— Я тебя предупредила: не хочешь помочь, сама за дело возьмусь…
— Что, сама стрелять начнешь? — удивилась подружка.
— Нет, буду любить сильнее и крепче, — усмехнулась я. — Ревновать начну. Допеку, сбежит сломя голову.
Танька с сомнением покачала головой.
— Бабы на стороне у Лома нет. Мне бы донесли… Я ж говорю, он свихнулся, ты у него на уме и светлым днем, и темной ночью.
— Вот я его и порадую, — пообещала я Таньке, она хохотнула и головой покачала.
Оставшись одна, я стала бродить по квартире, составляя план военной кампании. Подружка была права, Лом окончательно свихнулся: клялся в любви, шарил по мне глазищами и без конца терся рядом. Никакого покоя. То звонит, то вдруг заявится, когда его не ждешь и хочешь отдохнуть в тишине, а тут крутись и изображай безумно влюбленную. Чуть замешкаешься с этой самой любовью, он уже в глаза заглядывает и подозрительно спрашивает:
— Ладуль, ты чего такая? Настроение плохое?
В целях собственной безопасности я начинала демонстрировать хорошее настроение и повышенную готовность к любви.
Поначалу я себя утешала, что это должно Лому быстро надоесть. Но как бы не так. Если продолжать в том же духе, через пару месяцев выйдет, что одеваться по утрам просто не имеет смысла. Его подарки доставали меня не меньше его любви, он тащил в дом все подряд, совершенно не думая, нужно мне это или нет. Подаркам надлежало радоваться, в противном случае Лом грустил и приставал с вопросами:
— Ладуль, не понравилось? А чего ты хочешь?
У меня был только один ответ: хочу стать вдовой. Танька отказывалась помочь, а мне такое дело не по силам. Значит, выход один — допечь Лома ревностью, но и тут Танька права: как на грех, он оказался примерным семьянином, все его бабы разом куда-то исчезли, даже по телефону никто не звонил. Но надежды я не теряла.
Если желание есть, всегда найдешь к чему придраться. Я решила начать в тот же вечер.
Лом явился часов в восемь. Услышав, как хлопнула дверь, я выплыла из гостиной. Лом полез целоваться. Я не проявила энтузиазма и поинтересовалась с некоторой суровостью:
— Ты где был?
— В конторе, — удивился Лом.
— Я пять раз звонила, тебя там не было.
— Выезжали по делам пару раз… А чего?
— Ничего. Что за дела?
— Сейчас расскажу… Ладуль, ты чего такая?
— Нормальная. Звоню, тебя где-то носит. Со Святовым шарахался? У него одни бабы на уме, и ты туда же?
Глаза Лома медленно, но уверенно полезли на лоб.
— Ты чего, Ладуль? Какие бабы? Да мне даром никто не нужен, век свободы не видать…
— Ломик, — сказала я, повышая голос, — спаси господи, узнаю что. Мало тебе не покажется…
— Ладуль?.. — завопил он, но я его перебила:
— Мой руки, садись ужинать и рассказывай о делах.
Он потрусил в ванную, вернулся, сел напротив, заглядывая мне в глаза. Рожа просто сияла от счастья. «Ладно, первый блин всегда комом», — утешила я себя.
На следующий день Лом бодро отзывался на все звонки, заезжал домой чуть ли не каждый час и сам звонил без перерыва. Покоя в доме не стало никакого. Танька веселилась:
— Ломик жутко довольный… Вчера мне жаловался: Ладка чокнулась, ревнует, шагу ступить не дает, а у самого рожа так и светится, ума не хватает скрыть свою глупую радость.
— Ничего, — прорычала я. — Это только начало.
Через месяц мне повезло. Звоню в контору, трубку взял какой-то парень, кто, по голосу не узнала.
— Где Лом? — спрашиваю.
— Здесь.
— Где здесь? — разозлилась я.
— В кабаке сидит.
— С бабами?
Парень замялся:
— Там полно народу, чего-то празднуют.
Я трубку бросила и за пять минут собралась в дорогу. В конторе меня давно не видели, и потому ребята у дверей малость растерялись.
— Где? — рявкнула я и пошла в зал, на ходу швырнув кому-то шубу. В самом центре за двумя сдвинутыми столами шло веселье, человек пять мужиков и четыре девицы, с виду вполне приличные. Лом сидел с краю, отодвинувшись от стола, нога на ногу закинута, руки на коленях. Жизнью вроде бы доволен. Я стремительно направилась к нему.
Меня заметили. Лом тоже голову повернул и только собрался пропеть свое дурацкое «Ладушка», как я, подойдя вплотную, рявкнула:
— Которая из них?
Могу поклясться — Лом испугался.
— Лада, — начал он, разводя руками.
— Кто? — повторила я, переводя взгляд с муженька на девиц за столом. Все замерли и вроде бы лишились дара речи, в том числе и любимый, то есть он пытался что-то произнести, но выходило как-то нечленораздельно.
— Не желаете отвечать? — улыбнулась я. — Вам же хуже, родные…
После этого я ухватилась за скатерть и стащила ее на пол. Женщины завизжали, мужики начали материться, а я, сказав: «Гуляй, любимый», — и победно вскинув голову, выплыла из кабака.
Кто-то подскочил с шубой, и, пока я принимала ее из чужих рук, появился Лом. У меня сжалось сердце — муженек в гневе страшен, а сейчас он должен гневаться. Увидев его физиономию, я глухо простонала.
— Лада, ты чего, сдурела, что ли? — торопливо начал Лом, хватая меня в охапку.
— Я тебя предупреждала, — прорычала я.
— Да ты что? У жены Зверька день рождения, я подошел только поздравить, люди приглашали, вроде не чужие… Выпил рюмку, пять минут посидел, уже домой собрался…
— Врешь ты все, — рассвирепела я.
— Ну что ты вытворяешь! — всплеснул руками Лом, чем очень напомнил мою бабушку. — У людей праздник…
— Я тебе не верю, — жалобно сказала я на всякий случай.
— О господи, я тебе сто раз повторял: мне никто, кроме тебя, не нужен. — Я вроде бы застыдилась, а Лом полез целоваться. — Ладушка, солнышко, ну чего ты? Ей-богу, у Витькиной жены день рождения, вот и сидят с друзьями, не веришь, сама спроси… Хочешь, паспорта покажут?
Здесь мне стало по-настоящему стыдно, а что, если женщины за столом действительно с мужьями и я им праздник испортила?
— Врешь? — с надеждой спросила я.
Лом тяжко вздохнул. Я извлекла платок из сумки и аккуратно заплакала, жалуясь при этом на жизнь:
— Звоню тебе, а какой-то дурак мне говорит: он в ресторане. Я испугалась, спрашиваю: «С бабами?» — а он что-то плести начал. Я чуть с ума не сошла. А ты сидишь здесь, и эта крашеная рядом…
— Да на фига она мне? — опять всплеснул руками Лом.
— Правда с женами сидят?
— Ну…
— Геночка, что ж я наделала, а? — очень натурально испугалась я.
— Ничего, подумаешь… Сейчас столы по новой накроют, кончай реветь. Пойдем, я тебя со всеми познакомлю, чтоб, значит, мыслей не было.
— Мне стыдно, — пролепетала я.
— Еще чего? Да хоть разнеси весь кабак к чертовой матери. Кто здесь хозяин? Кому не нравится, пусть выметаются. Пошли. — Лом ухватил меня за руку.
— Гена, — зашептала я, — отправь кого-нибудь за цветами для именинницы.
Лом кивнул и тут же подозвал лохматого парня.
За столом царило молчание, стол был накрыт, но весельем не пахло.
— Извините, — сказала я и улыбнулась. — У меня скверный характер, и я слишком люблю своего мужа.
С некоторой робостью выпили за именинницу. Потом явился парень с букетом, народ понемногу оживился. Лом сиял, как тульский самовар, и больше обычного действовал мне на нервы.
Когда я стала получать хоть какое-то удовольствие от общения с людьми, он потащил меня танцевать и зашептал на ухо:
— Поехали домой, ну их всех к черту…
Я немедленно изобразила боевую готовность и буйный восторг, думая при этом: «Чтоб тебя, гада, черти слопали…», но это было не все. Лом решил доконать меня в тот вечер. Только сели в машину, он достал с заднего сиденья огромный букет и сунул мне. Я охнула, взвизгнула и замерла от счастья. Невыносимо довольный Лом заявил:
— Что ж я буду гонять мужиков за цветами для чужой бабы? А родную жену без букета оставлю? — Тут он полез целоваться и сразу пристал:
— Ладушка, ты меня любишь?
«До смерти», — очень хотелось сказать мне.
Итак, ничего путного с рестораном не вышло. Вся надежда теперь была на баню. Парился Лом с дружками не реже раза в неделю, и, по моим представлениям, не столько грязь с себя cчищали, сколько пьянствовали. А где водка, там и бабы. По крайней мере, я на это очень рассчитывала и вторника ждала как манны небесной. Лом меня расцеловал и, пообещав в девять вернуться, отбыл. Выждав пару часов, я, сгорая от нетерпения, отправилась за ним. В тихом переулке в здании начала века размещался так называемый спортивный клуб. Спортивным только и было что вывеска. Правда, существовал еще зал с тренажерами, но главное, конечно, сауна. Клуб был привилегированный, кого попало сюда не пускали. Я подошла к металлической двери и нажала кнопку звонка.
— Чего надо? — спросил мужской голос.
— Открывай, придурок! — рявкнула я.
— Я тебе сейчас открою, — пообещал он и вправду открыл, потом выкатил глаза на глупой роже и промямлил:
— Чего?
— Лом здесь? — грозно спросила я, влетая в коридор. Кто-то очень бойкий загородил мне дорогу.
— Нельзя.
— Уйди, мальчик, — ласково улыбнулась я. Парень протянул было руку, а я зловеще добавила:
— Только тронь, Лом тебя на куски разрежет.
Парень отдернул руку, кто-то еще более прыткий заспешил к двери в глубине коридора, я тоже ускорила шаг, и вошли мы почти одновременно. Муженек в компании четырех таких же придурков пил пиво, развалясь на махровых простынях. Ни тебе женского визга, ни лифчика на крючке, клуб пенсионеров, да и только. Я побледнела от злости, Лом съездил себе по зубам горлышком бутылки, а остальные как открыли рты, так и замерли.
— Извините, — пролепетала я и брякнула:
— Гена, у меня срочное дело. — Развернувшись на пятках, я спешно покинула помещение.
Села в машину, прикидывая, где лучше скандалить с Ломом? Дома или здесь? Баню он покинет не скоро, у меня есть время продумать реплики. Он скажет что-нибудь вроде: «Ты меня перед друзьями позоришь», я отвечу на это: «Если тебе твои друзья дороги, с ними и спи…» После этого муженек должен разгневаться, и мы начнем жить как люди: скандалить и разводиться, а главное, прекратим это дурацкое строительство дома.
Я еще только третью реплику придумала, когда Лом выскочил из клуба. Куртка нараспашку, и вид такой, точно за ним черти гонятся. Пожалуй, мне не поздоровится. Я ведь хочу, чтобы он меня бросил, а не колотил смертным боем.
Лом сел рядом, посмотрел на меня и головой покачал:
— Ну, чего ты вытворяешь, а?
— Я думала, ты с бабами, — виновато зашмыгала я носом.
— Какие бабы? Сколько раз тебе говорить: никто мне не нужен. Хочешь, я тебе каждые пятнадцать минут звонить буду?
— Ты позвонишь, в обнимку с какой-нибудь кикиморой…
— Ну что за черт в тебя вселился? Одна глупость в башке…
— Не ори на меня, — обиделась я.
— Я не ору. Чего ты себя изводишь? Выдумала каких-то баб… Да на черта они мне… Я тебя люблю…
— Я тоже тебя люблю, Геночка! — запричитала я, прижимаясь к нему. — Пока ты рядом, все хорошо, а как уйдешь, сразу мысли всякие, где ты и с кем ты… Сны мне плохие снятся…
Лом меня обнял и принялся наглаживать.
— Дури в голове много, вот и снится всякая чертовщина…
— Ты на меня не злишься? — жалобно спросила я и о дружках решила напомнить:
— Мужики-то что скажут…
— В гробу я их видел. Пусть попробуют пасть открыть, если зубов много.
В общем, баня тоже пролетела с треском. Но надежды я не теряла. Оставались еще карты.
Как-то в субботу Лом вернулся позднее обычного. Мы с Танькой ходили в театр, вернулись поздно, а муженька дома не оказалось. Я села в кресло с книгой и стала его ждать.
— Ладуль, ты не спишь? — крикнул он часа через три, хлопнув дверью.
Я появилась в прихожей, встала подбоченясь и спросила:
— Ты знаешь, который час?
— Да мы в картишки перекинулись, — подхалимски сообщил Лом, аккуратненько подбираясь ко мне. — Серьезно? — хмыкнула я. — В следующий раз можешь вообще не приходить. Здесь тебя ждали не в два, а в десять.
Я вскинула голову и уплыла в спальню, заперла дверь и легла в постель. Лом поскребся и заканючил:
— Ладуль, ну ты чего? Я ж звонил, ты знала, где я…
— Я беспокоилась…
— Ну сказала бы, я сразу бы и приехал… думал, вы с Танькой в театре, не спешил.
— По-твоему, театр до двух? Между прочим, путные мужья в театр с женой идут, а не в карты режутся со всякой пьянью.
— Хорошо, пойдем в театр, — вздохнул Лом за дверью. — И я вообще не пил. Ни грамма. Можешь проверить…
— Очень надо, — фыркнула я. — Топай туда, откуда пришел.
— Ладуль, кончай, а? Открой дверь, пойдем в театр, еще куда-нибудь, хоть к черту, только не злись. Очень прошу… — Я молчала. Лом пару раз дверь пнул и начал свирепеть. — Открой, пока я все здесь не разнес к чертовой матери…
После третьего удара дверь открылась, а я на всякий случай заревела. Лом замер у порога и развел руками:
— Здрасьте, я еще и виноват… Ну чего ты ревешь?
— Ничего, — обиделась я.
Лом бухнулся на пол, сгреб мои руки в свои лапищи и запел:
— Ладушка, красавица моя, солнышко, давай мириться… — Я только вздохнула.
* * *На следующий день я размышляла, куда поставить новую вазу, и все на часы поглядывала. Время позднее, а Ломик сидит перед телевизором и никуда не собирается.
— Ты пойдешь в контору? — с надеждой спросила я.
— Не-а. Чего там каждый вечер сидеть. Телефон есть. Позвонят, если что…
Я выронила вазу, она разбилась, а я, как обычно, заревела. Лом вскочил, развел руками и сказал:
— Ладуль, ну чего ты? Да я тебе таких ваз десяток куплю.
«Хочу быть вдовой!» — мысленно простонала я.
В субботу явилась Танька. Над моими попытками уличить мужа в измене она потешалась, и потому в последнее время мы виделись нечасто.
— Пойдем на кухню, — кивнула я.
— Ломик дома? — спросила Танька, надевая тапки.
— Дома, видак смотрит.
— Что за фильм?
— «Король-лев», — ответила я.
— Название какое-то чудное. Приключения, что ли?
— Нет, это мультик.
Танька хрюкнула и развела руками:
— Ну любит человек мультфильмы, что ж его теперь, убить за это?
— Вот именно, — прошипела я. — Добром прошу, найди киллера.
— С жиру ты бесишься, — покачала головой подружка. — Мужик с тебя не слазит, деньжищ море, чего еще надо? Вот почему так — я из кожи вон лезу, и все без толку? Не только путным мужикам, а и бандитам без особой надобности. А перед тобой любой мужик по струнке ходит! Взять хотя бы Ломика: зверюга, ребятки его до смерти боятся, а дома что твоя болонка — тихий, ласковый и все в глазки заглядывает: «Ладушка, хочешь апельсинчик?» — пропела Танька с дурацкой Ломовой интонацией. — Тапки подает и хвостом виляет. — Танька плюнула и добавила:
— Никакой справедливости в жизни.
— Сил моих больше нет, — заныла я. — Найди киллера, не то руки на себя наложу. Не могу видеть этого недоумка. — Я заревела.
Танька тяжко вздохнула и сказала:
— Хорошо. Найду. Будешь вдовой бандита, а я останусь деловой женщиной областного масштаба. Скука смертная, но что делать…
— Сил моих больше нет, — повторила я.
— Ладно, чего реветь-то? Сделаем тебя вдовой… Я ж для тебя что угодно, хотя, конечно, если бы кто моего совета спросил… Все-все, глазами не зыркай. Сделаю как скажешь. Считай, Лом покойник.
— Правда? — обрадовалась я, вытирая глаза.
— Я тебя когда обманывала?
— Танька, ты не злись, — принялась я канючить. — Глаза мои на него не смотрят, я уж и так и эдак, а он точно репей…
— Не реви. Все сделаем.
Только я воспряла духом, на кухне появился Лом. Посмотрел на нас по очереди, нахмурился.
— Геночка, ужинать будешь? — засуетилась я.
— Не буду, — сказал он и на Таньку накинулся:
— Чего притащилась? Звали тебя?
— Звали, не звали, тебе что за дело? Или неймется? Потерпишь немного…
— Топала бы ты домой, таскаешься на ночь глядя…
— Грубый ты человек, Лом. Как с женщиной разговариваешь?
Танька обиделась и ушла.
— Зачем прибегала? — спросил муженек, когда за Танькой дверь закрылась.
— Просто так, — пожала я плечами.
— Ага. А чего у тебя глаза красные? — Пока я соображала, что бы такое ответить, Лом грохнул по столу кулачищем и спросил:
— Что, хахаль твой объявился? Соскучился?
Я подпрыгнула от неожиданности. Смотреть на Лома было страшно: морда злая, кулаки сжал. Переход от ласковой дворняги к взбесившемуся доберману был так стремителен, что я растерялась.
— Я тебя спрашиваю? — рявкнул он. — Язык проглотила?
Если Лом впадал в бешенство, пережить это было трудно даже зрителям, а быть объектом его буйного гнева я бы и врагу не пожелала. Сейчас, судя по налитым кровью глазам и перекошенной физиономии, мне предстояло быть и зрителем, и объектом.
— Геночка, — пролепетала я, но он не пожелал слушать.
— Что она тебе напела и отчего ты реветь удумала?
Тут я перепугалась по-настоящему, зарыдала и сдуру брякнула:
— Ребеночка я хочу, а не получается…
Лом ошалело замер, выпучил глаза, но кулаки разжал. Я устроилась в кресле, размазывая слезы и громко вздыхая.
— Ладушка, — побрел он ко мне с видом побитой собаки. — Ну ты чего, а? Посмотри на меня… Солнышко… Нашла кому на жизнь жаловаться, а я на что?
Я обняла любимого и уткнулась в его шею.
— У нас свои разговоры, хотела посоветоваться…
— Много толку от твоей Таньки. Ладуль, ты же эти… таблетки пьешь…
— Не пью давно, — нагло соврала я.
— Ну и не забивай ты себе голову. Ты к врачу ходила?
— Ходила.
— Что сказал?
— Все нормально.
— Вот и хорошо. Про себя я точно знаю, так что реветь завязывай. Будет тебе ребенок, чтоб мне пропасть.
Разумеется, Лом тут же принялся демонстрировать свою готовность стать отцом, а я тихо радовалась. Таньке я верила свято: если она сказала, что я буду вдовой, значит, можно шить черное платье.
Ожидая кончины любимого со дня на день, я отноcилась к нему с особой нежностью. Хотелось сделать ему приятное, приласкать и вообще осчастливить напоследок. Лом с видом законченного идиота болтал, как заведенный, о будущих детях и нашем новом доме. Я слушала его с улыбкой, думая о том, что новый дом для него будет малость тесноват, но зато надежен и крепок. Об этом я позабочусь.