Глосса об экономике
Тут торкнуло, и я понимаю: наверное, я не туда… Он прочитал блестящий курс. Меня поразило, что он тоже сказал: хотите, учите язык. После этого я даже параллельно пытался учиться в МГУ экономике, но в то время запретили двойной диплом. Камаев лично просил перед Цаголовым. Меня пускали на семинары по органическому строению капитала. Ездил в МГУ на семинары. И тут приходит Юрий Андреевич Абрамов, заменяя нашу заболевшую преподавательницу, читать курс экономики. Это был последний удар! С тех пор у меня любовь к истории экономики. Тут я становлюсь таким же книжником.
Он отбил меня немного от МГУ. Отбил, хотя меня сейчас судьба занесла в ЦЭМИ на докторский совет. Я хорошо помню его статьи и выступления, когда он цэмишников положил на лопатки, [сказав,] что они занимаются схоластикой… и перетащил меня в экономику военного дела. Оказалась чрезвычайно интересная штука.
Интересная «штука» продолжалась три курса: «Четвертый курс еще был теоретический, а пятый, шестой – он меня втянул в работу в Коврове. Делать хозрасчетную работу. Формально мотоциклы “Восход”». Что еще интереснее: личность Абрамова не подавляла, а заставляла переосмыслить многое, включая мечты о своем месте и жизни.
Глосса об учителе
Влияние колоссальное. Обучение шло как в классических академиях. В те годы машин было мало, мы отсюда, из Бауманского, уходили и шли пешком к нему в Хлебный переулок. По Мясницкой. Он меня кормил по пути. Сердце у него болело всегда, он и умер достаточно молодым, в 65 лет. Эта любовь к писанию, к мечтаниям. Бесконечные истории о городе. Это энциклопедист. Я понял, что мне никогда не дотянуться, сколько бы ни тянулся. Я у него получил навык экономического мышления конкретного, поскольку он тоже заканчивал Бауманский, заканчивал по снарядам. Он был завсегдатаем консерватории и обсерватории, поскольку жил в центре. Отец у него военный был. Оригинальное очень мышление, высказывания иногда эпатажные. Все дискутировали с ним. Он позволял всем с ним дискутировать. Его особенность, может быть, она отчасти, как зараза, передалась: всегда быть оппонентом тому, что есть. Когда был коммунистический голый строй, он оппонировал ему. Когда пришел демократический, он оппонировал ему тоже. Это вот интеллигенция, наше свойство. Я впервые от него [это] услышал году в 79-м, наверное. Мы дискутировали о том, что в современной экономике называется эффективностью инвестиций. Он говорил о социальном аспекте инвестиций: не все в деньгах, не все в хремастике, не все в прибыли. И тут все начало поворачиваться. Тогда мы были голые рационалисты.
Голые «рационалисты» 80-х – интеллигенты, жадно поглощавшие все новое, что появлялось в затхлой атмосфере застоя, и не отрицавшие старые рецепты успеха и благополучия. «Он не опустил ценность денег, тем более что он любил зарабатывать, чтобы платили хорошо за науку, – вспоминает Сергей о Юрии Андреевиче. – И жена никогда не была против. И в доме у него было все хорошо. И он на книги много тратился. В то же время нематериальный компонент: то есть это не отчуждение денег».
Вот опять, как в школе, когда учителя физкультуры, каждый по-своему, объясняли предназначение жизни человека. «Мы, молодежь, на него наехали и говорили: только экономическая рациональность определяет, – горячится Сергей. – Дураки. Надо было созреть. Всегда были ограничения в принятии любого решения: не максимизация прибыли, а немножко думай о других».
Глосса о тупиковой ветви
Не знаю, что бы получилось, если бы пошел другой дорожкой. Совсем была бы другая история. Было бы много денег и плохое самочувствие. И постоянный страх. Как у бойфренда моей дочери: пока миллиард не сделаю! Ну и что, чем закончилось? Только деньги закончились и здоровье потерял. Тупиковая ветвь. Бессмысленная. Я бы сказал – уничтожающая. Реально. Понимаешь, что, переходя дальше какого-то рубежа, теряется смысл. Если не будет, чтобы тебе с утра хотелось куда-то идти. Но при этом у тебя должны быть деньги, ты должен быть свободен.
ПОСТ О ТОМ, ЧТО ОБРАЗОВАНИЕ И БИЗНЕС СОВМЕСТИМЫ, ХОТЯ ПОНЯТЬ ЭТО НЕВОЗМОЖНО
ЗНАКОМЬСЯ, КАРЛ ЭККЕЛЬЧто такое свобода для преподавателя вуза? Особенно если свободу получили все, начиная с производителей и заканчивая потребителями! И чиновники тоже получили свободу! Вся страна свободно задышала, но средний класс задышал более учащенно, как при одышке: шоковая терапия опустошила кошельки, опустив интеллигентов на социальное дно, и надо было просто научиться выживать.
Как выживала семья Сергея? «Жена занималась одно время вот чем: привозили из Костромы, Ярославля, Ростова Великого “хлам” – антиквариат, условно говоря. Потом его продавали реставраторам, а те – дальше, – вспоминает он. – Делали мебель старинную». Сам он в 1990-м попал на стажировку в Германию, и профессор из Германии написал от руки приглашение. И в посольстве давали визу! Это был период ельцинской свободы». В это же время Сергей делал проект с компанией «Мовен», внедрял систему контроллинга. Пригласили на спецстажировку по проектному контроллингу. «Все шло активно. Я начинаю понимать, что на этом можно делать бизнес, – организую бизнес, обучающий банкиров, учить контроллингу, – вспоминает он о первых больших заработках. – Здесь учу и вывожу их за рубеж. Маржа бешеная. Но это – сопутствующие бизнесы. Тут один из профессоров Люнебургского университета, где я стажировался по контроллингу проектов, не знал, что такое проект и что такое контроллинг, но понимал, что это мое, захотел приехать к нам. Мы приглашаем его в гости, жена моя тогда не работала…»
В журнале «Российское предпринимательство» эта история излагается так: «Заведующий кафедрой “Экономика и организация производства” МГТУ им. Н.Э. Баумана вел совместные научно-учебные проекты с Высшей школой г. Люнебург и Геттингенским университетом (Германия). В мае 1992 года с очередным визитом в МГТУ среди профессоров приехала скромно одетая женщина»[241]. И тут жена говорит Сергею: «Можно, мы организуем им поездку в Ярославль?» «Я ей говорю: чтобы этим заняться, тебе нужен язык, – продолжает он. – Она говорит: я учила в школе». Сергей договаривается с Екатериной Семеновой, заведующей кафедрой немецкого языка, чтобы жена и дочка попрактиковались в немецком. А потом им задают невинный вопрос: «Можно приедет фрау Эккель»? И вот приехала фрау Эккель «с рюкзачком» – как самая обычная туристка. «Я жене говорю: мне надо в Германию ехать, я в проектах деньги качаю, – повествует дальше Сергей. – Я зарабатывал языком: только немецкий язык меня кормил реально, в марках. Она говорит: ты с ума сошел, я язык плохо знаю! Короче, беру ее и отправляю то ли в Ярославль, то ли в Александров». Но весь фокус был в том, что супруга Сергея целую неделю общалась с совладелицей европейской фирмы Karl Eckel – европейского лидера по производству и продажам нагревательных аппаратов, работающих на жидком топливе.
За неделю женщины поладили друг с другом и даже определились с лечебной косметикой, которой в России тогда не было: фрау Эккель подарила супруге Сергея крем, а потом предложила: «Приезжай на месяц, я тебе все сделаю». Вскоре жена отправилась к ней в гости в Германию, а у Сергея работа все так же кипела: «Мы делаем очередной проект по заводу, потом делаем по банку, по контроллингу – Волгоградский южный банк. Здесь “Мовен”, инвестиционная корпорация, – вспоминает он. – Она звонит и говорит: срочно приезжай на пару дней. Я в электричку, приезжаю, встречают меня на хорошем “Мерседесе”. Везут в пригород. Под 1000 метров дом».
Услышав фразу: «Знакомься, Карл Эккель», – Сергей понял: «Попали к миллионерам». «Язык вывел, – опять напоминает о своем немецком Сергей, а потом рассказывает о предложении Карла: «Говорит: мы на первых порах даем вам комплектующие, нам интересно реализовать проект, для души. Денег нам никаких не надо. Можете организовать нам поездки – в Петербург съездить? (В то время можно было антиквариат провозить, в окошко на таможне бегал платить.) Мы вам дадим на дело наличные деньги, сколько вам надо, посчитайте, и вы вернете потом без процентов, без всего».
Как такое могло случиться? Просто без процентов немецкий миллионер передает деньги и свою чудо-печку простым предпринимателям из далекой России? Как бы то ни было, они «получили наличные деньги. Просто в карман».
Глосса о доверии
Профессура сказала, что мы приличные люди. Потом они были у нас в Бусиново. Деньги получили просто – без расписок, без всего. Это была, конечно, большая помощь. Я тогда в Германии получал в марках, был почти сотрудником института экономики во Франкфурте, у меня было право подписи на чеках, связанных с Россией, я прямо снимал марки в Дрезден банке, налом 1015 тысяч. Были очень хорошие проекты. Честно говоря, были легкие деньги. Нынче деньги очень тяжелые. Я отвозил деньги в Геттинген, так незатейливо. В благодарность мы зарегистрировали быстро ОООшку «Фалько-Эккель». Фирменное название в его честь.
Глосса о доверии
Профессура сказала, что мы приличные люди. Потом они были у нас в Бусиново. Деньги получили просто – без расписок, без всего. Это была, конечно, большая помощь. Я тогда в Германии получал в марках, был почти сотрудником института экономики во Франкфурте, у меня было право подписи на чеках, связанных с Россией, я прямо снимал марки в Дрезден банке, налом 1015 тысяч. Были очень хорошие проекты. Честно говоря, были легкие деньги. Нынче деньги очень тяжелые. Я отвозил деньги в Геттинген, так незатейливо. В благодарность мы зарегистрировали быстро ОООшку «Фалько-Эккель». Фирменное название в его честь.
Ответ на вопрос: почему немцы решили помогать – лежал на поверхности: «Нас убедили – мы были в России, у вас так холодно, вам нужно греться, говорили: в России же холодно».
Холодно было в бизнесе России в то время. Началась ваучерная приватизация, появился, как черт из табакерки, доллар, и никто не знал, как найти деньги. А тут начались разводы с финансовыми пирамидами, вырастающими по всей стране. «Многие преподаватели говорили: давайте вкладывать деньги, – вспоминает Сергей. – Я даже знаю людей, которые выиграли “Москвич” у “Властилины”. Говорили: вкладывай, сейчас заработаем. Тут у нас человека три купили в этой пирамидке, большая часть доцентов потеряли деньги». Но он-то видел другую экономику, «видел, как работает биржа. Для нас очевидно было, что это лажа и не в нашей природе. Было принято решение – стало ясно, что мы собираемся делать. Источники для этого – будем покупать, продавать. Жена занялась добычей денег, а я занялся подбором коллектива в МГТУ, который делал чертежи, они были скорее эскизами. Тут же лепили и проверяли детали. Научно-конструкторская часть была за мною, поскольку я здесь всех знал. О кредите речь не шла. Квартира одна. В залог опасно было передавать. Мы не стали рисковать».
Не прав он. Риск был безумный, но надежный якорь – Карл Эккель – помогал выдержать все невзгоды, ведь помогал он «под честное слово, под идею и в виде кредита первых сложных запасных частей – самые сложные штамповочные части, которые сразу не сделать наличными деньгами».
Кому-то сумма в марках – около 10 000 – покажется малой. «В то время можно было за 200–300 марок штамп сделать, – поясняет Сергей. – Это были другие реляции. Этой суммы было достаточно, чтобы изготовить первую самую сложную технологическую оснастку. Поскольку у меня были хорошие профессора-консультанты, они говорили, без чего нельзя – что можно вручную, что по-другому сделать». А я добавлю, что на эти деньги в то время можно было купить две приличные квартиры в столице.
Глосса о бизнес-идее
На самом деле все идеи должны быть простыми. Мы пытались перенести немецкую бизнес-идею на наш лад и чуть не пролетели. У них нагревательные аппараты этого типа достаточно дорогие, это продукт для обеспеченных и высокообеспеченных людей и любящих экстрим. Это для удовольствия, и оно стоит дорого. А у нас, оказалось, для выживания. Я начал срезать, упрощать, огрублять, убирать материалы. То, что называется технико-экономический анализ. Мы поняли – это совсем другой клиент. Это тот случай, когда прямое копирование не пойдет. Потом я в Швейцарии нашел, мы печку туда возили, компьютер встроенный, регулирующий газы. Для них полторы тысячи – ничего. Они раз в месяц развлекутся где-то. У нас совсем другое: бабки, детки. Потом оказалось: птиц выращивали в домашних птичниках с помощью наших печек.
ПОСТ О ТОМ, КАК ПОДКОВАТЬ БЛОХУ ДЛЯ ПРОДАЖИ
НАЧИНАЛИ В ПОЛУПОДВАЛЬНОМ ПОМЕЩЕНИИЕсть такое мудреное слово, коим приваживают предпринимателей, как рыбку к крючку: бизнес-инкубатор. Дескать, там, в теплом помещении с кондиционером, идея станет бизнесом без особых усилий: и библиотека там с нужными книгами, и занятия занимательно-полезные, и консультанты ушлые. Да только в России как-то не идет народ предприимчивый в эти дворцы для инноваций. Все по сусекам скребет да по углам мыкается.
Глосса о дворцах и подвалах
Вот оно, понимание того, что, как и в Силиконовой долине, – новаторы начинают все в сараях. Мы начинали в полуподвальном помещении факультета МТ. Реальные инновации там и начинаются, я не верю в лощеные полы, стены. Когда все делается на проволочках, на всяких полуручных вариантах и пробах. Тут есть процесс моделирования, тут просто увлеченность нужна, и только так все рождается. Не зря же «Сименс» тоже в подвале создавался. Многие компании начинались даже не на первых этажах, а еще ниже. Видимо, потому что дешевле, они самые дешевые. Все, что начиналось, было не на верхних этажах, а в подвалах. У нас так же и получилось: начинали в полуподвальном помещении. Тогда для экономики промышленной мы были идеальный стартап. Сейчас, конечно, это нереально. Но это было 20 лет назад[242].
Сергей Фалько считает, что «в бизнесе самое вкусное – это начало. Это целая песня!» Целую песню стартапа он пел не один: подпевал весь университет, и, что самое интересное, петь никто никого не заставлял: «Как шло малое предпринимательство внутри вуза, интегрирующее несколько факультетов! – оживился Сергей. – И при этом студенты делали еще лабораторную работу, чтобы зря они не бездельничали, крышки наштампуют. А нам? А вам металл на лабораторку купим». Всеобщий одобрямс в университете докатился до верхов: «Даже проректора наши, многие заведующие кафедрами смотрели одобрительно, но они чувствовали себя не способными опуститься вниз и работать по ночам: делать раскрой металла самому по субботам».
Занятная история случалась накануне традиционной даты – 8 Марта, когда народ бухает на корпоративах и спешит воссоединить себя с реальностью. Так вот, прозвучала непонятная фраза о том, что аккурат перед 8-м «удался компаундный штамп». На мой вопрос: «А что такое компаундный штамп?» – был дан обстоятельный ответ: «Когда делается для керосинки сложная фигура, то для основания горелки – либо ты делаешь пять штампов, либо компаундный, он сразу осуществляет вырубку, вытяжку. Очень дорогой, но тогда ты занимаешь мало прессов».
Еще более непонятно было то, чем занимаются сотрудники кафедры в канун праздник: «Часов в 7–8 вечера кафедра МТ-10 – у нас идет настройка, налаживание. Это коллектив, – это Сергей о том, что происходило в момент разработки прототипа изделия, – текучесть металла рассчитали. Это была наука. Научный компонент. Без науки не рассчитывается. Насколько растянется, утонение происходит. У нас рвется и получаются дырки – это значит: протечка керосина. У нас не получается. Женщины наши, жены тех людей, которые [этим] занимались, – они подрабатывали здесь. Шел опытный образец. Прототип. Часов в 8 или полдевятого подвигает… расчет экспериментальный. Два профессора считали с МТ-6. Бьем – и выходит. Жене к 8 Марта подарил. Пресс двойного действия делал сразу месячную партию за несколько часов».
Кто-нибудь из читателей испытывал хоть однажды радость от того, что получил/подарил деталь изделия на 8 Марта? То-то! Правда, Сергею на дорогие подарки просто не хватало денег. И не только на праздник. «Дочь иногда просила хлеба купить. Не всегда бывал хлеб», – вспоминал он.
Глосса о нехватке денег
Когда на стартапе у тебя не хватает денег, ты начинаешь думать. Мы запускали производство, и у нас был период резкого роста: по 20–30 тысяч партий в месяц. Мы сделали миллион-полтора. Более миллиона выпустили изделий. Это неплохо для малого бизнеса. Если по паре долларов с каждой печки, наверное, так и было. Это хорошо! Но на стартапе не нужно денег много. Теряются. Потом, когда мы расширялись и взяли в аренду площади в Сергиевом Посаде на машзаводе и передали оснастку, они – заводчане – начали сразу делать для всех деталей штампы. Я говорю: штампами надо делать то, что нельзя сделать руками. А как гибко? Очень просто: вот мой коллега, завлаб, человек от бога, он не защищался… Золотые руки! Это были куски дерева и проволоки. Из ничего изделие создавал. Шаблон, руками гнешь. Нашли бревно! Слушай, ну не хуже! Я очень любил финальную операцию. Красил сам. Страшно интересно было. Дальше бизнес требует регулярности бизнес-процессов… Дальше жена занималась. Там регулярность, там деньги. Если бы я себя позиционировал, то я силен в начальной стадии.
В условиях нехватки денег семье приходилось на всем экономить: «Мы поняли, что мы не богаты и у нас нет денег на классическую технологию, перешли к эскизам. Оснастку делал завод “Салют” – у меня там тесть работал. Вышли на начальников цехов. Часть оснастки делал завод “Самоточка”, производящий круглошлифовальное оборудование. Часть оснастки делалась в Коврове, я вспомнил свои связи – и там чертежи делали. Вот это был чрезвычайно интересный проект».