На юге мы пробыли почти месяц, Танька присылала деньги. Жили как в сказке. Только все равно пришлось возвращаться. Приехали вечером.
— Домой надо, — сказал Димка. — Сейчас начнется. Завтра увидимся?
— Конечно.
— Где?
— На квартире.
Простились, и я поехала к Таньке.
— Как тут? — спросила.
— Пожар в джунглях, — затараторила она. — Че было… Аркаша чуть умом не тронулся, гостей назвал, а женишка-то нет. Ух и матерился, и мне досталось. Потом прибегал, чтоб пригрела, ну, я его по старой памяти осчастливила. Жаловался: «Ладка, стерва, меня бросила и сына увела». А Лом чего выделывал… Ты, душа моя, случаем с ним не трахнулась?
— Сдурела? — первый раз в жизни соврала я Таньке.
— Такой концерт устроил, всех из кабака разогнал, сколько челюстей сломанных, не рассказать. Потом нагнали баб табун и загуляли: он, Пашка, Святов и Лешка Моисеев. Три дня гудели, никто сунуться не смел. Потом пропал, неделю не показывался и на Аркашу наорал: говорит, придушу твоего щенка. Если ты ему свои прелести не засветила, с чего б ему так беситься?
— Засветила, Танька, — покаялась я.
— Вот дура, говорила: не связывайся. Подлюга ведь. Ну, теперь он тебя достанет, и Димку твоего…
— А сейчас-то как?
— Да не бойся. Успокоились. Сколько шуметь-то можно? Аркаша на днях сказал: уж хоть бы вернулись.
— Ну и слава богу, — вздохнула я.
От сердца отлегло. Вот только Лом… но и с этим как-нибудь справлюсь.
Аркаша у меня появился с утра, я сначала испугалась, но он прямо с порога сказал:
— Не бойся, не скандалить.
Сели на кухне, я всплакнула на всякий случай. Аркаша вздохнул тяжело.
— Ну, чего тебе не хватало? — спросил тихо.
— Прости ты меня, — попросила я. — Люблю я Димку. Отпусти ты нас по-хорошему.
Аркаша поерзал, на меня покосился.
— Ах, Ладушка, надоест ведь он тебе, бросишь… Жалко парня.
— Я за него замуж пойду.
Тут Аркаша подпрыгнул.
— Замуж? Да на кой черт он тебе? Думаешь, я вас кормить буду? Не дождешься.
— И не надо, — фыркнула я. Он подумал, грудь почесал.
— Ладуль, давай по-доброму. Поживите годок как есть, в любовниках. Если ты его за это время не погонишь, так и быть, женитесь, свадьбу сыграем. И весь этот год деньги будешь получать, как раньше. Идет? Ну чего торопиться-то, не пожар. Мало ли что. Может, ко мне вернешься, ведь люблю я тебя. И с Валеркой пока не разводись, слышишь? Где еще такого мужа найдешь. Не пори горячку, прошу.
Я для видимости немного поотнекивалась и согласилась.
Валерка со мной недели две не разговаривал, спал в гостиной, злющий как черт. Потом подобрел, в спальню вернулся, видно, деньги кончились. При первой же встрече Димка на меня накинулся:
— Лада, ты же обещала…
— Отцу твоему слово дала, чтоб отстал, не верит он, что у нас серьезно. Давай, Дим, по-хорошему с отцом. Мой муж нам не мешает, не живу я с ним. Видеться будем каждый день, год пройдет, оглянуться не успеем, и мама твоя за это время со свадьбой смирится.
Уговаривать его пришлось долго, но в конце концов он согласился, и стали мы жить как раньше. Мутно, зыбко. Я в конторе не появляюсь, Лома боюсь. Димка меня пасет, шагу одна не сделаешь, вопросами замучил: где, с кем, когда придешь. Не Валерочка. Как-то вечером Аркаша пожаловал, а Димка его не пускает.
— Сынок, мне с Ладой посоветоваться надо.
Сел с нами на кухне, ни на минуту не оставил. Аркаша только головой качал.
В середине августа как-то вечером пришла Танька.
— Муж где? — спросила с порога.
— В театре.
— А ты чего дома?
— У Димки дела. Послезавтра встречаемся.
Танька за стол села, от чая отказалась, смотрит как-то чудно. Я терпела, ждала, когда ее прорвет.
— Мой-то вчера пьяненький пришел, еще стакан хватил, болтать начал. Знаешь, кто завтра курьером поедет? Димка твой.
Танька меня за руку схватила, в глаза уставилась.
— Ладка, прикинь, сколько он повезет.
Я руку выдернула.
— Ты что, сдурела?
— Ладка, ты подумай, деньги-то какие, нам с тобой на всю жизнь хватит. Подумай, с такими деньгами, да распорядясь ими с умом, жить можно в свое удовольствие. И рожи эти бандитские никогда не видеть. По-умному отойдем года за два, чтоб в глаза не бросалось, слышишь, у меня и план есть.
— А Димка?
— Что, Димка? Не даст его папаша в обиду. Ну трудно ему будет, я ж не говорю, но ведь не убьют. Ты подумай.
— Танька, да если все сорвется, ты хоть представляешь, что с нами сделают?
— Представляю. Ты-то, может, как-нибудь и отмажешься, а мне каюк. Рискнем, Ладка. Ведь такие деньги, на всю жизнь.
— Вдруг Вовка догадается?
— Да не помнит он ни черта, что говорил, а и вспомнит, молчать будет. Башку-то за треп враз отвернут. Ну, решай.
— Говори, что за план, — сказала я.
— Хороший план, проще не бывает.
* * *На следующий день я сидела в машине рядом с конторой. Наконец увидела, как Димка из ресторана вышел с большой сумкой. По виду тяжелой. Бросилась к нему.
— Димочка…
— Лада, — сказал он, обняв меня, — мне ехать нужно, через час мужики ждут, дело важное.
— Так через час, — я села к нему в машину, обняла и стала целовать.
— Лада, завтра, слышишь… — прошептал он.
— Димочка, мальчик мой, два дня не виделись, извелась вся. Поехали на полчасика к нам, успеешь…
К этому моменту я уже голову на его коленях пристроила.
— О, черт, поехали, — простонал он.
Оставили машину возле дома, сумку Димка взял с собой, я к нему прижималась, тряслась от нетерпения. Он оставил сумку в прихожей, я схватила его за руку, торопливо потянула к постели.
— Димочка.
Орала я под ним, словно меня резали, а сама прислушивалась. Димка на часы взглянул, поцеловал меня.
— Пора, Ладушка, опаздываю. До завтра, слышишь?
Торопливо оделся, а я в постели лежала, смотрела на него и улыбалась. Потом пошла провожать. В прихожей Димка хватился сумки, а ее нет.
— Лада, сумка где? — спросил он испуганно.
— Сумка? — удивилась я. — Не знаю. Ты ее из машины брал?
— Лада, я с сумкой был.
— Да здесь где-нибудь, поищем.
— Лада, — Димка вдруг побледнел, посмотрел на меня, а я стала по углам шарить.
— Давай в машине проверим, — предложила я, — может, там оставил?
— Нет.
— Да что ты из-за нее так расстраиваешься, куплю я тебе сумку, чего ты?
Димка пошатнулся, глазами повел и пошел к двери.
— До завтра, — зашептала я и на его шее повисла.
— До завтра, — пошевелил он белыми губами и ушел.
Вечером мы сидели с Танькой на кухне, от страха у меня зуб на зуб не попадал.
— Догадается Аркаша. План твой дурацкий…
— Дурацкий, а сработал. Отовремся, не боись. Ты под Димкой лежала, сумку спрятать не могла. А кто в квартиру входил, неизвестно. И был ли кто, и была ли сумка. Стоим насмерть.
Услышав звонок в дверь, я в стол вцепилась, Танька полоснула меня взглядом:
— Смотри, Ладка, — и пошла открывать.
В кухню влетел Аркаша.
— Димка где? — рявкнул зло.
— Нет его, — ответила я, — завтра быть обещал. А чего?
— Чего? Или не знаешь?
— Не знаю, — нахмурилась я, чувствуя, как бледнею. — Аркаша, что с Димкой, говори.
— Стервец, мать его, курьером послал, с деньгами… Ни его, ни денег, как в воду канул…
Я за сердце схватилась.
— Аркаша, Димка не вор, что-то случилось…
Аркаша бухнулся на стул.
— Не дурак, понял. Ох, господи.
— Да жив ли он? — ахнула я.
— Не каркай, — вскинулся Аркаша. — Жив, не жив, за такие деньги и его и меня зарежут. Удружил сынок.
— Боже мой, — слезы по моему лицу катятся, зубы стучат, — да что ж ты сидишь-то? Димку спасать надо, деньги собирать. Попроси отсрочку, слышишь? Заплатим с процентами, пусть подождут. Аркаша, делать что-то надо. Машину, квартиру продавать, помоги, слышишь? Без всего останусь, а деньги соберу. Танька, поможешь?
— Да что ж я, зверь, что ли? Помогу. Соберем. Да ты что сидишь? — накинулась она на Аркашу. — Двигаться надо, выручать парня.
— Убить бы его надо, — тяжко вздохнул тот.
— Что болтаешь, что болтаешь? — заорала Танька. — Убить. И убьют, если пнем сидеть будешь. Соберем деньги, заплатим, потом разберемся. И у меня на черный день есть.
— Танька, спасибо тебе, — еще больше заревела я. — Век помнить буду.
— Свои люди, сочтемся, — ответила она.
Ночью позвонил Димка, голос дрожал.
— Лада, плохи мои дела. Спрятаться надо.
— Димочка, — торопливо начала я, — все знаю, Аркаша был… Где ты? Я за тобой приеду.
Кинулась к нему со всех ног. Димка вышел ко мне, бледный, лицо отрешенное. В машину сел, я к нему прижалась, за руки схватила.
— Мальчик мой, не бойся, соберем деньги. Я тебя сейчас спрячу, ни одна живая душа не найдет.
— Лада, ты меня любишь? — спросил он, как-то странно глядя.
— Люблю, очень люблю, — заверила его я.
— Если уехать придется, поедешь со мной?
— Поеду, хоть на край света поеду. Не переживай, все сделаем, с отцом говорили, Танька поможет, соберем.
— Люблю, очень люблю, — заверила его я.
— Если уехать придется, поедешь со мной?
— Поеду, хоть на край света поеду. Не переживай, все сделаем, с отцом говорили, Танька поможет, соберем.
Ни машину, ни квартиру мне продавать не пришлось. Аркаша деньги нашел, обо всем договорился, в чем я ни минуты не сомневалась. Димку простили, с уговором, что он навсегда отойдет от дел. Оно и к лучшему. Аркаша через неделю ко мне приехал.
— Знаешь, где он? — спросил устало.
— Знаю.
— Пусть возвращается.
— Аркаша, — запела я, кинулась ему на шею, он меня по заднице погладил.
— Эх, Ладка. Ну на что он тебе? Оставил отца без штанов. Я теперь весь в долгах… Сколько ж надо горбиться, чтобы все вернуть.
— Аркаша, — грозно сказала я, — не греши, сын он тебе. Сын, а деньги — тьфу, наживешь. И не прибедняйся. Тебя потрясти, много чего интересного вытрясешь.
— Что хоть случилось-то? — минут через пять спросил он.
— У него спрашивай. Я не знаю. Не до расспросов было, парень едва живой.
В тот же день я съездила за Димкой. Он пошел домой мать успокоить, ну и, само собой, от отца нагоняй получить. Через неделю опять на станцию техобслуживания устроился, и все помаленьку утряслось.
— Ты чего отцу соврал? — как-то спросила я.
— О чем?
— О сумке.
— Я правду сказал: потерял. Так и было.
— Вот я и спрашиваю, зачем соврал, почему не сказал, что у меня в тот день был?
— Тебя-то зачем во все это впутывать? Ни к чему.
— Где же эта сумка? — удивилась я.
Димка посмотрел как-то туманно, пожал плечами.
— Не знаю.
Аркаша деньги давать перестал, сославшись на долги. Димкин заработок был смехотворным. Ворованные деньги мы с Танькой разделили, но трогать опасались. Жить на зарплату было невесело. Димка все на меня поглядывал, задумчивый какой-то стал.
— Лада, плохо тебе со мной?
— Дурачок, мне с тобой так хорошо, что словами не скажешь.
— Может, мне другую работу подыскать?
— Замолчи, все у нас есть, проживем.
Тут я, конечно, лукавила. Без денег было туго, и вообще жизнь не радовала. Разумеется, Димку я любила, но находиться под чьим-то неусыпным контролем двадцать четыре часа в сутки утомительно. К тебе приглядываются, присматриваются, а ты чувствуешь себя едва ли не преступницей. В общем, отсутствие доверия больно ранило мою душу.
Танька проявила понятливость. Уселась на диване, уставилась в угол, потосковала, сказала с тяжким вздохом:
— Да. Невесело.
— Куда уж веселее, — разозлилась я, садясь рядом.
— Обидно, — кивнула подружка, — баксов черт-те сколько, а ведь не попользуешься…
— Молчи уж лучше.
— На меня-то чего злиться? — Танька опять вздохнула. — Что, Аркашка денег не дает?
— Не дает. Говорит, сынок по миру пустил.
— Врет.
— Конечно.
— Это он тебя выдерживает, мол, затоскует Ладушка без денег и ко мне вернется.
— Еще чего… Я Димку люблю.
— Да я знаю, знаю… А я вчера у Петрушина на даче была. У художника. Я тебе про него рассказывала?
— Рассказывала, — проворчала я.
— Уехал он в Германию…
— Скатертью дорога…
— А дачу, значит, мне оставил. То есть на время, конечно, покуда не вернется. Присматривать… ну и попользоваться…
— У тебя что, дачи нет?
— Такой, может, и нет. В подвале за шкафом стена отодвигается, веришь? И там помещение, большое. А из него еще ход, подземный. Метров пять, выходишь за огородом. Скажи — класс?
— Глупость какая, — покачала я головой. — Подземный ход дурацкий, на что он тебе?
— Ну… — туманно как-то сказала Танька. — Интересно. Дом старый. Вадим, то есть художник-то, говорит, что здесь молельня была, какие-то сектанты собирались, вот и нарыли. Врет, поди… А все равно занятно… Хочешь взглянуть?
— Не хочу, — хмуро ответила я.
— Настроение плохое, — кивнула Танька, — я понимаю. Аркашка подлец, и, по справедливости, его бы наказать надо.
— Надо, — усмехнулась я.
— Для Аркашки самое большое наказание — бабок лишиться.
— Лишился он бабок, и что? Нам-то от этого радости мало, коли даже попользоваться не можем.
— Моральное удовлетворение, — пожала Танька плечами. — Опять же, время придет — попользуемся.
Я подозрительно покосилась на нее. Танька помолчала немного, мечтательно глядя в угол, и сказала:
— Я как этот подвал увидела, так всю ночь не спала. Все думала, до чего ж место идеальное.
— О господи, — вздохнула я. — Для чего идеальное, картошку хранить?
— Не-а. Вот, к примеру, мы бы решили кого-нибудь похитить с целью выкупа. Лучшего места, где человека держать, просто не придумаешь. Искать будут, не найдут.
— И кого ты похищать собралась? — усмехнулась я. — Аркашу?
— Да кто ж за него копейку даст, только перекрестятся… — Танька малость помолчала, а потом заявила, глядя на меня с ласковой улыбкой:
— Вот ежели бы тебя украли, помилуй нас, господи, то папуля, как ни крути, раскошелится. Не может он забыть твоих прелестей, тоскует…
Я кашлянула и сказала недоверчиво:
— Чего ты городишь? Кто меня украдет, и на кой черт?
— А мы и украдем, то есть похитим. С целью выкупа. У меня и план есть.
— Ты, Танька, дура, прости господи. Да нам башку оторвут.
— Ну, по сию пору не оторвали, может, и доживем до старости… Скучно, Ладушка, и подлеца Аркашку наказать бы стоило…
— Танька, — укоризненно сказала я, — похищение с целью выкупа — самое опасное преступление. В том смысле, что на каждом этапе завалиться проще простого…
— Так мы ж не дуры какие… Прикинь. Ты отбываешь на дачу и сидишь там тихохонько. Ночью вполне можешь на улицу выйти, воздухом подышать. Замок на двери висеть будет, а ты потайным ходом. А днем в подвале посидишь, наберешь книжек побольше. Ты ж читать любишь…
— Да не в этом дело, — поморщилась я. — Требование о выкупе как-то надо передать. Твой голос узнают, а брать в дело третьего — опасно.
— А и не надо никакого третьего. Письмецо напишем старым анонимным способом: вырежем буковки из газетки и на бумажку наклеим. Ты, кстати, и займешься, делать тебе в подвале все равно нечего.
— Глупость несусветная… Ну ладно. Допустим, письмо составили, и Аркаша заплатить решил. Деньги надо как-то получить. Аркаша за копейку удавится. Значит, за деньгами приглядывать будут, и мы, две умницы, сгорим во время передачи.
— Еще чего, — фыркнула Танька, — может, Аркаша и не дурак, но и мы не вчера на свет родились. Поставим условие, что деньги передаю я.
— Допустим. Но за тобой следить будут.
— А мне что? Лишь бы им в радость. К нашей помойке мусорка подъезжает ровно в восемь.
— Чего? — не поняла я.
— Мусороуборочная машина, — терпеливо пояснила Танька. — Никогда таких не видела? Далее она следует по проспекту до пересечения с улицей Погодина. Там прихватывает последние контейнеры. Я сегодня за ней покаталась. На Погодина она приезжает где-то в 9.45. Улавливаешь?
— На что тебе мусор? — запечалилась я. — Чем у тебя вообще голова забита?
— Ладно, ты без денег нервничаешь, оттого туго соображаешь. В письме напишем, чтоб деньги упаковали в кейс, который, само собой, повезу я. Кейс надо оставить в контейнере на улице Погодина, где-то в 9.40. Подъезжает мусорка, контейнер забирает и далее следует на свалку. Мальчики Аркаши следуют туда же. Если и смогут кейс найти, то, само собой, уже пустой. Пусть голову ломают, куда и как деньги по дороге ушли. Кстати, сегодня шофер с этой самой мусорки завтракать заезжал, в кафешку на Савельевской. Народу там всегда тьма, машины впритык стоят. Жует дядька не торопясь, где-то с полчаса. Аркашины мальчики потоскуют, к тому же со стороны все это выглядит подозрительным. Когда и в какой момент деньги из-под носа увели, сообразить будет трудно. Я засмеялась.
— Так… Ты, конечно, прихватишь второй кейс. Пустой выбросишь в контейнер, а с денежками спокойно махнешь домой?
— Конечно.
— А если проследят? — напомнила я.
— Но не до двери квартиры. У меня соседка в отпуск уехала, ключ от своего жилища мне оставила. Зайду к ней, оставлю деньги, пусть полежат маленько…
— Кейс у тебя в руках заметят, — нахмурилась я.
— Повешу мешок на шею, плащ надену, белый, трапецией. По дороге деньги из кейса придется быстренько в мешок переложить. Купюры надо требовать крупные, чтоб долго не возиться. Парни близко подкатить не рискнут, так что при известной ловкости провернуть это нетрудно…
— Они могут проверить кейс после того, как ты бросишь его в контейнер, — сказала я.
— Вряд ли, опасно.
— Его может увидеть шофер мусорки.
— Рискнем. Хотя контейнером он особо не интересуется.
— А если Аркаша заявит в милицию?
— Это тоже вряд ли… Врагов у него полно, он гадать начнет, кто из них ему свинью подложил.
— Он может не дать ни копейки… — нахмурилась я.
— Как же… слабо старичку. Любовь, она дорогого стоит, а последняя и вовсе бесценна. Раскошелится.