— Ну, воровать–то я воровал… — вспомнил я. — С полгода, помнится, окрестные магазины грабил на пару шоколадок в день.
— У нас тоже была мода на такие вот мелочи, — согласился Ратор. — Потом ничего, перебесились.
— Так что вы теперь, умнее и взрослее меня, что ли? — обиделся я. — Погоди, а ты у своих в какой возрастной категории?
— Да как ты примерно, — отозвался Ратор. — Анхварт, тот постарше будет, двадцать скоро. Вокруг него тоже наши с тобой ровесники. Взрослые ушли в страны с более мягким климатом, чтобы там дожить свой век, ну или еще зачем–то, я нелюбопытный. А такого, чтобы совсем дети, у нас не бывает. Рождается — и сразу личность.
— Круто! — вырвалось у меня. — Что, и вторую половинку искать не надо?
— Отчего же? Надо, и детей без этого не будет. Но союз больше духовный.
— Круто там у вас! То есть, у меня там круто. Вот бы мне такую «духовную половинку», так нет же, ничего, кроме дружбы, не выходит.
— Хватит тебе поддаваться влиянию поколения! — осадил меня «серый». — У нас в пятнадцать о таком еще не думают, придет еще, а вот друзья — это святое. А друзья противоположного пола, по–моему, даже лучше — с ними меньше общего и интереснее.
— Извини, что спрашиваю, но почему ты сейчас не со своими друзьями? — вырвался у меня нетактичный вопрос. — Извини, можешь не отвечать.
— Даже если бы ты не спросил, я бы почувствовал, что тебе это интересно, помнишь? А насчет друзей я примерно такой же, как ты. Кому не с кем общаться, тот ко мне. Когда мне не с кем общаться, тоже кто–нибудь найдется. А так, чтобы вдвоем–втроем и только так — этого давно не бывало.
— И вправду, как я. Ну что, друг мой воображаемый, мне уроки делать надо. Тебя чем занять?
— Я бы ваш Интернет изучил… — застенчиво попросил историк и поэт.
— Без вопросов. Показать, где что?
— У тебя в мозгах все записано. Даже рефлексы, куда нажимать. Хотя я, пожалуй, подключусь напрямую к процессору, клавиатура ваша мне не с руки.
— А ты сможешь? — удивился я.
— Не сложнее, чем с тобой связь устанавливать. — Подтверждая свои слова, Ратор включил мой компьютер, вошел в «контакт», поставил статус «Пришелец у компа» (большая часть моих друзей — одноклассники, так что уже в курсе, остальные примут за прикол) и затеял переписку с каким–то блоггером.
Запись шестая.
Где–то через пару часов, сделав все уроки и почитав не особо интересную книгу, я решил проведать, чем там занимается Ратор. Да и что греха таить — я зависим от Интернета, как и миллионы подростков до и после меня.
Монитор светился, и на нем появлялся какой–то текст. Я «заглянул через плечо»:
«В том мире люди умели читать мысли друг друга настолько давно, что это уже не воспринималось ни чудом, ни несвободой. Может быть, от начала веков была у них эта способность. Как же они ее использовали? Как жили с ней?
Нет, они не были одним большим организмом без собственных мыслей и секретов. У каждого был участок мозга, мысли в котором было видно всем, и другой, скрытый участок, где изначально производились только расчеты и планы, но со временем мысли, которые не очень хотелось кому–либо показывать, переместились туда же.
Поскольку часть мозга человека видели все, в ходу были разного рода метки, которыми обитатели того мира клеймили чужие мысли. Были метки наподобие нестираемых штампов в паспорте, были разные шутки и даже оскорбления (мира, где люд любят друг друга, не существует!), а были и клейма, присваиваемые за нарушения закона. И никакой человек не мог сам стереть эти метки.
Иногда рождались люди без «перегородки» в мозгу. Это было нормальным явлением и нисколько не препятствовало их развитию. Такие люди были честными, открытыми и дружелюбными.
Правда, были еще и те, у кого весь мозг был скрыт от окружающих. Таких людей недолюбливали и боялись, поэтому из них часто вырастали преступники.
Однажды в том мире родился очень странный мальчик. Его мозг не то чтобы не имел перегородки: у него было много секций мозга, и все они постоянно обновлялись и перезаписывались. Нельзя было наверняка сказать, что он на следующий день покажет, а что скроет. Все метки–наказания (которых с детства было немало) сходили с него, как с гуся вода. Более того, он каким–то образом научился трансформировать чужие мозги под стать своему. Когда у него появилась первая сотня последователей, Бог того мира понял: грядут перемены…».
— И что дальше?! — вырвалось у меня. Ничего себе рассказик! Чем–то похож на то, что я писал года полтора назад, но я ведь давно уже ничем таким не баловался. И у меня всегда получалось хуже.
— Отставить самокритику! — отозвался Ратор. — Дальше — ничего, это конец.
— И что это такое получилось?
— Одна из сказок нашего народа. Возможно, сложена под влиянием твоих опусов.
Он отдает команду компьютеру, и я вижу, как прочитанная мной история отправляется прямиком в мой заброшенный блог.
— Не думаю, что кто–нибудь прочитает, — озвучиваю я свои соображения. — Полгода ничего не трогал, да и не умел я никогда привлекать аудиторию.
— Это не беда, я же круче любого хакера! — напоминает Ратор. — Сейчас быстренько начнут читать.
— Страницу не «морозить» и без накруток, пожалуйста. — Мои собственные методы еще свежи в памяти.
— Зачем накрутки? — удивляется Ратор. — Там ссылочка мелькнет, сям перепост сделают. На несколько минут максимум, никому никакого вреда, а люди увидят. Даже адресом компьютера светиться не буду.
— Ну, в добрый путь! — Я, признаться, не очень себе представляю, как он это будет делать.
— Кстати, компьютер можешь спокойно занимать, — отвечает «серенький» на неозвученный вопрос. — Я вроде как напрямую к Сети подключился. Не спрашивай, как.
Я надеваю наушники, включаю любимых в последнее время The Streetlight Manifesto и смотрю, как неторопливо, но все же в сотни раз быстрее моего обычного темпа, растет число подписчиков.
— О, у тебя еще и постоянный блог есть! — «удивляется» Ратор, когда я в пятый раз проверяю статистику страницы со своими мыслями (которые постоянно вырождаются в какую–то ерунду, но все же кому–то нравятся). — Раскручу–ка я его тоже!
— Только ты как–нибудь обойди пользователей, которые все мне загадят своими перепалками, ладно? — Я не жду, что он правда это сделает, а просто высказываю свою мечту.
— Да как два пальца об извилину! — отзывается он. — В смысле, об асфальт. Житье в чужом мозгу иногда сказывается.
Зима, темнеет быстро. Мы еще обсуждаем последние предложения очередного поста в моем блоге, когда в форточку влезает заснеженная и пестрая вереница человечков.
— Круто у вас на Земле, но пора на боковую, — произносит Анхварт. — Лишней подушки для нас не найдется?
Нахожу требуемое, и вся честная компания (кроме Ратора) заваливается спать, а мне в мозг поступают их радостные эмоции от прошедшего дня.
Меня охватывает сильное желание тоже подышать свежим воздухом. Гляжу на часы: восемь с лишним.
— Ну что, Ратор, кто быстрее до леса? — произношу я, отправляя готовую статью.
— Родители отпустят? — интересуется он скорее для проформы.
— Да кто их спросит? — отвечаю с той же целью. На самом–то деле, я всегда спрашиваю их, можно ли куда–то уйти, но то ли они считают, что я уже самостоятельный, то ли им немножко все равно. Я не люблю думать, какой из вариантов более правильный.
— Я подышать! — бросаю, закрывая дверь. Ратор сидит у меня на плече.
— Хорошо, иди аккуратнее и вернись к одиннадцати, — летит в ответ дежурная фраза.
— Пока, вернусь, — отвечаю им так же дежурно.
Вроде бы, никакого конфликта поколений, но как подумаю об этом, на душе как–то противно.
— Не засоряй себе голову неизбежным негативом, — советует Ратор.
— Не буду. Пошли мерзнуть!
— Пошли. Хотя я питаюсь от живой энергии, поэтому мерзнуть не могу.
— И снежками с тобой не покидаться…
— И снежками со мной не покидаться. Зато в прятки — самое то. В темноте особенно.
Запись седьмая.
Я лежу в темноте, водя глазами по потолку, наслаждаясь жизнью и даже не думая, сколько времени до будильника. Даже мысли, что все произошедшее — сон, не возникает. Слишком уж я выспался. Впервые за несколько лет. И настроение уж очень хорошее, какое давно уже не продиралось через подростковую депрессию. С тех пор, как… Не буду об этом, сами что–нибудь вставьте. Скажу только, что никто не умирал и «отношения» здесь тоже ни при чем. Хотя я уже упоминал, что их у меня не было.
Ну вот, извечная проблема человека, записывающего мысли и идеи, которые уже перестали быть просто шутками. Пока напишешь что–то, такая грусть начнется… Интересно, обитатели моей головы сильно натерпелись от моих постоянных депресняков? И сейчас им, наверно, не очень–то по нраву это слушать.
— Да нормально все, — приходит мысль Ратора. — Нам все равно, какую энергию потреблять, только от разрушительной нас малость колбасит. А твои перепады настроения толкали нашу эволюцию, так что не приспособить их себе на пользу было бы неправильно. Хотя лучше бы тебе, конечно, без них. Ну да перерастешь еще.
— А у вашего народа нет такой вот ерунды?
— Я ж говорил, — удивляется Ратор. — Детей маленьких не бывает, а сформированные личности не занимаются саморазрушением. Извини, не хотел тебя обидеть.
— На правду не обижаются, — отвечаю ему прописной истиной. — Это когда подписчики блога начинают удивляться, что я такой молодой и так зрело пишу, раздражает. А быть маленьким, незрелым и безответственным даже круто.
— Кстати, о блоге, — вспоминает Ратор. Я чувствую какой–то особенный щелчок: он мысленно подключается к сети. — Если ты про свой основной сейчас, а не про мой, то там сейчас семнадцать с небольшим тысяч подписчиков. И активность дикая.
— Небось, загадили… — уныло протягиваю я.
— Обижаешь! — В телепатическом виде шуточная обида звучит интересно. — Сам же просил умных людей подогнать. Ну да что я тебе говорить буду? Лови!
В мою голову перетекает поток комментариев к одному из постов. Читаю. Господи, мечты сбываются! Сплошные аргументированные дискуссии. Отмечаю пару новых названий книг, даже несколько новых точек зрения на проблемы, не говоря уже о скрытых смыслах моих постов. Ну ничего ж себе! Никогда не верил, что так получится.
Хочется как–нибудь отблагодарить Ратора. Но что я могу для него сделать? Ничего практически. Материальные ценности этот народ не интересуют, да я и не имею к ним доступа, доступ к духовным сейчас открытый, я же как человек мало что собой представляю.
В голову залезает глупый вопрос, который я просто должен озвучить:
— А какую энергию ваша братия любит больше всего?
— Вот эту самую, — отвечает Ратор. Недоуменно на него кошусь. — Которая от тебя волнами пошла, когда ты комментарии читал.
Наконец звенит совсем позабытый будильник. Встаю, ни во что не врезаясь и без проблем открывая глаза. Какой же это кайф! Судя по лицам моих квартирантов, я опять излучаю благодарность. Чую, хороший у нас симбиоз получится. И мне хорошо, и им сытно.
Наблюдаю, как Анхварт строит своих подданных в какую–то местную разновидность известных «трех шеренг». Ратор стоит в сторонке:
— Я лучше с Игорем поезжу, — говорит он Анхварту. — Ты ведь не против?
Давно уже мою компанию так явно не предпочитали чьей–то другой. Обычно общаться приходится с теми, чьи друзья болеют, гуляют или не желают продолжать общение. Поэтому моя физиономия говорит сама за себя, а «серенький» пеняет:
— Эй, мы тоже толстеем! Хватит меня сладким закармливать!
— По дороге расскажешь, что у вас используют, чтобы сбросить вес, — советую ему я. — А то ментальные подтягивания сложно себе представить.
Ратор так громко хохочет, что я боюсь, как бы он не разбудил родителей:
— Извини, просто это действительно смешно звучит, — говорит он.
— Как и все представления о том, чего мы не знаем, для знатоков, — отзываюсь я, в который раз ловя себя на привычке говорить «умные вещи». Погружаюсь в самокопание. Ратор карабкается мне на плечо и дергает за ухо:
— Эй, там, на корабле! Выше нос! Поехали!
Запись восьмая.
Вчера никаких уроков толком не получилось, и сегодня класс предвкушает продолжение банкета. Поэтому мой рюкзак сразу окружен пристальным вниманием и перерыт раз пять.
— Эй, а где? — спрашивает Лена. — Я слишком закомплексованная, чтобы начать тебя обыскивать. Олег, не окажешь услугу?
— Веселый народец отправился в свет, — спешу я их разочаровать.
— Ну–у–у… — Если вы школьник, то не хуже меня знаете, как звучит этот разочарованный вой, раздающийся каждый раз, когда учитель возвестит о чем–то сложном.
«Спасибо, — приходит от Ратора, который отсиживается за воротом свитера. — Не люблю внимание к своей персоне».
«Знаю, сам такой».
Дальше все, как обычно: болтаем с Олегом о разных хороших группах, переглядываемся с Леной, у парты постоянно возникают охотники что–нибудь списать, отшиваю их свежевыдуманными ругательствами. Я говорю мало, больше слушаю музыку, как обычно. Только в этот раз вместе со мной ее слушает еще и Ратор — да–да, прямо через мою голову. И, пожалуй, впервые можно выбирать любые песни без оглядки на второго слушателя (которым обычно оказывался Олег, недолюбливающий русский рок; в последнее время мы с ним находим все меньше общей музыки, и не то чтобы меня это радует, потому что с музыкой пропадают и темы для разговоров). Извини, серый, не хотел тебя обидеть. Это скорее положительное качество.
Где–то к концу рабочего дня Ратор начинает сильно ерзать, а потом и вовсе собирается вылезти.
— Куда это ты, друг?
— Знаешь, Игорь, я, кажется, начинаю подслушивать чужие мысли. И кое–кому сейчас может понадобиться поглотитель отрицательной энергии.
— В добрый путь тогда. Расскажешь потом, если не сильно тайное дело окажется.
— Насколько я чую, это касается тебя.
Ратор вылезает из–под свитера, сбегает по моим ногам и устремляется на другой конец класса. Там сидят еще две гордости класса (в женском роде) — Саша и Настя. С Настей мы не особо общаемся, с Сашей преимущественно кидаемся музыкой. Еще была традиция обмениваться стихами, но потом я подхватил депрессию и впал в заумь, и переписка постепенно заглохла. Сейчас перебросимся иногда репликами — вот и все общение. Иногда задумываюсь: интересный, вроде, человек, а я ее совсем не знаю. И вот теперь от нее исходит отрицательная энергия, судя по реакции Ратора, даже посильнее моей. Да еще и со мной связано…
«Тебе надо это увидеть!» — раздается по нашей ментальной связи удивленный вопль Ратора, и в мой мозг врывается поток образов и картинок.
Вбираю в себя информацию, отвешиваю челюсть, беру рюкзак и иду к центру событий. Там я нужен больше.
Запись девятая.
В мыслях Саши не просто «я мелькал». Я там обосновался в каждом предложении. Причем энергия каждый раз шла такая, что я удивляюсь, как Ратор не пресытился. Похоже, кое–кого угораздило влюбиться в чудака на букву «м». Классическая ситуация, казалось бы, только в роли этого чудака я, а бедная Саша не осознает, как она попала.
Поэтому я покинул Олега с Леной, у которых много общих тем, при обсуждении которых я лишний (вы только не подумайте чего), и подошел к Саше:
— Я не буду лишним?
Сейчас французский, а Настя «немка» (как вы догадались, это немудрящее сокращение для изучающих немецкий), так что я пришел вовремя.
— Всегда пожалуйста, — отвечает Саша. — Только, боюсь, тебе первому надоест. — А я‑то думал, это у меня самокритика выше крыши.
Связываюсь со своим «ангелом–хранителем»:
«Ратор, я совершенно не знаю, как начать разговор! Не скажешь же вслух, при всех!»
«Да не бойся ты. Никто не обратит внимания!»
«Ты прав, но я, кажется, боюсь»
«Что поделаешь, попробую организовать вам телепатическую связь. Только общайтесь, пожалуйста, поэмоциональнее, я ж не знаю, сколько это съест».
От меня немедленно исходит волна благодарности, и Ратор, излучая ту же самую эмоцию, начинает налаживать связь.
— Меня не глючит? — спрашивает Саша, получив от Ратора информацию о «соединении». — Как мне определить, что это не мой внутренний голос?
— Спроси вслух. — Первое, что приходит на ум. Потом додумываюсь до еще более простого и гениального решения, и говорю сам: — Это не твой внутренний голос. Это я. — Перехожу обратно на беззвучное общение: — Как ты понимаешь, твои мысли я прочитал.
— Но как?..
— Точно так же, как мы с тобой беседуем. По секрету, виновник сидит у меня за шиворотом.
— Но–но! — протестует Ратор. Но Саша слишком воспитанная, чтобы его извлечь. Или слишком стеснительная. Или слишком умная. Поэтому она продолжает разговор:
— Я имела в виду, как мне смириться с тем, что ты теперь все знаешь. Извини, мысли вслух. То есть, не по тому каналу.
— Не надо смиряться! Разве способ, которым мы с тобой беседуем, ничего тебе не говорит? Ты мне тоже, может, — черт, даже думать не могу без внутреннего контроля, — интересна как личность. — Я гад! Сволочь! Слон в посудной лавке! Недостойный сосуд драгоценных эндорианцев! Ой-ё, это же опять не в тот канал.
— Хватит самобичеваться, это невкусно. — С трудом соображаю, что это Ратор. Но Саша все равно все слышала:
— Расслабься, я ничем не лучше. Столько всякого в голове накопила, что ужас просто. А теперь еще и пропалилась.
Дальше начинается то, что я называю соревнованием в самокритике, отягощенной лестью в адрес собеседника.
Отступление автора.