С Петенькой мы виделись все реже — работы у меня теперь было невпроворот, да и его после собрания акционеров и утверждения годового плана рвали на части. Но все же пару раз в неделю он отсылал из офиса свою-мою «деточку» пораньше, и мы оставались в его кабинете одни. Меня это устраивало. Вполне.
На четверг мы договорились заранее — еще на прошлой неделе. Когда я в восемь вечера пришла в приемную Кузьмича, «деточки» на месте уже не было: значит, все в порядке, отослал. Но, приблизившись к двери кабинета, я услышала голоса. Один из них принадлежал нашему генеральному — надо же, оказывается, он снисходит время от времени до посещения чужих кабинетов, другой — Петру Кузьмичу. Я прислушалась. Когда еще представится такой случай: может, узнаю что-нибудь интересное о своем проекте. А то ни черта не понятно: довольны они, недовольны. Пока ни помощи, ни поддержки, ни нареканий. Пустота. Ясно, что дали время «на разгон», и все же…
— Ладно, с Украиной ты понял, — Лев Семенович, так величали нашего генерального, отхлебнул с шумом из чашки, — менеджера там надо менять. А то он нас с тобой без штанов оставит.
— Хорошо. Завтра полечу — разберусь, — по голосу Петра Кузьмича можно было догадаться, что лететь ему никуда не хочется. Но что ж поделаешь — работа.
— Кстати, вот еще, — генеральный помолчал, а потом рубанул сплеча: — Ты беса-то в ребре уйми.
— Не понял? — таких растерянных интонаций я от бывшего шефа никак не ожидала. Руки у меня от страха похолодели. — Ты это о чем?
— Слушай, Петь, не смешно. Ты думаешь, если у тебя в кабинете ни камер, ни прослушки нет, так никто ничего и не знает?
— Она сказала? — Сердце у меня ухнуло вниз. Вот гад! Это я что, своей преданностью дала повод так о себе думать?
— Нет, от нее никто и слова не слышал. Да расслабься ты. — Раздались легкие частые шлепки, видимо, генеральный снисходительно похлопал собеседника по щеке. Представляю, что тот почувствовал! — Кроме службы безопасности и меня, никто ни сном ни духом.
— А-а-а. — Петр Кузьмич окончательно сник.
— Давай я с тобой откровенно, а? — предложил Лев Семенович. — Тут такое дело. Очень Ритка твоя понравилась нашему генералу. Молчи! Сам виноват — на всеобщее обозрение притащил. А он в последнее время совсем загрустил. Я даже слышал, хочет акции продать и выйти из состава совета директоров.
— Да ты что?! — переполошился Петр Кузьмич. — Нас же без его поддержки таможенники мигом сожрут!
— Правильно! — обрадовался генеральный. — Все ты прекрасно понимаешь. Без прикрытия зама председателя ГТК жизнь нам медом не покажется — это точно.
— А она? — вспомнил вдруг Кузьмич. — Вдруг не захочет.
— О-о-о-й! — театрально пропел Лев Семенович. — Можно подумать, ты ее в свое время о чем-то спрашивал! Короче, будь человеком. Тебе еще и пятидесяти нет — устроишь ты свою личную жизнь. А генералу за шестьдесят. Ему сложней.
Я едва успела спрятаться под свой бывший стол в приемной, как дверь распахнулась и фигура генерального директора чинно и с достоинством проплыла по коридору. Петя не выходил. Я вернулась к себе и набрала его по внутреннему телефону.
— Петр Кузьмич, я на сегодня закончила. К вам зайти? — кажется, от моего голоса он вздрогнул.
— Нет, Ритонька, ты извини, — он тяжело дышал в трубку. — Я, похоже, приболел. Сейчас же грипп кругом ходит — наверное, от какого-нибудь козла своего подцепил. Ходят на работу с соплями!
— Жа-а-алко, — пропела я. — Вы, главное, выздоравливайте поскорей. И на следующей неделе увидимся. Да?
— Всенепременно! — прогнусавил Кузьмич и повесил трубку.
А я поехала домой, гадая по дороге, как же выглядит этот мой новый суженый в возрасте «за шестьдесят». Разумеется, всех акционеров после собрания я знала в лицо. Но кто именно из двенадцати седовласых мужчин, не считая генерального?
Глава 4
Гадать мне пришлось ровно три месяца: до лета. За это время я наладила работу с дистрибьютором в Германии и забросила в Берлин одного из нанятых в Москве менеджеров для разработки программы продвижения товара, обучения местных продавцов и контроля. Он, правда, тихо сопротивлялся и скулил, что не хочет уезжать, — любит жену и ребенка, а расставание с ними смерти подобно. Но мне-то что было делать, если он оказался из выбранных в толпе претендентов на должность самым толковым?! Я сказала: «Деточка, поработай лето на благо компании, а к осени, если будешь справляться, я тебе такие условия шикарные создам, что сможешь забрать с собой и жену, и ребенка». Он и справился. Правда, насколько я знаю, семья у него так и осталась в Москве: он там неожиданно спутался с какой-то эмигранткой и справедливо рассудил, что для себя тоже нужно когда-нибудь пожить. Молодой же еще. Мой ровесник.
Обещанный генерал объявился, когда, что называется, уже не ждали. Я к тому времени почти забыла подслушанный под дверью Петра Кузьмича разговор и ушла в работу по самую макушку. Мне было интересно набирать персонал, объяснять менеджерам, что к чему, добывать новых партнеров, проводить исследование рынка — сейчас, когда с Германией все несколько утряслось и пошло по вполне прогнозируемому кругу, я переключилась на другие страны. Петюня мне не звонил. Все рабочие вопросы мы с ним решали через новую помощницу. С одной стороны, меня это вполне устраивало — сейчас не было ни времени, ни сил на любовные экзерсисы, с другой — огорчало то, как просто, без тени сожаления и попыток отстоять меня, он от всего отказался. И, судя по тому, что никто больше на меня не претендовал, — напрасно. Хотя на этот счет, как выяснилось позже, я глубоко заблуждалась.
Лев Семенович вызвал меня к себе ярким пятничным утром. Солнце било в огромные окна его фантастически красивого кабинета, но благодаря защитной пленке и кондиционерам жарко не было. Он пригласил меня присесть, сам — обычно таким приемом в нашей компании баловали только очень важных людей — встал со своего рабочего места и разместился напротив.
— Кофейку? — Лев Семенович изобразил на лице самую обворожительную улыбку из своего «приветственного» арсенала.
— Если можно, — я внимательно смотрела на генерального директора, чуть прищурив глаза и старательно демонстрируя внимание.
— Можно, конечно, можно. — Он дотянулся до селектора и приказал помощнице: «Два кофе».
— Маргарита Семеновна, — он замолчал, подбирая правильные слова.
— Да? — с готовностью отозвалась я, поощренная таким обращением.
— Должен вам сообщить, что за три месяца работы в новой должности вы добились ошеломительных результатов, — Лев Семенович усмехнулся. — Поверьте, впервые за время работы в «РусводКе» я произношу подобные слова.
— Не сомневаюсь, — на секунду мне показалось, что это заявление с моей стороны прозвучало слишком самоуверенно, даже нагло. Но я и не думала исправляться. Так их, козлов! — И?
— И… а вы проницательная девушка, — он буравил меня взглядом, — собрание акционеров вынесло решение вас поощрить.
— Вы знаете, — я жеманно вздохнула, — благодаря новой должности я не испытываю недостатка в деньгах. Если только сумма…
— Да речь-то ведь не о деньгах, — перебил меня Лев Семенович и хитро посмотрел из-под густых еврейских бровей. — Я имел в виду квартиру.
От неожиданности я потеряла дар речи и не находила в себе сил ни достойно ответить, ни возразить.
— Ну, надеюсь, вы достаточно мудры, — он прищурил глаза, — чтобы не отказаться. А заодно — и не обсуждать с другими сотрудниками это решение.
— Я не знаю… — налет офисной светскости слетел с меня моментально. Я превратилась в обычную девушку, которая просто не знает, как себя вести и что делать. Дух перехватывало от восторга! Но не могло такого быть, чтобы за этой щедростью не крылось подвоха. Не первый год я со всеми этими людьми работаю.
— Да и не надо знать. — Лев Семенович полез во внутренний карман пиджака, извлек оттуда ключи и положил на стол. — Вот. Новый дом, метро «Сокол». Совсем рядом с нашим офисом. Сходите после работы посмотреть. Часиков в шесть.
— Лев Семенович, — к ключам я не притронулась, — чего вы от меня хотите?
— О-о, — он нервно засмеялся, — лично я ровным счетом ничего, проницательная девушка.
— А кто? — взгляд мой впился в зрачки генерального. Впервые за все время, что здесь работаю, я заметила на его лице что-то вроде смущения.
— Один уважаемый человек, генерал, — он перешел на шепот, — хотел бы познакомиться поближе. Догадываетесь, о ком я говорю?
— Смутно. — Я встала из-за стола и собралась уйти. Теперь, когда я твердо стояла на ногах и вся компания — от генерального директора до самого последнего курьера — знала о моих достижениях, у меня не было ни малейшего желания покупать дополнительные блага, рассчитываясь за них собственным телом. — Спасибо за подарок, но я его не приму.
— Смутно. — Я встала из-за стола и собралась уйти. Теперь, когда я твердо стояла на ногах и вся компания — от генерального директора до самого последнего курьера — знала о моих достижениях, у меня не было ни малейшего желания покупать дополнительные блага, рассчитываясь за них собственным телом. — Спасибо за подарок, но я его не приму.
— Жаль, — расстроился Лев Семенович. Лицо его сразу же стало жестким и отстраненным, как всегда. — Жаль терять в вашем лице умного сотрудника. Но, согласитесь, не закрывать же глаза на растрату денежных средств компании. Это уголовное дело!
— Что?! — я вросла в пушистый ковролин директорского кабинета так, что не могла даже сдвинуться с места.
— Да-да, — генеральный оживился. — Петр Кузьмич доверял вам серьезные суммы из бюджета компании, а вы ни разу — повторяю, ни разу — не предоставили по ним отчета.
— Вы, да вы… — я повернулась к нему лицом, из глаз покатились слезы.
— Да мы как все, — пожал плечами Лев Семенович, — не лучше, не хуже. Не гневите судьбу, Маргарита Семеновна, раз уж она к вам благосклонна, — возьмите ключи. Станете помогать нам — и в течение месяца переоформим квартиру на вас. А сейчас она в собственности компании. Пользуйтесь на здоровье!
Выползая из кабинета генерального, я чуть не сбила с ног его секретаршу с подносом в руках. Девица испуганно подняла на меня глаза, ожидая гневной реакции на то, что оказалась в ненужное время в ненужном месте, но мне было не до нее. Зато из-за двери моментально раздались гневные крики: «Убери отсюда свой кофе! Ты б еще два года ходила!»
Ни о какой работе в тот день речи быть не могло. Я заперлась у себя и разревелась, молотя кулаками по ни в чем не повинной мебели. Потом вытерла слезы и начала вспоминать лица акционеров, присутствовавших на собрании. Кто бы это мог быть? На собрании на меня же никто даже глаз не поднимал! И когда только успели разглядеть? Все старательно изучали годовой отчет и подсчитывали что-то на бумаге.
Я не выдержала и пошла к секретарю совета директоров. Пусть хоть покажет, как выглядит этот самый генерал, имею я, в конце концов, право знать! Лена без лишних вопросов извлекла из сейфа папку и открыла на нужном файле. Общие данные и фотография.
Выглядел генерал подтянутым и суровым. На первый взгляд можно дать лет сорок пять, несмотря на седину, но если приглядеться — морщины, смертельная усталость в глазах, да и по дате рождения выходит, что ему все шестьдесят. То есть разница у нас с ним тридцать четыре года. Господи боже мой, столько не живут! Я попросила Лену сделать копию фотографии, на что та, пожав плечами, согласилась. Видимо, проницательный наш Лев Семенович уже снабдил ее соответствующими указаниями. Копия получилась расплывчатой, но я все равно забрала ее с собой и положила перед глазами, рядом с клавиатурой. Хватит на сегодня уже слез и соплей, пора начинать приучать себя. К генералу. А этим козлам я еще отомщу. Каждому и при первой же возможности!
В шесть часов ровно я сидела на огромной кровати «своей» новой квартиры и читала бредовую записку, найденную на столике в прихожей. Квартира оказалась однокомнатной, но довольно просторной и красивой. Хороший паркет, дорогие обои, мебель подобрана со вкусом. Только вот не была она похожа на место, где человек может жить постоянно, — скорей уж на гостиничный номер. Оно и понятно. Ее и покупали-то для определенных целей. В общем, с квартирой все было ясно: чисто, уютно, функционально.
А записка заставила меня усомниться в моральном здоровье того, кто ее писал.
«Дорогая Рита! Как только войдешь в квартиру, тут же запрись и вынь из двери ключ. В ванной комнате ты найдешь все необходимое для того, чтобы принять душ. После не одевайся. В верхнем ящике комода лежит платок. Повяжи его на глаза и ложись в постель. Поспи, радость моя. С любовью, твой генерал».
Идиотизм, бл-л-лин! «Господи, — думала я, — и почему именно мне приходится валяться во всей этой грязи?! У других девчонок нормальные отцы заранее обо всем позаботились: и квартиру дочке, и машину, и жениха из хорошей семьи. А мне…»
Выйдя из ванной, я выдвинула ящик комода и достала черный платок. Повязала, кривляясь, на волосы и решила так и оставить — пусть чертов генерал полюбуется на мой траур. Самое то. Но тут за входной дверью раздалось железно-настойчивое тихое звяканье ключа. Испугавшись, дрожащими руками я опустила платок на глаза и юркнула в постель. Отвернулась к стене и замерла. Пальцы ног стали холодными и мокрыми от страха. За спиной послышались шаги, потом глубокий вздох. Шаги удалились по направлению к ванной. Через минуту включился душ. Я лежала ни жива ни мертва и, собрав последние силы, притворялась спящей, сосредоточенно изображая ровное дыхание.
В тот вечер я так и не «проснулась». Мокрый от воды генерал залез ко мне под одеяло, изучающими поглаживаниями исследовал все тело, зарылся носом в волосы, долго вдыхал их запах. Он был осторожным, медлительным, действовал продуманно, видимо, привыкая к моему телу и одновременно опасаясь за свое хрупкое возбуждение. Я не мешала, но и не пыталась ничем помочь. Как будто была биологическим аналогом традиционной резиновой куклы. Тем не менее генерал справился. Протиснулся в меня едва осязаемой плотью, пару раз дернулся внутри и тут же обмяк. Потом, словно вор, бесшумно сполз с кровати, и через десять минут — я считала про себя секунды — за ним закрылась входная дверь. Я села на кровати и заскрипела зубами — от злости и еще чтобы не расплакаться. Потом вскочила как ужаленная и бросилась в ванную. Плотный пар уже заполнил собою все помещение, а я никак не могла остановиться — терла, намыливала, вымывала.
В следующий раз Лев Семенович пригласил меня на встречу с генералом в ресторан — там и состоялось наше официальное «знакомство». Мы впервые поздоровались, окинув друг друга неприлично пристальными для первой встречи взглядами с головы до ног, и чинно расселись по местам. Генерал был невысоким — с меня ростом — и при ближайшем рассмотрении выглядел ухоженным, подтянутым, но все же дедушкой. Генеральный заливался соловьем, пресмыкался, лебезил, а я лениво размышляла о том, где он у меня теперь вместе со всей своей компанией. Генерал тоже молчал и едва заметно, в усы, чему-то улыбался. Если уж говорить откровенно, не так страшен оказался черт, как его малюют.
Мы стали часто видеться, хотя и генералу (кстати, я так и не привыкла к его имени-отчеству, мне вполне хватало звания), и мне было непросто выкраивать время для этих встреч. Но я была существом подневольным и прекрасно понимала, что сейчас моя работа на компанию прежде всего и заключается в том, чтобы ублажать нашего великого акционера, а он неожиданно сильно ко мне привязался и использовал для свиданий любую свободную минуту. Постепенно, шаг за шагом, отношения наши приобретали душевный характер. Генерал полюбил подолгу рассказывать мне о жизни, о том, как ему удалось в свое время «выбиться в люди». Чего только не было в этих историях — и геройства, и грязи, и мудрости, и цинизма. И вообще, чем больше тайн и секретов Российского государства вываливал на меня не на шутку расчувствовавшийся генерал, тем страшнее мне становилось. Неопровержимым во всех этих историях оказывался устойчивый принцип: «С волками жить — по-волчьи выть». Иначе сожрут. Вот я и начинала подвывать понемногу.
Первым ощутил на своей шкуре мои прорезавшиеся клыки Петр Кузьмич. Не знаю, что сыграло здесь большую роль — оскорбления, которые он успел мне нанести за время совместной работы, или душевная боль от того, как спокойно он от меня отказался, передав в другие руки. Скорее даже последнее. Все-таки достоинство женщины и достоинство сотрудника — это две абсолютно разные вещи. Женщина страдает несоизмеримо сильнее. Не срабатывают здесь все эти психологические щиты саморегуляции, которым учат на занудных тренингах по деловому этикету: «Что делать, если начальник на вас кричит?», «Как сохранить спокойствие в конфликтной ситуации?» Да никак. Если ты думала, что начальник хоть чуть-чуть, но все-таки тебя любит! Если ты сама почти готова была покориться воле чувств. По крайней мере, из всех моих, немногочисленных на тот момент, мужчин Петр был единственным, кому я отдавалась без отвращения и страха. Он и о необходимости предохраняться никогда не забывал. И за это я многое могла ему простить. Но не теперь.
Генерал услышал от меня первые откровения на тему «Петр Кузьмич» не сразу — я сосредоточенно выжидала целый год. Усугубляла всеми способами степень его привязанности, старалась, чтобы он как можно глубже увяз в эмоциональном болоте наших отношений и не мог обходиться без меня. Не так уж много было для этого нужно: демонстрировать восторг во время встреч, впадать в искусное блаженство от его ласк и искренне за него беспокоиться, а иногда и по-женски жалеть. Все это я разыгрывала без сучка без задоринки — иначе манипулировать мыслями и действиями такого «прожженного вояки», как он сам себя называл, было бы абсолютно невозможно. Только почувствовав, что он крепко сидит у меня на крючке, я начала печальные излияния о «несчастной жизни своей, до того как в ней появились вы». Кстати, говорить ему «ты» я так и не научилась. Даже в постели.