— Руки вверх! — рявкнул он на сидевших в комнате.
— Что это значит? — загремел Филипп Аркадьевич. — Кто вы такой?
— Молчать! Лицом к стене! А ну живо!
Валерка замер от ужаса. Да, игры, похоже, кончились скверно! Мужчины покорно подняли руки и встали лицом к стене. Детина быстро огляделся, схватил лежавшую на столе картину и опрометью выскочил из квартиры, никто и ахнуть не успел. Но тут Валерка словно очнулся и, преодолев ужас, кинулся вслед за детиной. Конечно, он не надеялся отнять у него картину, но, может, хоть что-то сумеет узнать, номер машины, к примеру! Но когда он выскочил из подъезда, того и след простыл. Ну и дела! И тут же Валерка понял — этот налетчик наверняка самым тесным образом связан с той парочкой наверху. Какая наглость! И какая глупость! Неужели они думают, что им это сойдет с рук? Интересно, какой спектакль они сейчас разыграют? И он бросился наверх. Дверь в квартиру была заперта! «Что же делать? — лихорадочно соображал Валерка. — Надо позвонить!» И он нажал на кнопку звонка.
— Кто там? — раздался голос Филиппа Аркадьевича.
— Наташа дома? Откройте, пожалуйста!
Дверь открылась.
— Здрасьте, — мило улыбнулся Валерка. — А Наташа где?
— А ты кто?
— Я из класса, ее друг!
— Друг? Ну, заходи, друг! Наташа там, у нас тут неприятность случилась, может, ты нам поможешь?
Валерка вбежал в комнату. Наташа сидела на ампирном диване, бледная как полотно, и по щекам ее текли слезы.
— Валерка, все пропало! — тихо проговорила она. — Картину украли!
— Как? Кто? — разыграл удивление Валерка и тут вдруг вспомнил про Алку и Степаниду. Умерли они там, что ли?
— Знать бы кто! — воздел глаза к потолку Филипп Аркадьевич. — Совершенно неожиданно вбежал какой-то тип под два метра ростом, с пистолетом, схватил картину и был таков. Мы и пикнуть не успели!
— Надо немедленно звонить в милицию! — закричал Валерка.
— Ну разумеется, только я позвоню прямо на Петровку! У меня там есть знакомый, это будет куда лучше! Они не станут беспокоить Наточкину маму, ее ведь нельзя волновать, и проведут расследование конфиденциально. Я сейчас же ему позвоню!
И Филипп Аркадьевич подбежал к телефону, набрал какой-то номер и сказал:
— Будьте добры майора Витковского! Ах, вот как, через два часа? Хорошо, передайте ему, что звонил Филипп Пешнев, нет, не Спешнев, а Пешнев! У меня к нему срочное дело! Ах вот как, вы его помощник? Случайно не Вадим? Отлично, Вадим! Пожалуйста, выпишите мне пропуск, я немедленно к вам приеду! Тут нельзя терять время! Спасибо вам, большое спасибо!
Он повесил трубку.
— Ну вот, вы слышали? Я сию минуту поеду на Петровку, этот Вадим, кажется, очень толковый парень… Наточка, детка, не плачь, мы постараемся найти картину, я уверен, что они смогут… — он еще произнес несколько фраз по-французски, обращаясь к бледному Пьеру Бувье, а потом добавил по-русски: — Наточка, тебе ведь надо в больницу, да?
— Да, но…
— Никаких «но». Мама ждет! Нельзя заставлять ее волноваться, пусть мальчик тебя проводит, ты проводишь ее, правда?
— Провожу, — растерянно кивнул Валерка.
— Наточка, оставь мне ключи, сюда ведь должны приехать с Петровки, все осмотреть, кстати, здесь ничего нельзя трогать…
— Но почему же вы не вызвали их сразу сюда? — поинтересовался Валерка.
— Как ты не понимаешь? Тогда мне пришлось бы делать официальное заявление, а это повлекло бы за собой массу всяких процедур, и притом весьма неприятных, а мы сделаем все конфиденциально… Вместо толпы милиционеров сюда приедут в лучшем случае два человека, тихонько все осмотрят… Ты же знаешь, что Наточкина мама тяжело больна…
— Да, понимаю, — кивнул Валерка.
Наташа вручила Пешневу ключи, и тот, подхватив своего француза, отбыл на Петровку.
Едва дверь за ним закрылась, как в комнату вбежала Алка.
— Он никуда не звонил! Я сняла вторую трубку! — закричала она. — Он жулик! Они заодно с тем бандитом. Все было подстроено. Ой, а где Степка? — Она распахнула дверцу стенного шкафа, заглянула туда и завопила: — Степанида! Ты спятила, да? Дрыхнешь без задних ног! А тут такие дела!
Степанида и впрямь спала, свернувшись клубочком в просторном стенном шкафу.
— А? Что? Что случилось? — Она широко раскрыла глаза. — Ой, мамыньки, я заснула. — Она вылезла из шкафа, потирая затекшую спину. — Ой, а вы чего такие? Что тут было, а?
— Ну ты даешь! — покачал головой Валерка. — Тут был вооруженный налет, а ты спишь себе, как Спящая красавица.
— Какой вооруженный налет, ты что мелешь?
Алка и Валерка быстро ввели ее в курс дела.
— Ох, матерь божья, что ж теперь будет? Может, в милицию позвонить?
— Нет, мы сами! — заявил Валерка. — Мы сами все сделаем.
— Что? — потрясенно подняла на него глаза Наташа.
— Мы вернем твою картину!
— А ты часом с глузду не съехал? — поинтересовалась Алка. — Как это ты вернешь картину?
— Как, я еще не знаю, но землю с небом сведу! Мы же знаем, кто ее украл. И наше преимущество в том, что воры считают, будто мы — тупоголовые кретины, которые все принимают за чистую монету. На Петровку он поехал! Конфиденциальное расследование! Кому он врет? Я же не новичок в этом деле. А тем более Алла догадалась взять вторую трубку. И он никуда не звонил! А как все удобно! Наташа пойдет в больницу, а в это время он приведет сюда своего конфиденциального сыщика! Да он полный идиот, этот Филиппок! Болван! Все так топорно придумал. И француз этот такой же французский, как я! Филиппок его еще на лестнице предупредил, чтобы тот ни слова по-русски… — в страшном возбуждении говорил Валерка.
— Но как же он?.. Ведь когда приедет Наткин папа…
— К тому времени мы должны вернуть картину!
— Если ее не увезут за границу! — заметила Алка.
— Да! Вот это самое страшное, но… Вывезти картину не так уж просто, а если… Слушайте! А что, если… Что, если нам позвонить в таможню?
— Зачем?
— Предупредить! Сказать, что похищена картина Сислея и чтобы они…
— Валер, ты что? — перебила его Степанида. — Если бы мы были уверены, что они полетят на самолете! А если они на поезде поедут? Да неизвестно еще, в какую страну. Думаешь, по анонимному звонку вся таможня страны на уши встанет?
— Да, Степка, ты права… Просто я привык, что все летают из Шереметьева. Что же делать? Как им помешать?
— Я вот что думаю, — осторожно начала Степанида, — если они и вправду заодно с тем бандюгой, то побоятся сразу за границу тикать… На них же подумают в первую очередь… Им, наоборот, надо туточки быть…
— Филиппку — да, а француз запросто может ехать… А давайте вот что сделаем, позвоним на Петровку и попросим соединить нас с майором Витковским! — сказала Наташа.
— Зачем? Ясно же, что такого майора нет! Он же никуда не звонил! — напомнила Алка.
— Я знаю! Но просто убедимся…
— А по-моему, надо все-таки заявить в милицию, — сказала Степанида. — И объяснить им, что твоя мама больна, ее нельзя волновать, а мы дадим все показания, какие нужно, и они быстренько найдут бандита!
— Не найдут! — покачал головой Валерка.
— Почему это?
— Потому что эти типы наверняка такой вариант тоже предусмотрели. Ну, в крайнем случае сделают у них обыск. Можешь быть уверена, что ничегошеньки там не найдут и вынуждены будут извиниться перед добропорядочными гражданами.
— Но они помешают им вывезти картину из страны! — воскликнула Алка.
— А почему ты так уверена, что они собираются вообще ее вывозить? — резонно поинтересовался Валерка.
— Как почему? А француз?
— Я же тебе говорю, что он такой же француз, как и я. Да, он хорошо говорит по-французски, но это же еще ничего не значит. Его просто использовали как предлог, чтобы попасть в квартиру. Ну еще бы, человек приехал из Франции, жаждет увидеть неизвестное полотно Сислея, как же ему его не показать? Ведь одного Филиппка ты бы не пустила?
— Ну, я не знаю…
— У него просто не нашлось бы достаточно убедительного повода! А так все прекрасно. И вполне возможно, что на картину позарился какой-нибудь здешний коллекционер, обещал за нее бешеные бабки и все такое… Во всяком случае, сейчас они побоятся ее вывозить из страны, я просто уверен.
— С чего ты так уверен? — хмыкнула Алка.
— А какая у них гарантия, что мы все-таки в милицию не заявим, а? Никакой! А милиция первым делом попытается перекрыть им возможность вывоза. Нет, они, по логике, должны спрятать ее где-то тут, надежно спрятать, чтоб она, как говорится, остыла! А уж потом, если понадобится, они ее вывезут.
— А если по дипломатическим каналам? — испуганно спросила Наташа. — Они же могут передать ее какому-нибудь дипломату, их ведь не досматривают на таможне, или они могут вовсе дипломатической почтой ее отправить?
— Ну, в таком случае и милиция не поможет! Но это вряд ли… О пропаже картины такого уровня можно уведомить Интерпол, и где бы она ни всплыла… А вообще, что это вы о самом плохом думаете? Надо верить, что мы найдем картину! Обязательно найдем! Я, например, верю! Ладно, хватит болтать, Наташе пора в больницу! Я ее провожу, а у вас какие планы?
— А если по дипломатическим каналам? — испуганно спросила Наташа. — Они же могут передать ее какому-нибудь дипломату, их ведь не досматривают на таможне, или они могут вовсе дипломатической почтой ее отправить?
— Ну, в таком случае и милиция не поможет! Но это вряд ли… О пропаже картины такого уровня можно уведомить Интерпол, и где бы она ни всплыла… А вообще, что это вы о самом плохом думаете? Надо верить, что мы найдем картину! Обязательно найдем! Я, например, верю! Ладно, хватит болтать, Наташе пора в больницу! Я ее провожу, а у вас какие планы?
— Мне надо к Юлии Арсеньевне! — заявила Степанида.
— А мне домой пора! — опомнилась Алка. — Людка небось уже меня с собаками ищет.
— Хорошо, сейчас разбежимся, а потом… Степа, ты не могла бы сегодня переночевать у Наташи?
— Ой, Степочка, правда? — заверещала Наташа. — Мне даже подумать жутко одной ночевать!
— Могу, — ответила Степанида. — Правда, Матильда может позвонить после спектакля… И перепугаться, куда я подевалась.
— А ты ей сама позвонить не можешь? — спросил Валерка.
— Могу!
— Вот и отлично! Значит, после больницы встретимся и все обсудим.
— Что? — не поняла Наташа.
— Как что? План действий! А кстати, интересно, этот Филя приведет кого-нибудь под видом ментов? Ты последи, Степа, ладно?
— Попробую!
И они разошлись.
Глава VII ТЕ ЖЕ И КОСТЯ
— Стешенька, что случилось? Ты такая бледненькая! — забеспокоилась Юлия Арсеньевна.
— Да нет, ничего…
— Ты раздевайся, раздевайся, сегодня «гонять» никуда не нужно. Леночка заезжала, привезла продукты. А ты что-нибудь ела?
Степанида вспомнила, что у нее с утра маковой росинки во рту не было, но сказать постеснялась.
— Спасибо, я ела… А что надо делать?
— Сейчас мы с тобой все-таки поедим, я проголодалась, а одной есть скучно. Ты ведь составишь мне компанию, правда?
— Хорошо, — улыбнулась Степанида.
— Вот и славно. Иди поставь чайник.
Когда они уже сидели за столом, Юлия Арсеньевна спросила:
— Стеша, у тебя ничего не случилось?
— Нет, а почему вы спрашиваете?
— Мне показалось, что ты сегодня какая-то не такая… Глаза грустные. Ты не заболела?
Юлия Арсеньевна протянула руку и пощупала Степанидин лоб.
— Нет, температуры, слава богу, нет. Ты, Стешенька, не стесняйся, если у тебя какие-то неприятности, вдвоем мы с ними легче справимся. Что-нибудь в школе?
И такое неподдельное участие звучало в ее голосе, такая забота, что Степанида не выдержала:
— Юлия Арсеньевна, я вам одну вещь скажу! — прошептала она. — Только вы никому не говорите, ладно?
— Обещаю!
— Юлия Арсеньевна, у Натки Истоминой страшная беда!
— Боже мой, что-то с ее мамой? Она умерла? — в ужасе воскликнула старая дама.
— Боже сохрани! Нет, что вы…
— Что-то с отцом?
— Ни боже мой! Нет! Но… У нее картинку уперли!
— Сислея? — испуганно проговорила Юлия Арсеньевна.
— Ага, то есть да. Сислея.
— Какой кошмар! Но как? Каким образом? Кто?
Степаниде не хотелось рассказывать странную историю с первым исчезновением картины, и она рассказала только то, что случилось сегодня.
— Филипп Аркадьевич? Нет, я его не знаю. Но, по-моему, необходимо заявить в милицию.
Степанида привела ей все доводы, которые выдумал Валерка, чтобы не заявлять в милицию, и, как ни странно, они показались Юлии Арсеньевне достаточно убедительными.
— Но неужели вы надеетесь сами вернуть картину?
— Я-то нет, а вот Валерка… Но он здорово в таких делах разбирается. Он с Мотькой и с Асей сколько дел раскрыл![1]
— Да-да, я слышала об их подвигах… Но неужели это все правда, а не девчоночьи фантазии?
— Какие фантазии? Что вы! Я сама уж в двух делах участвовала… Ну, вернее, в одном, другое просто уже при мне было, и его Аська с Валеркой раскрыли.
— Ты уже участвовала в каком-то деле?
— Еще в каком! Мы такую матерую бандитку выследили!
И Степанида рассказала Юлии Арсеньевне историю с салоном красоты.
— Невероятно! — воскликнула та. — Просто невероятно!
— Вы не верите? Вот Матильда вернется, спросите у нее!
— Да что ты, Стешенька, я, разумеется, верю тебе. Да, чего только в наши дни не бывает! А ты храбрая. И еще мне знаешь что понравилось?
— Что?
— Что ты не преувеличила свою роль в сегодняшней истории. Честно призналась, что все проспала, — ласково улыбнулась Юлия Арсеньевна. — Другая на твоем месте могла бы такое развести…
— Зачем? — удивилась Степанида. — Я же и вправду проспала!
— Стешенька, а почему вы так убеждены, что эти двое замешаны в ограблении? Быть может, это просто роковое стечение обстоятельств?
— Но как же? Он ведь не позвонил в милицию! А только притворился!
— Понимаешь, он мог испугаться именно того, что его в чем-то заподозрят, если застанут в квартире Истоминых, мог сделать это просто по первому побуждению… Не исключено, что у него есть действительно знакомый милиционер…
— Но откуда же тот тип, ну, который с пистолетом, мог знать про картинку? И почему он ворвался именно тогда, когда они были тут?
— Мне, Стешенька, кажется, что именно это обстоятельство и свидетельствует в пользу э… Филиппа Аркадьевича.
— Почему?
— Потому что на его месте присутствовать при ограблении — глупо! Чрезвычайно глупо!
— А если он — дурак?
Юлия Арсеньевна глянула на Степаниду и от души расхохоталась.
— Действительно, а если он дурак?
— Почему вы смеетесь? Разве преступники не бывают тупые?
— Видишь ли, я как-то не очень хорошо знакома с преступниками, но теоретически, безусловно, бывают. Послушай, Стешенька, смех смехом, но это же опасно! Разве могут дети…
— Могут. Именно дети и могут! — перебила ее Степанида. — Потому что их никто всерьез не принимает! И очень хорошо, что я задрыхла в шкафу!
— Это почему же?
— Потому что они меня не видели, и Алку тоже! А Валерка засветился!
— Засветился? Это что, уголовный жаргон?
— Ну, не знаю, только все так говорят…
— Да, язык сейчас так замусорен… Постой, Стеша, выходит, вы собираетесь выслеживать преступников вдвоем с Аллой?
— Нет, конечно, просто нам с Алкой удобнее…
— Но это же немыслимо!
— Почему? Очень даже мыслимо! Ой, да вы не думайте, Юлия Арсеньевна, я к вам все равно ходить буду!
— Стеша, я вовсе не об этом беспокоюсь. Я боюсь за тебя! Ты же еще совсем девочка… А тут преступники, с пистолетом…
— Вот вы, Юлия Арсеньевна, говорите, что этот Филя невиноватый… А между прочим, он обещал, что к Натке милиция приедет, сыщики там какие-то, а никто не приходил… Он думает, мы идиоты, а на самом деле все наоборот!
— Но как же вы намереваетесь искать картину?
— Я еще не знаю… Вот Натка с Валерой вернутся из больницы, и тогда мы все будем обсуждать!
— Стешенька, а мне можно будет присутствовать?
— Нет! — отрезала Степанида.
— Почему?
— Потому что вам нельзя волноваться!
— Но я в неведении еще больше буду волноваться!
— Юлия Арсеньевна! Так нечестно!
— Нечестно? Почему?
— Потому что… Они же меня со свету сживут, если узнают, что я вам проболталась…
— Но почему?
— Как вам сказать… Ну, мы обычно взрослым ничего не говорим. Или уже только потом, когда все кончится…
— Ты полагаешь, что тебя сочтут предательницей?
— Ага! Иудой!
— Боже ты мой! — рассмеялась Юлия Арсеньевна. — Ну и каша у тебя в голове. Ты хоть знаешь, кто такой Иуда?
— Предатель!
— А кого он предал?
— Кого? Не знаю, — призналась Степанида. — А кого?
— Иисуса Христа.
— Правда, что ль?
— Истинная правда. За тридцать сребреников.
— Это деньги такие?
— Да. Неужели ты ничего об этом не знаешь, Стеша?
— Почему? Знаю! Иисуса распяли на кресте. А потом он это… вознесся. А на Пасху воскрес. Вы на Пасху куличи печете?
— Раньше пекла…
— А мы с вами вместе в этом году испечем, ладно? Я буду тесто месить!
— Ты любишь куличи? — грустно улыбнулась Юлия Арсеньевна.
— Люблю. Чтобы тяжеленькие и немножко мокренькие внутри. А сухие не люблю. И еще обожаю яйца красить!
— Вон куда нас с тобой занесло, от предательства Иуды к куличам!
— А про это все в Библии написано, да?
— Да, в Новом Завете. Библия, Стешенька, делится на Ветхий Завет и Новый.
— А у вас есть Библия?
— Есть, конечно.
— А вы мне покажете?
— Ты никогда Библии не видела?
— Нет, не видела. А почитать дадите?
— Показать покажу, а почитать… Ты не поймешь, да и скучновато, боюсь, тебе будет. Я попробую у кого-нибудь из знакомых раздобыть Библию для детей, вот это действительно увлекательное чтение! Но знать все это просто необходимо мало-мальски образованному человеку. Даже если не веришь в бога.