— Я себя нормально чувствую. Правда…
Лом вертел головой, поглядывая на нас и силясь что-нибудь понять.
— Домой не пущу, — вдруг заявил он. — Ко мне поедешь.
Мы дружно вздохнули, до любимого все доходило с большим опозданием.
— А мы про что говорим? — взъелась Танька.
— А-а-а, — протянул он. — Воспаления легких нет?
— Бог миловал. — Бестолковость Лома ее злила, и скрывать это она отнюдь не собиралась.
— А температура?
— Тоже нет.
— Ясно. — Он поднялся и вышел из палаты.
— Ну и? — спросила я.
— Рожу его видела?
— К несчастью…
— Что к несчастью? Да он так растерялся…
— Нам-то что с того?
— Терпение иметь надо… — Мы еще немного поворчали друг на друга, тут вернулся Лом.
— Поехали, — сказал он с порога.
— Куда это? — ахнула Танька.
— Домой. Чего ей здесь валяться? Я в коридоре врачиху поймал, будет к нам ездить каждый день, до окончательного выздоровления то есть.
— Да ты чокнулся, что ли? — рявкнула Танька.
— Перестань кричать, — подала я голосок. — Не хочу я здесь оставаться… Дома скорее поправлюсь.
— Как же… — начала Танька, но ее уже никто не слушал. Я поднялась с кровати и тут кое-что сообразила.
— Гена, — выдохнула растерянно. — У меня же ничего нет, кроме рубашки…
Лом раздумывал двадцать секунд, потом сказал Таньке:
— Поехали за шмотьем.
— Вы побыстрее, ладно? — жалобно попросила я, продолжая изображать принцессу в заточении.
— Мы мигом, — заверил Лом. Они с Танькой удалились, а я сладко потянулась и стала прикидывать, как вести себя дальше.
Мелочным Лом никогда не был, потому вернулись они часа через два. Танька довольно ухмыльнулась и, улучив момент, шепнула:
— В машине места нет… А ты не верила, что прорвемся…
Она вытряхнула содержимое сумки на кровать, а я, приподнявшись в постели, стала одеваться. Чувствовала я себя хорошо, но на всякий случай дышала с трудом и время от времени утомленно прикрывала глазки.
— Зря вы это затеяли, — вздохнула Танька, заметив мое томление. — Полежала бы еще немного…
— Нет, хочу домой, — заявила я.
Покинув больницу, мы поехали к Лому.
— В холодильнике поди мышь сдохла? — проворчала Танька, завидев универсам.
— В магазин заедем, какие дела?
Я сидела сзади, Лом без конца пялился на меня в зеркало, а я была тиха и задумчива.
— Давай-ка сразу укладывайся, — сказала Танька уже в квартире. Я доверчиво взглянула на любимого.
— Куда мне?
— В спальню, — слегка растерявшись, ответил он и сурово посмотрел на Таньку. Та женщина мудрая, чужие взгляды понимает и потому через несколько минут отбыла.
Я устроилась в спальне на широченной Ломовой кровати, а он спустился к машине и вернулся нагруженный, как верблюд. Приткнул пакеты на полу и, кивнув на них, пояснил:
— Вот, купил тебе кое-что…
— Спасибо, — скромно сказала я и стала смотреть за окно, а Лом начал томиться.
— Может, тебе чего надо? — минут через десять спросил он. — Телек включить?
— У меня от него голова болит, — печально ответила я и попросила:
— Завари чаю. С лимоном, если есть…
— Забыли про лимон. Сейчас съезжу.
— Не надо, — попыталась я его остановить.
— Да тут ехать-то… — Лома явно тянуло на подвиги.
— Ты только побыстрее, — душевно протянула я.
Через полчаса мы пили чай, устроившись в спальне, я в постели, Лом в кресле. Очень скоро он не выдержал и спросил:
— Чего ты такая тихая? Я пожала плечами.
— Плохо мне. Никого у меня нет, кроме Таньки. Раньше об этом не задумывалась, а пока лежала в больнице, разные мысли лезли в голову… Совсем одна я. Вот так случись чего… — В этом месте я смахнула несуществующую слезинку.
— А чего случится-то? — не понял Лом.
— Да что угодно… Родственников нет, ни мужа, ни Аркаши…
— Нашла кого вспомнить, — фыркнул Лом.
— Он обо мне заботился, — жалобно сказала я. — И, между прочим, никогда не бил.
— А я бил и буду бить, — утешил Лом, — потому что с тобой по-другому никак нельзя. Баба ты подлая, хоть у тебя и вид сейчас, как у святой невинности. Только на меня все это не действует. Я тебя знаю как облупленную…
— Ничего ты не знаешь, — обиделась я.
— Знаю, знаю… И щенка я тебе ни в жизнь не прощу, на том свете вспомню.
«Неужто и на том свете мы по соседству будем?» — подумала я, а вслух сказала:
— Ты сам виноват…
— Что? — удивился Лом.
— Что слышал. Я сколько лет тебя любила, а тебе и дела нет.
Лом поперхнулся чаем, а откашлявшись, покачал головой:
— До чего ты, Ладка, баба наглая…
— Нечего прикидываться и дурака из себя строить, — разозлилась я. — Ты вспомни, сколько лет я на тебя глаза пялила. — Говорить такое было невероятной наглостью, только ведь, когда имеешь дело с дураком, ходить вокруг да около бесполезно, намеков любимый не поймет, а вздохи растолкует по-своему. Я взглянула в его глаза и добавила:
— Влюбилась я в тебя, как кошка.
— Ты? — Его аж перекосило от возмущения. — Да ты меня по имени и то ни разу не назвала.
— По имени тебя многие зовут, а вот Ломиком я одна.
— Ага. Вкручивай. На меня глаза пялила, а с Димкой спала.
— Сам виноват, — повторила я. — Я, между прочим, женщина, а не манекен с выставки. Мне хотелось, чтобы меня кто-то любил. С мужем не повезло, от Аркаши толку мало, а тут Димка. Я, как и всякая женщина, мечтала, чтоб все по-настоящему, по-человечески было. А с тобой что? Нужна тебе любовь? Глотку залить, да в кабаке бабам подолы задирать…
— Конечно, — с обидой сказал Лом и отвернулся к окну. — Не человек я вовсе.
— На правду нечего обижаться, — наставительно заметила я.
— Много ты знаешь правды-то. Не верю я тебе. Димку из тюрьмы вытащила, с ним сбежала. Просто так, да?
— Перед Димкой я, конечно, виновата. Пока в тюрьме был, вся душа изболелась: ведь из-за меня беда вышла. А приехали в Минск, все по-другому оказалось. И Димка не нужен, и о тебе ночи напролет думала. Потому и Таньке позвонила.
— Вот так я тебе и поверил, — усмехнулся Лом.
— Ну и не надо, — обиделась я и стала молча пить чай.
Лом хмурился, разглядывая меня исподлобья, и заявил наконец:
— Знаю я, чего ты мне мозги крутишь. Без штанов осталась, вот и запела. Хочешь делом заправлять, вот что…
— Я в дела никогда не лезла. Просил Аркаша совета, я советовала, врать не буду. А дела мне ваши без надобности. И вообще, я устала и разговаривать с тобой больше не хочу. — Я отставила чашку, легла и отвернулась.
Лом вышел из спальни и с полчаса слонялся по квартире. Потом явился опять.
— Ладка, может, поешь чего? — спросил с порога.
— Не хочу, — хмуро ответила я.
— Танька говорит, тебе эти… витамины нужны.
— Танька — дура.
Лом хотел уйти, но в спальне ему точно медом намазали. Он потоптался у двери и подошел ко мне.
— Полежу немного. Башка чего-то болит…
«Было бы чему болеть», — мысленно хмыкнула я, но промолчала. Лежала с закрытыми глазами и ждала, что будет дальше. Лом устроился рядом, не раздеваясь, пялился в потолок и напрягал свои полторы извилины. Судя по всему, очень он был озадачен.
— Врешь ты все, — брякнул наконец где-то через полчаса.
— Что вру? — пришлось мне удивиться.
— Все. Нашла дурака — тебе верить.
— Ну и не верь, — обиделась я и опять отвернулась.
Ночью Лом почти не спал, ворочался, чем очень действовал мне на нервы. Ко мне не лез, и это было действительно странно. Утром я позвонила Таньке и доложила о достигнутых успехах.
— Лед тронулся, — обрадовалась она. — Главное, чтобы мысль эта засела в его глупой голове, а дальше — дело техники.
— Не желают они мне верить… — съязвила я.
— Еще как желают, — хмыкнула Танька. — Я тебе еще когда говорила: от твоих небесных прелестей он спятил давно и надолго.
— Ладно, — я вздохнула. — Что дальше делать прикажешь?
— Пеки пирог.
— Что? — опешила я.
— Говорю, пирог пеки, корми любимого. Прояви женскую заботу и ласку.
— Да ты вконец ополоумела, — разозлилась я. — Какой пирог? Я их отродясь не пекла.
— Ничего, заскочу с работы, сляпаем. А ты подсуетись: закати торжественный ужин со свечами… Лом в конторе?
— Откуда мне знать, где его носит. Лучше б вовсе пропал.
— Типун тебе на язык. Я возлагаю на Ломика большие надежды.
— Вот и возлагай, — посоветовала я и повесила трубку. Сидеть в четырех стенах скука смертная. Я прошлась по квартире и решила попытаться придать ей вид нормального человеческого жилья. Какое-никакое, а все-таки занятие и для дела польза.
Танька заскочила в обед и испекла пирог, записав мне рецепт на листке бумаги. Рецепт я сразу же выкинула, а пирог мне понравился, и я вооружилась ножом.
— Ну что ты делаешь? — хлопнула меня по руке Танька. — Это для любимого.
— Чтоб он подох, — вздохнула я, но нож убрала.
— Прекрати каркать. Ломик не просто еще один придурок, это дар небес. Да второго такого во всем свете не сыщешь.
— Прекрати каркать. Ломик не просто еще один придурок, это дар небес. Да второго такого во всем свете не сыщешь.
— Это точно, — кивнула я.
Лом вошел в квартиру и подозрительно принюхался. Я выглянула из гостиной, нерешительно улыбнулась и сказала капризно:
— Я думала, ты пораньше придешь.
Лом хмуро и настороженно прошелся по квартире, забрел на кухню, увидел накрытый стол с пирогом посередине, повернулся ко мне и спросил:
— Это что?
— Ужин, — пожала я плечами. — Попробуй без дела целый день посидеть… А вот это список того, что необходимо купить, чтобы превратить сарай, в котором ты живешь, в нормальную квартиру.
На список Лом не взглянул, заявил с довольно подлой усмешкой:
— А мне и так нравится. И я уже ужинал.
— Да? — Я взяла скатерть за четыре угла и вместе со всем, что стояло на столе, вынесла в мусоропровод, почти испытывая злобную радость от того, что Танька зря старалась. Правда, пирог я так и не попробовала, но не беда.
— Ну и что? — спросил Лом, когда я вернулась.
— Ну и ничего, — ответила я и отправилась в ванную. Пробыла я там довольно долго, а выйдя, застала Лома перед телевизором. Он посмотрел на меня и рявкнул:
— Ты как? Температуры нет?
— Была с утра, — хмуро ответила я, после чего ушла на кухню, сделала себе бутерброд с икрой и села на стул, закинув ногу на ногу и играя тапкой. Лом, само собой, притащился следом. Никакого наглого самодовольства на роже, скорее нерешительность и некое томление. Я поняла, что долго он не продержится, и заскучала. Генка сел напротив и как-то вскользь сказал:
— Чем днем занималась?
— А что, не видно?
— Видно. Здорово получилось, правда…
— Ничего не здорово. Где ты набрал этой рухляди? На дешевой распродаже?
— Мне больше делать нечего, как по магазинам шустрить… — покачал головой Ломик.
— И чем ты таким особенным занят, что тебе так некогда? — удивилась я. — Штаны в конторе просиживаешь? Добро бы в дело…
Лом не обиделся, посмотрел на меня и вдруг сказал:
— Лад, я посоветоваться хотел. Тут такое дело…
Я мысленно усмехнулась — то-то Танька обрадуется, оставила в покое тапку и стала внимательно слушать.
Утром Лом, бреясь в ванной, окликнул меня. Я подошла, встала рядом.
— Ты чего купить-то хотела? — с чуть заискивающей интонацией спросил он.
— Список на холодильнике.
— Может, вместе съездим, вдруг куплю чего-нибудь не то, будешь злиться…
Я пожала плечами:
— Хорошо, поедем…
В магазинах Лом вел себя на удивление терпеливо, подозреваю, что он получал удовольствие от нашего похода. Поначалу я только изображала интерес, а потом действительно увлеклась, точно и в самом деле собиралась жить в ненавистной Ломовой квартире.
К вечеру Ломик собрался в контору.
— Ужин приготовить? — стоя к нему спиной, поинтересовалась я. — Или ты поздно?
— Готовь, — кашлянув, ответил он и покинул меня. Я хохотнула и стала разбирать покупки. Если Танька не ошибается и Лом таит в душе большую любовь ко мне, сегодня ему придется туго.
Ужин удался на славу. Я вырядилась в новое платье и осталась собой чрезвычайно довольна.
Когда любимый вернулся, накрыла на стол и скромно уселась в уголке, глядя на него с большой нежностью. Лом жевал, хмурился, а под конец со вздохом заявил:
— Красивая ты баба, Ладка…
— Это плохо? — удивилась я.
— Не знаю, — опять вздохнул Лом. — Одно беспокойство…
— Найди себе какую-нибудь уродину, — посоветовала я.
— Я чего искал, то нашел, — заявил он. — Одно плохо — веры тебе никакой.
— Опять двадцать пять, — тяжело вздохнула я. — Ведь все же объяснила.
— Ты объяснишь… — начал злиться любимый.
Я подошла к нему, раздвинула его колени, устраиваясь поближе да поудобнее, и сказала:
— Заткнулся бы ты ненадолго да делом занялся. — Пока Лом соображал, что на это ответить, я его поцеловала и добавила:
— Я так по тебе скучала…
Ломик включил ночник, которым не так давно получил по пустой голове, и стал меня разглядывать. Дышал с трудом, и по роже было видно, что страшно доволен. Еще бы… Я только что из шкуры не выпрыгнула.
— Ну как, угодил? — спросил он, а я засмеялась, потянулась и животик погладила.
— Угодил, не то слово. — Тут я обняла его покрепче и мурлыкнула:
— Я под тобой сознание теряю…
— Орала ты — будь здоров, — подтвердил он и полез целоваться, а я блаженно запрокинула головку, а потом жарко зашептала ему на ухо что-то в высшей степени непристойное. Любимый был доволен, благодушен и чрезвычайно ласков. Я решила немного поэкспериментировать.
— Пить хочу, — сказала капризно, потягиваясь в его руках.
— Чего принести? — с готовностью спросил он.
— Молочка холодненького.
— Тебе нельзя холодное, опять заболеешь.
Молоко он принес заботливо подогретым.
— Есть хочу, — сказал он, забирая из моих рук пустой стакан, и без перехода спросил:
— То, что ты говорила, правда? Хоть немного?
— Что? — не поняла я.
— Ну, что ты меня любишь, — слово ему далось с трудом, еле выговорил. Ничего, я тебя обучу, по двадцать раз на день будешь мне его твердить.
— А ты как думаешь? — ласково спросила я. Он помолчал, посмотрел серьезно.
— Не знаю. То, что тебе со мной, как с мужиком, кайф, это я чувствую, а остальное…
Он нахмурился, искоса взглянул… Глуп был Лом, и в мои слова поверить ему хотелось. Я прижала его голову к груди, по волосам погладила и замурлыкала:
— Я люблю тебя… Разве ты не чувствуешь? Злишься за старое, а то, что я по тебе с ума схожу, не видишь. Ну, не дурачок ли ты?
Он голову поднял, уставился в мои глаза, долго смотрел, лицо сделалось каким-то потерянным, обнял меня, прижался теснее и сказал:
— Ладуль, поклянись, что правду сказала. Поклянись, я поверю.
Я засмеялась, ласково, по-собачьи лизнула его в шею и поклялась:
— Век свободы не видать.
* * *Как сказала, так и вышло.
Через месяц сыграли свадьбу. Танька, само собой, была свидетельницей и чему-то радовалась. Как я и предполагала, Лом попытался сделать из свадьбы зрелище, напоминающее коронацию, но я этому воспрепятствовала, настояв на скромной церемонии.
Очень скоро влюбленный Лом стал действовать мне на нервы больше, чем бешеный, и времена, когда мы дрались да ругались, я вспоминала как лучшие дни своей жизни. Танька, напротив, веселилась и потирала руки.
— Что я тебе говорила, заживешь как в сказке.
— Хороша сказка, — злилась я.
— А чего тебе надо? Деньги тратишь сколько хочешь, муж любит, без тебя шагу не ступит, все Ладушка да Ладушка. Мужики, и те говорят, что Лом на своей бабе помешался.
— Надоел он мне, — рявкнула я.
— Ну, милая… — Подружка нахмурилась.
— Танька, давай подумаем, как от Лома избавиться.
— Что значит «избавиться»? — насторожилась она.
— То и значит: я хочу быть вдовой.
— Спятила? Дела в гору пошли, Лом тебя слушает, души не чает, чего тебе еще? Да любая баба только бы радовалась такому-то мужику.
— Вот и забери его себе, — съязвила я.
— С радостью, да он от твоей задницы последних мозгов лишился… Вчера его встретила. Шубу волокет, рожа довольная. «Ладуле подарок», — передразнила Танька Лома, — а сам так и светится.
— Он дом затеял строить, — пожаловалась я. — Танька, избавь меня от этого придурка, пока он все мои деньги по ветру не пустил. Ведь все равно ничего путного не построит…
— А ты сама займись… подскажи. Он тебе муж и рассуждает правильно: чего женатому человеку в трех комнатах тесниться? Детки пойдут…
— Заткнись, дура, — снова рявкнула я и даже замахнулась.
Танька хохотнула и сказала:
— С жиру бесишься. Лом — мужик золотой, если с ним по-умному…
— Он почти что идиот.
— А тебе кто нужен? Был у тебя умный, Димой звали. То-то ты через две недели с тоски пухнуть начала…
— До чего ж ты подлая баба, — покачала я головой. — Не хочешь помогать, не надо, сама справлюсь.
Танька испугалась.
— Ладка, ты дурака-то не валяй. Лом хоть и недоумок, но, если заподозрит, что ты ему опять вкручиваешь, третий раз не простит. И рада будешь все назад вернуть, да не выйдет. Слышишь?
— Слышу, — недовольно ответила я.
— То-то. Уж сказала, что любишь, вот и люби.
— Он у меня подавится любовью.
Танька развеселилась и заявила:
— Это вряд ли. Лом мужик крепкий…
— Иди-ка ты домой, — заявила я.
Подружка обиделась:
— Ну чем он тебе так досадил? Красавец, здоровья на семерых, баксов целые карманы… Ну дурак, что ж теперь… Оно и лучше. Ладушка, ты баба умная, а с дураком всегда проще… Дела идут, и, если рот не разевать, мы с тобой быстренько все к рукам приберем.
— Я хочу быть вдовой, — напомнила я. — Сыщи киллера, заплачу любые деньги, лишь бы от этой подлюги избавиться…
— Не ко времени, — жалобно застонала Танька.
— Я тебя предупредила: не хочешь помочь, сама за дело возьмусь…