Но был самый простой способ узнать о планах и кастингах Гаэль: позвонить ее агенту Барбаре Соаз, владелице компании «Синенова» на улице Сент-Амбруаз, в Одиннадцатом округе. А ведь никто с ней не связался.
19:00. Есть еще шанс застать там кого-то, но лучше съездить лично. С ревущей сиреной Эрван вновь оказался на набережных. По дороге он мысленно пробежал план собственного расследования после того, как отыщет сестру. Человек-гвоздь, Африка, отец: он не собирался отметать эти следы, но решил заняться ими сам.
Прежде всего выяснить, действительно ли Тьерри Фарабо мертв. Затем изучить его историю с помощью Падре, но также и протоколов процесса, которые ему предстоит добыть. Когда призраки влияют на сегодняшнюю реальность, они становятся вещественными доказательствами.
Слова Старика постоянно крутились у него в голове. Признания в духе Морвана: не поддающиеся дешифровке. Как-то один полицейский сержант высказался довольно откровенно: «Твой отец столько врет, что невозможно поверить даже в обратное тому, что он говорит». Эрван был согласен: старый сексот мастерски владел искусством смешивать правду с ложью.
Менее чем за двадцать минут он доехал до улицы Сент-Амбруаз. Прямо напротив церкви того же названия, рядом с концертным залом «Батаклан» располагался офис «Синеновы». Эрван припарковался на пешеходном переходе, опустил противосолнечный козырек, на внешней стороне которого значилось «Полиция», и заодно рассмотрел свое лицо в зеркале. Губы вроде уже не так распухли, да и синяки проходили. Он отклеил пластыри: и так сойдет.
Универсальный ключ. Домофон. Третий этаж. «Позвоните – и заходите». Несмотря на поздний час, маленькое актерское агентство гудело как улей. Одна начинающая актрисуля ксерила сценарий, другая, в слезах, объясняла рассеянно слушающей ассистентке, что ее выжила «стерва, которая просто дала кому надо». Еще одна стояла неподвижно, глядя куда-то в пустоту. Ее губы что-то беззвучно шептали. Наверняка репетировала роль. Обстановка навевала мысль о приемной психиатра.
Рядом материализовался ассистент. Сочетание бодибилдинга и женоподобия – две тенденции бодались, не желая уступить друг другу. Эрван представился. Хозяйка конторы здесь, сейчас ее предупредят и… Полицейский направился к двери и резко распахнул ее.
Барбара Соаз на агента не походила, а вот на его карикатуру – как вылитая. Лет шестидесяти, она раскинулась в своем кресле, как задрапированная в черную шаль кушитская королева на троне. Безупречно ниспадающие складки, внушительная грудь, огромные роговые очки, напоминающие о пилотах эпохи становления авиации.
Вторжение Эрвана ее нимало не впечатлило: она и не такое повидала. Без лишних слов он сразу спросил о Гаэль. Роль обеспокоенного брата ее не убедила. Полицейское удостоверение сработало эффективней.
Она тут же затянула монолог о «кризисе в профессии»:
– Слишком много актеров, но мало ролей!
– Ладно. У Гаэль намечены какие-нибудь кастинги на эти дни?
– Представления не имею, – отозвалась Барбара Соаз тоном, ясно намекающим, что такими мелкими сошками она не занимается.
– Она была на кастинге в прошлый понедельник для проекта «Проигравший выигрывает», – донесся голос из ниоткуда.
Окошко связывало кабинеты государыни и культуриста.
– Это что? – спросил Эрван, поворачивая голову.
– Телевизионная игра.
Мистер Мускул протягивал ему в окошко формуляр с логотипом компании-производителя – «Анаграм».
– Ее не взяли, – добавил ассистент исполненным понимания тоном.
– А сама фирма чистая?
Ассистент молча глянул на королеву-мать.
– Что вы хотите сказать? – озвучила вопрос Барбара Соаз.
– Эти фирмы нанимают полушлюх в качестве статисток. Я хочу знать, занимаются ли они и второй половиной работы.
– У вас весьма красочное представление о нашем деле, – запротестовала она, смеясь. – Время куртизанок миновало.
Эрван с угрожающим видом приблизился к ее столу:
– Кто хозяин заведения?
– Их несколько. Это огромная компания, которая покрывает тридцать процентов времени на основных каналах французского радио и телевидения. У них сотни служащих.
Разворот к ассистенту – в данном случае имело смысл пойти наперекор поговорке и обратиться не к Богу, а к Его святым:[103]
– Кто организовал кастинг?
– Некий Кевин. Все зовут его Кеке. Я его плохо знаю. Сам он внештатник. Мелкий сутенер, и ничего больше.
В мозгу Эрвана что-то щелкнуло.
– Где именно проводился кастинг?
– В их помещении: у них несколько лофтов в районе площади Насьон.
Эрван нашел адрес в одном из отчетов: авеню Тайбур, в Одиннадцатом округе. Он поднял глаза на Барбару Соаз, но та уже погрузилась в новый сценарий – для нее инцидент был исчерпан.
Он вырвал страницы у нее из рук и задал последний вопрос:
– У Гаэль есть хоть какой-то шанс стать профессиональной актрисой?
– Не больше, чем у пономаря стать папой римским.
Засовывая адрес в карман, он почувствовал, как больно ему за сестру.
61
Новый маршрут. Эрван добрался до площади Насьон за пять минут и еще быстрее проехал по авеню Тайбур. Впервые в нем зашевелился червячок тревоги. Он постоянно представлял себе Гаэль, сидящую вместе с другими на кастинге, словно на ярмарке скота для продюсера-извращенца.
Его сознание временами смещалось, как телевизор, переключающийся на другую программу. Он вспомнил маленькую девочку, которая приходила в его комнату со своими куклами, пока он штудировал учебники по праву, постоянно мешая и в то же время умиляя своими гримасками и «макияжем» (она таскала у матери крем «Нивея»). Потом он видел, как она росла, худела, корпела над домашними заданиями (она желала быть «лучше, чем мальчишки»). Еще позже – в больнице, безжизненную, едва дышащую: скелетик в тридцать кило весом, ребра которого, казалось, прорвут кожу при любом вздохе. Но чаще всего он вспоминал Гаэль, жмущуюся к нему под кухонным столом, пока отец бил мать, еще и еще…
По указанному адресу находилось несколько подновленных цехов, располагавшихся вокруг мощеного двора. Зайдя внутрь, Эрван увидел лофты с большими занавешенными оконными проемами, откуда змеились толстые, как удавы, кабели, под надзором рядовых разношерстной армии: охранников и молодых парней в поясах, с высокочастотными рациями, степлерами, отвертками.
Он спросил о Кеке. Ему отвечали жестами, кивками: работа кипела. Продолжил путь и оказался во втором дворе, окруженном другими ангарами. На этот раз двор кишел молодняком с наушником в ухе и парнями в шлемофонах: все казалось принадлежащим другому миру – тому, где обитали миллионы телезрителей, получающих свою кормежку картинками и текстами, потрясающими по уродству и глупости. Снова вопросы.
Кевин курил на пороге студии. Худой до истощенности, в засаленной майке, он пронзительно хохотал, стоя в окружении двух фиф, сверкающих мишурой, как треска в фольге.
Эрван подошел со злобным видом и удостоверением на изготовку. Куколки мгновенно исчезли.
– Гаэль Морван, знаешь такую?
– Нет.
По морде.
– Подумай хорошенько: она была на кастинге «Проигравший выигрывает».
– Да их тут столько, – бросил парень, потирая щеку.
Опять по морде.
– Молодая женщина, очень хорошенькая, очень блондинка.
У Кевина вырвался смешок: он жил в мире «очень хорошеньких, очень блондинок». Эрван взял его за грудки и впечатал в стену. Другой рукой достал свой мобильник и нашел фото Гаэль без макияжа, в матроске, на острове Бреа. Ей едва можно было дать шестнадцать лет.
– Это моя сестра, мразь, – проскрежетал он, сунув фото под нос парню. – Ты с ней говорил или нет?
Тот высвободился из его хватки и выпятил тощую грудь:
– Ты чего надумал? Старший братец-полицейский решил тут крутого из себя корчить? Откуда ты выполз? Из сериала «Жизнь прекрасна»? Ты…
Закончить фразу он не сумел: Эрван влепил ему хук в живот, от которого тот рухнул на колени. Потом схватил его за шею и приложил затылком о стену.
– Будешь говорить, чертов прыщ? Иначе, слово даю, я тобой займусь. Сначала начищу морду. Потому отвезу в каталажку, где ты проведешь незабываемую ночь.
Кевин дрожал крупной дрожью. Проходившие мимо молоденькие актрисы бегом кинулись прочь.
– Я… я вспомнил, да…
В виде поощрения Эрван снова постучал его затылком о стену. Плохо закрепленная картонка с надписью «Кастинг» упала на землю.
– Что ты вспомнил?
– Мы… мы выкурили по сигаретке. Поболтали.
– О чем?
– Ей нужны были связи… Она…
– Ты дал ей контакты?
– Всего один.
Машинально Эрван еще сильнее сжал пальцы на шее урода, у того на глазах выступили слезы. Он выпустил его и сплюнул на землю от ярости.
– Пайоль… – прошептал Кевин. – Мишель Пайоль.
– Кто он?
– Пресс-атташе. Мужик в тусе, знает кучу народа.
Удар ногой в живот.
Машинально Эрван еще сильнее сжал пальцы на шее урода, у того на глазах выступили слезы. Он выпустил его и сплюнул на землю от ярости.
– Пайоль… – прошептал Кевин. – Мишель Пайоль.
– Кто он?
– Пресс-атташе. Мужик в тусе, знает кучу народа.
Удар ногой в живот.
– СУТЕНЕР?
Кевин согнулся пополам, его вывернуло. Эрван подождал, пока он не переведет дух. Такая жестокость была ему привычна. Не так уж далеко ушел он от Ди Греко и его солдатиков.
– Мы никогда не пользуемся такими словами, но…
– Он рулит эскортами?
– Он связующее звено между девушками и парнями при бабках… Часто это иностранцы, дипломаты, финансисты…
– Его адрес.
– Я не могу этого сделать… Я спалюсь, меня…
Эрван схватил его за волосы и заставил выпрямиться.
– Лучше спалиться, чем сыграть в ящик.
– Почему… почему вы так говорите?
Эрван расстегнул кобуру и сунул ему пистолет под нос:
– Потому что если я тебя пристрелю, то мне же и поручат расследование. Я из Угро, capisce?[104] С Гаэль ты промахнулся… Домашний адрес того типа, твою мать, и я исчезну.
– Авеню Эйло, восемнадцать.
– Сколько тебе отстегнут за то, что ты послал ему Гаэль?
– Я получу, если она… ну, если что-нибудь получится…
Взяв Кеке за волосы, Эрван развернул его и изо всех сил приложил мордой о стену. Нос у того с хрустом расплющился.
– Хоть что-то уже получилось.
Идя к машине, он столкнулся с двумя охранниками, в панике бегущими ему навстречу. Он помахал своим удостоверением с триколором и через секунду забыл о них.
62
Смена декораций: авеню Эйло, недлинная и великолепная. Концентрация сверхбогатства, выходящая к площади Трокадеро, с видом на Эйфелеву башню на противоположном берегу.
Беспокойство переросло в страх, страх – в панику. Во что влипла его сестрица? Эрван припарковался у выезда из подземного паркинга, въехав на тротуар.
Консьерж. Лифт. Пятый этаж. Единственная дверь на площадке. У него было ощущение, что он звонит в дверь родителей.
– Кто вы?
Высоченная жердь лет шестидесяти, в очках выпускника высшей школы, с толстыми губами, стоял перед ним в повседневной одежде высокопоставленного чиновника: бордовый пуловер с V-образным вырезом, рубашка без галстука, вельветовые брюки. Не хватало только сигары.
– Я – ваша плохая новость. Где Гаэль Морван?
– Кто?
Эрван резко впихнул его в прихожую и шагнул следом.
– Даю тебе второй шанс, Пайоль. Гаэль Морван. Молодая, красивая, вызывающая. Она наверняка связалась с тобой в середине недели.
Мужик вымучил улыбку – зубы у него были устрашающие.
– Бессмыслица какая-то, – задергался он в своем пуловере от Ральфа Лорена. – Вы вваливаетесь ко мне и…
Он не договорил. Эрван достал свой значок. Он видел, как Пайоль сглотнул: его кадык дернулся вверх и вниз, как шарик в бильбоке.
– Я…
Сутенер поднес руку к воротничку рубашки и свел его концы вместе, как будто это был сфинктер, потом бросил взгляд в сторону столовой.
– Пройдемте ко мне в кабинет, – тихо предложил он.
– Что здесь происходит?
Женщина лет пятидесяти, с круглым пучком, в бежевом кардигане, появилась на пороге двустворчатой двери: ход семейного ужина был нарушен.
– Все хорошо, дорогая.
Она яростно двинулась на Эрвана. С годами он научился опасаться жен: часто в момент обыска или ареста именно они оказывают наиболее ожесточенное сопротивление. Он снова левой рукой достал удостоверение:
– Включите телевизор и оставайтесь в гостиной, пока вас не позовут.
Она глянула на него так, будто собиралась плюнуть ему в лицо. Два подростка появились по бокам дамы, мальчик и девочка: вид у них был совершенно завороженный. Скрестив руки, их мать еще колебалась. Тишина звенела, как натянутая струна.
Пайоль разрядил ситуацию:
– Ступай, дорогая. Ничего страшного. Сейчас вернусь.
Прижимая к себе своих чад, супруга недоверчиво отступила, испепеляя взглядом чужака. Наконец они исчезли.
– В кабинет.
Пайоль кивнул и направился по коридору. Эрван последовал за ним. Рука его лежала на прикладе оружия в расстегнутой кобуре. Он чувствовал себя неуместным. Он чувствовал себя парией. Он чувствовал себя сильным.
В кабинете ничего неожиданного: дорогая мебель, шкафы, забитые старинными книгами, восточный ковер. Настольная лампа струила тусклый свет, наводящий на обстановку глянец, словно воск.
– Сядь.
Мысленно он дал сукиному сыну шанс: полицейское давление, прежде чем давление кулаков. Какими бы связями он ни располагал, вряд ли своднику понравится, если к нему в дом нагрянет полиция нравов. Морван даже не проверил, заведено ли на него дело, и не позвонил коллегам из отдела борьбы со сводничеством: ошибка новичка.
Пайоль не посмел сесть за письменный стол. Он пододвинул стул с бархатной спинкой и рухнул на него, ссутулившись и подобрав свои длинные ноги под судорожно сжатые ляжки. В нем было что-то женственное.
Эрван снова достал мобильник с фотографией сестры:
– Гаэль Морван: слушаю тебя.
– Она? Мы виделись вчера.
– Где?
– В баре «Плазы», ближе к вечеру.
Ребята из внутренней безопасности потеряли ее несколькими часами раньше. Она не хотела, чтобы за ней следили, когда она пойдет на эту встречу.
– О чем вы говорили?
– О работе.
– О той, которую ты можешь подыскать?
– Да, недолгая и хорошо оплачиваемая. Мы договорились о… специфике.
– То есть?
У Эрвана возникло ощущение, что ему загоняют иголки под ногти.
– Ей нужны были контакты… Я должен был удостовериться в ее… компетенции.
Полицейский подумал о заключительной фразе в «Карманнике»[105] Робера Брессона: «О Жанна, какой странный путь мне пришлось избрать, чтобы прийти к тебе!» Но путь Гаэль не имел ничего общего ни с карманной кражей, ни с искуплением. Это был путь сознательного саморазрушения и оплаченного порока.
– С тех пор она исчезла. Куда ты ее послал?
Пайоль по-прежнему истекал потом. Его горло задергалось, но он хранил молчание. Эрван ухватил его за пуловер и встряхнул, как коврик в машине:
– Где она, твою мать? Отвечай, или я тебе глаз вырву!
– Она была согласна, – пискнул тот. – Никто ее не заставлял!
– Согласна на что?
– Нечто… особое…
– Объясни.
– Это называется «беспредел».
Эрван отпустил его и отступил, прижав руку к животу. Боль вспыхнула огненной точкой где-то в глубине организма. «Беспредел». Как это слово, три дня преследовавшее его в «Кэрвереке», могло всплыть здесь, в буржуазной гостиной, применительно к его сестре? Возможно, случайность, но для полицейского такого рода объяснение – как ниточка, что рано или поздно все равно порвется.
– Что это? – наконец удалось ему выговорить.
– Ну… речь идет не о сексе. Такой садомазобред. Только доведенный до крайности…
– Ты предупредил ее о риске, которому она подвергается?
– Я сказал все, что знал сам!
– Вечеринка была вчера?
– Сегодня вечером.
Одна боль сменилась другой – так бывает, когда удаляют воспалившийся зуб. Может, еще не поздно.
– Где это происходит?
– Мне очень жаль, но я не могу вам сказать. Это секрет, который…
Эрван вытащил пистолет и ударил сутенера по лицу рукояткой. Пайоль упал на пол и скорчился, прижимая руку ко рту.
– Говори, тварь! Не ту девицу ты нанял. Гаэль богаче тебя и родилась в семье полицейских!
Тот окончательно струсил. На растерянном лице пульсировала жилка. Из носа шла кровь, очки он потерял и бросал вокруг отчаянные взгляды.
– Если я не найду ее этой ночью, тебя заметут за сводничество с отягчающими и я лично позабочусь, чтобы за тобой шла репутация петушка. Знаешь, что с ними делают за решеткой?
Пайоль вцепился в складки ковра, как будто боялся упасть еще ниже.
– Это в Бьевре, – забормотал он, – аллея Сент-Илэр, сорок два.
– Имена организаторов?
– Я не знаю. И никогда не знал. Они очень… скрытны.
Эрван убрал пистолет в кобуру:
– Если ты мне солгал, я вернусь и сожгу, на хрен, твою халупу.
Он направлялся к двери, когда Пайоль его окликнул. Он по-прежнему сидел на полу, опершись на руку, но уже отыскал свои очки. Его остекленевший взгляд пылал яростью.
– Ты не знаешь, куда сунулся, коп паршивый, – прошипел он сквозь свои верблюжьи зубы. – Не знаешь, кто мои клиенты… Это ты скоро закукарекаешь…
Несколько секунд Эрван разглядывал его в полной оторопи. Он уже готов был плюнуть на эту жалкую попытку спасти лицо, но тупой скот – вот ведь гордыня! – зашел слишком далеко.
Пайоль выставил вверх средний палец и проскрипел опухшими губами:
– Видишь это? Его-то я и засуну в задницу твоей сестры, когда ее будут натягивать африканские диктаторы и…
Эрван вернулся обратно и снова достал пистолет. Ногой он расплющил ладонь засранца, снял оружие с предохранителя, дослал патрон и спустил курок. Фаланга среднего пальца мерзавца разлетелась в брызгах крови и дыма.