— Вот, — сообщил он, когда открытая бутылка «Сильванера» была поставлена на кофейный столик рядом со мной. — Теперь все?
— Не совсем, — желание погонять Егора, как мышонка, явно исходило от внутреннего беса.
— Что еще я должен сделать? — послушно спросил наивный «мышь».
— Ой, — я не выдержала и рассмеялась, представляя себе, в какой именно список мог вылиться весь набор моих требований, и весело махнула на Егора рукой, — да ничего вы не должны! Если есть желание — выпейте со мной. Надо же куда-то девать результат набегов на винные погреба.
— С удовольствием! — вот теперь он точно обрадовался. Слава богу! А то уж мне начало казаться, что я имею дело с хорошо обученным, но совсем бесчувственным пажом. Ну, или кем-то вроде.
Вино забулькало, наполняя гостиничные бокалы. Оно было прозрачным и с кислинкой даже на вид.
— А вы поужинать не хотите? — виновато спросил Егор. Судя по всему, он зверски проголодался после всех этих бассейнов и саун — даже у меня, несмотря на сытный обед в Рибовиле, давно сосало под ложечкой. — Можно куда-нибудь сходить.
— Ну уж нет, — запротестовала я, расстегивая и снимая осточертевшие босоножки, — походов с меня на сегодня хватит. Лучше закажем что-нибудь в номер. — И я протянула ему гостиничное меню.
Пока Егор изучал не слишком длинный список блюд и консультировался со мной по каждому пустяку, я с наслаждением вытянула босые ноги и почти разлеглась в своем кресле. Тело приятно ныло после долгих прогулок по средневековому замку и улочкам старинных эльзасских деревень, после подводных массажей от пяток до плеч и купания в минеральной воде. Телу было так хорошо, что и не передать. Его только чуть-чуть донимали жажда и голод, но именно их мы и собирались в ближайшее время устранить. И в этой небольшой отсрочке была своя, предвкушающая, прелесть. Было еще какое-то неясное вожделение — возбуждение само по себе, — но я предпочла пока на эту тему не думать.
— Выбрали? — спросила я.
— Да, — Егор подошел к телефону, поговорил несколько минут и весело сообщил: — Все, через двадцать минут принесут. А пока предлагаю выпить.
— Не возражаю! — радостно подхватила я. — За что будем пить?
— Как за что? — удивился он. — Разумеется, за отдых. И за то, чтобы вы научились получать удовольствие от жизни! Нельзя же быть таким трудоголиком.
— Смотрите, — рассмеялась я, — если научусь, мне расхочется работать. Буду все валить на своих подчиненных — на вас в том числе.
— Ну и валите! — с готовностью предложил Егор. Мы со звоном чокнулись и сделали по первому, жадному, глотку.
За первой бутылкой вина и разговорами о влиянии алкоголя на мозг человека — кто его знает, почему потянуло на эту тему, — время до того, как принесли ужин, пролетело незаметно. На этот раз обошлось без экзотики: улиток, паштетов, шокрутов и прочих эльзасских изысков. Обыкновенный салат из зелени, свиная отбивная и жареная картошка. Ну и, чтобы совсем уж не забывать о том, что отпуск у меня во Франции, — огромная тарелка со всевозможными сырами и горсточками винограда.
Кажется, такой голодной я не была лет с пяти — с наслаждением отправляя в рот кусок за куском, я никак не могла остановиться. Даже урчать хотелось от удовольствия. Егор тоже не отставал. Скорее всего, подумалось мне, Баден-Баден — это такое специальное заколдованное место, где снимаются все возможные приличия и запреты. Остается только огромное, дышащее полной грудью и сверкающее счастливым взглядом «ХОЧУ». Где-то на половине второй бутылки вина — на этот раз Егор долго копался в коробках, отыскивая аналог предыдущей, а я едва сдерживалась, чтобы не дотянуться до его обтянутых джинсами крепких ягодиц рукой, — я осознала, что безбожно пьяна. С чего это вдруг?! «Сильванер» не просто казался, а действительно был самым слабеньким из всех эльзасских вин.
Тарелки мы собрали на поднос и выставили за дверь. На журнальном столике остались только два бокала и ополовиненная бутылка. Слова у нас обоих — резко и внезапно — закончились сами собой. Теперь я боялась только одного: что Егор встанет, вежливо попрощается и уйдет. Но пока он продолжал сидеть — то ли тоже опьянел настолько, что потерял контроль над ситуацией, то ли давно все понял и принял решение плыть по течению, положиться на излюбленный русский принцип: «Будь, что будет». Неважно. Главное, Егор не уходил, и у меня появился шанс.
Мне вдруг стало совершенно наплевать на имидж, на приличия и последствия. Никогда в жизни ничего мне не хотелось так сильно, как обладать сейчас этим мужчиной. Хотя, если честно, плевать каким — мне до зарезу был нужен любой более-менее смазливый мальчишка, которого можно использовать по назначению. Я молча смотрела на Егора, пристально, чуть исподлобья, передавая во взгляде одну-единственную мысль: «Я безумно тебя хочу». Егор сидел, загипнотизированный, словно кролик, и даже не шевелился. Стараясь не делать резких движений, чтобы не спугнуть добычу, я осторожно переместилась с кресла на краешек кровати и оказалась рядом с ним. Не отрывая взгляда от глаз Егора, в которых явно читались теперь и недоумение, и абсолютная нерешительность, я прикоснулась рукой к его колену, приблизила лицо к его лицу и поцеловала. Глаза закрылись сами собой, и я невольно застонала от наслаждения — его губы были не по-мужски мягкими и податливыми, а язык робко, едва ощутимо, отвечал на мое властное и даже грубое проникновение. Я была не в состоянии выпустить Егора из своих объятий и губ, каждое крошечное ощущение в подушечках пальцев, в ладони, на кончике языка вливалось в глубины моего существа, образуя безудержный, страшный в своей силе водоворот. С трудом, но я прервала первый в своей жизни, и оттого еще более болезненный, по-настоящему желанный и страстный поцелуй.
— Иди ко мне, — тихо позвала я. Голос предательски дрожал и грозил сорваться на хрип.
— Рита, не надо, — Егор смотрел на меня испуганно.
— Почему? — спросила я, не желая слышать ответа на этот вопрос. Мне было все равно — почему! Даже если бы я знала, что в результате нашей страсти небо рухнет на землю, сейчас мне было наплевать.
— Не надо, — повторил Егор и посмотрел мне в глаза. — Мы все испортим.
— Я тебе не нравлюсь? — у меня больше не было времени тянуть кота за хвост, нужны были сильные аргументы: еще полсекунды, и я начну дрожать крупной дрожью, не умея спрятать от его глаз свое обезумевшее вожделение.
— Нравишься. Не то слово!
Я снова, еще более настойчиво, завладела его губами.
— Тогда не думай, — прошептала я в коротком промежутке между поцелуями. — Я хочу жить. Ты сам говорил.
— Рита…
— Просто не мешай мне, — я начала задыхаться, сердце колотилось уже где-то в горле, — я так хочу.
Черт его знает, что именно переключилось в моей голове, но реакция оказалась необратимой. Мне захотелось стать собственницей, хозяйкой, королевой. Я должна была завладеть его телом во что бы то ни стало. Завладеть однозначно и грубо, по-животному, повинуясь неотступному инстинкту. Я сбросила одеяла с кровати на пол и подошла к Егору, глядя на него сверху вниз. Потом взяла его руку, которая лежала на подлокотнике кресла тяжело и безжизненно. Большая и мягкая ладонь удобно легла в мою и ожила. Егор посмотрел долгим взглядом мне прямо в глаза, поднялся и послушно пошел за мной.
Я раздевалась сама — не хотела, чтобы он путался во всех этих молниях-застежках-крючках. Егор молча следовал моему примеру. Полная луна с бесстыдным любопытством наблюдала за нами через окно и прозрачные легкие занавески — портьеры я забыла задвинуть.
— Полнолуние, — негромко произнес Егор.
— Да. Нечисть набирает силу, — прошептала я ему в самое ухо, — и мертвые тоже.
— Ты мертвая? — спросил он, целуя меня в шею.
— Потом узнаешь, — прошелестела я. — Главное, что с тобой я оживаю.
Мы снова долго целовались и едва ощутимо касались пальцами друг друга: от этих легких, как крылья бабочки, прикосновений меня охватывала дрожь, а ополоумевшие мурашки носились по всему телу, стараясь заранее угадать, куда в следующее мгновение переместятся руки Егора. Потом он осторожно уложил меня прямо на пол — на сброшенные одеяла — именно так, как я и хотела, продолжая ласкать пальцами и губами, я отвечала тем же. В движениях Егора не было ни капли торопливости или нетерпения. О том, что он, как и я, распален до предела, говорила только невообразимо горячая кожа и огромное, твердое, как кол, мужское естество. Я застонала в голос, сжав его в ладони, а Егор откинул голову и прикрыл глаза.
Он вошел в меня только тогда, когда я не в состоянии была ждать ни секундой дольше. Мы не переставали целоваться, а я взвивалась на вершину блаженства от неожиданно легкого и сладостного проникновения. Час, два или пять — я никогда этого не узнаю. Егор достигал финала и, не покидая моего тела ни на секунду, начинал все сначала. Я оказывалась сверху, снизу, сбоку, я помогала его движениям своими руками и льнула к нему всем телом. Я не знала, что делать и как, но бессознательно глубоко чувствовала это. С каждым прикосновением к его бархатистой коже, с каждым поцелуем, с каждым внутренним сжатием и ответным толчком я постигала смысл жизни на земле.
Он вошел в меня только тогда, когда я не в состоянии была ждать ни секундой дольше. Мы не переставали целоваться, а я взвивалась на вершину блаженства от неожиданно легкого и сладостного проникновения. Час, два или пять — я никогда этого не узнаю. Егор достигал финала и, не покидая моего тела ни на секунду, начинал все сначала. Я оказывалась сверху, снизу, сбоку, я помогала его движениям своими руками и льнула к нему всем телом. Я не знала, что делать и как, но бессознательно глубоко чувствовала это. С каждым прикосновением к его бархатистой коже, с каждым поцелуем, с каждым внутренним сжатием и ответным толчком я постигала смысл жизни на земле.
Луна превратилась в блеклую желтоватую дымку, а потом и вовсе пропала, растворившись без остатка в нашей страсти, когда мы наконец разомкнулись и, слившись в умиротворенном усталостью объятии, уснули. Казалось, ночь эта длилась целую жизнь и всего лишь одно мгновение…
— Рита? — шепотом позвал Егор. — Ты не спишь?
— Уже нет, — я с трудом разомкнула веки. Солнце сияло за окном так ярко, словно вознамерилось осветить каждый, даже самый отдаленный уголок земли. Я посмотрела на Егора — его гладкая кожа в солнечном сиянии казалась золотой. И снова, как ночью, по моему телу побежали взбудораженные мурашки — в Егоре было столько силы и наполненной молодостью красоты, что невольное восхищение охватывало меня с головы до пят от одного мимолетного взгляда.
— Хочешь, стишок прочитаю? — спросил он, улыбаясь. Господи, какое же прекрасное у него лицо!
— Давай, — согласилась я, а голос уже начал срываться от нарастающей страсти. Господи, да что ж это такое?! Егор посмотрел на меня вопросительно, потом чуть отодвинулся, понимающе сощурился и укоризненно-шутливо покачал головой.
— Владимир Маяковский, — объявил он. — «К барышне» или что-то вроде. — И продекламировал:
Этот вечер решал —
не в любовники выйти ль нам? —
темно,
никто не увидит нас.
Я наклонился действительно,
и действительно
я,
наклонясь,
сказал ей,
как добрый родитель:
«Страсти крут обрыв —
будьте добры,
отойдите.
Отойдите,
будьте добры».
— Так, — я, не выдержав, рассмеялась. Никто еще не читал мне предостерегающих стихов в такой ситуации. Да и ни в какой, кажется, не читал, — ты что, за старое? Отговаривать меня снова решил?
— Боже упаси! — улыбнулся Егор и мягко предупредил: — Но ты теперь или отойди, или пеняй на себя.
— А можно мы не на меня, а в меня «пенять» будем? — с блудливым блеском в глазах спросила я. — Желательно вот этим. — Я скользнула рукой вниз и прижала уставившееся в потолок «второе я» Егора к его же животу. Он закрыл глаза и лег на спину.
— А я другое стихотворение у Маяковского знаю, — заговорщицким тоном сообщила я. — Послушай: «Я в Париже, живу как денди…»
— Женщин имею до ста… — продолжил за меня Егор.
— Еще вопрос, кто кого имеет, — не согласилась я и попросила: — Побудь «сюжетом в легенде», а? Совсем чуть-чуть. Только переходить никуда не надо.
Егор в молчаливом предвкушении согласно кивнул головой, а я поползла вниз вдоль его тела.
На завтрак мы, само собой разумеется, опоздали. На обед просто не пошли — смертельно не хотелось выбираться из постели (наконец-то до нас дошло, что в кровати удобнее, чем на полу), бродить по улицам в поисках кафе, подставляя счастливо изнуренные лица взглядам прохожих. А к ужину в наших истощенных безудержным сексом организмах поднялся настоящий бунт: руки отказывались слушаться, ноги не хотели ходить, живот урчал, как разъяренный голодный зверь.
— Что будем делать? — спросил меня Егор. Видимо, как самую умную из нас двоих, хотя его сведения явно устарели: я чувствовала, что мозг мой то ли испарился в любовной схватке, то ли переработался в более нужные для организма на этом жизненном этапе вещества.
— Худеть, — лениво проговорила я, распластавшись поперек кровати. Поднять меня с належанного места можно было разве что домкратом, роль которого последние двадцать четыре часа блестяще исполнял Егор. Но сейчас и ему бы пришлось очень постараться: сил у нас обоих не осталось совсем. При этом меня безумно радовало ощущение легкости и тонкости — казалось, что за последние сутки я похудела килограммов на пять. Даже кости, и в обычном-то состоянии весьма условно прикрытые плотью, выпирали теперь значительно сильней.
— Куда тебе худеть?! — возмутился Егор. — И так скоро ноги тут у меня протянешь. Быстро вставай!
— Не командуй, — осадила его я.
— Буду! — неожиданно парировал Егор.
— Ну уж нет! — оживилась я в свою очередь. — Я тут самая главная, ясно?!
— «Взъярилась царица, к кинжалу рука. Козой, из берданки ударенной. Но я ей по-своему, вы ж знаете как — под ручку… любезно… — Сударыня!» — прочел Егор и осторожно взял меня под локоть. Неугомонные мурашки возобновили бешеные скачки по моему блудливому телу. Я не могла и пальцем пошевелить — только теперь уже от возбуждения. Лишь тихо и сладострастно застонала.
— Опять Маяковский? — спросила я, чтобы отвлечь себя от нарастающей страсти: такими темпами и коньки отбросить недолго.
— Он, — кивнул Егор, погладив меня по руке.
— Как называется? — лишь бы сдержать реакции непослушного организма, продолжала расспросы я.
— «Тамара и Демон», — односложно ответил Егор.
— А не боишься? — не унималась я.
— Чего? — автоматически спросил Егор, добравшись уже до моей груди.
— Что я поступлю с тобой, как царица Тамара?
— «Не кинь меня в пропасть, будь добра. От этой ли струшу боли я. Мне даже пиджак не жаль ободрать, а грудь и бока тем более…» — Егор прижался ртом к моим пересохшим от вожделения губам и протиснул сквозь них свой горячий и влажный язык…
Минут через сорок мы брели по ночному Страсбургу, словно парочка полупрозрачных лунатиков, да еще и едва заметно пошатывались. Может, со стороны и не очень видно было, но я все это очень ясно ощущала.
— Куда пойдем? — поинтересовалась я заплетающимся от усталости языком.
— Туда, где кормят, — ответил Егор. На подробности и у него уже не было сил.
Больше ни вопросов, ни ответов не возникало до тех пор, пока мы не добрели до первого попавшегося на пути открытого кафе и не заказали столько всего, что хватило бы на целую роту. Только когда половина тарелок, которыми был плотно заставлен наш столик, опустела, мы оба нашли в себе силы произносить слова.
— А тебе не кажется, что луна на нас специально смотрела? — улыбаясь, спросил Егор.
— Это еще зачем? — удивилась я.
— Затем, что она собирает необычные истории о людях, — прошептал он и осторожно взял меня под локоть, одним прикосновением разбудив угомонившийся было рой мурашек. Бо-о-оже, когда же это кончится?! Я ведь не железная, сердце может не выдержать!
— Зачем? — снова спросила я, окончательно потеряв способность мыслить.
— Чтобы охранять их судьбу, — просто сказал он.
— А ты уверен, что у нас теперь одна судьба? — усмехнулась я, наконец усмирив немного внутреннюю бурю.
— Если ты не будешь вмешиваться, — Егор, улыбаясь, смотрел мне прямо в глаза. Я тоже не могла оторвать от него взгляда — невероятно, какой он был сейчас красивый!
— Не буду, — прошептала я.
— Не зарекайся, — попросил он. — Я же чуть-чуть знаю твой характер: не первый год знакомы.
— Не буду, — опять повторила я, уже не соображая, чего, собственно, «не буду» — зарекаться или вмешиваться.
До утра мы не спали. Только когда за тонкими занавесками уже начал разливаться розовый рассвет, ненадолго забылись на такой крайней стадии изнеможения, что даже не потрудились разъединиться. И сквозь дрему я отчетливо ощущала, как Егор время от времени бессознательно подрагивает внутри меня. Кажется, такого в моей долгой и весьма уже искушенной любовными делами жизни никогда еще не случалось. Мы проспали час, максимум полтора, а потом Егор осторожно, стараясь не разбудить меня, встал с постели и начал сосредоточенно ходить по комнате, собирая свои вещи.
— Не уходи, — сказала я непослушными губами.
— Не могу, — прошептал он в ответ. — Уже понедельник, мне к девяти на работу. Переодеться надо.
— Не надо! — да что это со мной?! Я готова была заплакать при одной мысли о том, что сейчас он выйдет из этой комнаты и я его до вечера не увижу. — Я тебе разрешаю не ходить.
— Рита, — Егор посмотрел на меня серьезными, чуть сердитыми и красными от недосыпа глазами, — вот этого не нужно! Не вздумай делать мне поблажки. Знаешь, у Юрия Полякова в романе «Козленок в молоке» есть такая фраза: «Привилегии передаются половым путем». Или что-то похожее. Ты запомни — это не для меня.
— Ну, честно, что у тебя там такого важного на сегодня? — я, не контролируя себя, опустилась до банальных уговоров: просто не могла представить себе, что придется остаться одной. Так хотелось прижаться к нему, выспаться вместе, а потом…