Оператор засмеялся в голос.
– Ну, Павел, – Надя обиженно надула губы, – я же просто спросила… И хватит ржать!
– Все-все-все, – Леонид поднял руки, – молчу.
– Точно, лучше молчи. Или возьми камеру, шутник…
– Это рассекатели. Они нужны для защиты от реактивных гранат, если ими в нас выстрелят… Граната врежется в решетку и взорвется там, не повредив корпус. Вот. Как-то так… – Павел пожал плечами.
– Понятно.
Леонид вытащил из своей сумки камеру и снимал пейзажи, что проплывали за запыленным окном. Снимать было особенно нечего, но для перебивок сгодится. Редкие деревца, высокие заборы, за которыми угадывались дома с окнами, забранными решетками. На крышах – спутниковые тарелки. Какие-то новые, но большинство были покрыты ржавчиной, мятые… Некоторые имели отверстия, явно пробитые пулями. От дома к дому тянулись наспех проведенные кабели. На столбах скопление разнокалиберных проводов было похоже даже не на паутину, а на клубки змей в брачный период, настолько они были переплетены и прекрасно иллюстрировали собой понятие «гордиев узел». Было удивительно, как столбы, тонкие, местами расщепленные, покосившиеся, кривые и в «заплатках», выдерживали вес этих проводов. Много разрушенных строений. Следы войны были видны везде. Но, несмотря на такое навевающее тоску и уныние соседство, жизнь на улицах Багдада не прекращалась.
На тротуарах и в маленьких магазинчиках шла бойкая торговля. Свои товары, в основном это был домашний скарб и прочие нехитрые предметы быта, продавцы выставляли прямо на улицу. Иногда встречались передвижные лотки и тележки, колеса которых различались размерами – одно колесо могло быть от велосипеда, второе – от мотоцикла. Явно собрали из деталей, найденных на свалке… С лотков продавали обычно продукты питания и воду. В тележки были впряжены либо ослики, либо сами продавцы. Смуглые мужчины в длинных белых (и не очень) рубахах, женщины в черных одеждах, некоторые с открытым лицом, но встречались и полностью отгородившиеся от суетного мира сеткой паранджи. Бездомные собаки, валяющиеся в пыли… Чумазые дети. Периодически попадались армейские патрули, разбавленные местными силами иракской полиции или армии. Иракские бойцы выделялись разномастными касками, сине-серым камуфляжем и автоматами Калашникова в руках. Пару раз до пассажиров «Буффало» доносились звуки далеких выстрелов. Снаружи, конечно, пальба была слышна куда лучше, чем из-за толстых стекол и брони, но реакция на выстрелы со стороны жителей этого древнего города практически отсутствовала. Человек ко всему привыкает…
– Magna nominis umbra, – грустно произнес Леня, опустив камеру.
– Ты о чем это? – Курочкина и Павел повернули к нему головы.
– «Тень великого имени», – перевел оператор, – это я про город…
Движение на дороге нельзя было назвать хаотичным, хотя и очень хотелось. Определенный порядок, конечно, ощущался, движение тут было преимущественно, «по-европейски», так сказать, правосторонним, но возможность проезда в каждый конкретный момент определялась громкостью клаксона и экспрессией, с которой водители отстаивали свое право друг перед другом. Непререкаемым авторитетом и уважением тут пользовались только полицейские и армейские бронемашины и танки. Таким хоть усигналься до глухоты – не сдвинешь. Да и лезть под тяжелые колеса или равнодушные ко всему стальные гусеницы, желающих, разумеется, не было.
Беззастенчиво пользуясь своим правом «первой ночи», головной «Хаммер» успешно расталкивал идущие перед ним автомобили. Водители, своевременно замечавшие широкий капот в зеркале заднего вида, заранее прижимались вправо и влево, давая дорогу колонне. Некоторые были менее расторопны – и таких «будили» сиреной. Когда зычной сирены не хватало, водителю армейского внедорожника приходилось забывать о правилах хорошего тона и слегка подталкивать своим бампером зазевавшегося автомобилиста. Как правило, после такого мощного пинка желающих болтаться перед армейским джипом не было, а если и попадались клинически непонятливые, то внедорожник просто отодвигал их в сторону, наплевав с высокой колокольни на неизбежные повреждения на теле «оппонента». Когда сдвигать было некуда, внедорожник немедленно выезжал на встречную полосу и наводил порядок там, пробивая, как ледокол, путь себе и ведомому. Останавливаться категорически не рекомендовалось, так как стоящая машина, какой бы толщиной брони она ни обладала, превращалась в потенциальную цель.
На одном из перекрестков, сопровождаемый плотным шлейфом автомобильных гудков, «Буффало» повернул, и прямо в объектив камеры ударило яркое солнце. Оператор отвернулся от окна и направил объектив на бойцов, сидящих напротив.
– Привет! – тут же махнул рукой рядовой. – Как дела!
– Скажите что-нибудь для русских зрителей.
– Я смотрю, ты по-английски хорошо говоришь. Тогда, с танкистом… И сейчас…
– Нет, мой английский, – Павел смущенно почесал нос, – не фонтан! Зато русский – велик и могуч…
– Жалко, что у Сергея проблемы возникли… – грустно заметила Надя.
– Ну бывает. Ничего не поделаешь. Но мы же быстро отработаем и вернемся, ты снова встретишь своего Сергея.
– Это почему это «моего»? – неожиданно резко ответила девушка и тут же поняла, что выдала себя с головой.
– Ну, мне показалось… – попытался сгладить некоторую неловкость Павел.
– Вот именно. Показалось… Тема закрыта. – Курочкина с нарочито серьезным видом уставилась в окно.
– Nec mortem effugere quisquam nec amorem potest [13] , – тут же отозвался Леонид.
– Чего-чего «аморем»? – обернулась Надя к оператору. – Может, хватит уже, а?
– Все-все. Молчу, – Леня с хитрой улыбкой подмигнул Павлу.– Машину починили. Можешь выдвигаться. Все, что ты просил, – в салоне.
С этими словами Коровин зашел в кабинет. Бойченко сидел за столом Василия и перебирал документы. На слова консульского работника он отреагировал кивком головы. Коровин потоптался, но не стал выгонять спецназовца из-за стола, а устроился в кресле у стены, возле небольшого журнального столика, под кондиционером.
– Фу-у-у… Ну и жара на улице. Не меньше сорока градусов…
Снимки, сделанные разведспутником, так ничего и не прояснили. Вздохнув, Бойченко пододвинул к себе клавиатуру и мышь.
– А я тебе еще тогда сказал, что лучше в Сети, – Коровин кивнул на компьютер.
Бойченко не был настроен на разговоры. Он молча посмотрел на хозяина кабинета, делающего себе новую повязку на руку, и углубился в изучение карты, услужливо предоставленной сервисом Google Maps. Очертания бункера были ему хорошо знакомы, что здорово облегчало задачу. Видимо, эти объекты строились по одному проекту, и тот бункер, который изучал Сергей, сидя в кабинете Коровина, был как две капли воды похож на тот, который они взрывали в девяносто первом… В девяносто первом… Сергей увеличил масштаб карты, подвинул ее вниз. Вот она, граница… Ломаная пунктирная линия. Линия, разделившая его жизнь на «до» и «после». Вот тут… Бурная речка, делающая резкий зигзаг между крутыми уступами. Бойченко буквально впился глазами в зернистое изображение, стараясь разглядеть на снимке…
– Ну что, ты все посмотрел, что хотел?
– Посмотрел, – коротко сказал Сергей и встал из-за стола.
– Ну, раз посмотрел, значит займись делом.
Коровин отогнал видение и уселся за свой стол. Дотянувшись до мышки здоровой левой рукой он выругался – работать «не той рукой» было неудобно. Но спустя пару секунд он обнаружил, что дело не в том, что он с непривычки не разобрался в кнопках. Мышка была сломана. Пластиковый корпус был буквально раздавлен.
– И незачем было мышку ломать!
Последнюю реплику Бойченко не услышал. Он уже вышел из кабинета.
На грунтовку свернул и покатил видавший виды пикап красного цвета, вздымая облака густой, как сметана, пыли, с которой не справился даже дождик. Солдатам, лежавшим в засаде, в бинокль и прицел было отчетливо видно, что в кабине сидят три человека. Содержимое кузова было пока скрыто от обзора. Захаров и Реяс занимали такую позицию, что смотрели четко «в лоб» двигавшейся в их сторону машине. Наконец грузовичок свернул вправо и прижавшись вплотную к домикам на дальней стороне пустыря, спрятался под навес.
Трое мужчин выбрались из салона и засуетились возле кузова. Лицо одного из них скрывал белый платок, намотанный на шею, подбородок и нос до самых глаз. Похоже, что это был главный, потому как двое других, не прятавших своих лиц, выполняя его указания, споро вытащили из кузова довольно длинную трубу и бросили ее на землю. Следом из кузова появилась складная тренога. На нее боевики начали устанавливать трубу. Третий, с замотанным лицом, обошел грузовик с другой стороны и стал копаться под брезентом. Если бы не оптика, Захаров не разглядел бы появившийся в руках «человека-невидимки», как он окрестил для себя боевика в платке, калашников.
– Точно, это они… – Реяс опустил бинокль.
– Точно, это они… – Реяс опустил бинокль.
– «Дельта-лидер», вызывает «42-Дельта», прием…
– «Дельта-лидер», на связи.
– Наблюдаю троих неизвестных. Один из них, в белом платке, вооружен АК. У двоих оставшихся оружия не вижу, подозреваю, что оно может лежать в грузовике, в кабине или кузове, – по рации доложил Родион.
Двое ракетчиков быстро, но аккуратно вытащили из кузова длинную, метра два, ракету. Снаряд выглядел как заостренный с одного конца цилиндр черного цвета, диаметром не более двадцати сантиметров, без стабилизаторов. Ракету положили на землю рядом с установленной пусковой установкой и один из боевиков, закрыв своей спиной обзор для наблюдателей, стал что-то с ней делать.В это время, под прикрытием домов, с двух разных сторон к пустырю подъезжали два «Хаммера». Тяжелые машины двигались тихо и осторожно, практически не поднимая пыли. Они должны были заблокировать боевиков и вынудить их сдаться.
– Первый взвод готов. Вперед! – Теннон дал сигнал к началу операции.
Ракета была готова к установке на треногу. Двое боевиков, взявшись за концы с двух сторон, подняли ее и попытались уложить его в желоб. В этот момент, взревев моторами, на пустырь ворвались броневики и встали с двух сторон, каждый метрах в тридцати от машины минометчиков, заблокировав ей выезд. Третий мятежник, наблюдавший за действиями своих товарищей со стороны, тут же вскинул автомат и успел сделать несколько неприцельных выстрелов в одну из машин до того, как раздались ответные выстрелы. Стрелок коротко вздрогнул и завалился на бок, выронив свой калашников. Его товарищи были захвачены врасплох и стояли, испуганно озираясь, в некоторой растерянности, не решаясь оставить свой груз. Вдруг один из иракцев бросил свою часть ракеты и выхватил из складок одежды пистолет. Это было фатальной ошибкой. Он не успел сделать ни одного выстрела и был убит на месте точным выстрелом в голову. Другой минометчик, оставшись в одиночестве, не стал искушать судьбу. Он бросил ставшую абсолютно бесполезной ракету и решил, по всей видимости, скрыться на машине, двигатель которой не был заглушен, но эта попытка изначально была обречена на провал. Короткая, в четыре пули, очередь из пулемета пятидесятого калибра навсегда заглушила двигатель пикапа. Однако боевик оказался парнем не из робкого десятка. Поняв, что уехать ему уже не дадут, он смирился с судьбой решил продать свою жизнь подороже, утащив с собой на тот свет как можно больше «неверных». Он выполз из кабины на землю с противоположной стороны с автоматом, который, видимо, лежал в салоне, и вынырнул из-за кузова. Ни на что уже не надеясь и практически не целясь, он дал длинную очередь в сторону ближайшего «Хаммера». Пули завизжали, отскакивая от броневых листов и оставляя на них темные «оспины». Две или три пули попали в двери. Они не пробили толстый пуленепробиваемый «бутерброд», но стекло моментально стало матовым, покрывшись сетью трещин.
– Фак! – глядя на боевика в бинокль, воскликнул Реяс. – Замочите его кто-нибудь!
Стрелок, стоящий в турели «Хаммера», моментально огрызнулся очередью из пулемета. Машину минометчиков накрыло клубами пыли и до наблюдателей донесся звук взрывающихся покрышек. Тяжелые пули высекали искры, равнодушно кроша и дырявя металл. Автомобиль моментально превратился в решето и просел. От бортов, оторванные пулями, отлетали какие-то куски.
По какому-то божественному провидению пулеметная очередь не достала террориста, что обернулось для американских солдат очень неприятным сюрпризом. Кроме автомата, у него оказалась с собой граната. По крайней мере – одна. Но и ее хватило. Воспользовавшись тем, что вокруг расстрелянного автомобиля все еще клубилась пыль и видимость была не очень хорошей, боевик швырнул в «Хаммер» гранату. Вряд ли он целился специально, но – что случилось, то случилось – он попал. Граната, проведя в воздухе буквально пару секунд, угодила прямо под брезентовый навес, которым был укрыт пулеметчик… Взрыв осколочной гранаты, раздавшийся где-то в турели, потонул в грохоте длинной очереди, которую моментально выпустил пулеметчик второго внедорожника. На сей раз пули без труда нашли свою цель и боевик перестал существовать как материальный объект.Через секунду рядом с поврежденным «Хаммером» уже стоял второй джип и через дверные проемы (двери сняли подоспевшие солдаты) бойцы помогали выбраться пострадавшим. На счастье, серьезных ранений ни у кого не было, только контузии и мелкие осколочные. Пулеметчик, когда понял, какой к нему «в гости» попал сюрприз, практически мгновенно нырнул в чрево машины и остался цел, а сама граната, не провалилась в салон, а взорвалась где-то в турели, испортив только пулемет и сорвав маскировочную сеть.
Радиоэфир наполнился разговорами – запросами о потерях, докладами о ситуации…
– Доброе утро, Багдад, – Реяс положил бинокль рядом, – я тоже хочу пострелять. Слышь, комьюнист, ты хочешь пострелять?
– Стрельбища тебе мало?
– На стрельбище каждый дурак может… Ну как так, сам подумай, приехать на войну и не пострелять, а? – снова завел свою пластинку пулеметчик…
– Кровожадный ты…
– «42-Дельта» – лидеру… – раздалось в наушнике.
– «42-Дельта» на приеме, – откликнулся Родион.
– «42-Дельта», снимаетесь и выходите к точке сбора через четыре минуты, как поняли…
– «42-Дельта» снимается и выходит к точке сбора через четыре минуты…
В помещении пункта боевого управления офицер, ответственный за управление «Предейтора», спокойно и деловито набирал на клавиатуре нужные команды для своего воздушного робота, парящего над утренним Багдадом и поглядывал на картинки, которые без устали передавали камеры беспилотника. Летающий наблюдатель справился со своей задачей блестяще. После того, как от руководителя операции прозвучало подтверждение окончания миссии, робота следовало направить домой. Последняя команда ушла в эфир. БПЛА развернулся и, блеснув линзами, направился в сторону аэродрома.– Эй, Зак, ты что, заснул?
Пинок армейского ботинка был чувствителен даже через спинку сиденья – Зак резко проснулся. Черт… Надо же…
– Сморило меня что-то… – Родион протер лицо ладонями и посмотрел на часы – получается, что он спал всего-то около десяти минут. – Реяс, прикинь, мне приснился наш рейд… Ну, помнишь, этот…
– Когда мы минометчиков накрыли? Эх… Пострелять нам тогда не удалось… Может, тут сподобимся?
Зак ухмыльнулся. «Кто о чем, а вшивый – о бане»… Часы показывали 11:25. До конца дежурства оставался час.Стадо худых овец медленно брело мимо «Хаммера». Двое мальчишек, на вид – лет девяти-десяти, в длинных, запачканных рубахах, таких же худых, как и их овцы, стегали по овечьим спинам тонкими прутиками и подгоняли отстающих животных немилосердными пинками. Овцы хаотично блеяли в ля миноре. Один из малолетних пастушков подскочил к машине, застучал ладошками по стеклу водительской двери и что-то закричал.
– Чего ему надо? – пробасил Реяс, присутствующий в салоне только нижней частью тела. Сегодня он был пулеметчиком и стоял в люке. За рулем сидел Родион, отвечающий за рацию.
– Мне плохо слышно, но похоже, он говорит, что доказал теорему Ферма.
Вопли мальчишки стали громче, а удары хоть и реже, но сильнее.
– Чего? – переспросил Реяс, а потом переключил внимание на паренька. – Эй ты, отойди! Пошел вон! Ты что делаешь! А ну!
Стрелок переместился в люке и двинул турель, поведя стволом. Мальчишка не испугался – перестал лупить ладошками по двери и перешел к более активным действиям – кинул в Реяса камень.
– Да жрать он хочет! – крикнул Родион, глядя на мальчишку за окном.
– Что-то не похоже, Зак… – Реяс пригнулся, укрывшись за маскировочной сеткой, – сейчас он кидает в нас камень, а завтра кинет гранату… Почему они нас не любят?
– Кинь ему бутылку воды, а то у меня кончилась.
– У меня тоже.
– Ну тогда терпи, стрелок.
Стадо печальных овец давно скрылось за углом. Паренек швырнул в «Хаммер» еще пару мелких булыжников, сопроводив их громкими воплями, и убежал следом, мелькая худыми лодыжками. Улица вновь опустела. Пыльная дорога, кривые заборы. Низкие дома из светлого кирпича, практически – мазанки, плоские крыши…
На эти крыши и окна верхних этажей ближайших домов, охрана объекта смотрела очень пристально, практически не моргая. А еще на то ли недостроенную, то ли недоразрушенную трубу, высотой около двенадцати-пятнадцати метров, что торчал в двухстах метрах выше по улице, на территории пустовавшего кирпичного заводика… Похоже, что в этом районе активные боевые действия не велись, иначе эта труба была бы снесена или сильно повреждена. Прекрасный наблюдательный пункт… Замечательная позиция для корректировщика. Или снайпера. Именно на эту трубу в первую очередь обратил внимание лейтенант, когда взвод прибыл на место. Он назвал ее «гнилым зубом». И первое, что сделали бойцы 10-й горной, – ее минирование. Как и всякая уважающая себя труба, эта имела лестницу. Метров десять лестница была довольно приличной по виду – несколько классических пролетов, идущих буквой Z, а дальше шли скобы, вмурованные в тело трубы. На самой верхней, последней площадке лестницы были аккуратно установлены несколько сигнальных мин. Сначала мины хотели поставить на нижних пролетах, но их могли «потревожить» местные жители, мальчишки, бродячие собаки… И только специально забравшийся на самую верхотуру мог быть врагом – именно его и следовало наказать за излишнее любопытство. Кто-то из бойцов предложил поставить, противопехотную мину, однако саперы благоразумно ограничились сигналками, чье основное предназначение быть яркими и громкими. Но все же, несмотря на минирование, именно на темные провалы дыр, выходивших на объект, занятый американцами, пристально смотрело дуло пулемета. Если будет необходимость, «пятидесятый» развалит строение за две длинных очереди.