— А вы? Вы верите?
— Знаешь, раньше не верила, а с годами начинаю верить, но не в старика на облаке, а в существование высшего разума… Впрочем, ты это поймешь сама с годами.
— Тетя Липа тоже не верит, — кивнула Степанида.
— Это не удивительно, нас так воспитывали. Помню, когда я школьницей была, у нас в классе учился мальчик, Славиком его звали, тихий, умненький мальчик, хорошо учился, и вдруг откуда-то стало известно, что его отец священник, так боже ты мой, что началось! Его задразнили, затравили буквально… Я сама по дурости дразнила его, это уж потом мне моя бабушка объяснила, что к чему…
— А что же с этим Славиком сталось?
— Перевели в другую школу… Дети ведь жестокие… А уж потом я случайно узнала, что Славик этот стал академиком. А большинство тех, кто его травил… Ах, к чему это я… Знаешь, Степушка, когда толпа или класс кого-то травит, это всегда ужасно! И ты помни… не надо к травле присоединяться!
— А если гада травят?
— Гада? Видишь ли, травля вообще страшная штука… Даже если травят, как ты выражаешься, гада… Он, может, и не гад вовсе, а так… мелкий гаденыш или просто человек, совершивший ошибку, а травля иной раз всю жизнь ему изуродовать может. А то и до самоубийства довести, не дай бог!
— Юлия Арсеньевна, вы вот говорите, что не верите, а сами все время про бога вспоминаете!
— Ну, это просто так говорят…
— Понимаю!
— Я тебя наставлениями не очень замучила? — улыбнулась Юлия Арсеньевна.
— Нет, что вы, мне с вами интересно. Со мной так никто еще не разговаривал… Ну все, вы, Юлия Арсеньевна, ступайте отдыхать, а я пока тут приберусь! А в магазин точно не надо?
— Точно!
Степанида взялась за уборку. Ей доставляло удовольствие наводить чистоту в этой уютной квартирке, и она чувствовала, что с каждым днем все больше привязывается к Юлии Арсеньевне… Ей было тепло в этом доме. Прибравшись, она решила погладить. Юлия Арсеньевна, правда, уверяла ее, что любит гладить, но горка белья на стиральной машине все росла. «Может, и любит она гладить, но ей же тяжело», — подумала Степанида и быстренько поставила гладильную доску и взялась за дело. Утюг был хороший, фирмы «Ровента», гладить им было приятно, а запах теплого свежевыглаженного белья действовал умиротворяюще на растревоженную Степанидину душу. «Как же так вышло с этой чертовой картинкой, — думала она. — И что теперь будет с Наткой? А с ее мамой?» Степанида не слишком верила в то, что они сумеют вернуть картинку. А уж как расстроится Наткин папа, ведь это его фамильная ценность, от предков досталась… А вдруг это вправду просто случайное стечение обстоятельств и Филиппок не виноват? Нет, виноват, конечно! Этот его звонок… Алка же ничего не слышала. Стоп! А ведь в квартире у Аськи сделали такой телефон, что нельзя по второму аппарату подслушать разговор. Аська еще зимой про это говорила. Вдруг и у Натки такой? А она от волнения и перепуга все забыла?
— Стешенька, да ты все перегладила! — раздался голос Юлии Арсеньевны. — Но зачем? Я и сама бы могла…
— Юлия Арсеньевна, тут уж много накопилось, а мне надо было что-то делать. И потом, когда гладишь, думать хорошо.
— Думать? Это верно, — улыбнулась Юлия Арсеньевна. — И о чем же ты думала?
— Да все о том же, о картинке этой распроклятой.
— Ну и что надумала?
— Да ничего нового, мне ужасно Натку жалко.
— Действительно, Наташеньке не позавидуешь. Но ведь вы, кажется, намерены вернуть картину? Кстати, Стешенька, картинкой ее называть не следует.
— Знаю, — буркнула Степанида, — мне уже Валерка говорил. Я просто забыла. А насчет того, чтобы вернуть… Я, честно говоря, не очень-то верю…
— А вот это, Стешенька, напрасно. Если берешься за какое-то дело и не веришь в победу, лучше и не браться.
— А вы разве верите?
— Во что?
— Что мы можем вернуть картинку… картину то есть?
— Да, верю! — убежденно сказала пожилая дама. — После твоих рассказов особенно. Я вообще в тебя верю!
У Степаниды сердце радостно подпрыгнуло в груди.
— Правда?
— Правда!
— Ух, здорово! Спасибо, мне еще никто такого не говорил! Вы… Вы не думайте, я оправдаю… — вспыхнув, потупилась Степанида.
Юлия Арсеньевна молча погладила ее по голове.
— Я гляжу, ты уже все выгладила? Тогда убери доску и ступай к Наташе. Твои друзья, вероятно, уже тебя ждут.
— Не знаю, я не слыхала, чтобы кто-то приходил…
— А ты позвони по телефону.
Степанида быстренько убрала гладильную доску, утюг и схватила телефонную трубку.
— Натка? Вы уже вернулись? Ну как мама? — забросала она Наташу вопросами.
— Мама? Ей лучше. А сюда никто не приходил?
— По-моему, нет. Валерка там?
— Да. А ты придешь?
— Ага, прямо сейчас!
— Давай скорее!
— Юлия Арсеньевна, я вправду пойду! Но вообще-то, я сегодня буду у Натки ночевать, она одна теперь боится, так что если вам что-то понадобится…
— Нет-нет, ничего мне не понадобится, иди уже!
Степанида быстренько оделась и побежала к Наташе. Открыл ей Валерка.
— Никто, конечно, не приходил? — сразу спросил он.
Степанида только головой покачала.
— Так я и думал. А между прочим, у него ключи остались.
— Валер, надо что-то делать или же заявить в милицию.
— Уже поздно!
— Почему?
— Потому что заварится такая каша, которую мы можем и не расхлебать!
— Ты про что?
— Про то, что нас же первых и обвинят, почему, мол, тянули и все такое. Нет, надо самим попробовать…
— Да что? Что пробовать-то? Мы вот пока только языком мелем, а толку чуть!
— Ничего подобного! Пока Наташа сидела у мамы, я кое-что придумал. Сейчас первым делом Наташа позвонит Филиппку.
— Зачем? — испуганно спросила та.
— Надо! Ты скажешь, что просто в ужасе, что никто из милиции не приходил, никто ни о чем не спрашивал и все такое… И послушаешь, что он тебе ответит, а мы этот разговор на магнитофончик запишем. Все его вранье беспардонное.
— Ну и чего потом с этой записью делать? — полюбопытствовала Степанида.
— Эта запись будет такой уликой против него, что…
— Я не сумею, — тихо проговорила Наташа.
— Чего ты не сумеешь? — не понял Валерка.
— Я не сумею с ним поговорить как надо… Нет, у меня не получится, его же нужно как-то разговорить…
— Не сумеешь? И не надо! Даже еще лучше. Я сам ему позвоню!
— Ты?
— Именно! Я скажу, что ты вообще в отключке с перепугу, ну и еще навру с три короба, уж у меня он, голубчик, все скажет, что требуется, а заодно внушу ему, что мы — полнейшие лохи, дурачье безголовое, которого и опасаться не стоит!
— А что дальше? — спросила Наташа.
— Дальше? Дальше я вечером попозднее позвоню двум старым друзьям, уверен на все сто, что они помогут. А если понадобится, привлечем и третьего.
— Это кому ты будешь звонить? — спросила Степанида.
— Митяю и Косте, а если машина нужна будет, Олегу звякну.
— А кто это? — полюбопытствовала Наташа.
— Митя и Костя друзья Аськи и Мотьки. А Олег — Мотькин парень.
— Это который на джипе?
— Точно!
— И они будут нам помогать?
— До сих пор, когда надо было, они всегда помогали, — с гордостью за старших друзей произнес Валерка. — К тому же у Кости отец — следователь РУОПа!
— Это ничего не значит, — пожала плечами Степанида. — Костя его никогда ни во что не вмешивает, мне Мотька говорила!
— Но зато его жучки нам сколько раз пригождались!
— Жучки? Какие жучки? — переспросила Наташа.
— Ну, подслушивающие устройства, — охотно объяснил Валерка.
— И эти ребята согласятся? — недоумевала Наташа. — Они же вроде уже студенты?
— Ну, а студенты, по-твоему, не люди? — хмыкнул Валерка. — Ладно, это все потом, а сейчас я позвоню Филиппку. Успокою его…
Наташа нашла в красивой телефонной книжке номер Филиппа Аркадьевича, но у него никто не отвечал. Наташа побледнела.
— А что, если он уже за границу уехал, а? И картину увез… — Из глаз Наташи полились слезы. — Что будет с мамой?..
В глубине души Валерка тоже испугался, но он не мог, не должен был этого показать, чтобы Наташа совсем не пала духом.
— Ерунда! Это ровным счетом ничего не значит! Может, он в гости пошел или еще по каким-нибудь делам. Мало ли… Вот что, попробую-ка я сейчас Косте звякнуть, вдруг он уже дома.
Валерка набрал Костин номер.
— Костя, ты?
— Я. А кто это?
— Костя, это Валерий Уваров!
— Валерка, привет! Какими судьбами? Что новенького? — обрадовался тот.
— Да вроде все в норме, только вот… Костя, у меня к тебе дело! Очень-очень важное!
— Что-то случилось?
— Случилось, да.
— У тебя?
— Можно считать и так…
— А что от меня требуется?
— Пока только совет! Ну и вообще…
— Валерий, ты можешь говорить толком? Что случилось, у кого?
— Случилось, да.
— У тебя?
— Можно считать и так…
— А что от меня требуется?
— Пока только совет! Ну и вообще…
— Валерий, ты можешь говорить толком? Что случилось, у кого?
— Ну, вообще-то по телефону не очень…
— Ты думаешь, что телефон прослушивают?
— Не исключено.
— А у тебя же был какой-то приятель с телефонной станции?
— Был, только его в армию забрали.
— Понятно. Что же делать? Ты далеко?
— На улице Гиляровского.
— О, это близко, может, подвалишь?
— Знаешь, лучше бы ты… Если можешь, конечно.
— А кто там живет?
— Жертва.
— Жертва? Жертва чего?
— Жертва ограбления!
— А в милицию эта жертва заявила?
— Костя, тут такая сложная история…
— Ох, Валерка, ты меня достал своими тайнами. Ладно, так и быть, приду, захотелось немножко тряхнуть стариной, а то я что-то заучился. Ну все, давай адрес.
— Степка, а ты этого Костю знаешь? — спросила Наташа, пока Валерка диктовал Косте адрес и объяснял, как их найти.
— Ага! Гарный хлопчик!
— Красивый, что ли?
— Ага!
Валера положил трубку телефона.
— Ну вот, девчонки, что я говорил! Костя скоро придет! И, может, не один, а с Митькой, он обещал ему позвонить. Это было бы здорово, тем более Митька на юрфаке учится.
Но Костя пришел один.
— Привет! — сказал он с порога. — О! И Степанида тут! А Матильда?
— Матильда на гастроли уехала! — сообщила Степанида.
— Серьезно?
— Конечно. В Питер, в Ригу и в Таллин!
— Обалдеть! Ну, что тут у вас?
— Костя, познакомься — это Наташа Истомина. Это ее квартира.
— Очень приятно. Но у вас, насколько я понимаю, ничего приятного нет? Выкладывайте все с самого начала и не вздумайте что-то утаить.
Ребята переглянулись.
— Наташа, начинай ты, — сказал Валерка. — Как ты обнаружила пропажу в первый раз.
— А зачем это? — удивилась Наташа. — Это же…
— Все, все говори! — потребовал Костя. — Даже если тебе кажется, что это лишнее.
— Понимаете, — начала Наташа, обращаясь к Косте, который как-то сразу внушил ей доверие, — я осталась одна… Папа уехал в Чили на два месяца, а мама попала в больницу, у нее сердце больное… Но я не боюсь, могу и одна жить… А тут на прошлой неделе я вернулась из больницы вечером, такая расстроенная, маме было плохо, и вообще ничего не замечала… Вот… А утром, перед школой вдруг смотрю — пропала картина. У нас в гостиной висела картина, подлинник Сислея, пейзаж…
— Подлинник? Ого! — присвистнул Костя. — И он пропал?
— Ну да! Я жутко испугалась, побежала в школу, хоть с кем-то посоветоваться. Я вспомнила, мне Алка Кошелева рассказывала, что она со Степанидой что-то там расследовала… Ну и когда мы втроем прибежали ко мне, оказалось, что картина висит себе на месте!
— Да? А посмотреть на нее можно?
— То-то и оно, — вмешался Валерка, — что нельзя. Уперли картину!
— Ничего не понимаю! То уперли, то она висит на месте!
— Тогда она висела на месте.
— А сейчас опять таинственно исчезла?
— Исчезла, только совсем не таинственно, — вздохнула Наташа и рассказала Косте все, что случилось потом.
— Так! Ну и дела! — почесал в затылке Костя. — Скверная история… Но интересная! Тут есть над чем подумать… Значит, ваша подружка сняла трубку параллельного аппарата? А по нему можно слышать разговор? А то у нас дома нельзя.
— Ой, я про это тоже подумала! — воскликнула Степанида.
— Можно, у нас можно, — сказала Наташа.
— Значит, он действительно не звонил на Петровку. И никто сюда не приходил?
— Нет, вот я и подумал, что надо бы ему позвонить, этому Филе, и записать разговор с ним, как он будет выкручиваться и врать…
— Мысль правильная, — одобрительно кивнул Костя. — Разжиться компроматом никогда не помешает! Адрес его вы знаете?
— Да, я один раз была у него с папой, он живет напротив американского посольства, там такой большой дом есть… Внизу еще магазины…
— Знаю! — воскликнул Костя. — Знаю я этот дом. А подъезд, этаж, номер квартиры?
— Подъезд? Как войдешь во двор, первый слева, этаж пятый, а квартира… Из лифта направо!
— Потрясающе! И ты была там всего один раз? — поразился Валерка.
— Да. У меня зрительная память очень хорошая. И ориентируюсь я хорошо.
— Молодец! — сказал Костя. — Это уже кое-что! Он женат?
— В разводе.
— А жена кто?
— Жена у него была дикторша на телевидении, и мама говорила, я помню, что она правильно сделала, что от него ушла. А почему… Я не знаю.
— А как ее зовут, ты знаешь?
— Да, Мария Матусова.
— Мария Матусова? Что-то я такой дикторши не знаю. Хотя я так мало смотрю телевизор…
— Она на Московском канале новости ведет! — сообщила Степанида. — Красивенькая! Только при чем она тут, если они развелись?
— На всякий случай! Чем больше мы будем знать о нашем фигуранте, тем лучше, — наставительно заметил Костя. — Так, а дети-родители там имеются?
— Да, у него отец и сын.
— Сын живет с матерью?
— Да.
— Сколько лет сыну?
— Точно не знаю, но, кажется, лет десять.
— А отец очень старый?
— Не знаю, я его никогда не видела.
— Он отдельно живет или с сыном?
— Тоже не знаю.
— Ну что ж, это уже немало… А теперь попробуем хоть что-то выяснить об этом псевдофранцузе.
— О нем мы знаем только, что он вот именно псевдо, — не без горечи заметил Валерка.
— Тоже немало! А как он выглядит, вы можете припомнить?
— Да, я могу! — заявил Валерка. — Он довольно высокий, худой, я бы даже сказал, изящный. Лицо бледное, чем-то он, по-видимому, болен…
— С чего ты взял? — удивилась Наташа.
— А с того, что он растворил таблетку в стакане воды и выпил. Я было подумал, что этот «француз» хочет тебя отравить, он старался сделать это незаметно, но оказалось, что он растворил ее для себя. Одно могу сказать, это не аспирин и не эффералган!
— Почему? — уточнил Костя.
— Потому что она сразу дала густую пену, которая мгновенно опала. Аспирин и эффералган не дают пены и растворяются не сразу.
— Молодец, Валерка, точное наблюдение! — похвалил его Костя.
— А что толку-то? — проворчала Степанида. — Пена — не пена! Мы ж по пене его не сыщем!
— Степанида, никогда нельзя знать, какие сведения полезные, а какие нет, — сказал Костя. — Иной раз самое, казалось бы, ненужное выходит на первый план. Ладно, а как он был одет?
— Костюм на нем темно-серый, рубашка голубая, галстук синий с красным, — припомнил Валерка. — Да, еще у него обручальное кольцо было.
— Ну, насколько хорошо он говорил по-французски, вы, наверное, судить не можете?
Валерка только руками развел.
— Он хорошо говорил, — подала голос Наташа. — У меня слух хороший.
— Валер, попробуй еще разок ему звякнуть, вон сколько времени уже прошло, — напомнила Степанида.
— Да-да, позвони, — кивнул Костя.
Валерка подключил магнитофон и набрал номер. И почти тотчас в трубке раздался мужской голос:
— Алло!
— Это Филипп Аркадьевич? — охрипшим вдруг голосом осведомился Валерка.
— Да, я! Кто говорит?
— Это Валерий, друг Наташи Истоминой.
— Ах да, ну конечно, — несколько смутился Филипп Аркадьевич. — Что ты хочешь, друг мой?
— Как что хочу? Никто из милиции сюда не приходил, и вообще ничего… Вы были на Петровке?
— Ну, разумеется, был! И говорил не только с Вадимом, но и с самим майором Витковским. Этим делом уже занимаются! А вас решено не беспокоить. Мы с Пьером дали все показания.
— Как-то странно…
— Странно? А что ж тут странного? Я для того и обратился к старому знакомому, чтобы все делалось не формально, а так, как следует!
— Но разве не следует опросить всех свидетелей, поговорить с пострадавшей, осмотреть, наконец, место преступления? Как же без этого искать вора?
«Черт бы побрал этих продвинутых подростков, — подумал Филипп Аркадьевич. — Все-то они знают!»
— Ах, Валерий, ты попросту насмотрелся фильмов, начитался книг… И тебе кажется, ты все на свете знаешь, а это, друг мой, не так… Увы, не так! Майор Витковский, — он таинственно понизил голос, — специалист по хищениям произведений искусства, он знает, что делает. Подумай, ведь этот налетчик пробыл в квартире от силы полторы минуты и, разумеется, не оставил никаких следов. А два взрослых человека, ей-богу же, дадут куда более точные и четкие показания, нежели смертельно напуганная девочка. К тому же следствие занимается сейчас отработкой всех, кто может иметь к этому делу отношение, и вдобавок они уже известили Интерпол, так что этим делом занимаются на самом высоком уровне, можешь мне поверить. Конечно, не исключено, что к вам еще обратятся, но… Я просил по возможности этого не делать. Вот и все, ты удовлетворен, друг мой?