На въезде в лес ребята обогнали какого-то смешного толстого дяденьку в допотопном лыжном костюме. Дяденька, пыхтя и обливаясь потом, неумело перебирал ногами. На всякий случай они поздоровались.
– А я думал, все мальчишки сейчас на новых трамплинах развлекаются, – с приветливой улыбкой сказал дяденька.
– А мы поспорили! – не моргнув глазом вдруг соврал Дюшка. – Кто дольше на трассе продержится. Кто проиграет, платит за трамплины.
– Ну, тогда удачи! – сказал дяденька. – Смотрите, не простудитесь. Чуть что – сразу домой, обещаете?
– Замётано! – по-свойски ответил ему Дюшка, и они покатили дальше, оставляя позади странного дяденьку.
Когда они отъехали подальше, Дюшка сказал:
– Я его знаю. Это директор института биофизики. Он на людях редко показывается, но как-то раз заходил к нам домой, к папе, и я его запомнил.
– А почему ты соврал, что мы поспорили?
– А что я должен был ему сказать? «Знаете, мы с моим другом хотим поговорить вдали от посторонних глаз, потому что то, о чем мы будем говорить, большая тайна…» Так, что ли?
Ризи посмотрел на него с нескрываемым удивлением:
– О какой тайне ты говоришь?
– Бес, завтра утром я убегу. В Аффрику.
Бес не знал, что и сказать. Дюшка поправил съехавшую на брови шапку и продолжил движение. Ризи – за ним, ничего не понимая.
Ребята молча выехали на вершину следующего холма. Лыжня стремительно уносилась вниз, забирая вправо, в ложбинку между холмами, на одном из которых сохранились живописные развалины старой фермы. Дюшка с силой оттолкнулся и понесся вперед, не собираясь останавливаться. «Может быть, Джен знала об этих планах? – думал Ризенгри, догоняя друга. – Ведь убегать в Аффрику – это глупость».
Дюшка стоял внизу, опираясь на причудливые зеркальные изогнутые лыжные палки, – самый модный изгиб в этом сезоне, у Клюшкина вечно все самое лучшее, – и тяжело дышал. Риз остановился рядом, и по его виду нельзя было сказать, что проделанный путь стоил ему хоть каких-то видимых усилий. Дюшка набрал побольше воздуха и выдал:
– Мне надо попасть в биореактор. Завтра утром я убегу. Днем меня не хватятся, а потом все будут готовиться к встрече Нового года, и им будет не до меня.
«Если Клюшка превратится в мутанта, он совершит глупость и не станет ангелом. Если я ему помешаю убежать, я сделаю то, чего хочет Джен, то, ради чего мы переехали на эти задворки цивилизации. Я буду жить вечно, попаду в рай – звучит-то как классно! – и у меня все будет хорошо», – подумал Ризи.
– Я просто хочу стать, как все. Понимаешь? – продолжал Дюшка. – Или я стану мутантом, или я не знаю, что со мной будет. Я больше не могу так жить. Не могу – и все.
Дюшка судорожно облизал пересохшие губы и вздохнул. Ризи даже примерно не мог почувствовать того, что переживает Дюшка. Он просто видел, что его другу тяжело. «А ну его, этот рай!» – подумал Ризенгри.
– Завтра будет поздно, – спокойно сказал Риз. – Беги прямо сейчас. Хочешь – я с тобой?
Дюшка обалдел. Он ожидал какой угодно реакции, только не этой. Датчики в дежурном отделении мгновенно зашкалило. Однако не успели сотрудники СОСИСки должным образом отреагировать, как на связь с ними вышел их директор личной персоной. «На повышение адреналина и прочие глупости можете временно не обращать внимания, – сказал он. – Объект Клю носится на лыжах наперегонки с одноклассником. Веселый и довольный жизнью. Я с ним только что разговаривал».
И Тафанаил Ибрагимович присел на пенек съесть пирожок и немного отдохнуть. В этот момент Рон убедился в том, что Джен, находящейся в трех метрах от брата, ничего не грозит, а Ризенгри решил рассказать Дюшке все, как есть, и будь что будет!
– Завтра тебе подбросят котенка. С микрофоном и камерой. Он будет мяукать и носится за тобой, как за родной мамой. Так, что не отвяжешься. Котенок – это их рук дело, из секретного управления!
– Бред! – заявил Дюшка. – Как мне могут его подбросить? Мы нашли Тафа вместе с Варей, и я вытащил у него из уха блоху, он сейчас у нее живет и…
– Живую блоху?
– Ну да, – неуверенно подтвердил Дюшка и вдруг вспомнил, с каким странным металлическим звоном эта блоха упала в раковину.
– Все равно. Вокруг тебя шныряют люди из секретного управления. Через неделю тебя заберут в школу для особо…
– Нет! Меня не могут забрать, пока мне не исполнится четырнадцать!
– Клюшка, это точно! Через неделю или даже раньше. Они уже готовят помещения, срочно. Даже на Новый год будут работать, в ночь.
– Откуда ты знаешь?
Ризи молчал. Если он расскажет Дюшке о Джен, он предаст сестру. Если не расскажет, Клюшкин ему не поверит, и никакого разговора у них не получится. А может, и не надо ни о чем говорить? Дюшку заберут, он умрет и станет ангелом. А ему, Ризу, все равно ничего в своей жизни не нужно менять. Ему с его способностями и на Земле – рай, ну кто ему в чем сможет помешать? Ризенгри решил молчать, но прежде, чем он это решил, у него вырвалось:
– Ты умрешь и станешь ангелом.
– Я и так умру, если останусь в этом городе. А ангелов не бывает, – отрезал Дюшка. – Я всю свою жизнь думал, что они есть, даже разговаривать с ними пытался, дурак. Это все такая чушь. Людей, кстати, тоже не бывает.
– Но ты же человек?
– Я – тупое исключение из правил, ошибка природы. Но я отправлюсь в Аффрику, проберусь в реактор и стану мутантом, как все. Я не хочу быть ни человеком, ни ангелом. Если не веришь, можешь проверить меня на детекторе лжи и убедиться.
– И так вижу, – буркнул Риз. – Но… Ты не сможешь добраться до Аффрики. В тебе с рождения находится куча датчиков, которые передают в центр, или как его там, где ты находишься, и не болит ли у тебя животик, и всякое такое. Только мысли твои сканировать нельзя. Хотя кто их знает, что им придет в голову.
– Ты врешь. У меня только анализатор в браслетке, но я могу снимать ее, когда хочу. Ты точно врешь.
– Нет.
– Докажи.
– Как?
– Ну, например, скажи, где находится хоть один датчик?
Ризенгри задумался. Внезапно ему пришла в голову идея.
– Хорошо, – сказал он. – Если ты не боишься, я попробую. Помнишь, как я однажды на твоих глазах прошел сквозь стенку? Я постараюсь так же пройти сквозь тебя. Места, которые отличаются от естественной ткани, я смогу определить, я уверен.
С некоторыми физиологическими показателями объекта Клю творилось нечто невероятное. Точнее говоря, у него было состояние, близкое к шоку.
– Может быть, объявим тревогу? – предложил один из дежурных, самый молоденький.
– Да будет тебе! А если парень подраться решил или на обгон пошел? – остудил его второй, более опытный. – Пацан спортом занимается. Для людей это особенно полезно.
– И потом, у нас сам директор с ним рядышком, на одной трассе. Уж если что… – добавил третий.
И они спокойно продолжили игру в карты, не обращая больше никакого внимания на надрывающиеся датчики. Одновременно с этой беседой происходил другой, более примечательный разговор между Джен Шортэндлонг и Роном Э-Ли-Ли-Доу.
– Это конец! – ломала руки Джен. – Моя глупость погубит обоих. Никогда себе этого не прощу! Зачем я только рассказала Ризу правду? Что делать, Рон? Что нам делать?
– Не вмешиваться.
– Я не могу не вмешиваться! Мой брат собирается сотворить такую глупость! Это совсем не то, чего мы от него добивались.
– Не то, – согласился Э-Ли-Ли-Доу. – Но это его глупость и его решение. Мы не должны вмешиваться. В функции ангелов не входит защита людей от их собственных глупостей.
Джен попыталась не нервничать.
– Хорошо, – сказала она гораздо более спокойным тоном, – Допустим, Риза нам уже не спасти. Он погибнет вместе с остальными, когда все будет кончено. Тогда я остановлю его ради Андрея. Андрей Клюшкин должен стать ангелом, а не идти на поводу у мутанта четвертого порядка или убегать в Аффрику. Одного его заявления о том, что он не хочет быть человеком, достаточно для того, чтобы и в ангела ему не превратиться.
– Нет, – сказал Рон. – Не вмешивайся. Если Андрей Клюшкин не хочет быть человеком, это его право.
– Я не могу не остановить их! – закричала Джен.
– Можешь, – возразил Рон Э-Ли-Ли-Доу. – Ты все можешь. Ты же ангел.
– Да, – согласилась Джен. – Ты прав. Прости меня, пожалуйста.
И два бестелесных создания продолжили наблюдение над тем, что творилось в лощине, скрытой от посторонних глаз внушительными снежными холмами. Венька Бесов присел на корточки перед Дюшкой, вытянул вперед руки так, что они оказались на уровне щиколоток, и медленно стал перемещать их вперед.
– Тебе комбинезон не мешает? – шепотом спросил Дюшка, хотя вокруг и так никого не было.
– Да нет, что ты! Совсем другая фактура, не спутаешь. Что-нибудь чувствуешь?
– Нет, ничего. Даже не щекотно.
Честно говоря, если бы Клюшкин собственными глазами не видел, как руки Беса исчезают в его икрах, он бы ни за что не поверил, что внутри него кто-то орудует. Ризи не торопился. Как сапер, он должен был все до единого инородные тела обнаружить заранее. Прикоснешься – и кто его знает, что там увидят на мониторах Дюшкины телохранители!
– Тебе комбинезон не мешает? – шепотом спросил Дюшка, хотя вокруг и так никого не было.
– Да нет, что ты! Совсем другая фактура, не спутаешь. Что-нибудь чувствуешь?
– Нет, ничего. Даже не щекотно.
Честно говоря, если бы Клюшкин собственными глазами не видел, как руки Беса исчезают в его икрах, он бы ни за что не поверил, что внутри него кто-то орудует. Ризи не торопился. Как сапер, он должен был все до единого инородные тела обнаружить заранее. Прикоснешься – и кто его знает, что там увидят на мониторах Дюшкины телохранители!
Первый датчик находился на левой ноге. Он представлял собой крошечную пластмассовую манжетку, надетую прямо на подколенную вену. Второй датчик – продолговатый цилиндр диаметром чуть ли не в полсантиметра намертво вцепился лапками в нижнюю часть желудка. Несколько проволочек опутывали сердце. Овальный плоский диск, тоже с лапками, но более короткими, чем у цилиндра, расположился на запястье, под кожей.
– Венька, это у меня родимое пятно, – пояснил Дюшка.
– Как бы не так! – усмехнулся Риз.
Еще два похожих диска только другой, искривленной формы, симметрично были вшиты в виски. И последний датчик, идеально круглый, очень плотный шарик, был впаян в носовую перегородку. Ризи заметил его просто по счастливой случайности, настолько незаметно он был установлен. Потом еще минут пять пытался выяснить, из чего же он сделан, – и не смог.
– Ювелирная работа. С таким хозяйством ни в какую Аффрику ты не убежишь, – констатировал Риз, когда последний датчик был найден.
Дюшка с ненавистью глядел на просвечивающее сквозь кожу «родимое пятно». Теперь он отчетливо видел его выраженную геометрическую структуру. Бес оказался прав. А он, Дюшка, как всегда, остался в дураках.
– Зачем тебе в Аффрику? Тут с тобой целый институт носится.
– Ага. А потом я умру и стану ангелом.
– Что же в этом плохого? У меня сестра – ангел.
– Что?! Ты шутишь???
– Моя старшая сестра Джен – ангел, – обреченно повторил Ризи, и ему показалось, что он только что прыгнул в жуткую бездну, в которую ему теперь падать и падать до самой смерти. – Она прилетает домой на праздники и умеет играть на арфе. Она и ее друг Рон помогли маме меня вырастить, хотя я – мутант четвертого порядка, которые умирают сразу после рождения. А теперь я их предал. И тебе я тоже не друг.
– Вот еще ерундиссимо с плюсом! Как это – не друг, Бес?
– Да какой я тебе Бес! Я вообще не тот, за кого ты меня принимаешь. Я даже внешне другой. Я вообще могу быть практически кем угодно!
Андрей Клюшкин, последний немутант на земле и просто обыкновенный парень с отличным энергообменом и средними математическими способностями, не мог в это поверить. Слишком много совершенно нереальных событий произошло с ним за последнее время, чтобы он мог поверить еще и в это. Тогда Риз нарочито медленно, чтобы не испугать Дюшку, слегка расширил себе нос, увеличил глаза, растянув их в стороны, сделал более пухлыми губы и в довершение всего изменил прическу. Через минуту перед Клюшкиным стоял его одноклассник Боря Кузнецов собственной персоной. Только Боря был выше и коренастее. Разумеется, сотворить такое на компе было бы – раз плюнуть, но чтобы вот так, на самом деле!
– Тело я тоже могу изменить, – добавил Ризи, возвращаясь в свое обычное состояние.
– Класс! – восхищенно произнес Дюшка. – Знаешь, когда ты болтал про датчики, я еще сомневался, но теперь…
Необъяснимо, но факт: почти все показатели, если судить по данным приборов, расположенных в дежурке СОСИСки, пришли в норму.
– Хорошо, что мы не стали бить тревогу! – сказал самый молоденький оператор. – Клюшкин там отрывается с дружками, а мы бы выглядели, как полные идиоты!
– И не говори, – согласился с ним его товарищ, даже не взглянув в сторону приборов. – Между прочим, твой ход.
И они опять погрузились в карты.
– А какой ты на самом деле? – поинтересовался Дюшка.
– Высокий. Худой. Я не могу сейчас показать, одежда лопнет. И меня… зовут Риз, можно Ризи, полностью – Ризенгри Шортэндлонг. Только ты об этом – никому, ладно?
Дюшка кивнул.
– Риз или Ризи?… Мне это больше нравится. Ризи – это нормально, это твое… А Венька – это реально к тебе не липло. Недаром я тебя пожизняк Бесом зову.
– Мне тоже Ризи больше нравится, – согласился Ризенгри.
Вокруг было спокойно и солнечно. Серая каменная кладка заброшенной фермы угрюмой лентой уползала вкось по склону холма, вдоль которого проходила старая лыжная трасса. Прохудившаяся пятнистая крыша бывшего коровника дрожала сквозь восходящие потоки воздуха в классическом стиле постимпрессионизма. Синие тени касались дырявого снега и черными угриками проваливались к земле. Елки, временно перебравшиеся на косогор, на солнышко, нежились в белых холодных лучах, проступая на горизонте грязными смазанными пятнами.
– А в меня ты можешь превратиться? – спросил Дюшка.
– Запросто.
– Ну да? Так, чтобы и в школе поверили?
– Элементарно. Родная мама не узнает. А если бы у меня были твои датчики…
Эта мысль пришла им в головы одновременно. Они ошалело уставились друг на друга и молчали, наверное, целую вечность.
– Знаешь, – попросил Дюшка, – ты бы не мог… На некоторое время. Пока меня не хватятся.
– Я впервые вижу такие штуковины, – покачал головой Риз. – Если бы их можно было где-нибудь достать, тогда – да, а так это безнадежная затея.
– Ты их можешь достать прямо из меня.
– Ну, в принципе, наверное.
– Попробуем?
– Клюшка, я не уверен.
– Давай, Бес!
– Тогда начнем с самого легкого.
Самым «легким» датчиком, с точки зрения Риза, был диск на запястье. Ризенгри залез в руку Дюшки и исследовал его еще раз более тщательно. Одна лапка диска была погружена в вену. Эта лапка была самая тонкая, вытащить ее не представило бы труда. Ризи постарался запомнить, на какую глубину она погружена, чтобы потом установить ее у себя точно так же. Две лапки служили держателями, с ними тоже проблем не должно возникнуть. А вот четвертая лапка оказалась странной: она тянулась вдоль нерва и раздваивалась на конце, причем один обрубок был гладким, а второй распушился наподобие одуванчика. С ним могли возникнуть затруднения.
– Ну, давай же! – торопил Дюшка. – Ты не волнуйся, я боли не боюсь. И кровь тоже видел.
– Что?
О том, что Клюшкину может быть больно, Ризенгри вообще забыл напрочь. Интересно, больно – это как? Ладно, неважно. Надо обдумать, как извлечь этот одуванчик. Может, с кусочком мяса? А что потом? Никогда, даже в раннем детстве, Ризенгри Шортэндлонг не мечтал стать врачом, тем более хирургом.
– Нет, Клюшка, я не смогу! – сказал он. – А вдруг тебе станет плохо?
И он вытащил руку. Дюшка сел на снег и закрыл глаза.
– Ты ничего не понимаешь, – сказал он. – Мне и так всю жизнь плохо. Вокруг меня нет ничего настоящего. Даже с Варей Ворониной что-то происходит. Она теперь сама не своя. Загипнотизировали ее, что ли? С ней точно поработали, стопроцентно. Я сразу почувствовал, только все верить не хотелось. Дома вообще кошмар. Мои родители заодно с этими, из управления. И учителя, и даже бабушка. У моих сестер любимая игра – друг дружке ногти выковыривать. Я им ничего не говорю, пусть себе, как хотят. Ну давай, Бес! Мне не станет плохо! Хуже, чем есть, все равно не будет, давай!
– Не могу.
– Трусишь?
– Нет, честное слово, нет! Просто это слишком сложно.
Вопрос Дюшки вызвал в памяти Риза его недавний разговор с сестрой. Неужели они там, на небе, могли заранее просчитать эту ситуацию? И Ризи, забыв, что он только что выдал Дюшке все, о чем его так просили умолчать, тихонько позвал:
– Джен!
Он еще ни разу в жизни не звал сестру на помощь. Если она не появится после всего того, что он тут натворил, он не станет обижаться.
– Джен, помоги мне!
Нет, она, конечно, больше не появится, и он этого вполне заслуживает. Но Джен появилась, сгустившись до состояния, когда брат мог ее видеть.
– Это совсем не то, что ты должен был сделать, милый! – сказала Джен.
– Знаю.
– Ты разговариваешь сам с собой? – удивился Дюшка.
Нормальным людям, как и обыкновенным мутантам, не дано видеть ангелов в тонком состоянии.
– Джен, пожалуйста. Я все делаю не так, я вообще урод, и, кроме того, я рассказал Дюшке про тебя и про Рона. Я рассказал ему про то, что он будет ангелом.
– Зачем?
– Не знаю. Но он не хочет быть ангелом. Он хочет попасть в биореактор. Ему нужно в Аффрику, а я не смогу без твоей помощи достать датчики.
– Я не буду тебе помогать.
– Ты обиделась, я знаю. Но ты же обещала, что всегда будешь помогать мне!
– Я не обиделась, и я не собираюсь тебя бросать. Но ты путаешь. Я никогда не обещала, что буду помогать тебе во всяких глупых затеях. Я обещала, что буду всегда стараться поступать так, чтобы тебе было лучше. А ты играешь в какие-то, извини, дурацкие, опасные игры.