– А ведь его предложение, Надя, не лишено смысла, – кивнул оператор. – Картинка может получиться любопытной. Процитирую Вергилия: «Capre viam et susceptum perfice munus!», что в переводе значит «Иди своим путем и сверши начатое!»
– Точно. Суспектум… этот… Мунус. Это что, латынь?
– Ага. Леонид у нас ходячая энциклопедия крылатых фраз и выражений. В общем, вы все согласны, да?
– Мы нацепим приборы ночного видения и будем обсуждать… – подхватил мысль Родион, – будем обсуждать… а что мы будем обсуждать?
– Ты всегда меня понимал, братец, – Павел похлопал Родиона по плечу, – слушай, ну неужели два брата, неожиданно встретившиеся в Ираке, не найдут темы для беседы? А пустишь меня за пулемет?
– Все бы тебе пулемет… Это ты у Реяса спросишь.
– А ведь я спрошу!
– Вы с ним подружитесь.
– Откуда такая уверенность?– А он такой же ненормальный.
Загнать машину в старый ангар Бойченко успел, как и собирался, еще до наступления темноты. Старая фабрика казалась абсолютно пустой. Собственно, она таковой и была. Сергей заглушил мотор. После того, как погасли фары, Сергея окружила темнота. Если на улице еще можно было что-то увидеть, то внутри пустующего цеха было темно, хоть глаз коли. Сергей моментально нацепил на лоб прибор ночного видения и огляделся. Темнота сдалась и отступила. Окружающее пространство окрасилось в приятный зеленый цвет.
– Изумрудный, твою мать, город… – процедил сквозь зубы Сергей.
Сейчас он был на взводе – к нему вернулась хорошая, как он ее называл, злость. Сергей просидел без движения и в полной тишине около тридцати минут – вокруг была все та же зеленая пелена. Ничего не происходило. Его появление никого не потревожило. Ничье появление не тревожило его. Звуки, которые иногда доносились до него, не беспокоили – обычный аутичный шепот больших пустых помещений… Если бы источником звука были люди, Бойченко это сразу бы определил, а пока что его соседи – бездомная собака и десяток-другой крыс, бегающих в поисках еды. Сергей выбрался из машины и, стараясь двигаться бесшумно, обследовал помещения, ставшие его временным пристанищем. Проходя мимо окна, он глянул на возвышающийся над улицей силуэт трубы. Сегодня он заберется на нее и изучит состояние дел в бункере. По крайней мере – получит ответ на принципиальный вопрос: занят бункер или свободен. Стараясь не шуметь и замирая после каждого шага, Сергей выбрался из ангара. Все по-прежнему было тихо. Расчет удался – фабрика действительно пустовала. Бойченко рассудил, что вряд ли ему стоит ждать неожиданных гостей ночью. Если бы местные жители хотели распотрошить предприятие, то они уже это сделали. А если что-то и осталось, что можно вынести, то мародеры появятся только днем… Несмотря на этот обнадеживающий вывод, осторожность, аккуратность и сосредоточенность – вот на чем сконцентрировался Бойченко. Прибор ночного видения давал отчетливую картинку, но несколько сужал поле зрения, приходилось чаще крутить головой…
Бойченко добрался до трубы. Массивное основание трубы составляли бетонные блоки. На высоте метров трех труба становилась красной, так как далее шел кирпич. Несмотря на то что в некоторых местах в теле трубы зияли провалы, кирпичи вывалились – то ли от некачественной укладки, то ли это были следы попаданий, постройка выглядела крепкой и основательной. Сергей тщательно обследовал состояние стальных прутьев лестницы, постаравшись запомнить, где находились самые кривые и ненадежные из них, где их вообще не было. Он не мог допустить сюрпризов в виде отсутствия ступеньки или еще чего-нибудь в этом роде. Четыре пролета лестницы произвели на него положительное впечатление. Несомненным плюсом был и тот факт, что лестница находилась с той стороны трубы, которая не была видна со стороны бункера… Увидеть объект можно было, только немного высунувшись из-за стены, – этого было достаточно. Сергей поборол желание забраться на трубу прямо сейчас. Он рассудил таким образом: если бункер занят американцами, то именно эта труба как самая высокая точка на местности будет находиться под неусыпным наблюдением. Да что там – она будет немедленно снесена! По крайней мере он поступил бы именно так. То, что труба прочно стояла на своем основании, придало Сергею уверенности в своих силах и увеличивало шансы на успех. Он посмотрел в ту сторону, где должен был находиться бункер. Отсюда его не было видно, конечно… Раз трубу не снесли, значит, бункер пуст. Такой вывод грел душу. Тем не менее, торопиться не следовало. Тем же путем, наступая на свои же следы, Бойченко вернулся к машине. Восхождение он назначил на четыре часа утра. Если бункер занят американцами… да хоть кем! …то даже самая внимательная охрана будет находиться в полудремотном состоянии. К тому же не только труба может представлять угрозу. До нее от бункера не менее двухсот двадцати – двухсот пятидесяти метров. Крыши домов, находящихся рядом с бункером, как потенциальные огневые точки должны больше волновать охрану, чем старая фабричная постройка, на которую ни пулемет не затащить, ни снайпера посадить… Еще Бойченко подумал так: если бы в бункере сидели американцы, то они, если и отказались от сноса трубы, то наверняка придумали бы, как использовать ее в своих целях. Повесили бы системы связи и наблюдения. Но труба была чиста. На ее кирпичных боках не висело никаких непонятных конструкций и предметов, которые могли бы «рассказать» о том, как старая труба используется армией США. Да будь так, подходы были бы заминированы. Бойченко же самым внимательным образом смотрел под ноги и вокруг себя в поисках следов активности. Признаков установки сигнальных или противопехотных мин, датчиков и прочих технических средств обнаружения он не заметил. Все было пусто. В противном случае его присутствие уже было бы обнаружено.
Сергей с легким щелчком закрыл дверь машины и приготовился немного вздремнуть. Взведенный, но поставленный на предохранитель пистолет он удобно пристроил под рукой.
– Спите, жители Багдада… В Багдаде все спокойно…
Стоило Сергею прикрыть глаза, как до его ушей донесся звук короткой автоматной очереди, а затем второй, третьей… По характерному звучанию Бойченко моментально определил, что стреляют из АК, стреляют где-то далеко и его эта стрельба никак не касается. Стрельба велась медленно, тягуче, с какой-то ленцой и вовсе не походила на выяснение отношений. Сергей ухмыльнулся, поправил пистолет и снова погрузился в дремоту. Перестрелка продолжалась еще минуты четыре. Своей вялостью она чем-то напоминала вялую перебранку собак, когда одна шавка с какого-то перепугу начинает лаять на весь белый свет, а две или три таких же глупых псины откликаются на лай и затягивают свои перебрехи…Багдад. 22 июня 2006 года
– Ы-ы-ы-ы-а-а-а… – Павел потянулся и потер ладонями лицо, – не помню, когда последний раз вставал в такую рань… Какая у нас сейчас разница с Москвой?
– Один час, – несмотря на то что часы показывали четыре пятнадцать утра, Родька был сосредоточен и деловит, – не выспался?
Он сидел на водительском месте «Хаммера», полностью упакованный, – каска, бронежилет с торчащими из карманов магазинами.
– Я почти сутки в Ираке… И уже столько всего случилось! – Павел стал загибать пальцы, – разозлил иракского охранника в аэропорту, потом разозлил Бойченко, попал под обстрел на шоссе, лишился фотоаппарата… Что еще… Вроде ничего не забыл?
Последний вопрос был задан красному светодиоду – индикатору на корпусе маленькой видеокамеры, которую Павел установил внутри салона под лобовым стеклом.
– Насыщенно у тебя прошли эти сутки… – улыбнулся Родион, – а Бойченко – это кто?
– Сергей Бойченко – это такой суровый дядька, которого к нам приставили как охранника. Вроде бы официально, но он почему-то нас только до консульства сопроводил.
– А должен был…
– А должен был сюда вместе с нами, тут вместе с нами и обратно вместе с нами…
– И тебе это кажется странным? – Родион посмотрел на брата, – Что его сюда не пустили?
– Угу. Я Лёне… Ну, оператору… говорю – что-то не срастается.
– А он что?
– А он рукой машет. И на латыни что-то отвечает.
– А Надя?
– Надя на меня вообще, как на сумасшедшего, посмотрела. Даже слушать не стала.
– Да ладно, Павлон, фигня это. Мне вообще все, что я вижу вокруг, как оказался на войне, кажется странным. Мое «странное» гораздо «страннее» твоего. Настолько «страннее», что уже стало нормой… Ничему не удивляюсь.
– Ну, может быть… Но все равно не понимаю, почему, если местная администрация не пустила Бойченко, консульство не дало нам нового, из числа сотрудников…
– А ты не гадай, а у него спроси.
– Пожалуй, так и сделаю.
– Hey, Reyas…
– What? – отозвался сверху пулеметчик, присутствующий в салоне нижней частью тела.
– Yesterday was a good day.
– Yap…
– Что ты ему сказал? Хороший день?
– Точно. «Вчера был хороший день». Это у нас такой… ритуал, что ли. Дежурная фраза.
– What? – отозвался сверху пулеметчик, присутствующий в салоне нижней частью тела.
– Yesterday was a good day.
– Yap…
– Что ты ему сказал? Хороший день?
– Точно. «Вчера был хороший день». Это у нас такой… ритуал, что ли. Дежурная фраза.
– В смысле? Что значит «Вчера был хороший день»?
– Это значит, что вчера никто не погиб.
– Тогда это, действительно, хороший день. Надеюсь, что твои ближайшие сто восемьдесят с небольшим дней окажутся такими же хорошими.
Москва. 19 мая 2006 года
– Двигайтесь прямо триста метров.
Голос из динамика начинал раздражать.
– Да ты рехнулся, Витек! Или я что, слишком сильно тебя приложил?
Половцев изумленно посмотрел на Сергея.
– Почему это я рехнулся?
– А потому что ты несешь какую-то херню! Ты на дорогу лучше смотри!
– Только вот не надо орать, хорошо? Если на то пошло, то это не я несу херню, а тот, кто меня в Багдад отправляет! И это, знаешь ли, такая «херня», за разглашение которой за яйца подвешивают!
– Нет, е-мое, я идиот! Сейчас позвоню на ОРТ и скажу «Привет, парни, вы знаете, я, кажется, в Багдаде ядерную бомбу забыл!».
– Не смешно.
– Я знаю…
Виктор вез Бойченко домой. Сергей угрюмо смотрел в окно.
– Через сто метров поверните налево… – неугомонный навигатор снова напомнил маршрут сидящему за рулем товарищу.
– Да выруби ты эту дуру говорящую!
– Эй, стой… Убери ручищи свои, сломаешь мне прибор! Да погоди ты! – Половцев оттолкнул руку Бойченко, когда тот стал наугад жать кнопки на GPS-навигаторе, намереваясь выключить голосовое сопровождение.
– В общем, ситуацию я тебе обрисовал, – уже спокойно сказал Виктор, – в Багдаде бомба.
– Ты забыл сказать «может быть».
– Может быть.
– Может быть, ее там нет.
– Хорошо бы…
– А может, это не наша? Может, какая-нибудь чужая?
– С миру по бомбе – Саддаму арсенал?
– Или Хусейн ее сам сделал.
– Точно. «Я его слепила, из того, что было».
– Ну, у него много денег было, мог купить.
– У кого?
– Если я не ошибаюсь, в Ирак шло много оружия в обход эмбарго, – Бойченко пожал плечами. – Когда мою группу туда забрасывали, нам не говорили о происхождении зарядов. Довели информацию о количестве и месте хранения…
Автомобиль подъехал к дому Сергея.
– Приехали, – Виктор нажал на тормоз, – выметайся.
– Выметаюсь… – Бойченко отстегнул ремень безопасности.
– Что тебе привезти?
– А привези мне, батюшка, цветочек аленькый… – произнес противным тоненьким голосом Сергей.
– Смотри, сам попросил, – Виктор погрозил другу пальцем.
– Ни пуха тебе, Полтава…
– К черту, Чен…
Бойченко хлопнул дверью и… проснулся.
Он сидел в салоне джипа, стоящего в одном из помещений заброшенной фабрики где-то на севере Багдада. Часы показывали три пятьдесят утра.
Первые лестничные пролеты Сергей преодолел довольно легко. Руки сами находили, за что держаться, а ноги – место, куда вставать. После каждого шага, поднимающего его на ступеньку выше, Бойченко делал секундную остановку, прислушивался и приглядывался. Несмотря на то что он переоделся в темную футболку с длинным рукавом и темные брюки, делавшие его менее заметным в темноте, осторожность не может быть лишней. Наоборот – это важнейшее условие. Раннее-раннее утро, практически еще ночь, но – уже сдающая свои позиции. Ее черный с разводами широкий тяжелый шлейф все еще волочится по земле. Контуры предметов расплываются, тени непроглядно черны, глазу не за что зацепиться. Зыбкая граница света и темноты была верным союзником диверсанта, вернувшегося на поле боя. Руки в удобных перчатках подтягивали Сергея вверх, а ступеньки из стальных скоб отзывались неслышным, легким, едва ощутимым на ощупь гулом, когда он ставил на них ногу. Бойченко поднимался все выше и выше. Горизонт начал расступаться. Вокруг, настолько далеко, насколько Сергей мог видеть, лежал город. Городу было больше двух тысяч лет и название его можно было перевести с персидского как «Богом данный».
Бойченко пользовался прибором ночного видения. В его окуляре столица Ирака была похожа на хаотичное переплетение линий и отрезков – те, что поближе, улицы были отчетливо видны в зеленом мареве… Те, что дальше, – теряли свои очертания. Даже с этого расстояния был виден центр города – «Зеленая зона». Сейчас эта зона, действительно, была зеленой. Она выделялась большим количеством огней и прибор усиливал их свет, превращая тусклые, едва различимые невооруженным глазом огоньки в яркие белые точки разного «калибра». Светились окна домов, горели фонари, работали яркие прожектора. На небольшой высоте двигалась целая стая «светляков» – над городом летали вертолеты…
– Ну точно «Изумрудный город»…
Сергею предстояло подняться еще на пять-шесть метров до точки, которую он определил себе как конечный пункт своего восхождения. Бойченко потянулся рукой к новой перекладине и в этот момент подумал, что штука, которую он изначально принял за торчащий из стенки трубы кирпич, вовсе не похожа на кирпич. Она похожа на… Окончательно убедиться в своей догадке он не успел. Рука в перчатке уже схватилась за поручень, и Бойченко не почувствовал, как его ладонь натянула тонкую, почти невидимую нитку, идущую к странному «кирпичу». В тот же миг в ухо Бойченко выстрелил танк. Сергей понимал, что на высоте двадцати метров, в старой фабричной трубе не может быть спрятан танк, но эффект был именно такой. Бойченко мгновенно оглох и ослеп.
Яркая вспышка, будто тысяча фотоаппаратов мгновенно сфотографировала его, высветила его буквально насквозь не хуже рентгеновского аппарата. Матрица «ночника» была безвозвратно сожжена. В голове оглушительно гудел реактивный двигатель, в глазах плавали шаровые молнии. Сергею хватило реакции и инстинкта не отпустить поручни и удержаться, хотя желание заткнуть уши и закрыть ладонями глаза было невероятным. В голове еще гудело, зрение не восстановилось окончательно, но мысли, словно истерически галдящие чайки, сорванные со своих мест полуденным выстрелом с бастиона Петропавловки, довольно быстро вернулись на свои места. Что произошло? Я дернул светошумовую гранату. Хорошо, что не осколочную… Что это значит? Это значит, что я полный дебил, осел, слабоумный идиот, долбаный Джеймс Бонд! Это значит, что в бункере сидят американцы. Это значит, что я обнаружен и у меня практически нет шансов. Сколько времени у меня есть, чтобы вслепую и вглухую спуститься с трубы? Минут пять от силы. Придурок, не на то, чтобы спуститься, а до того момента, как солдаты будут внизу… Попытаться стоит, но… До машины он доберется, но что потом? У него – дипломатическая неприкосновенность. Машина консульская, значит, обладает экстерриториальностью… Реальность, вдребезги разбитая взрывом светошумовой гранаты на мелкие осколки, стала все быстрее и увереннее складываться во что-то осмысленное. Кусочки ее, как паззлы мозаики, стали прилипать друг к другу, воссоздавая привычный мир. Сорвав с головы уже ненужный прибор ночного видения, Сергей стал спускаться. Внизу его ждал маленький кусочек России – салон консульского автомобиля. Если он успеет добраться до него быстрее, чем его возьмут, шансы не потеряны…Багдад. 22 июня 2006 года. 4 часа 20 минут утра
Где-то справа, метрах в двухстах, сверкнула яркая вспышка, на мгновение осветившая пространство, и одновременно с ней в небо взвились три красные ракеты. Через пару секнуд до «Хаммера» долетел глухой, но отчетливый хлопок.
– Е-мое! – подскочил на своем месте Павел и схватил камеру. Сигнальные ракеты стали медленно опускаться вниз, рассеивая вокруг себя семена искр и клубы красноватого дыма.
– У нас сработка! – Родион быстро заговорил в микрофон:
– Дельта-42, наблюдаю сработку на трубе. Повторяю: наблюдаю сработку на трубе. Предполагаю наблюдателя.
За спиной Реяс резко повернул турель и лязгнул затвором пулемета.
– К стрельбе готов!
Ствол пятидесятого калибра был готов высказаться по проблеме.
– Что это было? Обстрел?
– Нет, – Родион не отводил взгляда от трубы, видимой в отсветах сигнальных ракет, – у нас там светошумовая граната стояла и сигналка. Кто-то забрался и дернул… Мы доложились. Ждем приказов.
Радиоэфир наполнился голосами.
– А это кто говорит?
– Пулеметчики с крыши бункера. У нас три пулемета на крыше.
Опускающиеся ракеты постепенно тускнели, выбрасывая последние снопы искр. Две уже полностью погасли, но последняя продолжала чадить. Легкий порыв ветра бросил ее влево – и она ударилась о стенку трубы, разлетевшись на сноп мелких искр, в последний раз на короткое мгновение осветив покатый кирпичный бок. На какое-то мгновение Павлу показалось, что он увидел темную человеческую фигурку, прицепившуюся к стенке. Но светлячки искр уже погасли и труба окончательно погрузилась в темноту.
– И кто это мог быть?
– Может быть, кто-то забрался на трубу, чтобы поглазеть на нас… И это не самый плохой вариант… Может быть…