не знала, что там, за ней. Самой было как-то страшно ходить, а в компаниях, которые бегали туда курить черт знает что и заниматься черт знает чем, она не состояла. Молча, огородами и ямками, они вышли к реке. Пару раз Паша набирал воздух, чтобы сказать что-то, но то Лика ускоряла шаг, то сам он, видимо, передумывал.
Первая зелень уже покрыла противоположный берег, было очень красиво и почти не холодно. Тучи опустились низко, воздух стал прозрачным и серым. Даже листва на дальних деревьях казалась теплой. Лика хотела сказать об этом, но сначала не знала как, а потом решила, что уже поздно, что, наверное, это все неважно. Они пошли правее, против течения, чтобы выйти к оживленной части города. Может, километр, а может, два они брели рядом, потом опережая друг друга, но все равно – как-то вместе. Пару раз встречались взглядами, собирались что-то сказать, но так и не сказали. Когда молчишь так долго, глупо уже начинать разговаривать.
Паша попрощался у троллейбусной остановки и неуклюже пошел прочь, словно не знал, куда идти. В целом прогулка Лике понравилась.
2
Эльфогном встретил ее скучной гримасой. У него не было настроения, и, пока дети собирались, они в который раз прогулялись по коридору, порассматривали стенды об истории театра. «Евгений Онегин» – спектакль сезонов 1960–1972 годов. «Иван Сусанин» – 1959 год… Черно-белые, расфокусированные актеры стояли на сцене в некрасивых костюмах и пели, широко открывая рты. Может, они и хорошо пели, может, и костюмы были «ничего», но фотографии этого никак не передавали.
Лика очень хотела пойти к дедушке в гримерку, но помнила его слова: «Каждый должен честно быть на своем месте»… Я-то честно, я-то на своем… А со стороны места очень даже нечестно в такой день приковывать к себе… Может быть, на второй акт успею. И время снова потянулось, потому что ждать нужно было еще часа два.
Дети собрались, Лика включила им «Чиполлино» и села рядом. Мальчик-луковка как угорелый забегал от своих врагов, агрессивных овощей и фруктов.
– Нужно срочно бежать! Ноги в руки и вперед! Они не догонят!
Наверху сейчас уже погас свет, музыка из тишины, из ниоткуда расплывается по залу, лучи ложатся на сцену, а там – люди в костюмах, и бросает в дрожь от всей этой сказки. Люди начинают петь. Какими-то специальными, волшебными голосами. В жизни ведь они нормально разговаривают.
– Ой! Чиполлино упал! Ему больно! Ай-яй-яй!
Дедушка с Еленой сейчас одни, наверху: выход Графини не сразу. Хочется побежать, обнять его, потому что, наверное, он обиделся сегодня утром, но… нужно быть здесь. Хотя можно же сбегать ненадолго, пожелать удачи – и обратно… Как же, уйдешь: детей нельзя оставлять! Лика только представила, что они сидят у телевизора одни, оборачиваются, а никого нет. Раньше Паша часто приходил и торчал тут без дела – вот теперь бы он пригодился. Может, Антошка знает его телефон? Антошка сидел, открыв рот, и всеми силами старался помочь Чиполлино.
– Куда это, дети, принц Лимон собрался? А ну-ка стой!
Три года парню. Он и считать-то, наверное, не умеет, какой там номер телефона.
Просто позвонить в гримерку? Это же просто: поднять трубку. Утром дедушка почти не разговаривал, его голоса не хватало весь день. Да, просто позвонить.
– Чиполлино не догонишь, Чиполлино всех быстрей!
Там, наверху, за толщей старой, в три кирпича кладки звучит музыка, офицеры играют в карты, и Графиня совсем скоро выйдет на темную сцену. Через мгновение луч прожектора упадет на нее, и все ахнут, потому что никто еще не видел ее «полностью готовой». Никто не узнает Елену в старухе, но вот она запоет, и все ахнут еще раз.
Ты слишком долго думала. В гримерке, наверное, уже никого нет… Или… Все же побежать, обнять дедушку, несмотря ни на что? Может, он еще не ушел. Может ведь так быть, что он еще не ушел.
Лика тихонько приподнялась и поняла, что маленький Антошка обхватил ее ногу, невольно ища защиты от принца Лимона. Она опустилась обратно.
Не нужно никуда бежать. Потом.
– Ой! Что же теперь будет! Все против него!!! И помочь некому!!! Надо что-то придумать! Ему сейчас так страшно одному!
Чиполлино подпрыгнул, завис в воздухе, обернулся. Лицо его исказилось от ужаса. Он перебрал в воздухе ножками и припустил что есть духу. Дети дружно выдохнули.
Лика не сразу услышала звонок, так что, может быть, телефон «разрывался» уже давно. В принципе, трубку должна была брать администраторша, но она куда-то ушла. Антошка вцепился в ногу еще сильнее, а телефон все звонил. Лика осторожно высвободилась, Антошкины ручки упали вниз. Она неслышно направилась к выходу, но снова остановилась, потому что гвардейцы принца Лимона окружили Чиполлино и вскинули ружья.
– Давайте все вместе поможем ему. Три-четыре…
Дети послушно закричали, Лика нырнула в коридор. Дошла до стола администратора и взяла трубку. На том конце молчали.
– Алло, кафе «Чиполлино».
– Лика! – раздался пронзительный крик. – Лика, беги сюда!
– Куда – сюда? Кто это?
Там опять замолчали.
– Лика! Давай беги сюда!
Она поняла, что кричит Елена.
В конце коридора показалась администраторша. Лика успела схватить рюкзак и, как была, эльфогномом, выбежала на улицу. Все звуки, кроме стука сердца, исчезли, даже пробегая мимо зрительного зала, она не слышала оркестра. И уже не летела ракетой, как обычно. Остановилась на третьем этаже в конце коридора, медленно дошла до гримерки.
Сначала из-за столпившихся людей ничего не было видно. Она протиснулась, и тут же Графиня кинулась к ней, обняла, поцеловала старческими губами в большие эльфийские глаза. Дедушка сидел на стуле, рядом дымился стакан чая.
Дирижер Николай Петрович, режиссер (его Лика толком не знала) и несколько «офицеров» в старинной форме стояли у входа. Елена сильно прижала Лику к себе, и стало слышно два сердца. Они глухо стучали наперебой, но Лике все же показалось, что ее – быстрее. Потом послышались торопливые шаги, вошла Анна Николаевна.
– «Скорую» вызвали?.. Давайте выйдем, товарищи. Давайте выйдем, прошу вас… Нужно позвонить родственникам Валерия Ивановича.
Лика не успела зарыдать в голос, Анна Николаевна прижала ее к себе и зашептала в эльфийское ухо:
– Не нужно, не нужно… Такая долгая жизнь, всю войну прошел, – потом сказала, – дай, пожалуйста, телефон родителей. Я сама им позвоню.
Лика вдохнула, наконец, и ответила:
– Их сейчас нет.
3
Для родителей этот день тоже оказался длинным. Он тянулся еще со вчерашней ночи, когда пришлось выпить в баре с какими-то французами. Папа молчал, мама на фоне французов блистала английским, а потом наступило утро, и они пошли на пляж, потому что договорились с местным дайвером понырять.
Спросонья подводные радости не доставляли удовольствия, спать хотелось даже на глубине, с аквалангом. Но деньги были уплачены, поэтому в целом подводная прогулка понравилась. Потом ели, немного спали, общались с какими-то неприятными русскими. День перевалил за середину, и они, наконец, занялись тем, что действительно доставляло удовольствие: бесцельным валянием на пляже, полноценным отдыхом.
– Уеду от вас в Индию, буду валяться под пальмой, – любила говорить мама в течение зимы.
Уехать совсем «от вас», то есть без папы, не получилось, но это же так, не всерьез, просто образное выражение. А про пальмы оказалось не образное. Вот и сейчас папа дремал под раскидистыми листьями, а мама плескалась недалеко от берега. Остаток дня сулил тишину и спокойствие. Никаких баров, французов и прочего. Сначала – спать на пляже, потом – спать в бунгало.
Папу разбудил звонок. Он даже не понял сначала, что происходит, потому что отвык от голоса мобильника за эти дни. Несколько раз, ведомые родительским долгом, они писали Лике эсэмэски, но звонить – не звонили, и им тоже – никто. Папа открыл глаза. Не вставая, попробовал дотянуться до сумки, но та стояла слишком далеко. Тогда, нехотя, он подполз, отряхнул руки и взял трубку.
– Алло, – он еще спал и хоть говорил разборчиво, соображал с трудом. Потом слушал молча, разве что пару раз сказал: «Да» или «Я понимаю». Отвел трубку в сторону и сбросил вызов.
Он сидел, глядя на океан, на купающуюся жену и старался ни о чем не думать. Вернее, решил, что подумает спустя пару минут, а пока представил, что ничего в жизни не изменилось и сладкий, долгожданный сон под пальмой длится, длится… Через две минуты он вдохнул поглубже и набрал номер.
– Анна Николаевна, – сказал он, – там прервалось… Я очень благодарен за то, что вы сообщили, я сейчас сам Лике перезвоню… Надо же этому было случиться, когда мы с женой вообще на другом конце света, в командировке… Я тут только что промял вопрос про билеты, вообще ничего нет на ближайшие две недели. Нас практически отрезало, в буквальном смысле… Я моей сестре сейчас наберу, она все поможет. И к вам у меня личная просьба: помочь от театра, я в финансовом плане, разумеется… – он говорил твердо, без показной эмоциональности, как должен говорить настоящий мужчина. Потом отложил телефон и снова посмотрел на океан. Счастливая жена лениво выходила из моря, люди чирикали вдалеке, солнце пекло.
Жена тоже не заплакала сразу, только ушла и села поодаль. Потом конечно же зарыдала. Он обнял ее и «набрал» Лику.
– Алло, зайчик… Мы все знаем… Держись… Переезжай к тете Лизе, мы сейчас позвоним ей. Видишь ли, тут такая ситуация с билетами… С тобой мама хочет поговорить.
Жена тихо загулила в трубку что-то очень женское, материнское, он почти не слышал ее. Снова взял телефон.
– Эти билеты нельзя поменять, понимаешь? Это такие билеты, которые нельзя поменять, а других нет на ближайшее время.