- Знаю.
- А следователь знал?
- Да.
- И это не вызвало у него никаких... - Шугалий поискал слово, - никаких раздумий?
Малиновский только развел руками.
Шугалий расстегнул верхнюю пуговку сорочки и ослабил галстук.
- На улице ветер, а тут жарища, - пожаловался он.
Лейтенант встал, распахнул окно, и в комнату ворвался холодный влажный воздух, пахнувший озером.
- Не считаете ли вы, - спросил капитан, - что именно это посещение было причиной письма Завгороднего в областное управление госбезопасности?
- Безусловно. Если бы что-нибудь другое, почему раньше не писал? Тут и ребенку понятно: приехал двоюродный брат из Канады, что-то требовал от Завгороднего или вербовал его - тот и начал писать нам.
Это было логично, и Шугалий согласился с лейтенантом. Правда, в прошлую субботу в Озерск в гости к Андрию Михайловичу Завгороднему приезжал его двоюродный брат Роман Стецишин, который еще в конце войны вместе с отцом бандеровским куренным атаманом - удрал в Канаду. Теперь по приглашению родных приехал в область. Областное отделение "Интуриста" выделило в его распоряжение "Волгу". Стецишин приехал в Озерск около полудня и вернулся в областной центр после шести.
Шугалий успел поговорить с шофером, возившим Стецишина. Приехав к Завгороднему, тот отпустил шофера до четырех часов; водитель воспользовался этим, чтобы искупаться в озере, потом пообедал в чайной и ровно в четыре вернулся в дом Завгороднего.
Стецишин уже ждал его, правда, не возле усадьбы двоюродного брата, а чуть дальше, и никто не провожал его. Шофер еще удивился: для таких приезжих всегда устраивают застолье, и выходят они под мухой в сопровождении родственников, знакомых и незнакомых, целуются и обнимаются на прощанье. А этот канадец стоял, опираясь о ствол огромного ореха, молча сел в машину и приказал возвращаться в город. Правда, спиртным от него несло, но он не разговорился, как бывает с людьми навеселе: молчал почти всю дорогу, как и прежде, когда ехали в Озерск, - что ж, это не удивило шофера: успел насмотреться всякого, к тому же разговоры с пьяным мало радовали его.
Расспрашивая водителя, Шугалий поинтересовался, в каком настроении возвращался Стецишин из Озерска - был взволнован, мрачен или раздражен, может, был весел, - но водитель не заметил ни мрачности, ни раздражения: канадец был совершенно спокоен, под конец дороги начал, кажется, дремать, у гостиницы вежливо попрощался с ним и пытался сунуть трояк "на чай", но шофер не взял, и Стецишин около половины седьмого вечера поднялся в свой номер на третьем этаже.
Есть ли вообще какая-нибудь связь между его посещением Озерска и смертью Завгороднего?
- Вот что, - встал Шугалий и застегнул сорочку, - ваши предположения, лейтенант, небезосновательны. Бывает такое стечение обстоятельств, что только за голову хватаешься. Кстати, может, в милиции правы и Завгородний - жертва несчастного случая. Все может быть, лейтенант, извините, как ваше отчество?
- Называйте просто Богданом... - Щеки у лейтенанта порозовели, и Шугалий понял, что Малиновскому и правда будет удобнее, если его будут называть так.
Прищурил на лейтенанта хитрый глаз, спросил:
- А что говорят в поселке?
- О Завгороднем?
"О папе римском", - захотелось сострить, но Шугалий лишь нетерпеливо щелкнул пальцами, и лейтенант понял всю неуместность своего вопроса.
- Есть один слушок... - начал он неуверенно, - по-моему, глупости, но людям рот не заткнешь...
- Я хочу знать все, что вам известно о деле Завгороднего, - сухо проговорил капитан, и Малиновский сразу весь подобрался, чуть не вытянулся, встав.
- Говорят, - ответил он, - что Завгороднему отомстили. Два года назад был у нас процесс... О деле Кузя слышали?
- Заготовителя?
- Его... Судили двоих Кузей - братьев. Старшему дали пятнадцать лет, а младший отделался легким испугом. Три года общего режима. Я бы ему, сукиному сыну, не меньше пяти строгого закатил!..
- Может, именно поэтому вас и не выбирают судьей? - засмеялся Шугалий. - Но при чем здесь Завгородний?
- Он первый заподозрил Кузей. Дел со скотом от Завгороднего не утаишь. Сигнализировал прокурору...
Шугалий в общих чертах знал о деле заготовителей, орудовавших в Озерске. Механизм преступления был очень прост. Заготконтора выплачивала заготовителям определенный процент от стоимости проданного скота. У старшего Кузя по селам близлежащих районов были свои агенты, скупавшие скот у крестьян, - этим людям платили половину положенной суммы, а вторую половину Кузь клал в карман. Младший Кузь был одним- из его доверенных лиц.
- И младший Кузь, выйдя на свободу, угрожал Завгороднему? - догадался Шугалий.
- Люди слышали, прямо говорил: убью! Я ему, падлу, мол, брата никогда не прощу. Да и за себя расквитаться не мешает...
- Как звать?
На этот раз Малиновский уже не спросил - кого?
Уверенно ответил:
- Панасом.
- Живет в Озерске?
- На той стороне Озера. Село Ольховое.
- Тогда вот что. Я хотел бы поговорить с Завгородними, а вы поезжайте в Ольховое и попробуйте выяснить, где был Панас Кузь восемнадцатого августа. С самого утра. Его самого не тревожьте, соседей расспросите. Привлеките дружинников.
И все же Малиновский догадался, что его отстраняют от главного. Насупился, но Шугалий не обратил на это внимания. Хотел встретиться с сестрой и сыном ветврача наедине - ему хотелось откровенного и непринужденного разговора, если такой разговор вообще может состояться с людьми, подавленными тяжкой утратой.
За проволочной свежепокрашенной сеткой, огораживавшей усадьбу, цвели георгины. Их было много; опираясь друг о друга, создали живую изгородь, ласкавшую взгляд буйством и неповторимостью красок.
От калитки к дому вела узкая бетонированная дорожка, обсаженная розами, и Шугалий удивился вкусу хозяев усадьбы - белые и красные розы создавали коридор, который можно увидеть разве что во сне.
А застекленную веранду оплели лианы, усеянные тысячами лиловых, розовых и белых цветов. Шугалий видел такое впервые в жизни, сперва даже не поверил, что такое чудо можно встретить на Полесье.
Капитан шагнул на высокое крыльцо, но вдруг заметил между клумбами женщину - она срезала гладиолусы и так увлеклась этим, что даже не заметила пришельца. Шугалий окликнул ее, она распрямилась и поправила цветастый платок. Женщина была высокой, стройной; она спрятала в карман фартука секатор, которым срезала цветы, прижала букет к груди и направилась по узенькой дорожке к крыльцу, даже не спросила, кто такой Шугалий и какое у него к ней дело.
Издали она показалась капитану молодой: шла легко, как девушка, но из-под платка выбилась седая прядь, а открытую загорелую шею прорезали неглубокие предательские морщины.
"Сестра Завгороднего", - догадался Шугалий и вежливо поздоровался.
Она удивленно подняла на него высокие, словно нарисованные, брови, похоже, хотела спросить, зачем этот незнакомец так бесцеремонно вторгся в усадьбу, но Шугалий опередил ее.
- Если не ошибаюсь, Олена Михайловна Завгородняя? - Женщина кивнула, и Шугалий продолжал: - Я из областного управления госбезопасности, капитан Шугалий, и если у вас есть время...
Женщина смотрела на него отчужденно, словно не понимая, зачем пришел к ним работник госбезопасности, но вдруг повела головой, пришла в себя и кивнула на дверь.
- Входите, - сказала она неожиданно низким, грудным голосом, как пропела, - на веранде вам будет удобнее, а я сейчас...
Она прошла мимо капитана, указала на легкое модное кресло, стоявшее у открытого окна, положила гладиолусы на стул рядом и исчезла за матовой, с узорами дверью.
Шугалий огляделся. Веранда длинная, застекленная от самого пола, сплошь занавешенная шторами с многоцветными фантастическими узорами. На стене, обшитой дубовыми панелями, несколько тарелок с персонажами гоголевских "Вечеров на хуторе близ Диканьки", широкий диван у противоположной стеклянной стены, а перед ним полированный стол.
Шугалий выглянул в окно. Под верандой цвели розы, за ними виднелось покрытое гуцульским покрывалом кресло-качалка, покрывало было примято, и толстая книга лежала прямо на траве. Видно, ее только что читали, потому что рядом стоял стакан с недопитым чаем, он еще не остыл, от него еле заметно шел пар.
Скрипнула дверь, Олена Михайловна вернулась.
Она сняла фартук; была в платье из такого же шелка, как и платок, и в туфлях на низком каблуке. Поставила гладиолусы в высокую, из толстого желтоватого стекла вазу и села на диван в глубине веранды, одернув на коленях коротковатое для ее возраста платье. Ничего не сказала, только выжидающе смотрела, и Шугалий увидел в ее глазах то ли тревогу, то ли глубоко спрятанный страх. Впрочем, он мог и ошибиться, женщина сидела довольно далеко от него, в темном углу, и лицо ее менялось от солнечных отблесков, пробивавшихся сквозь узорчатые шторы.
Капитан хотел, чтобы Олена Михайловна сидела рядом на стуле, но был в гостях и должен был довольствоваться, по крайней мере на первых порах, скромной ролью непрошеного гостя. И все же он передвинул кресло чуть правее, ближе к столу, коснулся темного, почти черного цветка, поласкал кончиками пальцев бархатный лепесток и спросил:
- Кажется, "туркана" ? - Когда-то и от кого-то слышал, что существует такой сорт темно-красных гладиолусов, этим, фактически, и исчерпывались его познания в цветоводстве, но был уверен, что такое неожиданное начало разговора ему только на пользу:
всегда стремился найти что-нибудь такое, что позволило бы преодолеть барьер отчужденности между незнакомыми людьми, а сестра Завгороднего, безусловно, любила цветы. Действительно, Олена Михайловна удивленно блеснула на него глазами и возразила:
- Нет, это достаточно редкий сорт - "элегия".
Капризный цветок, требует легких почв и подкормки, но красив, не правда ли?
- Очень, - искренне подтвердил Шугалий и кивнул на открытое окно, за которым свисали цветущие лианы. - Впервые вижу, мне нравятся.
- Это клематисы. По-народному - ломонос, я посадила три куста и не жалею. Достала во Львове, а тут, в Озерске, уже очередь за отростками.
- Сами ездили во Львов? - поинтересовался Шугалий. - За цветами?
Женщина только пожала плечами, и это было красноречивым ответом на удивление капитана: мол, в поисках красивого цветка можно преодолеть и значительно большее расстояние.
Шугалий передвинул стул еще немножко дальше от стола, теперь он лучше видел лицо Завгороднеи.
Подумал, что годы все же милостиво обошлись с ней:
за пятьдесят, а лицо моложавое и глаза не потухли.
- Вы все время жили с братом? - спросил он и заметил, как помрачнела Олена Михайловна, - видно, этот вопрос был не из приятных. Правда, ее нельзя было назвать некрасивой, а в молодости, вероятно, очаровала не одного - лицо несколько удлиненное, глаза большие и широко поставленные, теперь усталые, с паутинкой морщин, разбегавшихся к скулам.
- После войны все время в Озерске, - ответила она. Олена Михайловна поняла подтекст вопроса Шугалия, потому что добавила после паузы: - Так уж случилось, что все с братом и с братом... - Она махнула рукой с деланным безразличием, и Шугалий догадался, что эта женщина пережила какую-то личную драму, которая и наложила отпечаток на всю ее жизнь, ибо что же еще может вынудить двадцатилетнюю девушку замкнуться в доме брата.
Но расспрашивать было неудобно, и капитан положился на случай, не столько, правда, на случай, как на длинные языки знакомых и соседок Завгородней, которые уже давно перемыли косточки по-девичьи стройной старой деве.
Сочувственно покачал головой.
- Такая трагедия, - произнес он, - и мне, право, неловко...
- Делайте свое дело, - прервала его Олена Михайловна довольно решительно; у нее все-таки был характер, и капитану это понравилось.
Начал прямо:
- Вы знаете, конечно, содержание письма, найденного вашим племянником в ящике письменного стола покойного Андрия Михайловича? Как считаете, что побудило его написать это?
Женщина покачала головой.
- Не имею представления, - Не связано ли это письмо с визитом Романа Стецишина?
- Не думаю.
- Он - ваш родственник?
- Двоюродный брат. Мы не виделись с сорок четвертого года.
- Переписывались?
- Андрий Михайлович писал несколько раз.
- А вы?
- Нет.
- Почему?
Олена Михайловна неуверенно пожала плечами.
- Не о чем было писать.
- Но ведь брат...
- У них - своя жизнь, у нас - своя.
- И все же рады были увидеться?
Женщина как-то странно посмотрела на Шугалия.
- И это, действительно, интересует вас?
- Даже очень.
- Конечно, рада. Целая жизнь прошла, интересно...
Но, - махнула она рукой, - в воспоминаниях все всегда лучше.
- Хотите сказать, что встреча с двоюродным братом разочаровала вас?
- Я этого не говорила.
- Но намекнули.
- Очевидно, я все еще под впечатлением гибели Андрия Михайловича. А Роман мало изменился.
- Не постарел?
- Кого же из нас щадит время? Просто остался почти таким, каким был.
- Почему он отступил с гитлеровцами?
- Вероятно, вы знаете, что его отец был куренным УПА.
- Знаем, - подтвердил Шугалий. - Но ведь, насколько нам известно, сам Роман Стецишин не был членом ОУН.
- Он хотел учиться в университете, и все прочее мало интересовало его.
- Почему же не остался?
- Вряд ли сына куренного атамана приняли бы в университет.
- Но ведь и в Канаде он не смог учиться.
- Так уж судьба сложилась. В конце концов, ему там неплохо. У него типография, но ведь вы, должно быть, знаете об этом не хуже, чем я...
- И он доволен жизнью?
По лицу женщины пробежала тень.
- Да. Сказал, что у него все есть.
- Неужели можно иметь все?
- И я так думаю. Хотя... - Она обвела рукой вокруг себя. - Кажется, тут есть все. И ничего больше нам не надо.
- Так-таки - ничего?
- Я не отказалась бы от сортовых роз...
- Стецишин требовал чего-нибудь от Андрия Михайловича? - неожиданно спросил Шугалий и увидел, как нервно шевельнулась женщина.
- Ну что вы!
У Шугалия сложилось впечатление, что Олена Михайловна заволновалась.
- Может, Стецишин просил о какой-то услуге?
- При мне - нет. Понимаете, я - хозяйка, хлопотала по дому, у нас не принято, чтобы на столе было пусто.
- Ему понравилось у вас?
- Разве у нас может не понравиться? - это прозвучало так уверенно, что Шугалий даже несколько смутился.
- Конечно, - согласился он, - вы чудесная хозяйка, и я давно не видел таких райских уголков. Кстати, я хотел бы поговорить и с Олексой Андриевичем. Он дома?
Лицо Олены Михайловны просветлело.
- Разве что ужинать прибежит.
- Где-то задерживается?
- Девушка у него. И пусть будут вместе, легче ему с ней... Так любил отца...
- Местная девушка?
- В библиотеке работает.
Шугалий вспомнил библиотекаршу с тонкими губами и подумал, что вряд ли Олекса влюблен в нее.
- Я только что был в библиотеке... - начал он.
- Нина сегодня выходная. Собирались в лес на велосипедах. Олекса вернется вечером. Если не будет ужинать у Бабинцов.
- Нина Бабинец?
- Дочь нашего аптекаря. Училась во Львове в культпросветтехникуме, а Олекса...
- Аспирант университета. Профессор Захаржевский высокого мнения о нем.
- Успели поинтересоваться... Зачем?
Наступила очередь Шугалия пожимать плечами.
Его сейчас интересовало все о семье Завгородних, даже мелочи. Но Олена Михайловна явно уклонялась от разговора о встрече со Стецишиным, и это беспокоило его.
- О чем же беседовал Андрий Михайлович со Стецишиным? - спросил он прямо.
- А о жизни... Роман начал хвалиться: у него машина-люкс и в доме кондиционер. Но ведь в Озерске такой воздух - зачем нам кондиционер? И "Жигули" Андрию предлагали, но он не захотел. Вот говорит... простите, говорил, когда Олекса закончит аспирантуру, подарю ему, а по нашим лесным дорогам лучше на бричке. Любил лошадей, да будет земля ему пухом, добрый был человек, такие сейчас редко встречаются.
- Когда Роман Стецишин ушел от вас? - Собственно, Шугалий знал, что в четыре часа шофер заехал за ним, но канадец уже ждал машину.
- Точно не помню, что-то около трех.
- Следовательно, был у вас с двенадцати до трех.
Времени, чтобы наговориться, вдоволь... Андрий Михайлович не спорил со Стецишиным? - Смотрел на женщину и думал: где же был канадец от трех до четырех? И почему ушел, не дождавшись машины?
- Мы вспоминали юность... - Шугалию показалось, что глаза Олены Михайловны затуманились. - В последний раз виделись, когда были юными. Роман с Андрием учились в одной гимназии, и мы дружили.
Хорошие были годы, - вздохнула она, - жаль, что молодость не возвращается...
Шугалий решительно пересел на стул, стоявший в двух шагах от Олены Михайловны, спросил, пристально глядя на нее:
- Что предлагал вам Роман Стецишин?
Женщина не отвела взгляда. Ответила не колеблясь:
- Приглашал к себе. Сказал, что может прислать вызов, чтобы погостили.
- Больше ничего?
Олена Михайловна опустила глаза.
- Может, когда меня не было... - сказала неуверенно. - Я отлучалась на кухню.
- Конечно, - согласился Шугалий и спросил: - Вы не поссорились со Стецишиным?
- Ну, что вы!
- Итак, он ушел в три... Вы провожали его?
Олена Михайловна посмотрела на капитана, и он заметил в ее глазах растерянность.
- Роман сказал, что хочет пройтись пешком, - ответила она. - Посмотреть на озеро...
- И вы не составили ему компанию?
- Мы хотели, но он отказался. Сказал, что машина ждет его на площади и что хотел бы побыть в одиночестве.
- Странные желания бывают у людей, - согласился Шугалий и увидел, как щеки Олены Михайловны покрылись розовыми пятнами.
- Да, Роман изменился, - сказала она, и вдруг черты ее лица стали твердыми.